Полная версия
Эротическая амбулатория
Григорий Оленич
Эротическая амбулатория
Девственник
Классика эротического рассказа для всех евровлюбленныхМилый кактус фотохудожника Димы Докунова на нашей обложке вызывает у вас улыбку? А мне его антропоморфизм (родство Природы и человека) сразу напомнил годы затянувшейся мальчишеской невинности. Рассказать, как пережить заново…
Невинность я потерял поздно. По общепринятым понятиям – очень поздно! И вышло так совсем не потому, что в пору моей студенческой юности нравы были по-советски целомудренными. Всё это вранье выдумано задним числом совковыми ханжами (их и сейчас пруд пруди!) Это они, когда в стране еще «не было секса», устраивали бордели за комсомольскими, партийными и прочими дубовыми дверями. А большинство моих сверстников после любимой тогда молодой игры «в бутылочку» (на кого горлышко вертящейся бутылки, останавливаясь, покажет, – с тем и целуйся!), – после такой игры вели своих или чужих подруг на коечку в общежитии, а, если дело было на природе, под зеленый куст. Во время трудового семестра с уборкой колхозного урожая условия могли быть вообще сказочными – скирда свежего сена и небо в звездах!..
Но в любые времена изредка встречаются и такие странные натуры, которые не мыслят никакой близости с девушкой без стихов Серебряного века и музыки Шопена. В этом было и мое несчастье!..
Даже добрая мать-Природа мучит таких несбывшимися желаниями. К концу своего третьего институтского курса, откровенно болея своим затянувшимся целомудрием, я одной безумной ночью, – когда над городом грохотала гроза! – решил больше не унижать себя тайным ребячьим самоудовлетворением. Я сказал себе: «Всё, мальчик, пора с этим кончать! Надо становиться взрослым парнем!»
Но как?
В своем общежитии на мне уже висела печать романтика и идеалиста, поэтому я решил осваивать господствовавший тогда материализм в общежитии другого института. А оно – напротив. Из нашего окна все видно. По выходным и прочим «красным дням» календаря в их полуподвальном «красном уголке» тоже гремела радиола. Прижимаясь друг к другу, там тоже танцевали фокстроты и танго парни и девушки. А когда поблизости не было «чертей рогатых» (так называли держиморд-активистов при исполнении), на диск проигрывателя ставили рентгеновские пленки с черепами, костьми, рок-н-роллом и твистом!
Замысел мой был простой. Во-первых, выбираю девушку, которую никто больше не приглашает (как это часто бывает у чересчур скромных юношей, писаных красавиц я просто боялся). Во-вторых, никаких стихов и вообще умных разговоров! Сразу приглашаю на танец – это я все-таки умел. Еще мама в нашем маленьком провинциальном городке, в нашем домишке под радиолку учила. Хотя вальс у меня так и не вышел никогда…
Зазвучало танго – настоящее, аргентинское, и большая грудь моей светленькой партнерши почти сразу же оказалась прижатой ко мне, отчего стало трудно дышать. Но если бы только это! Приглашая девушку на танец снова и снова, я не мог не вспомнить мук своего мальчишества. Тогда, наобнимавшись с ласковой соседской девочкой и не представляя, что дальше, я едва доходил до своего дома с ноющей болью сами знаете где. А если какие-то представительницы прекрасного пола еще не знают, я им сейчас объясню: переполненные от несбыточного желания мальчишечьи яички болят мучительно. Шаг ступить больно!..
Но ведь я уже решил, что с этой глупой и нездоровой несбыточностью пора кончать. В душной тесноте танцулек я осмелился еще теснее прижать к себе мягкую талию партнерши – и Она, податливая, прижалась. И тогда моя рука соскользнула с Ее талии чуть ниже – туда, где под крепдешиновым сарафанчиком начиналось выпуклое раздвоение хорошо развитых девичьих ягодиц.
И, вот чудо, они нисколько не забоялись моей смелости, а заиграли с моей рукой в такое страстное аргентинское танго, которое можно представить себе только в легендарных портовых кабачках Буэнос-Айреса прошлого века. Тогда и мой истосковавшийся по своему мужскому предназначению «мальчишка», преодолевая эти дурацкие тесные плавки, самовольно занял свое место между девичьих бедер. И она не оттолкнула его! Она обняла меня еще крепче, ее выпуклый и мягкий лобок под платьем то шел прямо к моему «мальчишке», то терся о мои бедра. И когда наши губы стали касаться друг друга, все вокруг окрасилось в ярко-розовый цвет…
– Ракитина Людмила, а ну, кончай зажиматься с посторонними! Хочешь остаться без стипендии?!
