Улиткин Дол

Яша видел себя совершенно новым, и в то же время, теперешний облик его с распущенными до плеч волосами, медальоном на мощной цепи, мягких бальных туфлях, показался ему очень знакомым и привычным.

«Да, да, ты проживал во времена королевы Елизаветы Английской, был на скромной службе при дворе. Там тебя, правда, казнили… ладно, забудь. Торопись!» – «прикреплённый» к Яше ангелочек казался вездесущим. Херувимчик юркнул в облако и Яша – за ним, туда, откуда слышалась музыка.

Зал Праздников напоминал внутренность гигантской ракушки, по спирали поднимались в бесконечность балконы, на которых находились какие-то неразличимые из-за жемчужной дымки гости. От них явственно исходил свет, как от светильников. Спиральные балконы подпирали те самые Алмазные Колонны, о которых столько слышали студенты-новички Улиткиного Дола, – прозрачные, стройные, с разветвлениями, напоминающими ветви деревьев.

В центре зала с зеркальным полом стояла огромная ёлка, усыпанная бриллиантами и однозначно похожая на нарядную пирамиду. По залу ходили и летали над полом разнообразные персонажи в костюмах разных эпох – студенты Дола.

Внезапно кто-то толкнул Якова. Это оказался Серый в латах рыцаря. Его лицо сияло восторгом ярче лат:

– Летать не пробовал, дружище?! Гляди! – И Серый оттолкнулся и взмыл куда-то вверх. Но Яшу будто пригвоздили к полу: в шаге от него стояла Маха.

В глазах Якова всё потемнело, только Маха, словно роза, светилась неземной красотой в старинном пышном платье, расшитом серебром и золотом, затянутая в корсет, причёсанная, как фея и улыбалась она как-то странно. Это чувство, словно удар метеорита о землю, мгновенно передалось Яше, и они одновременным порывом крепко взялись за руки. В чайных глазах Махи открылась чарующая пропасть всего Космоса, и только сейчас они почувствовали, что парят в метре над полом, но словно это было обычным делом каждого дня.

Так они и висели бы вечность около ёлки-пирамиды, но тут по залу прошёлся странный звук, напоминающий шаги кого-то очень большого. Звук мягкий, но от каждого шага закладывало уши. В следующую секунду общий вопль восторга осветил ярким светом залу, и даже ёлка вспыхнула ярче, и бриллиантовые огоньки на ней, ритмично, в такт музыке, засверкали неземными оттенками света.

Мягко ступая, к ёлке подходил соткавшийся из воздуха необычно высокий крепкого сложения моложавый старик. На нём плотно сидел подпоясанный бархатный кафтан цвета ягод, расшитые цветами и грибами штаны были заправлены в старинного покроя сапоги из зелёной замши. Седая голова и аккуратная борода, румянец, улыбка, – всё было словно ожившим воплощением всех представлений детей о…

– Это что за великан… Дед Мороз? Дара сказала, что это тут самый главный по природным праздникам. Он вообще невидимый, только на Зимнее Солнцестояние детям показывается на пять минут, – тихо шепнул в ухо Серый.

И тут старец захохотал, словно дуб из Крупнолесья, и всем стало весело, особенно маленьким ученикам Дола, – дети из Дворца Радости, держась паровозиком за хвост пегаса Вальса, закружились в воздухе метелью вокруг великолепного старца. Яша заметил и Савву в воздушном «паровозике». Брат летал в костюме пушистого зайца. Но Яше было совсем не до брата – рядом сияла Маха. Вдруг она вскрикнула и крепче сжала яшину ладонь:

– Смотри, мой Бальтазар! И другой кот какой-то, розоватый, смешной!

Яша увидел под балконом в одной из ниш сидели три кота. Один был Жиль из Замка Времени, другой – тот рыжий в поперечную полосу, который уже не раз попадался Яше на глаза или сбоку глаза как на вечеринке, а третий выглядел гигантом.

