Трудная дорога в Рай

Единственный вопрос, который его мучил и который он все время хотел задать своему деду, но так и не задал: почему Землю и Солнечную систему не защитили раньше, когда «серые» еще и не помышляли прилететь сюда?

Ашер ответил на этот безмолвный вопрос в самом конце своего рассказа.

– Мы давно хотели обезопасить гелиосферу, – глядя прямо в глаза Константина-Оони, сказал он. – Но Совет «Млечного Пути», как земляне называют нашу общую галактику, не согласился с нашим предложением. Они посчитали, что опасности нет. Те, кто помогал «серым», сумели скрыть от нас развитие будущего, и мы упустили время.

– А кто помогал «серым»? – Уже не Костя, а, видимо, Оони хотел знать все.

– Достаточно развитая цивилизация из другой галактики. Вы называете ее «Магеллановы облака». Там в «Большом облаке» есть очень интересная и развитая культура. Но они посчитали «серых» жертвами прогресса и взяли над ними своеобразное шефство. Теперь это все уже в прошлом. А «магелланцы», как их назвали бы земляне, получили хороший урок и поняли свою ошибку. Ну, а нам пришлось научиться видеть все варианты будущего сквозь любые препятствия.

– Но неужели ничего нельзя сделать? Неужели нельзя как-то найти моих родителей или вернуться во времени и что-то исправить? – Оони хватался за любую соломинку.

– Можно вернуться в прошлое, можно создать иную реальность. Но это будет не твоя реальность, а совсем чужая. Изменяя прошлое, нельзя изменить настоящее, можно только создать ответвление в другом мире и другом пространстве. Но вернувшись в свое настоящее, ты застанешь там только то, что уже создано.

– А если переместиться в это ответвление? – Мозг Кости пытался втиснуть в себя неподъемный груз новых знаний и новой реальности – реальности Оони.

– В принципе, и это возможно, но ничего не изменит для тебя и для всех нас, – печально констатировал Ашер. – Мы можем изменить свое будущее, просмотреть различные его варианты и выбрать для себя оптимальное решение, это в нашей власти. Но изменить наше прошлое мы не можем: изменившись, оно перестанет быть нашим. Это будет просто чужая жизнь, в которой нет места для тебя и для нас.

– Но где же могут сейчас быть мои родители? – не сдавался Оони-Костя.

– Если бы мы только знали это, мы бы сумели их вернуть. Но, к сожалению, мы даже не знаем, живы ли они. И точно не можем определить ни время, ни место, ни даже пространство, в котором они находятся. – Ашер виновато развел руками. – Мы просто не успели. Не хватило нескольких миллисекунд…

Костя вдруг почувствовал всю его боль – боль отца, потерявшего свою дочь. Как будто он сам все это пережил. Видимо, что-то веттанское в нем начало просыпаться. Гвен взяла его за руку, и боль отступила.

– Мы еще о многом поговорим, и не раз, – очень тихо сказала она. – А сейчас мы отведем тебя в твою комнату, точнее в твой персональный «Бии». Тебе нужно отдохнуть.

– Спасибо, Фрэд, что проводил Оони, – она специально говорила на понятном Косте языке, чтобы он все понимал. – До скорой встречи!

Они попрощались с Фрэдом. Стол сам собой снова превратился в небольшой столбик, а кресла вообще растворились в воздухе. Они направились прямо в центр здания, к той шевелящейся субстанции, которую Костя увидел сразу, когда они с Фрэдом вошли в здание.

Пройдя через непрозрачную шевелящуюся стену (вероятно, это было силовое поле), они оказались в очень красивом саду. Вокруг благоухали какие-то невиданные цветы, а вверху ярко светило солнце. Перед ними на некоторой высоте располагались несколько небольших шаров золотистого цвета. Их поверхность тоже немного пульсировала, как и та стена, через которую они только что прошли.

– Мы внутри здания или снаружи? – спросил Костя.

– Внутри, – с улыбкой ответила Гвен. – Просто мы находимся в ином пространстве. Ты со временем все поймешь. Здесь у нас достаточно места, чтобы быть вместе, а если захотим, то остаться в одиночестве. А это твой Бии.