Рядом возник статный «рогатый» с красной повязкой на локте.
– Ах, ты хамье, – прошептала Людмила (так я узнал ее имя). А потом горячо выдохнула мне прямо в ухо: – Идем отсюда…
И мы ушли. Куда? Здесь надо обязательно вспомнить, что в большом студенческом городе Харькове посреди множества вузовских общежитий было тогда старинное кладбище, которое откровенно называли «Парком Любви». Вот и нам нашлось там место неподалеку от малой церквушки. В теплой темени и тишине, нарушаемой лишь вздохами и поцелуями, Люда сразу обвила мою шею руками. Оказывается, я ей очень понравился! Наши нетерпеливые руки иногда касались покосившейся ограды, за которой белело мрамором знакомое изваяние молодой девушки, над нею склонился печальный Амур со сломанными крыльями. При свете дня там еще можно было что-то прочесть. Имя стерлось, но ниже осталась одна строка, которую я запомнил: «УМЕРЛИ ГРЁЗЫ ОТЦВЕТШЕГО ЛЕТА…»
Но ведь наше лето было впереди! Кажется, я окончательно обезумел от долгих поцелуев, от горячей груди Люды. Лифчик с какими-то странными железками она стащила с себя сама – и теперь я мог трогать, гладить, и целовать ее открытую грудь. Она приводила меня в экстаз. Ее соски становились в моих губах такими же упругими и твердыми, как мой еще не свободный, еще запертый в тесноте «мальчишка». Ее влажную «девочку» это, наверное, тоже мучило, но… Но прикоснуться к ней я пока мог только случайно… Я лишь попытался чуть приспустить ее трусики, погладил попку и бедра, дошел до пушистого треугольничка спереди – и отдернул свою левую руку. Она все поняла:
– Ты еще мальчик? Бедненький! Ну, идем!..
Как ей удалось выставить из своей комнаты трех подруг, я не знаю. Но тогда я не знал и того, как мне быть дальше? Как снять в ярком электрическом полусвете свои узкие по тогдашней моде брюки-дудочки, подмокшие плавки? Нынешним крутым рассказчикам про свои сексуальные подвиги обычно наплевать на чистоту и гигиену, но мне (воспитанному мамой-врачом и самому будущему врачу) тогда очень хотелось хотя бы под кран с холодной водой! Наверное, и девушке нужен был свой женский туалет. И я нашел свой «гениальный» выход:
– Люда, сегодня же праздник (тогда действительно было шумное советское 1 Мая)! Хочешь, я сбегаю в магазин за тортом?
За считанные минуты я уже был в своем общежитии. В общем умывальнике в этот поздний час – никого. Раздевшись практически догола, окатил себя водой, хорошенько вымылся с туалетным мылом «ромашка». В комнате достал из чемоданчика чистые трусы и глаженую рубашку. Добежал до «гастронома» за углом, купил на остатки стипендии бисквитно-кремовый торт и бутылку «пино-гри».
С этими дарами меня вполне милостиво впустили в чужое общежитие. Если на вахте не было «рогатых», то везде действовал живой и веселый принцип: «Всех пускать – никого не выпускать!»
И вот я, наконец, на том этаже, у той самой двери.
Тихонько стучу, а оттуда вдруг раздается уже знакомый хамский голос:
– Чё надо? Занято!
Из-за приоткрытой двери выглядывает Люда в халатике и смущенно объясняет:
– Понимаешь, из-за сегодняшних танцев комсорг курса с проработкой пришел. Попала под мероприятие первый раз в жизни. Ты подожди пару минут, хорошо?
Все принесенное я отдал, но ни через пару минут, ни через час хорошо мне не стало. Побродив по чужим этажам, вернулся. На мой робкий стук ответа не было. Чем эта ночь была для меня, – тоже не расскажу. Это невозможно рассказать!..
…На следующее утро в нашем общежитии ребята кому-то открыли дверь нашей комнаты.
– Мальчик мой хороший, – сказала Люда, присаживаясь на край моей коечки, – прости, что так получилось. Всегда эти хамы все испортят. Ты не думай ничего такого!..
Но я ничего и не думал, просто лежал лицом вниз и молчал. Люда погладила меня по голове.
– Поднимайся, пожалуйста, пойдем…
– Ну, кончай выламываться! – вмешались наши ребята. – Классная девушка просит!