– Мой Бальтазар – большой, леопардовый, лесной, – радовалась Маха.

– Твой Проводник – кот? – спросил Яша.

– Нет, – Маха обернулась к Яше с серьёзным выражением лица. – Мой проводник попугай Сентябрь, а это наши с тобой … Ты что, не знаешь своего тотемного животного? Это же Тотемы сидят.

Яша смотрел на Маху двумя полушариями своего мозга: правое сильно желало танцевать с этой девушкой, а левое лениво вычисляло про котов. Опять помог эрудированный херувимчик:

– На время Перехода каждому человеку в Пятом мире выделяется зверь-зверёк, не обязательно кот. Тотем – это его функция. Твой тотемный зверёк – тот кот, который в рыжую и розовую полосу, зовут Матрасом.

– А функция…этого Матраса какая? – спросил Яша.

– Смотрите! – зазвенел между ними нежный голос Расы. Она парила в костюме греческой нимфы с венком маков на голове. – Вон там, выше на втором витке балконов – это кто?

Яша и Маха посмотрели под прозрачный расин пальчик, но на балконах довольно расплывчато видны были только светящиеся фигуры.

– Это гости из других измерений, она их хорошо видит. А вот вы – нет, – хихикнул голенький стрелок-ангелок.

Яша ещё не пришёл в себя от всех чудес этого зала, однако, решился:

– Танцевать будем? – неловко спросил он Маху и они, не сговариваясь, взялись за руки и… воспарили выше пирамиды-ёлки, в золотистом пузыре, который окружил их, словно отгораживая от отвлекающих моментов Праздника. Яша, не размышляя и не приходя в себя, поцеловал Маху. Она парила напротив, закрыв глаза, с улыбкой. А шар вокруг них начал переливаться всеми оттенками неземной радуги…

Новый год на Доске прошёл тихо, по-семейному: с бабушкой, с её пирогами, со свечками и под музыку с пластинок времён бабушкиной послевоенной молодости. Махи не было в Москве, Серый праздновал дома с сестрой и с родителями, Лапка куда-то запропастилась, и Барсук тоже уехал на два дня в неизвестном направлении, снабдив всех праздничными продуктами.

Бабушка сидела в старинном кресле прямо, как королева на троне, и что-то вспоминала с улыбкой, Яша разливал шампанское. Потом звонили мама и Савва из Женевы, потом бабушка сказала:

– Моя жизнь прекрасна. Но я не могу больше жить в городе, здесь всё такое… старое, понимаешь? А я чувствую какую-то новую жизнь для себя там, на даче. Ладно. Меня шампанское запутает сейчас. Вот так – всего один бокал… Мама звала тебя на Новый год в Женеву к Савве, почему ты отказался?

– Бабуль, – улыбался Яша, – к Савве я бы поехал, но как тебя бросить – королеву? Одну на празднике?

Бабушка засмеялась громко, изящно запрокинув голову назад:

– Милый мой!.. Спасибо за королеву! И запомни, королева – это как гора, она не может быть брошена. И потом, скоро у меня день рождения… Столько радости!

Бабушка была слегка пьяна.

Январь тихо пошёл по снегу серыми снежными днями, потом снег с неба иссяк, вышло солнце, и ударил мороз. Каникулы начались и кончились, но из головы не шёл Праздник в Доле и поцелуй с Махой, и розовый кот Матрас, и Серый в латах. Барсук пока не возвращался, Лапка исчезла, а Яша ходил по магазинам в поисках книги с практикой осознанных сновидений, приснившуюся ему. «Я уже во сне умею попадать в Пятый мир, что эта книга даст ещё?» – лениво говорила голова.

В обычной школе Яше становилось всё более душно. «Учебники пытают только левое полушарие ни в чём не повинных учеников, только левое!! Никому не нужные «знания»… По шесть часов сидя… Отсидка. Чему научила меня земная школа? Бояться и врать. Хоть чему-то научила»… И эта школа не замедлила отзеркалить Яшино мнение о ней: произошло нечто.

