Тетрадь из прикроватной тумбочки больницы «Асута» (Записки импотента) и другие повести

– Буду на вашей защите.

– Уверен!

– Виктор Петрович, интервал между уколами великоват!! Плохо!

– Оно попустит!

Ходорова при мне дважды увозили на какие-то предварительные процедуры перед операцией. Он возвращался веселый, подвижный, еще больше разговорчивый.

В тот вечер в палату пришел Виктор Петрович. Присел к Ходорову.

– Еще повременим с операцией, – сказал он. – Есть кое-какие положительные изменения.

– Спасибо! Обнадёживающие слова, – кивает Ходоров и совершенно другим тоном, вроде с обидой произносит: – Виктор Петрович, у меня появляется мнение, что вы и окружающие воспринимают мою велеречивость как попытку отодвинуть страх смерти. Нет! Я смерти не боюсь. Более того, у меня возникают, как и в былые годы, интересные конструкции, вполне реализуемые. Очень заинтересовала библия.

– Только мое уважение, Степан Евдокимович. Есть один чисто украинский мудрый посыл, и вы его, вероятно, знаете – маешь перты плуга! Перевести? Уточняю, без скидок на возраст!

!!!

Как я выглядел в глазах Раи? Не могу себе объяснить, почему я так поступил? Это меня преследует до отчаяния все время, и я не могу ответить себе на этот вопрос.

В нашем городе главная улица тогда называлась улицей Ленина, От площади до парка запрещен проезд транспорта, по обе стороны улицы – витрины магазинов, есть два ресторана, гостиница, киоски по продаже воды, мороженого и газет. В субботние и воскресные дни многолюдье. Эту улицу именуют «Наш Бродвей». Широкий тротуар, просторная заасфальтированная дорога и сплошным, почти не смешивающимся, потоком движутся люди навстречу друг другу. Я двигался по тротуару, помню это место, в толпе я увидел рыжую знакомую голову – мы встретились взглядами, она рванулась ко мне, а я отвел глаза, вроде не узнал, и безразлично пошел дальше в потоке. Косым взглядом видел, как она отдалялась. Больше Раю я не видел. Вот, как говорится. Скребут кошки на душе…

………………………

Пришла Светлана, но укол Ходорову Виктор Петрович делать не разрешил.

– С вас достаточно! – сказал он Ходорову. – Вам сегодня ввели новый препарат, он и обезболивающий, По вашему поведению наблюдаю, вы себя бодро чувствуете.

– Вроде лучше, чем обычно. Послушайте мои фантазии.

– Вот и хорошо. Я с вами еще побуду. Препарат новый! Я весь внимание, – сказал Виктор Петрович, снял шапочку и провел ладонью по своим коротким ежиком волосам. – В какой области ваши наработки?

Был уже вечер, под потолком зажглась электрическая лампочка. Доктор придвинул стул к кровати Ходорова.

– Виктор Петрович, – говорил Ходоров, – вы не представляете, как я благодарен вам за внимание, и посмейтесь, если мои фантазии и мое невежество вас покоробят.

– Буду смеяться!

– Могу ли я, инженер-механик, представить данные Библии для создания своего представления о нашем мире? Я не Бредбери, не братья Стругацкие, но имею я право фантазировать!?

– Безусловно!

Ходоров опускает ноги в свои тапки и садится напротив Виктора Петровича.

– Как бы начинался мой рассказ? В просторах вселенной есть некое невидимое чудо, состоящее из волн, атомов, корпускулов и еще неизвестно из чего. Мало того, что оно мыслит, всё, что ни задумает, вмиг обретает материальные формы. Люди – это создание, понятно, видеть не могли, но некоторые интуитивно сумели почувствовать. Давали разные названия. Но мы остановимся на самом распространённом – БОГ! И вот Бог неизвестно по каким причинам решает поселить в космосе некое живое существо, которое назвали потом «человек». Виктор Петрович! Вы не устали слушать?

– Пока нет!

– Видите. Пока я следую Библии! За шесть дней Бог создает все условия для обитания человека, даже придает ему женщину…

!!!

Меня позвали по телефону к ограде. Стояли мама и наш сосед по двору Лев Абрамович. Он протягивал руки через решетку, и его полное лицо расплывалось в радостном приветствии. Лев Абрамович – пенсионер, в далеком прошлом был оперным певцом, каждый день поутру на весь двор он прочищал горло отрывками из опер: «Онегин, я скрывать не стану…» или «О дайте, дайте мне свободу!» Со мной он, бывало, играл в шахматы, и всегда выигрывал.