Она показала на ближайший к ним шар, который тут же подплыл ближе.

– Ты можешь отдохнуть в нем, выспаться и даже поесть ту еду, к которой привык. Можешь сделать внутри все, что захочешь, и даже воссоздать свои вещи, которые остались на земле. Нужно только подумать о том, что ты хочешь видеть, – и Бии все сделает сам. Идем.

Она шагнула прямо в шар и исчезла в нем. Константин и все остальные последовали за ней. Внутри шара оказалось очень много места. Они стояли в большом зале с вполне земной мебелью и красивыми хрустальными люстрами. Из зала внутрь этого необычного дома вели вполне земные дубовые двери и лестница на верхний этаж.

– Это, только твое пространство, – сказала Гвен. – Без твоего разрешения никто не нарушит здесь твой покой. Я кое-что построила для тебя, но, если захочешь что-то изменить, фантазируй дальше сам. Когда ты достаточно отдохнешь и выспишься, я предлагаю собраться в общем саду. Как только ты будешь готов, мысленно позови меня или Ашера.

Все члены семьи попрощались с Оони и покинули шар. Выглядело это так, будто они просто вышли через открывшуюся дверь наружу, сквозь мерцающее за ней силовое поле.

Костя остался совершенно один в этом огромном и чужом для него доме и только сейчас понял, насколько он голоден.

– Бии, – мысленно произнес он.

– Я здесь, – ответил ему беззвучный голос на вполне понятном языке.

– Я хотел бы чем-нибудь перекусить.

– Что бы вы хотели, сэр? – очень по-ресторанному спросил Бии.

– Пожалуйста, называй меня Оони, и в единственном числе, если можно.

– Хорошо, Оони, что ты хочешь поесть?

Костя на минуту задумался, а потом назвал первое, что пришло ему в голову.

– Хочу салат цезарь с креветками, лосось в сливочном соусе и чайник черного чая со свежей мятой, – на одном дыхании, но также совершенно беззвучно выпалил он.

На большом столе в центре зала появилось несколько блюд. Это было все то, что он заказал. Приборы и тарелки показались Константину очень знакомыми, а когда он увидел корзинку с хлебом, то разу все понял: Бии просто взял из его памяти то, что он уже пробовал в свое последнее посещение пиццерии «Академия». Он заказал ровно то, что заказывал тогда, и то же самое было сейчас перед ним на столе.

После того как Костя поел, он понял, что очень сильно устал и хочет спать. Быстрые, но, наверное, все же не простые для его организма перемещения сквозь вселенную дали о себе знать. Он буквально валился с ног.

– Бии, я хочу поспать. Где я могу это сделать? – мысленно спросил он.

– Твоя спальня направо по коридору, – отозвался Бии. – Так устроила Гвен. Но если захочешь, то можешь сделать ее где угодно.

– Нет, пока я хочу только одного: поскорее уснуть, – ответил Константин и быстро направился к одной из дверей.

Пройдя по небольшому коридору, он увидел еще несколько дверей и открыл ту, которая была справа. Там действительно оказалась спальня. Большая красивая, вполне земная кровать стояла прямо посреди комнаты. В глубине спальни была еще одна дверь – видимо, в ванную комнату. Напротив кровати располагались вполне обычный шкаф-купе и столик с зеркалом. Единственное, чего Костя не увидел в спальне, так это телевизора. Его здесь не было. Но это его сейчас волновало меньше всего на свете.

У него не хватило сил даже пойти в душ. Константин быстро разделся и буквально повалился на кровать. В следующее мгновение он уже спал очень глубоким сном. Спал так, как редко удавалось поспать на Земле. Он просто провалился в сон, как в большую теплую подушку. Реальность отступила от него и куда-то уплыла.

Глава 3. Школа Ветты

Костя проснулся внезапно, как будто его кто-то толкнул. Он практически ничего не запомнил из того, что ему снилось, – да и неизвестно, снилось ли вообще. Но что-то вокруг и в нем самом изменилось. Он вдруг стал понимать, где находится и что с ним происходит. И самое удивительное, он знал своего Бии. Точнее, он понимал, что такое (или, скорее, кто такой Бии), откуда он взялся и как нужно им управлять. Вернее, как нужно общаться с ним, чтобы Бии мог наилучшим образом сделать все, что нужно.