Парни ввалились толпой в раздевалку после урока физкультуры – жар сжигал молодых, и все бросились пить воду из своих бутылок. Яша поискал, но не нашёл свою, только что купленную «Акву». Тогда один из «слуг» «царя» протянул ему свою бутылку воды «Шишкин лес». Яша хлебнул и задохнулся: в бутылке было разведено нечто крепкое. Гогот парней окатил низкие своды раздевалки, но в эту минуту вошла завуч. Она, словно всё зная наперёд, подошла прямо к Яше, нюхнула бледно-мёртвым носом воздух и прошипела, глядя белыми глазами:

– Трубачёв… к директору!

Яшу повели к директору вместе с бутылкой. И дальше понеслись чёрно-белые кадры, из которых самым болезненным был звонок бабушке, её спешный приезд на такси в школу, вопящая в её царственное, но растерянное лицо директриса. Слава Богу, Клавдия Михайловна оказалась довольно стойкой. Она выдержала паузу после визгов директрисы про «распитие в школе спиртных напитков» и сказала:

– Я знаю своего внука. Я знаю себя, а вас вижу насквозь. У вас классовая ненависть. Это ваша инсценировка и ваша проблема.

После этих слов она взяла Яшу под руку, и они вышли из «храма науки» молча. В машине бабушка обхватила яшино лицо ладонями:

– Мальчик мой, как ты себя чувствуешь?.. Господи…

Яша, у которого кружилась голова то ли от разбавленной водки, то ли от всего происходящего, улыбнулся и уткнулся в мягкую шубу королевы, чтобы не заплакать:

– Мне надо крепкого чая… Я тебя очень люблю, бабуль.

Вопрос пребывания в этой школе решился сам собой. На следующий день мороз словно озверел, хватал за лицо, парализуя ледяными ударами. Яша стоял у пешеходного перехода вместе с какими-то гогочущими матом парнями и ждал зелёный свет. «Мне же скоро семнадцать исполнится, чуть не забыл. Через тройку недель… Зачем такой сильный мороз бывает? Кому это нужно? Надо спросить Беркану. Даже звук мороза слышно… Да, и завтра спросить Барсука, как его имя… Не забыть.» Эта мысль была последней перед последовавшим ударом автомобиля в толпу матерившихся парней и яшин бок. Затем наступила бархатная тишина.

Впервые Яша почувствовал, что такое безвременье. Сколько прошло? Ответа не было, а было какое-то знакомое ощущение не чувствовать времени. Так было в детстве. Перед носом в воздухе висел хрустальный бокал, в который лилась кристально чистая жидкость, превращаясь в сияющую компанию пляшущих бриллиантов.

– А теперь пей, – сказал голос и Яша увидел ангела, сидящего перед ним на чём-то парящем в воздухе. Крыльев не было, но это явно был ангел. Он был ясен. – И я с тобой тоже выпью.

Теперь Яша и себя видел висящим сидя в воздухе. Над ним раскинулись шатрами каменные потолки пещеры, а стены состояли из одних зеркальных плоскостей. Под ним же зияла тьма без пола.

– Не страшно? – обыденно спросил собеседник и представился, – Руна Гебо, слышал?

Сто раз манил к себе мостик Номер Ноль ко входу в пещеру этого Знака! Но никто и представить не мог, что тут нет пола под ногами. По информации Тузика эта Руна занималась со взрослыми. Облик её не был ни мужским, ни женским, но это было совершенно неважно сейчас и глупо, потому что ангел был прекрасен – это было что-то воистину божественное и словно знакомое.

– Вода, – сказал Яша, отпив, и сразу же сделал ещё несколько глотков, словно после прогулки по пустыне. – Я умер прямо в Дол?

– А ты не умер, – ответил ангел с улыбкой. – Ты лежишь в больнице. Бабушкин день рождения проворонил.