В комнате Люды оставленная мной бутылка вина была выпита до дна, а от торта осталась только коробка. Именно тогда я понял весь смысл слов ученого и писателя Виктора Шкловского. На однажды заданный ему откровенный вопрос: «Каких женщин вы любите?» – он ответил: «Виноватых».
Люда, пахнущая горячим душем и детским туалетным мылом, не только разделась сама, но и помогла мне, потому что руки у меня продолжали дрожать, не попадали на пуговки и змейку.
– Обидели мальчика, – ласково повторяла Люда, целуя и гладя меня по лицу и шее, по плечам и груди, по животу животу и… Когда она дошла до моего ноющего «мальчишки» с набухшими яичками, зашептала:
– Хорошенький какой! Расти большой-пребольшой!..
И он под ее нежными руками, а потом и горячими влажными губами стал расти, и поднял свою головку так высоко, что Люда восхитилась:
– Ой, какой он у нас молодец!..
Поиграв с молодцом и своей большой грудью, Люда бережно помогла мне поместиться на узкой коечке между ее белоснежными бедрами. А там!.. Я не мог оторвать свой взгляд от этого вечного чуда!.. А Люда взяла мою руку в свою…
– Ну, веди, веди же своего большого мальчика куда ему так хочется!.. Я его очень жду!.. Вот так, так!.. Ох, какая прелесть! Только не спеши, милый! Не спеши!..
Это я знал хотя бы теоретически. Именно в ту пору, кажется, и появилась знаменитая молодежная эротическая баечка: «ОН: – Девушка, вас можно на минуточку? ОНА: – А вы успеете за минуточку? ОН: – А долго ли умеючи? ОНА: – Умеючи – долго!..»
С этой вроде бы простой, но замечательной наукой, я даже в свой первый раз, качаясь с Людой на пружинистой коечке, учась останавливаться и замирать вместе с идущим мне навстречу, упруго вздрагивающим, наполненным женским соком лоном… снова целуя Люду взасос, лаская ее грудь, сжимая и обхватывая обеими руками ее благодарную попку, – с этой еще Овидиевой, внимательно читанной мною «Наукой любви» я довел свою первую женщину до нескольких её полных восторгов! А уж в последнем её оргазме, когда она чуть не зашлась сдавленным криком, – я и сам сорвался в эту сладкую бездну, излив в Люду все, что накопилось к моей 21-й весне – все желания и муки, все страсти и мечты!!! Почувствовав, как эта горячая юношеская струя наполняет её, Люда обвила меня руками и ногами. Она дрожала и плакала навзрыд:
– Прости, прости меня, хороший мой! Ты самый-самый лучший!..
Я простил ее. Так я стал мужчиной. Это, наверное, было написано и на моем лице, потому что однокурсники, однокурсницы, и даже несколько писаных красавиц стали смотреть на меня совершенно иначе. Самый великий интеллектуал нашего третьего курса, горожанин и урбанист, замечательно ироничный Игорь подсел ко мне перед лекцией по физиологии и спросил:
– Ну что, Грегори, наш советский оргазм – самый передовой оргазм в мире?…
Мы с Людой прожили в каком-то безоглядном вихре почти полтора месяца. Если почему-то нельзя было заниматься любовью в общежитии (тогда как раз появились итальянские фильмы с Софи Лорен и этими ее замечательно гордыми словами: «Эй, не мешайте нам! Мы с Антонио занимаемся любовью!»)… Так вот, если у Люды были сложности с соседками по комнате, она клала в свою сумку коврик, а я нес в авоське запас воды, покупал свежий батон, конфет-карамелек и бутылку ситра – и мы шли к нашему трамваю. И он вез нас на конечную остановку – за город, в Лесопарк…
Там у нас уже был свой укромный уголок на пригорке, в самой гуще – его мы однажды отыскали в кромешной темноте лучиком моего китайского фонарика. Бывало, какой-то ежик шуршал с нами рядом, где-то пробегал зверек покрупнее. А мы занимались любовью, затаив дыхание!..
Помню, как в свой первый уже второй (на одном дыхании!) интимный акт я вдруг понял, что не могу его закончить – «мальчишка» все стоял и стоял на своем, не желая покидать глубокое, горячее лоно Люды… Вот тогда я, кажется, и сообразил, что оргазм у человека рождается именно в голове. Я прошептал Люде:
– Прошу, поверни свое лоно к моему упрямцу вместе с попкой! Поиграем: я твой бог Зевс в образе Белого быка, а ты моя желанная Евро-попочка!..
И это был наш мифический оргазм!..