На Ветте было очень раннее утро. И хотя Оони (Костя теперь хотел называться именно этим именем) не видел того, что происходит снаружи его дома, каким-то непостижимым образом он точно знал, какое время сейчас в этом месте Ветты, и словно чувствовал, как встает солнце, а точнее Эридел. Он почему-то знал, как называют здесь свое солнце. И при этом его земная сущность никуда не исчезла!..

– Бии, урда кава мукка, – мысленно произнес он на веттанском общем языке, даже не задумываясь о том, как он это делает. Это на его родном языке означало: «Бии, приготовь мне кофе». И немедленно на столе появилась чашка свежесваренной арабики, причем уже с сахаром, а рядом на тарелке (обычной земной тарелке) лежал поджаристый круассан. Бии очень здорово считывал его мысли. Можно было вообще ничего не говорить. Его дом и помощник все понимал мгновенно.

За завтраком Костя задумался о том, что произошло, пока он спал. Видимо, во сне он прошел какой-то курс обучения, и не только местному языку. Он стал понимать очень многие вещи, о которых вообще до этого не знал. Мысленно он вдруг ощутил чье-то прикосновение – точнее, мысль, прикоснувшуюся к его сознанию. Это была Гвен.

– Добрый день, Оони, – мысленно сказала Гвен. – Ты готов покинуть свой Бии, чтобы присоединиться к нам?

– Да, я готов, – ответил где-то Костя, где-то Оони.

Он встал из-за стола, который тут же растворился в воздухе, словно его и не было, и пошел к выходу. Точнее, к тому месту, которое посчитал выходом. И действительно, там оказался проход, который сам собою появился в стене, и через него он вышел в помещение, где уже побывал прежде. Там его ждали Ашер и Гвен. Они повели Оони-Костю в специальный центр обучения, находившийся совсем недалеко от их жилища. Вместе они прогулялись по очень необычной для землянина улице, наполненной замечательными запахами и звуками. Для Кости началась совершенно новая жизнь. Это была школа Ветты.

* * *

Все на Ветте было удивительно. Константин каким-то непостижимым образом быстро научился воспринимать огромные объемы информации. Видимо, что-то произошло с его мозгом, или он был таким всегда… Просто его мозг «разбудили», и теперь он мог запоминать столько, сколько на Земле не удалось бы за всю жизнь.

Ветта была одной из десяти планетарных систем созвездия. Жители планеты давно оставили позади стадию так называемого «технологического» развития и теперь создавали свои творения прямо из космической энергии. Цивилизация Ветты прошла в своем развитии несколько этапов. Но главное, их быт и общественное взаимодействие были организованы совсем не так, как на Земле.

Оони постепенно становился веттанцем. Он знал уже более двухсот различных языков нескольких планетных систем. Научился общаться телепатически и с живыми разумными существами, и с искусственными интеллектуальными системами (ИИС), к которым относился и его Бии. Он освоил перемещение в пространстве и постепенно постигал строение мироздания, как его понимали веттанцы.

Единственное, что пока еще он не в состоянии был постигнуть, это отношение веттанцев к Богу. Да, как это ни покажется странным, они не просто верили в Бога, – они общались с высшим разумом, Создателем Вселенной. Это было пока выше понимания Оони, не говоря уже о Константине. И кроме того, он никак не мог разобраться, какие общественные отношения существуют на Ветте.

Даже прослушав и запомнив десятки лекций по истории Ветты, он никак не мог уяснить, почему веттанцы живут так, а не иначе. Прежде всего, на Ветте не было денег или чего-либо им подобного. И так повелось с самого начала. С самого зарождения народа Ветты. При этом на планете существовала очень сложная система общественных институтов и взаимодействий. Экономика Ветты развивалась очень успешно многие тысячелетия. И все это без каких-либо универсальных мерил стоимости. Да и стоимости как таковой, в ее земном понимании, не существовало.

