Кадиш

Я бы сказала, что привычка обходиться без косметики по большей части давала мне преимущества, хотя иногда могла принести и неожиданную проблему – например, мне не продали без паспорта бутылку вина, которую я покупала на свой 24-й день рождения. Я всегда с удовольствием смотрела, как другие женщины красятся, но мне самой это как-то не подходило и я красила только ногти и иногда ресницы.

Теперь я жила в Москве и работала тоже в Москве. Свои обеденные перерывы я часто проводила в одном букинистическом магазине, который находился поблизости от моей новой работы. Это был маленький магазин с директором и двумя продавцами. Директор Гор, приятный молодой человек, бывал там нечасто. Один из продавцов знал про книги только цены по каталогу и на чёрном рынке, но другой, Сур, был очень интересным человеком. Его любовь к текстам – не важно, печатным или рукописным – завораживала меня. Тексты были для него живыми существами. Это могла быть книга стихов, или частное письмо 18 века, или собрание японских гравюр – тексты радовали его глаз так же, как глаз других людей радует их любимая кошка. Или, скорее, первый внук. В конце концов, семь поколений раввинов в семье не проходят бесследно. Его знания в области поэзии, литературы, истории вообще и печатного дела в частности были немеряны и каждая беседа с ним была настоящим чудом. Он был влюблён, я была в восхищении – хорошее начало. Если бы я познакомилась с ним на несколько месяцев раньше, если бы я встретила твоего отца на несколько месяцев позже… Если бы… Как любил когда-то говорить мой отец, если бы у моей бабушки были колёса, это была бы не бабушка, а паровоз.

Второй продавец исчез, как только заработал достаточно, чтобы купить себе место директора овощного магазина. Гор бывал теперь в магазине чаще и поначалу относился ко мне с подозрением: что делает у него в магазине эта чужая девица? Ему понадобилось всего несколько недель, чтобы понять – Бог лично послал ему меня, чтобы спасти от безвременной смерти.

Это было и вправду смешно. Я как-то пришла в магазин и обнаружила на дверях надпись «Инвентаризация». Гор, который сидел внутри, увидел меня через окно, открыл дверь и сказал как-то очень сердито: «Ага, ты вечно говоришь, что ты математик. Вот и хорошо, ну-ка заходи!» Я зашла. Такого беспорядка я там ещё не видела – пол был завален бандеролями с книгами, повсюду валялись какие-то бланки и смятые листы бумаги со следами неразборчивых вычислений.

Гор объяснил мне, что случилось. Оказалось, что магазин получал большую прибыль от различных музеев, которые заказывали здесь редкие книги. Обычно всё было очень просто. Гор собирал бандероль и устанавливал цену – например, 100 рублей, тогда почтовые расходы, которые по закону составляли 2 % от цены, оценивались в 2 рубля. Гор посылал музею счёт на 102 рубля и на этом история заканчивалась. Теперь же закон изменился и почтовые расходы составляли не 2 % стоимости книг, а 2 % от общей стоимости бандероли. С математической точки зрения это выглядело так:

(цена книг) + 0.02*(цена бандероли) = (цена бандероли)

и следовательно, цену бандероли нужно было теперь подсчитывать по-другому:

(цена бандероли) = (цена книг) /(1–0.02) = (цена книг)/0.98.

Государство получило примерно 40 копеек прибыли на каждые 100 рублей, а Гор приобрёл постоянную головную боль, поскольку преобразовать словесную формулировку нового закона в математическую формулу оказалось ему не под силу. Как человек предприимчивый и не бедный, он купил себе карманный программируемый калькулятор за 250 рублей, надеясь, что тот сам всё посчитает. Но калькулятор, к сожалению, этого не мог – сначала кто-то должен был его запрограммировать. Это было уж слишком – за свои деньги ещё и программировать! В любом случае, программировать Гор не умел. Поэтому он просто выбирал какие-нибудь цены для книг и для бандероли – с шагом в 1 копейку! – и проверял на калькуляторе общую сумму. Вдруг совпадёт!

Сизифу было легче.

Больше всего меня поразили эти 250 рублей, заплаченные за калькулятор. Директора букинистического магазина они, конечно, не разорили, но для меня они означали двухмесячную зарплату «чистыми». Я написала формулу. Он долго не верил, что формула подходит для любой общей суммы и проверял её для разных значений. Формула подходила. Теперь страница с формулой лежала в папке с самыми важными финансовыми документами, а я стала и для Гора желанным гостем. Я ходила в этот магазин просто как в клуб – столько интересных людей привлекал туда Сур. А сколько замечательных книг я там купила или просто прочла!