Как я сдавал ту сессию, честно, не помню. Как Люда чертила свой архитектурный дипломный, не представляю. Удивительно, но нас тогда это вообще не волновало. Может быть, потому, что счастливым и красивым людям просто нельзя ставить плохих оценок. Кстати, о внешности. На нас, прежде скромных, незаметных, «не приглашаемых», сейчас все оглядывались – даже на улице. Ребята в моем общежитии, впуская меня за-полночь или под утро, не без зависти говорили:
– Ну, ты даешь, девственник! Только поел бы чего, а то уже круги под глазами. Тебе пятерку до стипендии дать?…
На эту пятерку (тогда это были бо-о-ольшие деньги!) я угощал Люду в кафешке на Сумской пельмешками и подсоленным томатным соком. Потом покупал ей тюльпаны. Весна счастливо становилась влажной, и тюльпаны были покрыты изумрудными брызгами дождя. Вот тогда во мне звучала любимая музыкальная классика. Я даже повел Люду на рахманиновский вечер в филармонию. Она слушала такую музыку впервые в жизни, но Второй концерт ее тоже поразил. Правда, слов об этом у нее не нашлось. Но по дороге к нашим общежитиям она не выпускала мою руку из своей и наконец прошептала:
– От одной твоей руки, Гри, с ума сойти можно!..
В последнюю нашу неделю Люде удалось свое чудо – она обзавелась ключом от одной свободной комнаты на этом же этаже.
Вот там и были последние счастливые качели нашей любви. И это при том, что никаких особых ухищрений, экзотических поз, никакой «Камасутры» мы тогда не знали, но дарили друг другу столько наслаждения, что Люда не стеснялась даже чуткой ночной тишины общаговского коридора. И когда оттуда однажды раздался чей-то хамский стук, со смехом ответила:
– Да здравствует любовь! А все, кто против нее, прочь отсюда!!
На дворе еще стояли оттепельные 60-е годы того века. В институтских аудиториях выступал поэт Евгений Евтушенко. Спросив у нас разрешения. снимал пиджак и читал:
Постель была расстелена.А ты была растеряна…И ты спросила шепотом:«А что потом? А что потом?…»А потом была наша жизнь. Уезжая по назначению куда-то в свою северную глубинку, Люда попросила только:
– Напиши мне письмо!
Я написал ей много писем и в ответ получил тоже много. В последнем Люда честно сообщала, что, наконец, вынуждена как-то устраивать свою жизнь, но меня «своего первого девственника она целует и будет помнить всегда».
Под прыгающими строчками был ее поцелуй. Знакомая розовая губная помада на белой бумаге чуть расплылась…
Она хотела от меня только ребенка, или 24 часа из жизни мужчины
Два вечераБыл первый зимний вечер. Молодая женщина с золотистыми, еще влажными волосами вышла из санаторного отделения лечебных ванн.
Поискав глазами, где бы присесть, обсохнуть и отдохнуть, она выбрала место рядом со мной.
– Простите, не помешаю? – спросила тихим грудным голосом.
Креслица были тесно сколочены в ряд. Большая и теплая коленка под мягким халатиком коснулась моего бедра – и я почувствовал, как это тепло сразу стало перетекать в меня. Одежда на мне стала будто исчезать. И на молодой женщине тоже.
Я врач и с удивлением стал понимать, что мои собственные «опорно-двигательные и нервно-периферические» санаторные проблемы, как мелочи жизни, отодвинулись далеко. Просто удивительно, что рядом с этой крупной и светлоглазой красавицей лет 26–27 мы сразу стали говорить, как очень близкие люди. Ольга сказала, что приехала с далекого горного края. Там она родилась и выросла. Но не стала хозяйкой Медной горы – «просто художницей стала». Правда, тут ей свое творчество показывать недосуг – в отпущенный путевкой срок надо пролечиться. Так, кое-что по женским делам…
Проводил Ольгу до ее спального корпуса. Она подала такую теплую руку – и не стала ее сразу забирать. С этим теплом в своей руке долго ехал поздним автобусом домой. Я вообще очень редко вижу сны, но этой ночью она мне снилась. И ее руку чувствовал на себе…
Мы встретились вечером следующего дня. Недолго гуляли по заснеженному берегу лимана. Это верно, что на юге холод всегда резче, пронзительнее, чем на севере, и Ольга сказала, что наш – такой интересный и желанный разговор можно продолжить в ее палате спальника – там, к счастью, не ветреная сторона, тепло и соседка умница, тем более, что у нее здесь хороший друг в полулюксовой одиночке соседнего, такого же спального корпуса.