Конечно, на нынешнем этапе своего развития веттанцы не испытывали никакой нужды ни в питании, ни в предметах первой необходимости, – да и вообще ни в чем, поскольку могли с помощью ИИС (искусственных интеллектуальных систем) создавать все это практически мгновенно. Все, когда-либо произведенное на Ветте и во многих других мирах, хранилось в общей памяти и могло быть создано прямо из вакуума. Поскольку вакуум, как уже знал Оони, это совсем не пустота, а очень сложное образование с очень высокой энергией.

С самого начала люди на Ветте научились жить, совместно выполняя общие обязанности. Каждый житель Ветты должен был отдать небольшую часть своей жизни планете и ее гражданам, выполняя специальные работы для них. Это касалось многих сфер жизни, в том числе управления планетой. Что было очень странно и необычно, власть на Ветте не избиралась и не назначалась. Просто каждый гражданин, достигнув определенного возраста, должен был уделить свое время (по специальному жребию, с учетом его способностей и желания) вопросам управления. Конечно, были очень уважаемые веттанцы, прожившие много сотен лет, которые входили в неформальный «Совет старейшин» планеты. Но никакой особой власти у этого Совета не было. К нему просто обращались за поддержкой и помощью действующие правители (отобранные по жребию) для того, чтобы принять правильное решение в трудных ситуациях.

Вместо денег на Ветте существовала система наподобие земного «шведского стола». Даже на заре своих достижений, когда еще существовали проблемы с обеспечением всего населения питанием, одеждой и жильем, веттанцы просто договорились трудиться совместно, пока каждый житель планеты не будет иметь свою крышу над головой и возможность быть одетым и сытым. Безусловно, такая слаженная общая работа и взаимопонимание были бы невозможны, если бы на начальном этапе развития Ветты ей не помогала более продвинутая и достигшая определенного уровня развития цивилизация. Такой цивилизацией для веттанцев стали андромедяне.

Кроме того, некоторые универсальные ценности и мерила стоимости в веттанском обществе все же существовали. Из них главным стоимостным эквивалентом была информация, которая тщательно собиралась и хранилась, а потом объединялась с информацией других сообществ, городов, стран, планет. Взнос каждого в общую копилку знаний и информации определял значимость конкретного человека для всего общества.

Система «общая работа для всех» действовала с самого начала и теперь просто трансформировалась, поскольку все были обеспечены всем необходимым и достаточным и сами решали, что им есть, что надевать и в каком доме жить. У каждого был свой персональный Бии и еще множество других систем, позволяющих организовать свой быт так, как этого желал владелец. Однако сфера управления, защиты от угроз для жизни и здоровья, общей информации и множество других, не всегда интересных для веттанцев областей деятельности оставались общественной обязанностью.

Время, которое каждый житель посвящал этой работе, было пропорционально разделено на всех взрослых жителей планеты, еще не участвовавших в этой работе. Обычно веттанец работал для общего блага только один раз в жизни на протяжении примерно двух лет. Естественно, в прошлом этот срок был больше, а работы – сложнее, поскольку, например, такие необходимые общественные нагрузки, как ликвидация мусора или погребение умерших, исчезли совсем недавно, не более ста лет назад. Теперь всю эту работу переложили на ИИС. Однако принятие принципиальных решений по-прежнему оставалось за людьми.

Поскольку на Ветте не было денег или иных глобальных и важных для всех ценностей, кроме веры в Бога, общественной морали и определенного уклада жизни, традиций и информации (это оставалось непререкаемой ценностью на протяжении тысячелетий, – естественно, с некоторыми изменениями и коррективами), то не было и войн. Просто не за что было воевать. Все сразу обо всем договорились, и если где-то на каком-то из материков планеты хотели жить иначе, никто не собирался им мешать. Однако и отношение к таким сообществам было соответствующим, и через какое-то время они или распадались, или просто меняли свои ориентиры.

Нельзя сказать, что все на Ветте были идеальными людьми и не было никаких проблем. Хотя генетическая коррекция и возможность видеть различные варианты будущего еще неродившихся детей и способствовала тому, что опасные варианты обычно исключали заранее. Но всегда находились отдельные люди, кто был не согласен с общими правилами жизни и не хотел тратить свое время на общественное служение. Преступности в ее земном понимании на Ветте не было. Однако нарушения заведенного жизненного уклада все же иногда случались. Нарушители обычно имели выбор: либо оставаться и дальше в обществе себе подобных, но согласиться при этом с принятыми правилами; либо поселиться в специальном месте (сейчас на одном из спутников планеты, раньше – в удаленной от городов и поселений местности) в обществе таких же, как и они, не принимающих общие правила и установки жизни.