– Изенька, – сказала мама, – Лев Абрамович уезжает в Израиль. И пришел с тобой попрощаться.

– Да, Изя, мы с Софочкой едем. На руках билеты и все документы. Туда звоним друзьям, чтобы встречали, а здесь прощаемся, чтобы помнили! Нам друзья помогли с квартирой, и мы постараемся к вашему приезду все для вас сделать. Я пришел с тобой попрощаться, но ты о себе подумай и повлияй на маму.

– Счастливой дороги! – сказал я.

– Лев Абрамович, я уже вам говорила. Изя должен окончить институт, у меня работа. Я еще хорошо заработаю. А кто уезжает – скатертью дорога.

– Лидия Петровна, одна корзина абсорбции все ваши заработки перекроет. И вы же по всем данным пенсионерка. О чем можно спорить. Изя там продолжит учебу!!

… – Но, как оказалось – Ходоров продолжал, – не для одного человека создал Бог свою величественную конструкцию, не для двоих, даже с их детьми, Размах более величественный – люди! Много людей! Однако вся конструкция, созданная Богом, статична, нет в ней динамики, и, самое главное, она не приспособлена существовать автономно, она обречена умереть! Думаю, что в этот миг даже Бог задумался.

Надо было найти такой двигатель, который заставит эту конструкцию ожить и заработать. Она должна быть, само производящей с возможностью автономного существования. И Бог находит! И торжественно произносит: «Плодитесь и размножайтесь!» Обратите внимание, Виктор Петрович, Вы знаете Библию, получше меня. Как объяснить бесконечное количество имен новорождённых до потопа и после. Кто их регистрировал, как они сохранились?! И однажды я посмотрел на свою ладонь, на неповторимые линии дактилоскопии… а индивидуальные ДНК! Может, и мы на учете!? И за нами наблюдают?

Ходоров с улыбкой поднимается, становится напротив доктора и поднимает вверх палец.

– То, о чем я буду сейчас говорить, отсутствует в Библии. И вы как врач отвергнете! Говорю как инженер! Когда Бог произнес великую мудрость – плодитесь и размножайтесь, он этот призыв не расшифровал. Одно дело назвать явление, другое – как вызвать к нему интерес и сделать так, чтобы размножение стало неотразимо привлекательным? Это, конечно, против науки, но извините – изобретатель в строю.

Ходоров преображается, возвышает голос и с каким-то напором произносит:

– Я уверен, что у каждого из нас в нейронах мозга существует участок, связанный со всем телом и особенно с нижней его частью. Он вроде невидимого датчика принимающего информацию со шкалой напряжения… Да, да! – почти кричит Ходоров. – Йоги называют это третий глаз. Может, включается весь мозг, а датчик действует избирательно! Главное, он излучает поток энергии! Как прожектор, у каждого человека невидимый луч ощупывает все перед собой. И тут на пути встречается луч другого индивидуума! Это интересно! И все может произойти… луч может скользнуть и искать дальше, а может и остановиться. Произойдет обмен информацией – может сойтись и разойтись. На датчике небольшое отклонение! – Назовем это секс! Но, когда эти прожектора сливаются в одно, может – и расходятся, но возвращаются друг к другу вновь и вновь, происходят удивительные явления! Исчезают все чувства, кроме одного, клинящего датчик! Совладать невозможно! Наиболее убедительно говорил байдарочник. Один среди бурлящей в камнях воды, в грохоте приближается неведомый водопад, и в отчаянной надежде ты летишь в пропасть! Бог позаботился – безграничное всепоглощающее блаженство, кто только не пытался его объяснить, – стихами, музыкой, романами! Испытав однажды, ошеломленный человек будет искать его вновь и вновь. Назвали – любовью.

Ходоров в распахнутом халате, весь взъерошенный, повышая голос, то приближаясь, то отходя к Виктору Петровичу, многозначительно произносит:

– А что если это божья приманка, чтобы не исчезла жизнь на Земле!? Любовь творит жизнь!

– Да! – говорит Виктор Петрович. – Я вижу, операция пройдет успешно!!

22 августа 1997 год

Я в своей привычной куртке, с пакетом под мышкой шел к выходу из больницы. На боковой дорожке аллеи появилась Светлана. Я приостановился, дожидаясь ее, чтобы попрощаться.

