Исповедь Тамары. Премия им. Н. С. Гумилёва

Сегодня 3-е февраля – день смерти моего папы. А 5-го февраля – день рождения правнука папы, моего младшего внука Никиты и последнего на сегодня продолжателя нашего славного рода – Максимовых.

Написала о своих очень-очень дорогих – бабушках, дедушках, родителях, братьях. Небеса их забирали, когда им это было нужно. Как в чьем-то стихотворении:

Говорят, надо жить не прошлым, а настоящим и будущим. Для меня прошлое всегда со мною, оно так близко, так необходимо, чтобы не погрязнуть в омуте повседневности и прожить до конца своих дней достойно, возвышенно в мыслях и делах.

Теперь, пожалуй, пора написать о себе, как просили сын и внуки.

Начну стихами Давида Самойлова, которые мне очень близки:

Прекрасно сказал поэт «И только высоких мгновений на жизни увидеть печать». Иначе я не представляю свою, очень непростую жизнь.

Как-то получилось, вроде бы само собою, но всеми моими поступками, делами, помыслами руководила любовь. Всегда и во всём.

Говоря словами поэта Вадима Шефнера:

Вот в нём я жила и живу.

Итак, о себе, Тамаре Викторовне Рыбаковой (урожд. Максимовой)

В день 80-летия на память приходят стихи Алексея Кольцова:

Время не бежит, оно летит не останавливаясь, кажется, даже, ускоряет скорость полёта. А жаль, что это так. Моё раннее детство (до 1941 года) воспринималось в самых радужных тонах, в музыке, поэзии, любви родителей и бабушек с дедушкой Ваней. За окном моей детской комнаты радовали глаз душистая белая черёмуха, яркая рябина, нежная берёзка и травы, которые косил ранним утром мой любимый деда Ваня. Аромат свежескошенной травы, блестевшей от утренней росы, вместе с лучами солнца проникали в мою комнату, как только деда Ваня открывал ставни. Мир казался прекрасным, вечно прекрасным и добрым, с вечными дедой Ваней, бабушками, родителями. Это ощущение очень близко к сказанному в одном из стихотворений Максимилиана Волошина 1903 года:

Но грянула война. В первые же дни ушёл добровольцем защищать Родину мой дядя Коля, погиб в 1942 году, защищая Ленинград от фашистов. Редкие письма читали всей семьёй, каждое утро с нетерпением ждали почтальона, в радио буквально впивались в ожидании информации о боях. Первые госпитали в Анжерке. Нас, детей детского сада, водили к раненым, мы им рассказывали детские стишки, сказки, дарили свои рисунки, сшитые бабушкой кисеты для табачка, давали водичку по их просьбе. Они улыбались, превозмогая боль. Впервые я так близко увидела страдания, крики от невыносимой боли раненых. В госпитале были совсем молодые ребята, взрослые мужчины, кто с перевязанными глазами, кто без руки, кто на костылях, несколько тяжелораненых умерли на наших глазах. Мы, дети четырех-пяти лет, заплакали. Но врач сказал, что они не умерли, их перевели в другую палату, полечат, и они опять пойдут на фронт. Мы верили словам доктора. Детская память – крепкая штука, оказывается. Запомнились эти люди на всю мою жизнь.