Так повелось испокон веков. И что самое интересное: большинство из тех, кого отселили от людей, по прошествии какого-то времени вновь возвращались в обычное общество, пройдя до этого специальный период покаяния и принятия общего порядка и правил. Конечно, находились и те, кто не принимал общих принципов и уклада жизни принципиально. Они так и продолжали жить, как им было угодно. И даже иногда создавали очень красивые, а порою и вовсе гениальные творения. И Ветта принимала их такими, какими они были.

И вот это никак не укладывалось в голове у Константина-Оони. Как можно так долго и тщательно столетиями и даже тысячелетиями создавать совершенный, правда непонятно каким образом существующий уклад жизни и общественных отношений, в которых нет денег, нет власти в обычном ее понимании и тем не менее существует строгий и ясный порядок вещей? Но при этом никого не принуждают следовать такому порядку! Каждый житель Ветты, достигнув определенного возраста, сам был вправе решать: жить ли ему вместе со всеми и принимать их общие неписаные (хотя существовали и писаные) законы, по которым жила вся планета, – либо переселиться в мир тех, кто сознательно или по душевной слабости эти законы отвергает и хочет жить в соответствии со своим личным разумением.

Что же касается веры в Бога, то Оони – новый житель планеты – никак не мог осознать, что это за вера и как вообще веттанцы общаются с Богом.

Прежде всего, храмов на Ветте было очень немного, и все они совершенно не походили на какие-либо земные храмы. Никаких служб или священников в храмах не было (кроме, разумеется, ИИС, которые поддерживали чистоту и определенные температуру, качество воздуха и другие параметры внутри).

Веттанцы обычно приходили в храм в совершенно произвольное время. Оони не раз спрашивал, когда и для чего они туда ходят, но никто так и не смог ему ничего рассказать. «Потерпи, ты сам все поймешь», – обычно отвечали ему. Постояв или посидев какое-то время внутри, веттанцы так же тихо уходили, как и приходили. Никто ни с кем не разговаривал, не совершал никаких обрядов. Как будто они приходили кого-то послушать или с кем-то мысленно поговорить. Оони несколько раз сам заходил в ближайший храм, старался услышать мысли тех, кто там в это время находился, но так ничего пока и не услышал. Да он и не знал, как обратиться к Богу. И вообще пока не понимал, «земной» ли это Бог или «веттанский», и как нужно разговаривать с ним или молиться ему. К сожалению, именно в этом вопросе никто ему помогать не хотел либо почему-то не мог.

На Земле Константин не был особенно верующим человеком. Несколько раз он побывал в христианской церкви во время больших праздников. Но это было скорее любопытство, чем осознанный приход в храм. Он не отрицал существование Бога, даже наоборот: считал, что без Творца и Создателя мир не был бы возможен в принципе, но дальше таких умозрительных рассуждений обычно не шел. Бог для него был чем-то абстрактным, далеким, скрытым за таинственной пеленой мироздания. И уж ясное дело, что Константину никогда не приходило в голову обратиться к Богу, тем более с просьбой. Он мог лишь в сердцах воскликнуть: «О Боже мой!» – но это точно было совсем не то…

Однако Оони был уже совсем другим человеком. Он понимал, даже чувствовал, что Бог – неотъемлемая, если не главная часть жизни веттанцев, и общение с ним, похоже, было вполне реальным, если не сказать физически ощутимым. Он видел, что жители планеты пребывают в измененном состоянии своего сознания в такие моменты, как будто заглядывают в другой мир или вообще переносятся в него, оставаясь при этом на своем месте. Он очень хотел понять, что с ними происходит и как ему самому почувствовать или услышать Бога.