– Покидаешь, красавчик? – сказала она и протянула руку. Я пожал и почувствовал что-то в своей ладони. Она улыбалась, но руку не отпускала.

– Я буду ждать. Не опаздывай!

Только на автобусной остановке, я прочел записку: «В 10 часов сегодня я буду ждать тебя дома. Мой адрес ул. Волкова 23, первый подъезд, квартира 12. Я тебя встречу. Светик».

Предложение оказалось настолько неожиданным, что повергло меня в состояние оглушения. Света привлекательна, и я на нее заглядывался!? Может, мое лежание в больнице этим завершится!?

Смять эту бумажку с адресом и выбросить!!!

До вечера я шатался по дому – идти – не идти!?

В конце же концов я должен проявить решительность, это тот случай!!!

В начале десятого джинсы я поменял на брюки, вместо ботинок со шнуровкой надел свои остроносые выходные туфли. Из всей старой одежды оставил только куртку.

Район улицы Волкова я знал. Это был дальний край города – Лелековка. Туда ходил автобус, и я там бывал. Приехал, еще походил по улице и пошел к двадцать третьему дому. Улица пустынна, уже темно… Редкие фонари. Я все смотрел на часы, чтобы быть пунктуальным. У подъезда стояла высокая фигура в наброшенном платке.

– Я рада, что ты пришел, – скороговоркой произносила она и открыла двери. – Мой летает, какие-то дальние районы. Сам такую профессию себе выбрал!

Квартира, похоже – однокомнатная, и слева расстеленная белая кровать, возле кровати коляска.

– Если Натка проснется, я подкачаю, – объяснила она.

Возле кровати стоял низкий столик, в подсвечнике на подставке горела свеча. Рядом в тарелке – цветные конфеты, чайник и чашки, и совсем рядом – бутылка и две рюмки.

– Раздевайся. – И она помогала мне раздеться. Сбросила свой халат и торопливо оказалась в постели.

– Иди, – приподымаясь, сказала она.

Я лег, она прижалась ко мне и замерла на какое-то время.

– Подожди, – сказала она, – давай выпьем! Я сел, и мы выпили.

То, что было потом, – вспоминать не хочется. Она была активна, очень активна.

Случилось то, чего я боялся, и вообще этот сыр-бор, в котором я раньше пребывал, не давал просвета.

Некоторое время она лежала молча. И тут глянула на часы, висящие на стене, и как бы вдруг опомнилась.

– Я, похоже, ошиблась, – озабочено сказала она, – со временем вечно нелады, неужели Вадик может появиться!? Этого еще не хватало! Решаем быстрее!

Я торопливо оделся.

– Ты не обижайся, если что! – сказала она и закрыла за мной дверь.

Темная ночь. Те же Фонари. Одно звездное небо. Автобусы давно не ходят. Да, такое было, вспоминать не хочется. Печально!

29 августа 1998 г.

Больше года не открывал тетрадь – я в Израиле! И не удивительно, что меня вдруг потянуло снова вести эти записи. С моей настоящей родины я вдруг переместился в историческую! Буду откровенен: очень резкий переход! Кроме того, когда я раньше записывал, то вроде погружался в другой мир! Да, отвлекался! Да, надеялся! Может, это был мир иллюзий или поиск оправдания? По крайней мере, как сказал когда-то Виктор Петрович, лучшая форма медитации! Кстати, перёд отъездом я узнал, что Степан Евдокимович Ходоров жив и даже появлялся в конструкторском бюро на работе в «Гидросиле».

Та проблема, которую я считал в свое время главной, отодвинулась, мне так кажется, что самые серьезные события наступают именно сейчас, Чего стоил отъезд в Израиль!

!!!

Мы уезжать не собирались. Мрачные годы! Наши знакомые прямо на улице торговали своими пожитками. Маму уволили с работы – клинику закрыли. Еще хорошо, что успели продать квартиру. И самое мрачное: два зачета, неразбериха, я не пришел, и этот декан из старых советских, уперся рогом. Да. Я виноват! Отчислен за неуспеваемость! Зачетка – более или менее убедительная, справка на клочке бумаги – окончил два курса Крайского политехнического института.

И это была последняя капля!