Да, все так и было. Уже в конце этого, увы, короткого вечера в нашем с Ольгой взаимно-желанном общении обо всем на свете художница в ней не выдержала и, увидев у меня записную книжку, попросила ее на минутку. И стала там что-то быстро рисовать простым карандашом. А мне почему-то сразу вспомнился любимый Жан Эффель с его рисованным замечательно эротическим «Сотворением мира».
А Ольга, закончив, и после взгляда на меня еще чуть поправив карандашом свой рисунок, стала, не таясь, рассказывать обо всех своих санаторных делах. Ну, почти обо всех. Как и многие женщины, которые хотят, но почему-то не могут иметь ребенка, она выбрала это давно известное лечебное учреждение с целебными водами, грязями и процедурами, после которых… И Ольга, немного смущаясь, рассказала, что после некоторых особых процедур (они называются «вагинальными тампонами») женшины становятся какие-то сами не свои. Ну, просто с ума сходят! Хорошо, если у кого милый друг рядом – тогда можно «покохаться» (ей очень-очень понравилось наше украинское слово «покохаться»!) Но она от такой процедуры вынуждена была отказаться…
– Хотя есть и счастливицы, – с доброй улыбкой продолжала Ольга, – которых доктора прямо здесь поздравляют с положительным результатом – и сразу выпроваживают домой… Но бывают и опасные случаи: вот одну даму на последней неделе лечения, вечером в здешнем танцзале санаторного клуба чересчур близко прижал к себе кавалер из молодых, – а у той вдруг истерика, кровотечение, «скорая помощь»!..
Словом, оказывается, с этими женскими делами бывает совсем не до шуток. Чего тут только не наслушаешься, помилуй Боже!.. Хорошо, что с нею, Ольгой, здесь никаких происшествий за весь срок пребывания не было. Вот только уже с окончанием санаторного курса, перед самым отъездом встретила вчера после ванны такого интересного человека, а ночью его лицо даже снилось…
– Вот, узнаете?… – говорит Ольга, глядя на меня широкими в наступающих сумерках зрачками. И показывает мой удивительно точный портретик в записной книжке. Потом поднимается, подходит близко-близко и тихо говорит: – Дорогой мой человек, простите меня, ради Бога… Я хочу, чтобы таким был и мой ребенок… Я хочу от вас ребенка!..
И вот она уже без халатика касается меня своей грудью. У нее солоноватые губы, а упругие соски оказываются горько-солеными…
– Ой-ой, простите!.. – шепчет она, мягко отстраняясь. – Нам же после процедур в этой жутко соленой лиманской водице не рекомендуют сразу обмывать тело. Говорят, так лечение действеннее проходит. Но сейчас мне с вами хочется быть чистой-чистой! Как раз горячую воду в это время подают. Чур, я первая под душ! А можно и вместе, если хотите – раздевайтесь и идите ко мне!..
Хочу ли я?!.. Когда большая и гармонично сложенная молодая красавица стала плескаться в незапертой душевой, старательно отмывая себя (и для меня!), что я – тогда 37-летний мужчина с горьким опытом первого неудачного до жути брака, – что я тогда чувствовал?! Чего только не хотел!.. Но кто я для Ольги – увиденный и уже желанный эротический партнер… Не обидно ли? Но почему – ведь люди, мужчины и женщины приходят и в самом неотложном для себя состоянии в амбулаторию, к доктору – и он не только может, он должен оказать помощь! Что же здесь обидного в этой моей так неожиданно рождающейся эротической амбулатории!..
Хорошо помню, здесь самая первая помощь нужна была самому избранному доктору. Оттого и горячий душ рядом с обнаженной Ольгой показался мне в первые секунды обжигающе холодным! Но она, горячая и ласковая, встретила меня в этом малом душевом раю так, что холод пропал и… стало рождаться желание. С желанием взаимно трогать, гладить, ласкать её… А она с большим розовым «сердечком» своего лавандового мыла и мягкой губкой уже мыла и ласково отмывала меня всего… И только головка моего сладко ноющего вместе с яичками и самовольно растущего детородного органа (к ним Ольга прикасается с особой нежностью) снова и снова наполняется под крайней плотью скользкими капельками. И они висят, не падая…
Счастливые мужчины да и любящие их женщины знают: это еще не семя, не сперма – она будет потом. А возбуждение, сильное желание открывают и у нас, мужчин источник своего обильного секрета, природного любрикатора – любовную смазку для плавного входа в желанное женское лоно и взаимного наслаждения там. Как предусмотрительна и мудра Природа. Вот и Ольга, ласково огладив меня всего, целует в губы и шепчет:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