– А дальше?

– Давай попробуй узнать изнутри.

– Я чувствую… – Яша слушал внутреннюю тишину, почти не дыша, – что будут перемены, как-то всё по-другому… и всё пока.

– Хорошо. Узнал бы больше, если бы дышал, – ангел улыбнулся с умилением, почти сдерживаясь от взрыва смеха. И ответил на яшину мысль: – А мне хочется „ржать” всегда, когда мне радостно.

– А мне смеяться теперь или плакать?

– Как распорядишься.

Яшу взмыло изнутри – это-эта Гебо издевается. Интересно, чем эта Руна ведает?

– Руна Гебо – руна Партнёрства. Ты находишься в моменте обретения Высшего Партнёра и обучаешься контакту с Ним.

– С… Богом?

– Только на Доске используется этот термин, помнишь? Здесь – всё Единое Поле, Один Источник, и ты также. А представитель этого Высшего Тебя на Доске – твоё Сверхсознание, твоё Большое «Я» или Высшее, как вы там говорите.

Яша заметил в отражении отдалённых зеркал светлую бабочку. Она порхала здесь, в пустоте, словно в пышном саду.

– Это Хранитель этого помещения, – сообщил Гебо, – Ульсина.

– А ведь это – пещера Встреч? – догадался Яша, оглядываясь на сотни своих отражений.

Тут от зеркал пещеры пошла тихой волной какая-то дивная музыка.

– Момент обретения, – повторил голос Гебо откуда-то с потолка.

Боковым зрением Яша приметил перемены внутри зеркал. Видимо, как и положено Пещере Встреч, это было место свиданий, потому что во всех зеркалах стали видны по два беседующих ангела: причём, один виделся чётко, а второй – размытым облаком. Ульсина теперь летала между ними.

– Кстати, – в устах прекрасного ангела это человеческое слово оказалось нелепым и потешным, как и другие земные разговорные словечки – в это место ты можешь являться, когда захочешь пообщаться со мной или с другими ангелами.

– Спасибо, – не верил своим ушам Яша и думал одновременно, как такие слова звучали бы в школе на Доске, к примеру. – Можно вопрос?

– Конечно! А вот сразу и ответ, – улыбался Гебо словно сидя под тёплым душем. Эта авария и её последствия – не беда, и не наказание, а… дар. Это Море цветов благодати! Вот так.

«Неясно, останусь ли я уродом после аварии. С перспективы высших миров всё может оказаться благодатью».

Комментария к этой мысли не последовало. Гебо, словно Чеширский кот, медленно таял в воздухе пещеры, испуская свет неземной улыбки. Последней мелькнула Ульсина.

Когда Яков открыл глаза в больничной палате, про разговор с Гебо он не помнил. Но откуда-то уже знал, что попал в аварию. Сейчас более всего его интересовала степень повреждения тела. Он попробовал двинуться: голова, шея и руки в порядке, а вот дальше – туловище и ноги – не ощущались.

«Приплыли» – Яша впился взглядом в потолок, словно там находилось всё, и причина беды и спасение. К счастью, через минуту вошла медсестра – молоденькая блондиночка – и добавила три розовых тюльпана к букету лимонных хризантем на яшиной тумбочке. Она сразу заметила, что пациент в сознании и сказала:

– Очнулся, молодец. Как нога?

– А что у меня… – Яша растерял все слова, – одна нога?..

Сестрица зашлась хрипловатым хохотком.

– Нет, обе на месте. Сейчас я доктора позову, он тебе всё расскажет. Вечером у тебя гости будут, а то они тут двери грозят сломать.

– Это кто? Бабушка моя, что ли?

– Нет, дружок твой, одноклассник, наверное, вот эти тюльпики от него.

«Серый », – мелькнуло радостью в голове.

– А второй – твой папа, небритый такой.

«Барсук это, какой папа» – радость постепенно надувала пространство.

