Luftwaffe-льники. Часть 2

Игорь Козлов

Luftwaffe-льники. Часть 2

Пиночет, бигус и телевизор

Как отмечалось ранее, культурная программа в училище была безнадежно скудна. Кроме информационной программы «Время» и убогого «Прожектора перестройки» по телевизору смотреть ничего не дозволялось.

Однако время шло, мы взрослели. Не спали на лекциях и хорошо учились. Полученные знания, законспектированные в тетрадях и тщательно проработанные на самостоятельной подготовке, просились найти достойного применения в повседневной жизни. Пытливый ум курсантов постоянно искал область реализации теории в практике. Иначе эти знания так бы и остались бесполезным балластом.

После курса лекций по электротехнике в казарме 4-й роты появилась очень полезная рационализаторская доработка: от телевизора, болтающегося  на массивной платформе с цепями под потолком спального помещения до тумбочки дневального на входе в казарму, был протянут потайной провод.

Секретный провод шел под плинтусом и оканчивался микровыключателем –  «микриком», расположенным на торцевой стороне тумбочки дневального, невидимой для входящего в казарму человека. Зато дневальный курсант, вздергивая правую руку в молодцеватом воинском приветствии и монотонно бубня «молитву» – доклад об отсутствии происшествий, левой рукой мог незаметно обесточить телевизор.

Пока забредший на огонек офицер слушал стандартный доклад, инерционный экран допотопного лампового телевизора медленно  сворачивал изображение. Огромные лампы, находящиеся в чреве гробоподобного «достижения научно-технической мысли», лениво гасли и кинескоп погружался во тьму. Курсанты, участвовавшие в несанкционированном просмотре телепередач, успевали раствориться в темноте спального помещения и принять «горизонталь» в родных кроватях, талантливо изображая беспробудно крепкий и здоровый сон.

Незатейливая система дистанционного управления работала исправно и добротно, сбоев не давала. Доклад дневальных стал размеренным и напевным, длительность его заметно увеличилась. Проверяющим офицерам приходилось минут по пять, а то и более, стоять на пороге роты, выслушивая неторопливый и обстоятельно-подробный рапорт.

 Зато после ухода дежурных офицеров нашей роты, мы получили возможность приобщится к прекрасному, просматривая по ночам различные кинофильмы и новомодные музыкальные телепередачи.

Но как показывает жизненный опыт – никогда не стоит расслабляться или считать себя умнее других. Враг тоже умен и коварен! И уберечься от его происков можно лишь постоянно эволюционируя, то есть, набираясь опыта и подстраиваясь под постоянно изменяющиеся обстоятельства. А если проще и доходчивей – надо быть всегда начеку.

А мы как-то расслабились. Успокоились. И почивали в объятьях эйфории, абсолютно забыв, что Пиночет не дает себе ни сна, ни продыху, ни днем, ни ночью. Хотя, что с контуженного возьмешь?! Дурная голова ногам покоя не дает!

Батальон уже около месяца «плотно висел» в училище, лишенный всех видов увольнений в город. Влекомый охотничьим инстинктом, неугомонный и кровожадный Пиночет вышел на традиционную ночную охоту.

Скажем честно, ночка у него не задалась. Облазив густые заросли крапивы, заботливо рассаженные вдоль бесконечного периметра ограждения территории училища и тщательно культивируемые комендантом подполковником Голдуровым (таким же законченным извращенцем, как и его лучший друг Пиночет), наш комбат, к своему стыду, никого не поймал. Не было ни одного самоходчика и все тут! Хоть вешайся от отчаяния или стреляйся.

Полковник Серов скрупулезно облазил все тайные курсантские тропы. Дотошно проинспектировал все дыры в колючей проволоке. Ничего! Ни одной поклевки!

Дело принимало неожиданный оборот, и Пиночет пошел на принцип. Переборов брезгливость по отношению к вечно чавкающим и жующим свиньям, он инкогнито посетил свинарник, надеясь застать какого-нибудь хитромудрого курсанта, тайно зарывающего в навоз пару бутылочек «беленькой». Про запас, до лучших времен. В долговременное хранение. Но опять ничего! Облом!