Один из лучших комплиментов, которые я в своей жизни получала, принадлежит Гору. Был конец декабря, я испекла какой-то пирог для Сура и Гора и пошла к ним, чтобы поздравить их с новым годом и показать своё новое платье. Сур не произнёс ни одного слова, только смотрел во все глаза. А Гор сказал: «И зачем я выкладываю такую кучу денег за эти дурацкие порнофильмы, когда можно просто снять, как Ленка ходит по нашему магазину!»

Это платье производило впечатление. Как-то однажды я надела его, когда мы с твоим отцом и одной приятельницей решили пойти в ресторан. Официант не отходил от меня весь вечер и в конце принёс счёт с ошибкой. Сумма была на 3 рубля меньше, что составляло почти 40 % общей суммы. Твой отец сказал, что этот официант получил удовольствия гораздо больше, чем на три рубля, и мы не стали указывать ему на ошибку.

Честно говоря, я и сегодня не знаю, что особенного было в этом платье. Оно было чёрное, прямого покроя, с вырезом под горло, длиной чуть выше колен и с рукавами по локоть. Это было первое моё платье из эластичной ткани, поскольку таких тканей в тогдашней России в свободной продаже не было. Кто-то подарил мне отрез, но на целое платье его не хватало. Поэтому верхняя часть платья и рукавов была сделана из чёрного кружева. Всякий раз, когда я его надевала, я получала столько комплиментов, что думала – все женщины должны носить трикотаж. Тогда большинство из них будет чувствовать себя гораздо счастливее.

Вся эта моя разнообразная деятельность происходила на фоне скандалов с моим всё-ещё-мужем, который не хотел разводиться. Без детей и имущественных проблем мы могли бы развестись прямо в ЗАГСе, без всякого суда – в случае, если оба согласны на развод. Что, к сожалению, места не имело.

Летом 1981 года мы наконец развелись. По суду.

Как если бы мне не позволено было жить без проблем, немедленно возникли новые. Я была вынуждена срочно искать себе новое жильё, т. к. одному сотруднику КГБ понадобилась моя комната. У его жены была своя комната в этой квартире и теперь они хотели вторую. А с сотрудниками КГБ лучше было лишний раз не ссориться. Денег на то, чтобы снять отдельную квартиру, у меня не было, а комнату найти не удавалось. Слава Богу, дело происходило летом, и народ разъехался по дачам. Я жила то тут, то там в квартирах друзей и знакомых и пыталась найти себе комнату.

Большую часть проблем создавал мой любимый диван. Помнишь ещё этот замечательный тёмно-красный диван в югенд-стиле, на котором ты всегда спал до самого нашего отъезда из России? Такой несимметричный, такой низкий – ножки были утеряны в незапамятные времена – и такой милый, что терять его я не собиралась. Он ко мне сам с неба прилетел – вернее сказать, с восьмого этажа. А случилось это так: я сидела у себя в комнате и читала книгу Аверинцева «Византийская поэтика». Может быть, впрочем, называлась она и «Поэтика ранней Византии». Не помню. Московские интеллектуалы тогда много про неё говорили, а я была ещё слишком наивна и думала, что всё, о чём люди разговаривают, они должны сначала хорошенько изучить. Кругом лежали словари и энциклопедии, но понять эту книгу и с ними было не легко. Я устала.

Внезапно на лестнице в подъезде зазвучали громкие мужские голоса. Они ругались, но как! Контраст с возвышенными рассуждениями о византийской поэтике был столь велик, что не отреагировать было нельзя. Я подскочила, подбежала к входной двери и открыла её. Трое незнакомых мужчин спускались с этим замечательным диваном с восьмого этажа. Дело было, очевидно, нелёгкое, так как добрались они пока только до моего седьмого этажа и решили устроить перекур. Когда я открыла дверь, большой подлокотник дивана упирался в притолоку моей двери, малый – в дверь лифта и восхитительные контуры его спинки, хотя и представшие моему взору вверх ногами и немного под углом, напомнили мне огромную ракушку. Я обомлела.

Это была любовь с первого взгляда!

Парни, желая извиниться, начали было наперебой объяснять мне, что на восьмом этаже умерла одна старушка, что мебель нужно выбросить, что она вся очень большая и не помещается в лифт… Я сказала только: «Заноси!!»