Врач был похож на повара, специалиста по сдобе. Маска скрывала его почти полностью, а очки прикрывали глаза. Он скуповато сообщил, что у Яши два перелома, таза и бедра, что он скоро поправится, если будет стараться. И быстро ушёл. «Поправится – в смысле? Буду жив, но в каталке?..»

На другое утро на тумбочке появился подарок от Лапки: крошечный алый цветочек каланхое в малюсеньком горшочке, с записочкой от цветочка: «Я тебя очень люблю. Меня тебе передала одна тётка.» Лапка нашлась! Яша улыбался, и очень хотелось как раньше, к Лапке на безумный чай.

И словно ударило: «Маха!.. Каков он теперь красавец? Хромой? Инвалид? И вообще – что там ещё парализовало, не дай Бог?!»

Днём на Яшу напал сон. Ему снилось, как они вдвоём с Серым гоняли в небе над Пятой Москвой, а с ними почему-то на чёрной курице Чернилке носился Осс. Он перекрикивал ветер:

– Москва должна быть царством русского модерна, королевой модерна!

– А Питер? – глотал ветер Яша.

– Питер – столица классицизма во всём его великолепии и разнообразии! – Осс кувыркнулся в воздухе вместе с курицей. – А все убогие домишки типа многоэтажек, промышленных коробков и стеклянных трубочек для анализов – превращаем в невидимую пыль! Дематериализация!..

Последнее слово, кажется, долетело от Чернилки.

Следующим эпизодом сна был урок Наутиз, проходивший в какой-то незнакомой тёмно-пурпурной комнате. Фиолетовый сидел верхом на своём варане Бахаре и был очень серьёзен. Это было дико смешно. Яша заметил, что стоит перед учителем в одиночестве. Голос Наутиз сказал в голове Яши:

– Удар негатива – Дар великий. Это надо научиться понимать и распознавать, не теряя секунд на лишние эмоции. Если вам нахамили, двинули в нос кулаком, задавили машиной, – быстро взорвитесь кустом сирени.

– То есть? – прозвучал одиноко в тишине голос Яши. Бахар высунул язык.

– Взорви под ногами прохладный фиолетовый огонь и погори в нём целиком весь. Этот древний метод, как Эликсир Жизни, помогает. На Доске без него никак. Можно и нужно также зажигать его на ночь ежедневно перед сном.

– А почему фиолетовый?

– Это цвет одного из семи лучей, творящих жизнь на планете. Радугу с детства все знают. Так вот фиолетовый – Луч свободы и трансформации, прощения, очищения и гармонии в голове.

– А почему сирень?

– Потому что море цветов благодати, – не ответил учитель.

Глава 18. Вниз по лестнице

Когда Яша проснулся, страх словно ударил в грудь – около его кровати стояло инвалидное кресло на колёсах. «Инвалид» – сказал звонкий голос страха. Яшина голова упала на подушку, он изо всех сил попытался произвести взрыв сирени, но в этот момент вошла медсестра.

– Ну что, Трубачёв, вот и трон приехал, нравится? Импортный, твоя мать прислала, говорят из-за границы, да?

Яша посмотрел на медсестру, как на лютого врага, а та хрипло засмеялась:

– Да ладно тебе! Покатаешься пока, потом бегать будешь.

Но главный врач этого не произнёс, когда пришёл на обход. Он почему-то быстро отводил глаза, как показалось Яше, и вообще торопился уйти. Сказал что-то о «нормальных процессах», и что кресло очень удобное.

«Хочешь, бери себе», – мысли здесь не читали. Обнаружилось также, что волосы Яше срезали, сделали стрижку. «Бесхвостый теперь».

Потом всех стали пускать в палату, потому что Яше исполнилось семнадцать, но Яша был словно замороженный печалью. «Хорошо бы посетители списывали это на тормоз от лекарств». И в один день пришли сразу все или почти все. Первым с утра пораньше до занятий в школе пробрался Серый. Он сообщил, что в той аварии погибли двое парней, которые стояли перед Яшей, и что ему крупно повезло. Он подарил другу маленькую фигурку розового кота.