 Жизнь полковника явно теряла всякий смысл. Пиночет начал проявлять отчаянное беспокойство. В его голове не укладывалось, что бессонная ночь может пройти впустую, без улова. Не может такого быть! Просто не бывает такого по-определению и все тут!

Комбат решил поступиться своим профессионализмом охотника и заглянуть на заповедную территорию, где обычно никогда не охотился. Он решил обследовать самый короткий путь к ближайшему студенческому общежитию, так называемую «дорогу жизни».

Про «дорогу жизни» знали все офицеры училища. Но устраивать засады на ней считалось признаком дурного тона, недостойным искушенных ловцов нарушителей воинской дисциплины и распорядка дня. Позволить себе задержать самоходчика на «дороге жизни» могли лишь желторотые лейтенантики. И то лишь – в самом начале своей карьеры азартных следопытов. Настоящие мастера охоты на курсантов, искушенные корифеи слежки за самоходчиками  выискивали более интересные варианты для самоутверждения.

«Дорога жизни»»! Эта легендарная тропа была прямолинейна, как линия, соединяющая две точки по кратчайшему расстоянию. Земля на ней была утоптана до состояния «идеального асфальта». Ни чахлой травинки, ни захудалого цветочка не успевало вырасти на пути стада курсантов, регулярно шарахающегося по данной тропинке. Движение на ней было интенсивным и нагруженным. Оно частенько напоминало дорожку муравьев, передающих невидимую эстафетную палочку.

Незабвенная дорожка начиналась прямо от запасного выхода курсантской столовой. Пролегала между двумя хранилищами бигуса. И терялась в кустарнике, прикрывающем дырку в заборе из колючей проволоки. Тропа была удобна тем, что некоторые особенно нетерпеливые ловеласы умудрялись исчезать прямо с ужина, а через полтора часа появлялись уже в расположении роты. То есть непосредственно перед вечерней поверкой. Уставшие, но довольные. И безмерно счастливые. Физиология, куда деваться?!

В порыве отчаяния, раздраженный комбат в последней надежде ринулся в темноту хозяйственного двора на «дорогу жизни». Моветон! А что делать?! Возвращаться с пустыми руками?

Для обеспечения скрытности миссии, полковник Серов таким достижением человечества как фонарик, естественно, не воспользовался. И в награду за полуночные и бестолковые странствия, неприкаянный и неугомонный следопыт Пиночет позорно свалился в яму, выкопанную за курсантской столовой прямо на «дороге жизни» для захоронения остатков бигуса.

Оступившись в темноте, Пиночет энергично хватал руками воздух, отчаянно балансируя на краю, но земля осыпалась и полковник упал на дно глубокой ямы… Убиться или покалечиться ему не удалось, так как на дне «бездны» комбата ждала мягкая и зловонная подушка из протухшей квашеной капусты.

Искупавшись в вонючей жиже с запредельной концентрацией капустной кислоты, перманентно теряющий сознание полковник Серов стоял по пояс в бигусе, скребя ногтями по сырой земле, стараясь ухватиться за край ямы.

Комбат не привык сдаваться и отчаянно боролся за жизнь. Пытаясь выбраться из удушающего плена, Пиночет несколько раз обрывался и скатывался по крутым стенкам глубокой ямы, погружался в склизкое месиво почти с головой.

 Яма, действительно, была превосходная. Еще бы, в ней надлежало захоронить тонно-кубометры высококачественного бигуса. Курсанты копали на совесть.

Очередной раз соскользнув на дно коварной ловушки, полковник Серов наконец-то осознал всю бренность своего существования. Хотелось бы верить, что зарекся ловить самоходчиков…

Кричать и звать на помощь Пиночет не мог, ибо мышцы горла были спазмированы от удушающего запаха прокисшей и перебродившей капусты.

Надо отдать должное, Пиночет был настоящий боец от природы. Он настойчиво цеплялся за осыпающиеся края земляной ямы, спасая свою жизнь. А упорство и мужество всегда вознаграждаются.