С документами возилась мама, вела переписку с Львом Абрамовичем, прощалась со многими друзьями и приятелями. Я об отъезде меньше всего распространялся. Правда, встретил своего одноклассника, работал в молодежной газете, я ему рассказал, что уезжаю в Израиль. И он мне выдал – «Я считаю это гнусным предательством», а оказался в Израиле раньше меня.

Скажу – Израиль меня поразил! И открывшаяся сама собой передо мной стеклянная дверь в супермаркете, и обилие продуктов, лавочки с фалафелем или швармой. А невиданные ранее пальмы с гроздьями фиников! И куда ни глянешь, все в зелени, в цветах, – восторг и удивление!

Лев Абрамович действительно нам во всем помог.

Встретил в аэропорту, мы у них жили, пока не нашли на съем квартиру.

Меня вызвали повесткой в израильский военкомат.

Офицер на русском языке сказал:

– По возрасту ты освобожден от призыва, но если ты хочешь быть в армии Израиля, мы с удовольствием тебя приглашаем.

Я отказался.

– У меня мама, и ей нужна помощь.

Мы с мамой, с Львом Абрамовичем многое обговорили, мне надо продолжить учебу или попасть на какие-то курсы, здесь их, оказывается, много, но, главное – изучать язык, знать иврит, иначе все пути практически закрыты, идти в ульпан! Так здесь называются первоначальные заведения по изучению иврита.

С оформлением документов все было не так просто, этим занималась мама. С утра она надевала свое лучшее платье, перед зеркалом примеряла свою шляпку, и, несмотря на свои годы, выглядела стройной и моложавой. «Очень милы!» – комплимент Льва Абрамовича.

С мамой оформлять документы приходилось и мне. Правда, моя справка за два курса института мало кого интересовала. Самое главное, на руках у меня был теудат зеут – паспорт, а направление в ульпан мне дали сразу по приезде в Израиль.

За несколько кварталов от дома, где мы сняли двухкомнатную квартиру, находился матнас (дом культуры) Бейт Воск – целый комплекс: библиотека, разные кружки и класс, где проходили занятия по изучению иврита. Я все это узнал и утром пришел на занятия.

Вхожу, сидят уже несколько человек. Хочу сесть за свободный столик и слышу какой-то визгливый возглас. Потом узнал, вроде староста наша израильтянка, но слабо говорит по-русски.

– Здесь занято, французы сидят, Хочу сесть на второй ряд.

– Здесь – аргентинцы.

– За этим – американцы.

Наконец раздается мужской баритон:

– Иди сюда, здесь русские!

Так я оказалась на последней парте.

На занятия я приходил регулярно, но, оказалось, что группа уже занималась три месяца, и многие преуспели. Я пока ничего не соображал.

Парень из России, с которым я оказался рядом, мне посоветовал найти группу с начальным курсом. Я навел справки, оказалось, что здесь же в ульпане, где-то через месяц будет набор. Я обратился к куратору, и он пообещал записать меня в новую группу первым. И я решил подождать. Тем более мне сказали: «Не волнуйтесь! Вас пригласят!»

Лев Абрамович задержку не одобрил.

– Готовься пока самостоятельно!

Он в Израиле совершенно освоился. Здесь, оказывается, есть самые разные объединения, где репатриантам, особенно пожилым, можно общаться и с интересом проводить время. Возможностей тьма – спортивные группы, какие-то религиозные содружества, семинары и кружки по интересам.

Лев Абрамович вступил в географическое общество.

Кроме обычных лекций, организовывались экскурсии с опытными экскурсоводами. Лев Абрамович меня брал с собой. Надо сказать, что эти поездки были невероятно интересными и очень расширили мои познания об Израиле.

Я ничего не записывал. Однако некоторые экскурсии были настолько впечатляющими, что я доставал свою тетрадь.

Как провозглашал один из экскурсоводов «В Израиле каждый камушек – история!»

В одном из разрушенных каменоломен я увидел кусок пола с живой мозаикой, ну как будто только что выложено!

И сразу рисуется пиршество во дворце, ожившие мраморные лица. Может по этой цветной мозаике ступала нога Юлия Цезаря!?

Но самые главные экскурсии – «Иерусалим – колыбель трех религий». Трижды автобусом возили нас в эти исторические места, но, похоже, и близко не раскрыли всего того, что здесь происходило. Особенно поразила поездка «Подземный Иерусалим».

Мы приблизились к приземистому зданию, нам объясняли, где начало пути. Собирались люди. Из нашей группы решились пройти по туннелю несколько человек. Лев Абрамович отказался, а я встал в очередь.