Они решили, что я их ангел-спаситель, я решила, что их мне сам Бог послал. Так что говорили мы на одном языке. Аверинцев был забыт, и мы начали переставлять мебель в моей комнате, чтобы найти место получше для моего нового сокровища. Сокровище было 222 см в длину и 120 в ширину, но места у меня хватало. Несколько коробок с книгами, швейная машинка, коробка с посудой и пара чемоданов с одеждой составляли все мои пожитки. Хозяин комнаты добавил к этому только кровать, стол и два стула. Короче говоря, мы нашли место не только для этого дивана, но также и для большого одежного шкафа, и для верхней части буфета, которую я просто поставила на пол. Я бы с удовольствием перетащила к себе весь буфет, но он был слишком большой – почти 6 м в длину и поместился бы в моей комнате разве что по диагонали. Минуту-другую я размышляла над этой идеей, но благоразумие взяло верх. Что касается верхней части этого буфета, длина которой была всего лишь 4,5 м, то она вместила впоследствии всю мою посуду, а сверху на ней стояли книги. Фасад напоминал средневековый замок.

Вся эта мебель в последствии долго украшала мою жизнь, но диван был чем-то совершенно особенным. Моим гостям он тоже очень нравился и все всегда хотели сидеть именно на нём, а некоторые даже купить его. Как о любимом домашнем животном, о нём часто разговаривали. Ты спал на этом диване с двухнедельного возраста, и другой детской кровати у тебя не было. Несколько первых месяцев своей жизни ползал ты вдоль и поперёк по этому дивану и старательно изучал все извилины и загогулины своего царства…

Свою жизнь мой любимый диван закончил в 1996 году, когда мы все уже жили в Австрии и моя московская квартира была сдана. Съёмщица зажгла свечку, поминая какого-то умершего родственника, и заснула. Единственным, что при пожаре полностью сгорело, был мой диван. Может быть, он просто не хотел больше жить без нас – было в нём что-то от большой добродушной собаки. Настоящих домашних животных или растений у меня не было, так твой отец не переносил никакой живности в доме.

Что с нами случится через 15 лет, в 1981 году мы ещё не знали, и я носилась по Москве, как сумасшедшая, с диваном под мышкой и пыталась сообразить, что же делать.

Проблема разрешилась сама собой.

Уже несколько месяцев не общалась я со своей московской бабушкой – не до того было. Сегодня я уже не помню, что это был за день, квартиру же мне организовал Сур. Я должна была там кормить кошку. С этой кошкой оказалось много сложностей. Сначала она подхватила где-то блох, а потом родила четырёх котят. Все пятеро жили теперь у меня на балконе, я их кормила и пыталась вывести блох. Приехав домой, я вошла и внезапно остановилась посреди комнаты. Что-то случилось. С бабушкой. Нужно немедленно ей позвонить. Я позвонила. Бабушка была дома, но говорить не могла и из телефонной трубки доносились только какие-то неразборчивые звуки. Покормив своих кошек, я полетела к бабушке.

Как я позже узнала, примерно за час до моего приезда она упала во дворе, потом поднялась и пошла домой. Соседка, наблюдавшая всё это из окна, ничего особенного не подумала. Я вызвала «Скорую помощь». Врач «Скорой» выяснил, что у бабушки инсульт, вследствие чего она частично парализована и не может говорить. Мы поехали в больницу.

Несколько месяцев находилась она то дома, то в больнице, но после четвёртого инсульта, когда её полностью парализовало, её отправили умирать домой. Я жила теперь у бабушки (со своим любимым диваном!), ухаживала за ней, работала и пыталась у неё прописаться, что было нелегко. У бабушки была собственная квартира, и я имела законое право там находиться, но без прописки. Это означало, что в случае её смерти, которая была не за горами, я – вернее, моя мать – могла бы получить деньги за эту квартиру, но не саму квартиру. Квартира была старая, деньги мизерные, а мне необходимо было какое-то жильё. В противном случае единственным местом для проживания оставалась комната моего, теперь уже бывшего, мужа. Я всё ещё была у него прописана и если бы я там регулярно не появлялась, то автоматически потеряла бы право на московскую прописку. А тогда терялась и работа в Москве.

Что это за штука такая – московская прописка, и сколько взяток, фиктивных браков и других разнообразнейших преступлений ради неё совершалось, уже стократ описано и без меня, так что обойдёмся без деталей. Мне нужно было выписаться из квартиры моего бывшего мужа и прописаться в квартиру собственной бабушки. Специального разрешения Моссовета мне пришлось ждать почти целый год. Того факта, что бабушка была парализована и не могла обходиться без посторонней помощи, оказалось недостаточно. И потому вся её долгая жизнь была изучена во всех деталях и подробностях.

Ветеран второй мировой войны, 8 орденов и медалей, два ранения – она была фронтовой медсестрой.

Довольно известная советская писательница – романы и повести, преподавание в Литинституте, работа в качестве критика в нескольких литературных журналах.

Активная работа в общественном совете при областной московской милиции – артистическая интеллигенция вместе с милицией пытались разобраться в причинах детской преступности.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.