С большим трудом выбравшись из плена, полковник Серов некоторое время лежал на краю бигусной ямы, переводя дыхание. Он медленно приходил в себя, не веря своему счастью. Комбат отрешенно глядел на звездное небо, в глубине которого нагло пролетали шпионские спутники – дерзкие и яркие светящиеся точки. Пиночету казалось, что эти самые спутники до мельчайших подробностей засняли и хладнокровно зафиксировали мельчайшие подробности его позорного падения и копошения в мусорной яме. И сейчас незамедлительно передают самые живописные кадры секретной кинопленки прямо в штаб-квартиру ЦРУ, непосредственно в Лэнгли.

– Хорошо, хоть запах не научились записывать и передавать, долбанные НАТОвские консервные банки. А то бы сейчас все аналитики в США передохли от восторга.

Серов сел на краю ямы и смачно плюнул вниз. Из ямы в ответ поднялась волна нестерпимого смрада. Пиночету в голову полезли тоскливые мысли.

«Вот она, оказывается, какая могла быть смерть полковника. Хорошо бы я выглядел на дне кислотной ямы, захлебнувшийся бигусом. Нашлись бы и те, кто искренне порадовался. А виноватых, как обычно, нет. Форс-мажор и всего делов. В прощальном слове, наверное, сказали:

– Сам, мол, дубина деревянная, по ночам лазил где ни попадя. Приключения на задницу выискивал. Вот и нашел, любезный. Да закройте же крышку гроба наконец, а то слезы от нестерпимой вони так и брызжут. Просолился полковник знатно, теперь надолго сохранится. Даже бальзамировать не нужно.

Разумеется, к могилке на кладбище за километр никто не подойдет, побрезгуют. А на холмике у памятника капусту посадят, мерзавцы. Точно, капусту. Вот уроды! Так всегда и бывает. Служишь не за честь, а за совесть… а они капусту тебе на холмик! Мол, лежит тут козлина редкостная, от капусты смерть принявшая. Эх, нет в жизни справедливости! И какая скотина дала команду вырыть на этот могильник? Знаю, знаю. Скорее всего, зам. старика по тылу полковник Адик Волченко. Сам дурак с красной рожей, горлопан, вечно пьяный. Бигусом провонял, спасу нет. И еще имя дурацкое такое – Адик. Точно, мудак какой-то! Недаром его курсанты называют: «Гадик Сволченко»! Боевой офицер чуть не погиб из-за этой тыловой сволоты. Ладно! Попросит еще роту-другую для хозяйственных работ…»

Пиночет понемногу пришел в себя. Периодически чертыхаясь, он двинулся к дому, по пути обдумывая возможность зайти в гараж, чтобы переодеться во что-нибудь чистое и выбросить испорченную одежду, отстирать которую не было никаких шансов. Так же комбат подумывал искупаться в училищном пруду рядом с КПП, чтобы хоть немного смыть капустную слизь, которая стекала с полковника, оставляя зловонный и склизкий след.

Вместо шампуня полковник планировал использовать ацетон, уайт-спирит или еще чего покрепче. Разговаривая сам с собой, комбат грамотно рассуждал:

– Лучше вонять ацетоном, чем тухлятиной. На крайний случай, в гараже канистра 93-го бензина припасена. Придется пожертвовать на благое дело.

Проходя мимо казармы 4-й роты, Пиночет по профессиональной привычке, мельком бросил взгляд на фасад здания.

О, чудо! Матерый комбат напрягся и сделал стойку. Ибо увидел сполохи разноцветных отблесков на оконном стекле – явно работает телевизор. Причем, глубоко в неурочное время. Несанкционированно! Нарушение!

Пиночет ворвался в казарму и пулей влетел на второй этаж. От взыгравшего куража и азарта, а так же в предчувствии знатного порева, полковник Серов забыл о непрезентабельном виде и сногсшибательном запахе. Комбат рвался в 4-ю роту. Он летел по лестнице, как гончая преследует раненого зверя по кровавому следу.

Но и мы не лыком шиты. Сработала ночная сигнализация. Не та электронная сигнализация с многочисленными разновидностями датчиков и навороченных систем спутникового слежения, которыми оборудуют современные машины и квартиры, нет. А примитивная и допотопная. И поэтому – абсолютно надежная и безотказная.

На темном участке лестничного проема была натянута обычная нитка, на одном конце которой висела пустая мятая консервная банка из под тушенки. Пиночет на бегу зацепил нитку ногой… та порвалась… и в ночной тишине пустая консервная банка, оглушительно громыхая и звеня, покатилась по ступенькам лестничного пролета.