То, что Иерусалим – место невероятных событий – было понятно, но оказывается – под живым современным городом находился рукотворный подземный лабиринт туннелей, высеченных залов, запутанных переходов. Тут и копи царя Соломона и спасающий город водовод, а главное – где-то здесь запрятаны таинственные сокровища всего Востока, и все эти изрезанные переходы – следы поиска сказочных богатств.

Иду в очереди, жаркий воздух постепенно сменяет прохлада, и сужается понемногу пространство. Впереди спина человека, за тобой, почти вплотную, напирает другой, появляется вода, и по камням вначале можно ее переступать, но воды все больше и холодно хлюпает она по ногам, покрывая обувь. Наклоняется впереди идущий, и ты горбишься вслед за ним – каменный лаз становится все теснее, и тут тебя начинают обступать нешуточные мысли. А вдруг этому человеку станет плохо и он упадет, может – и ты тут задохнешься, в самом деле становится трудно дышать, а сзади тебя толкают и покрикивают – этот путь прошли тысячи людей, неужели им тоже становилось страшно в этой каменной могиле? Где это синее небо и жаркое солнце, где эта зелень!? Так мало знаешь, и не узнаешь больше! Но шире становится шаг, расступаются своды, и брезжит свет – выход в конце тоннеля!

Я могу проклинать и ругать себя семами последними словами, но ничего не изменишь. Я не могу вспомнить случай, чтобы я откликался на ее просьбы! Еще долго я буду упрекать себя! Только Изенька, только Изенька! Может, в последнее время что-то чуть поменялось. Но это мрачные оправдания!..

Я уже посещал ульпан и знал буквы алфавита. Однажды вернулся домой с занятий, но мамы не застал. Обычно она всегда ждала меня в это время с обедом. Я ждал еще, может, час, вышел на улицу и на углу дома увидел ее. Она обрадовалась.

– Ты понимаешь, я спутала дома!

– Два шага от магазина и спутала дома!? Смотри на них лучше!

Ничего я не понял, а это был первый сигнал.

В следующий раз я застал ее в скверике. Она сидела на скамейке с мужчиной и, жестикулируя, что-то ему объясняла.

Я подошел, а мужчина спросил меня, кем я ей довожусь.

– Она у вас как радио!

Всего лишь несколько недель – и самое худшее стало понятно.

Она купалась под душем, я был чем-то занят в другой комнате. Окликнул ее – ответа не последовало. Я к душевой… Дверь открыта, но мамы не было, на лестничной площадке тоже, я вниз на улицу, народу много.

Ко мне подошёл какой-то человек и сказал по-русски:

– Тут миштара забрала голую женщину. Я остановил такси и сказал: «Миштара».

Под каким-то стеклянным барьером мама сидела на низкой скамейке, на нее была наброшена какая-то ветошь.

– Изенька, почему я здесь?

Мне вначале казалось, что я раньше что-то не досмотрел, но мрачное слово «Альцгеймер», как камень, нависло, и то, чего я не знал, стало тяжелой повседневностью. Лев Абрамович меня навещал.

– Никто не знает, как бороться. Есть бейт авоты. Там врачи!

– Нет!

Я ее дважды клал в больницу, но там долго не держали; три-четыре дня. Домашний врач – доктор Виктор – регулярно появлялся, ей выделили метапелет (женщину по уходу на дому за больным). Анна Петровна, очень заботливая, услужливая женщина, готовила нам, ходила за покупками, стирала белье.

Я каждый день водил маму в скверик на прогулку, и, казалось, не было ухудшений. Но вдруг она перестала подниматься с кровати и отказалась ходить. Добавили ей еще одного метапеля Володю, медбрата, все знающего, но физически слабого. Маму надо было купать, поднимать, переворачивать. Появились пролежни – все делалось только с моей помощью. Уж какой тут ульпан!

!!!

И тут еще эта грязная история! Мне надо было отдать деньги за квартиру. Я приготовил две тысячи шекелей, положил пачку в ящик стола до прихода хозяина. Ящик задвинул неаккуратно, так, что деньги были видны. Через какое-то время собрался деньги отдать, открыл до конца ящик, но денег не было. Я всполошился. В квартире за это время были метапель и метапелет, приходил Лев Абрамович, приходил сосед по квартире и врач. Полицию вызвал Лев Абрамович. Надо сказать, буквально в течение часа появились два человека. Полицейский в форме майора поздоровался, снял фуражку и провел рукой по совершенно голой бритой голове, странное сочетание – густые черные брови и голый череп – производили впечатление чего-то очень грозного. Фуражку он снова надел и на плохом русском спросил:

– Кто пострадавший!?