– Это тебе на день рождения, твой тотемный… Матрас, кажись? Я на Празднике видел, запомнил и вот, купил на рынке в Измайлово. Полосы подрисовал сам, извини. Общайся.

– А твой тотем – кто? – спросил Яша с радостью ощупывая деревянную крашеную фигурку.

– У меня – корова, не смейся. Афродитой зовут.

И он достал из кармана фигурку коровы с потешной мордой.

– Выбирал, выбирал, потом смотрю – вот она! Похожа на мою.

Бабушка пришла с улыбкой, но со слезами на глазах и принесла отлично изданную книгу «Карта мира», с фотографиями и схемами, она знала, что это понравится внуку.

– Ух ты, бабуль!.. Шик!

– Вот… Будешь выбирать пока места для будущих путешествий, – сказала она, собирая в голосе всю свою уверенность в благоприятном исходе.

Конечно, она героически говорила слова надежды, но Яша чуял, как она изо всех сил держится и понял, что поддерживать надо её.

– Мама скоро приедет, – сказала она, но почему-то это не обрадовало Яшу.

Потом был звонок от Махи, и в животе в секунду сформировался свинцовый шар. Маха звонила из Брюсселя, она ничего не знала про аварию, а Яша не сказал ей ни слова о том, где он в данный момент находится. Из-за страха проговориться он говорил сдержанно, тупо и бесчувственно, как сам он определил и очень переживал, когда Маха отключила связь. Она тоже была расстроена, потому что её родители решили застрять в Европе надолго, и поэтому не заметила Яшину скрываемую печаль.

За окном шёл серый снег, и иногда пролетали птицы. Пришли и опустились бетонной плитой на долгие часы «инвалидные» мысли. Но к обеду следующего дня Яша решил твёрдо: встану. Так учит Маназ. Не просите, а формируйте намерение. А то частичка Мироздания – и попрошайка… Будем себя из картофельного пюре преобразовывать в нечто более твёрдое, в Древо Жизни, что ли. После обеда лекарства погрузили Яшу в сон.

Перед Яковом стояла Беркана, как всегда сияя здоровьем и сказочной красотой мадонны. Она по-матерински обняла его. Они стояли на зелёном коврике лужайки около стремительных вод Улитки. Рядом, за цветущими кустами роз шумел водопад у Моста номер 4, там, где на глубине своего Грота ходит огромный сом, а через мост – Дом Красной Герани, Сол, Сиро… Всё такое родное и такое…

– …желанное, как сказала бы твоя мудрая бабушка, Клавдия Михайловна, – сказала мягко Беркана, размыкая объятия, но оставив руки на Яшиных плечах. Он заметил, что они одного роста.

– Милый мой мальчик, перед тобой выбор. Ты можешь остаться в каталке, можешь и выздороветь.

– Я встану, – жёстко перебил её Яша.

– А если я скажу тебе, что это не важно? – Беркана убрала прядь его волос ему за ухо и глубоко заглянула в глаза.

– В смысле? – Яша чувствовал себя полным дураком, с полным животом страха.

Беркана сказала, глядя ему в глаза:

– А ты любишь море?

– Э-э, да, конечно, – ей удалось сбить его мысли и отвлечь от жжения страха.

И тут он почувствовал, что его ноги – в воде, и она поднимается всё выше. «А ведь я стою на ногах», – подумал Яша.

Беркана убрала руки с его плеч. Они стояли по пояс в воде моря, в Дельфиньей Заводи, куда Беркана уже приводила студентов Дола купаться. Сейчас юбка её зелёного платья плыла по воде.

– Ноги чувствуешь? – спросила Беркана.