Комбат чертыхнулся от досады и радикально ускорился, активно помогая руками, цепляясь за перила лестницы.

Он, буквально, влетел в роту! Ворвался как вихрь! Как ураган! Как разъяренный демон!

Но полковника ждала мирная, идиллическая картина. Бодрствующий дневальный вкрадчивым и размеренным голосом принялся спокойно докладывать уставную скороговорку об отсутствии происшествий в подразделении.

Не дослушав рапорт, Пиночет метнулся в спальное помещение. Личный состав 4-й роты, сладко посапывая, умиротворенно спал. Экран телевизора, висящего на цепях под потолком центрального коридора, был черен.

Комбат нервно заметался по казарме, пытаясь найти курсантов, шарахающихся после команды: «отбой». Сопровождающий его сержант из состава суточного наряда, принюхавшись к характерному амбре, предпринял попытку держаться от свирепого командира подальше, стараясь незаметно зажимать нос пальцами.

Пиночет энергично прошел по расположению роты и вдруг остановился у телевизора. Комбата осенила гениальная мысль. Полковник повернулся к сержанту. Тот мгновенно убрал руку от носа и старательно задышал ртом. Пиночет многозначительно и ехидно улыбнулся.

– Сержант Бояринов, дайте дневальному команду, пусть принесет табуретку.

– Есть товарищ полковник! Только разрешите, я сам?! Лично принесу?!

Не дожидаясь разрешения, дежурный по роте стремительно испарился из ареала досягаемости амбре Пиночета и, найдя свободную табуретку, рухнул на сиденье, отчаянно борясь с накатывающим обмороком.

Сержант не спешил вернуться к Серову. Парень не мог надышаться воздухом. Он словно не дышал, а большими глотками жадно пил чистый и неотравленный бигусом воздух.

Устав ждать табуретку, Пиночет начал возбуждаться.

– Сержант! Вы что там, табуретку из цельного бревна выстругиваете? Я просил любую табуретку. Любую, а не ручной работы из красного дерева!

Услышав голос раздраженного комбата, дежурный подбежал к Пиночету с табуреткой, предварительно облившись одеколоном, взятым из ближайшей тумбочки.

Остановившись подальше от полковника, сержант Бояринов, максимально вытянув руки и отворачивая голову в сторону, протянул табурет комбату. При этом несчастный сержант старательно работал мышцами лица, отчаянно пытаясь спасти нос от прорывающихся миазмов. Попутно дежурному по роте приходилось сдерживать слезы, непроизвольно наворачивающиеся на глазах.

Пиночет, глядя на отчаянную мимику сержанта, нахмурился.

– Сержант Бояринов! Что у вас с лицом? Нервный тик, что ли?!

– Никак нет! Просто пылинка попала в нос. И в глаза тоже. И вообще, чего-то мне нехорошо, товарищ полковник. Тошнит что-то! Наверное, бигус на ужине нечаянно съел. Самую малость… Вот и мутит.

И тут до Пиночета дошло. Он вспомнил недавнее падение. Вспомнил в мельчайших подробностях. Особенно факт длительного купания в яме с протухшей квашеной капустой.

Так как комбат провонял квашеной капустой насквозь, то его восприятие отвратных запахов притупилось. Получив запредельную дозу информации о мерзопакостных испарениях протухшего бигуса, мозг Пиночета перешел в щадящий режим. Спасая рассудок и жизнь хозяина, «ЭВМ в голове полковника» максимально повысила порог восприятия для рецепторов обоняния. Носоглотка комбата продолжала фиксировать катастрофический уровень смердящих испарений, но мозг Пиночета гуманно отсекал тошнотворную информацию.

Но для окружающих людей запах, исходящий от Пиночета, был просто невыносимым. Более того, в целой роте никто из ребят уже не спал. Все курсанты, лежащие в койках, затаили дыхание. Мы старательно укрывались с головой, чтобы спрятаться от страшной вони, заполонившей спальное помещение казармы –  огромное как по площади, так и по объему.

У Пиночета выбора не было. Отступать поздно и комбат решил идти до конца.