Глава 4. Встреча с Богом

Все произошло неожиданно. Однажды после занятий в одном из обучающих центров Оони решил зайти в храм, который находился как раз по дороге к дому Ашера и Гвен. В храме никого не было, и Оони опустился в одно из находившихся там «парящих» кресел. Он просто сидел и слушал тишину храма. Звуки города куда-то пропали, все вокруг как будто замерло. Потом неожиданно у него внутри головы вдруг возникла тихая музыка. А может, она звучала где-то в глубине храма, и он просто услышал ее. И тем не менее музыка была хоть и тихой, но очень явственной. Оони даже подумал, что в стене храма есть воспроизводящее устройство, но потом понял, что звук этот – в нем самом. Он не знал, что делать дальше, и просто сидел и слушал. Его мысли начали уходить куда-то вдаль. Он постепенно входил в новое для себя состояние сознания: полусон-полубодрствование.

И вдруг его ощущения мгновенно изменились. Он почувствовал, что находится далеко в космосе. Он и был самим космосом. Звезды и галактика «Млечный путь» вдруг стали частью его самого, он потерял свое тело и находился и везде, и нигде. Он слышал, видел, осязал сразу множество различных вещей. Ему стало немного страшно. И хотя мозг его теперь работал совсем по-другому, чем на Земле (веттанцы вообще очень сильно изменили его внутри), даже при таких новых возможностях Оони растерялся, не зная, что ему делать. Черное и пустое космическое пространство вокруг него было совсем не черным и не пустым. Он воспринимал себя и космос как единое целое. Все светилось и играло разными, доселе неведомыми красками. Но главное, пространство вокруг было наполнено любовью. Оно излучало любовь, оно само было этой любовью. Свет был и внутри, и снаружи.

Оони так и не понял, где был он сам, увидев вдали что-то прекрасное, плывущее сквозь пространство (а может, и сквозь время). Это была и не звезда, и не планета, и в то же время нечто, обладающее светом звезды, но явно имеющее атмосферу и твердую поверхность под ней. Оони и сам не понимал, откуда ему все это известно. А музыка продолжалась. Потом он увидел светлый шар, похожий на земную шаровую молнию, только гораздо большего размера, который, пульсируя, отделился от этой звезды-планеты и стал приближаться к нему. Остановившись неподалеку, шар протянул к нему тонкий маленький лучик, который вошел внутрь Оони, и он вдруг осознал, что сейчас происходит самое важное в его жизни.

Он сразу все понял. Бог был рядом с ним – и одновременно внутри и вне его. Все еще не заданные вопросы сразу стали ответами. Оони осознал и увидел всю свою жизнь – и прошлую, и настоящую, и даже почувствовал, что должно случиться в будущем. Но главное, он увидел своих родителей и понял, что они живы. Понял, что никто никогда не видел этого, никто не знал этого, да пока и не должен знать. Увидел, что его родители находятся в ином мире, который нельзя постичь ни разумом, ни какой-либо энергией, но Бог открыл ему это пространство и показал родителей. Это был его подарок Оони.

Константин впервые в жизни обратил свои мысли и чувства к Создателю. Он не понимал еще до конца, как и что нужно говорить, но его душа уже сама нащупывала верный путь. Он искренне поблагодарил Бога за возможность увидеть родителей и понял: эта возможность таит в себе надежду на то, что они все же еще встретятся. Но как, когда и где – этого он знать не мог. Он также понял, что отныне Господь – или его энергия – будут всегда пребывать внутри Константина. И он может в любое мгновение обратиться к Богу за помощью. Мир был устроен гораздо сложнее, чем Костя мог себе представить. Но проникая в любое место, в любую частицу вселенной, Господь наполнял весь мир смыслом и создавал возможность для каждой души общаться с ним напрямую. Константин увидел множество галактик и даже других вселенных, он увидел разумные духовные сущности, существующие вообще вне пределов пространства и времени. Все это пронеслось перед ним очень быстро, но в то же время он увидел и понял все ясно и четко. Бог принял его и благословил его душу. Его общение с Богом не было разговором с помощью слов и предложений, составленных на том или ином языке. Это было общение более высокого и тонкого уровня. Это были и образы, и чувства, и что-то за пределами языка, но так точно передающее ту или другую мысль, – и Бог отвечал ему так же ясно и просто.