Переводчиком был Лев Абрамович.

Другой полицейский – видимо, следователь, в гражданской одежде, с белым алюминиевым чемоданчиком. Он осмотрел комнату, ему не понравилось открытое окно, почти на уровне подоконника начиналась крыша следующего дома; вполне можно было проникнуть. Он открыл чемоданчик, долго возился, сыпал порошок, искал следы и заявил, что проникновения, судя по всему, не было, однако следы могли убрать.

Полицейский писал протокол.

– Кто был в комнате? – спросил он. Врач, Лев Абрамович отпали.

Сосед, оказывается, дальше прихожей не заходил. Оставались метапели.

Володя сказал:

– Я деньги в столе видел, но их не трогал. Марья Петровна запричитала:

– Ой, горе какое! Так хороших людей обидеть. Я денег даже не видела!

– Кого вы подозреваете? – спросил меня бровастый полицейский.

Я молчал. Как сказать, что человек – вор!?»

– Вы называйте любого, – переводил Лев Абрамович, – мы в отделении разберемся.

– Не могу указать на человека, что он вор!

– Это ни к чему не обязывает.

– Не зная, не могу обвинять!

– Назови! – сказал Лев Абрамович.

– Нет!

Полицейский внимательно посмотрел на меня, еще раз повторил вопрос, потом подвинул мне бумагу:

– Подпиши!

12 января 2003 г. Мрачный, мрачный Новый год!

Маме становилось все хуже, снова больница, снова предложение положить ее в Бейт авот. И мой отказ.

Я часами сидел возле нее, держал ее руку, и так мне было тяжело… Ее любовь ко мне была безмерна. Всплывали картины далекого детства, которые я бы никогда раньше не мог бы и вспомнить… Я нахожусь в кроватке, папа с мамой в кровати рядом и почему-то я плачу и кричу:

– Я падаю, мне страшно!! Папа мой говорит:

– Держись за кровать! Мама набрасывается:

– Что ты пугаешь ребенка! У тебя сердца нет! И забирает меня к себе!

…………………………..

Она перестала меня узнавать. Смотрела куда-то вверх и повторяла;

– Что со мной будет!

Коахадам – так именуются офисы по трудоустройству. Русскоязычный усатый пожилой человек сидел за письменным столом. Была небольшая очередь – в основном, темнокожих ребят, я переждал.

– Владеешь ивритом? – спросил он, пересматривая бумаги, которые я показал.

– Нет.

– Плохо.

– Какими профессиями владеешь?

– Два курса политехнического института.

– Есть интересные курсы, – сказал он, – но требуется знания языка, есть другие. Но с оплатой. Посмотри.

Он мне дал развернутый красочный буклет, я просмотрел.

– Все это я знаю! – сказал я. – Пока надо работу.

– Мда! – сказал он. – Хорошо, есть одна заявка в столярную мастерскую, минимум квалификации, берег для своих. Старайся! А проспект возьми. Пригодится.

Так я оказался в столярной мастерской. Встретил меня хозяин, похоже, местный, в рабочей одежде, в стружках. Сразу от станка. В мастерской работали еще два молодых человека. Один говорил по-русски. Обнял меня, предложил рабочий комбинезон. Я переоделся.

Мастерская изготавливала из деревоплиты навесные шкафы для кухонь, столики, всё, что заказывали. Я поначалу убирал отходы, сгружал плиты, подметал пол. Пробовал работать на станках. На третий день хозяин взял кусок плиты, без линейки карандашом провел закругленную линию, подозвал русскоговорящего Бориса, я успел с ним подружиться, что-то объяснил, а Борис перевел мне.

На циркулярке по линии разрежь плиту. Я все приготовил и вроде точно отрезал.

Борис перевел:

– Хозяин велел сказать, что ты уволен, оплатит за два дня! Надо было искать работу.

Возле шука – это на иврите «базар» – открытая площадка, вокруг несколько ларьков, и тут же коохаим – представители от разных фирм, предлагающие работу.

Молодой человек, опрятно одетый, говорит по-русски, я еще не приблизился, а он меня окликнул, пригласил присесть, кресло мягкое, с подлокотниками.