– Сержант, подойдите ближе и поставьте табурет на пол. Вот здесь.

Сержант уже не смог ответить: «Есть!» С трудом сдерживая приступы накатывающей рвоты, Бояринов поставил табурет в указанное место и сразу же отступил назад.

Комбат влез на табурет, вытянул руку и пощупал корпус телевизора. Естественно, «ламповый гроб» был раскален докрасна и его можно было использовать для отапливания жилого помещения в холодное время года.

Полковник довольно ухмыльнулся, выдрал провода вместе с клеммной коробкой и предохранителями и торжествующе обратился к личному составу роты.

– Ну, что?! Меня не проведешь. Опыт не киснет! Его не пропьешь и в карты не проиграешь. Старый конь борозды не портит! Ха-ха. Не делайте вид, что спите. Нечего прикидываться. Что, за дурака меня считали, да?! А я не дурак, нет! Я  полковник! Я  профессионал своего дела! Я наказываю всю роту. Так как увольнений у вас уже нет, я лишаю возможности просмотра телевизора. Провода и клеммник ложу к себе в сейф. Когда посчитаю нужным, тогда и отдам! А может, вообще не отдам. До самого выпуска. Ха-ха. Приятных снов, птенчики. Мундеркинды недоделанные! С кем решили тягаться, детишки?!

Считая миссию выполненной, Пиночет молодецки спрыгнул с табурета. Помахивая проводами и клеммником, с ехидной улыбочкой он вышел на улицу. Настроение комбата заметно улучшилось. Хоть кого-то удалось прищучить. Ткнуть носом зарвавшихся и обнаглевших школяров. Он еще о-го-го! Есть еще порох в пороховницах и ягоды в ягодицах! Ради таких моментов стоит жить!

Остановившись на крыльце с чувством образцово выполненного долга, комбат довольно и сладко потянулся до остеохондрозного хруста в суставах и позвоночнике. Широко расставив ноги и гордо выпрямив спину, Пиночет монолитным памятником стоял на крыльце казармы и с наслаждением втягивал в нос кубометры чистого ночного воздуха. Вентилируя легкие, комбат широко и счастливо улыбался. Бессонная ночь прошла не зря.

Стоя на ступенях казармы, полковник Серов неожиданно услышал, как над головой захлопали ставни окон. Это 4-я рота активно боролась за свою жизнь и здоровье. На подоконниках многочисленных окон Пиночет увидел курсантов в нижнем белье, которые усиленно махали полотенцам и одеялами, стараясь выгнать из казармы отравленный воздух. Так же до него доносились многичисленные реплики с откровенно издевательским содержанием и нелицеприятными комментариями.

– Старый конь борозды не портит?! Ха-ха. Но и глубоко не вспашет. Поелозит …и сразу сдохнет.

– Вот уж, хрен! Какая молодка его к себе подпустит? К бабулькам в Дом престарелых. И только по предварительной записи.

– Провода «ложу» в сейф! Дурилка вонючая, не «ложу», а «кладу»! Ложат чле*, причем конкретно!

– А я реально думал, что не выдержу и наблюю. Нет, точно! Койка у меня на втором ярусе, вот Петровичу бы внизу досталось. Веришь, еле удержался?! До сих пор позывы на рвоту по кишкам шарахаются.

– И не говори. Сержант сейчас голову в раковине замачивает, аж зеленый весь. Того и гляди всего наизнанку вывернет. Досталось Боярину. Ребята одеколоном платок смочили и под нос ему пихают. Пока не очень помогает. Спазмы по телу так и бегают. Трясет не по-детски. Надо с наряда снимать, не достоит до утра.

– А Пиночет-то чего?! Неужели по ночам наш бигус подворовывает?! Не может отвыкнуть от дерьма. Вот бедолага. Жаль, конечно, человека. Жена ему точно ТАКОЕ приготовить не сможет! Тут особый талант нужен, чтобы руки из жопы росли. И секретные ингредиенты типа «зарин», «зоман», «дуст» и, обязательно, «фосген» добавить. «Фосген» даже два раза… для более качественного удушения.

– Пиночет же военный по пояс. Бигус для него – деликатес. Ностальгия! Понимаешь? Круче всякой икры. Вот по ночам по свалкам и ползает, за нами доедает.