В этот миг в ногу Якова под водой упёрся кто-то большой, живой. Он не успел испугаться, потому что это толкнуло его, и через миг Яша поплыл, потому что дно провалилось. Мало того, его подталкивали носами несколько дельфинов, а Беркана стояла на берегу и махала им рукой.

Вода светилась голубым насквозь, дна не предполагалось, а дельфины безмятежно играли с коричневым мячиком.

– Это не мячик, а комок твоих страхов, – Яше показалось, что он прочитал мысль дельфина. – Ну-ка, поищи, есть страх в животе?

– Нет… страха, – вслух сказал Яков себе и дельфинам. И почти закричал: – Нету! Вобще нет!..

Захотелось нырнуть, и он нырнул, и тут же увидел рядом смеющийся дельфиний глаз. Это был дельфин Рай, друг Грека. Так они плавали, играли, и время растворилось за ненадобностью… Но вдруг, в момент, когда Яша, догоняя своих новых друзей-дельфинов, осознал, что ноги его двигаются, в этот миг что-то огромное выцепило его из воды, и он полетел над гладью к берегу, прямо к Беркане. Огромное бросило его на песок перед просохшим подолом её платья. Всё случилось за пару секунд.

– Познакомься, это Тукр.

Яша, сидя на песке, повернулся и остолбенел. Перед ним сидел огромный зелёный аэрокрос и дрыгал мокрой лапой. У него были прозрачные зелёные глаза, нос – в виде клюва с шишкой и парой ноздрей, а на маленькой костистой голове колыхался еле заметный зеленоватый пушок. «Мозг у них – с вишенку», – вспомнил Яша слова Тузика. В целом Тукр походил на небольшого дракончика, только кожа была не в чешуе или броне, а мягкой, как живот у кошки. И запах от него шёл особый – кислых яблок.

– Ну, летите, – сказала Беркана и, прежде, чем Яша произвёл бы мысль, Тукр ловко поддел его и перекинул себе на спину, где, как оказалось, очень удобно сидеть в выемке, и они взмыли над панцирем Горы Спирали.

Дневной сон пролетел быстро и Яша открыл глаза. Около постели сидел Барсук. Лицо было покрыто щетиной, как в первый день их знакомства, но глядел он радостно, словно мальчишка-приятель, хотя тень усталости не скрылась от Яши.

– Барсук! – обрадовался Яша и попытался встать на локти, – а чего ты меня не разбудил?

– Я же не дурак, – очень тепло сказал Барсук, – ты же в Доле находился. Вот тебе, старик, к семнадцатилетию.

И на простыне появилась маленькая синяя коробочка. Яша обнаружил в ней небольшой прозрачный сиреневый кристалл, хитро обмотанный шнурком из зелёной кожи – изделие необыкновенного изящества. А главное – чувство, которое вдруг накрыло Яшу при виде простой на вид вещицы. Словно бы это был не камешек, а старый друг, давно потерянный в веках и эонах времени и вот – живой, нашедшийся. Хотелось обнять этот камень, но Яша обнял Барсука.

Барсук пах полынью, как и в первую встречу, но тут Яшу неожиданно всё же пробила слеза, которая, к счастью, вылезла наружу только наполовину. Когда они снова посмотрели друг на друга, оказалось, что вторая половина слезы застряла в глазах Барсука. Яша надел кристалл; он прохладной каплей приветливо приник к груди и тут же согрелся.

– Это, брат, аметист, твой друг и компьютер нового типа, – сказал Барсук. – В Доле вам ещё расскажут, как ими пользоваться. Я ездил за ним в далёкие края, вот почему меня не было…

Эта фраза была последней, относившейся к первой фазе знакомства с Барсуком. В следующий миг времени сразу же началась вторая, потому что в палату вошла мама.

Она увидела Барсука, и её взволнованное лицо стало злым. Барсук мягко сказал:

– Привет, Марин.

– Я разрешила, конечно, тебе присматривать за ним, но ты уж совсем… – она явно намекала на объятия.

– Это нормально – больных навещать.