– А чего ползать? Мы ему весь бачок сами отдадим, пусть лопает. Хоть в три горла жрет. Еще добавки накидаем.

– И чего он в этом говне полезного нашел? Его даже свиньи не едят. Рыло от лоханки воротят.

– Мама родная, а как же его домой такого вонючего пускают? Квартира по площади раз в триста меньше казармы. А у нас смрад такой, того и гляди, в окно выпадешь.

– Да уж, блевать так и тянет, сил нет. Вот урод, приперся! Жрал бы бигус в одну харю. Нет, пришел похвастаться.

– Ребята, бросай махать полотенцами, вроде полегче дышать стало. Наряд весь одеколон и туалетную воду в роте собрал и между кроватей набрызгал.

– Действительно, уже терпимо становится.

– Пацаны, Стас из проводов времянку смастерил, телек заработал! Айда, кино смотреть. В ночном сеансе «Полосатый рейс» показывают.

Курсанты дружно попрыгали с подоконников и исчезли в глубине здания. Раздосадованный Пиночет с тоской посмотрел в раскрытые окна казармы. На белом потолке второго этажа заиграли разноцветные блики – начинался «Полосатый рейс».

После обилия услышанного в свой адрес, возвращаться в роту для наведения пошатнувшейся воинской дисциплины комбату почему-то не захотелось. Повертев в руках ставший бесполезным клеммник и провода от телевизора, обиженный Пиночет забросил их в открытое окно казармы. Затем, оттянув на себе одежду, он пару раз втянул носом воздух, брезгливо скривившись, и быстрым шагом скрылся в ночной темноте.

На следующий день и еще пару недель кряду на всех построениях от Пиночета разило адской смесью бензина, ацетона и различных дешевых и дорогих одеколонов. Сквозь гремучую парфюмерную смесь все же назойливо пробивался запах бигуса.

После той ночи у полковника Серова появилось железное правило – всегда становиться от собеседника с подветренной стороны.

Национальные кадры

В Советской армии существовал и активно насаждался известный лозунг, рожденный в недрах Главного политического управления Министерства обороны: «Народ и армия едины!»

А так как народ в СССР был многонациональный, то и армия тоже была многонациональная. В соответствии с Конституцией, все граждане Советского Союза наделялись равными правами и возможностями, особенно по защите единой и неделимой Родины. Красиво, впечатляюще и справедливо, не так ли?!

Вот только условия поступления в военные училища для представителей различных национальностей и народностей были очень даже различные.

Выполняя строгие указания ГЛАВПУРа, руководству нашего училища и… не только нашего, приходилось основательно прореживать многочисленную толпу желающих стать красными офицерами из русских, украинцев и белорусов. При этом открывали «зеленую улицу» фактически без экзаменов и вне конкурса  представителям Средней Азии, Кавказа, Молдавии, Прибалтики, и прочих уважаемых братских республик и автономий нашей необъятной страны.

Могу сказать, что на тридцать человек 45-го классного отделения приходилось двадцать национальностей и народностей. Славян было менее десяти человек. Зато в дружном коллективе числились: таджик Мишка (Мумин), казах Эрик, армянин Эдвард, азербайджанец Федя (Фахраддин), башкиры Тамерлан и Радул, молдаванин Олесь, татарин Раис, киргиз Адиль, грузин Костя (Котэ), чеченец Золман.

В нашем отделении более года образцово служил и отлично учился замечательный и умненький курсант – еврей Ицек. Но его подвело здоровье и пареня комиссовали в начале 2-го курса обучения. Расставаясь с нами, он плакал.

Еще были: осетин Илья, латыш Марис, «русские» немцы братья Курт и Карл, тувинец Булат, уйгур Коля (возможно – Кола), белорус Вася, пятеро русских и хорошие ребята с Украины.

И еже с ними учились парни редких и почти неизвестных народностей, о которых мы вообще никогда ничего не слышали.

Удивительно, но у ребят из Средней Азии и с Кавказа, которые абсолютно не владели общепринятым государственным языком, были фантастически замечательные аттестаты за среднюю школу. В основном, сплошные пятерки! Хоть в МГУ принимай медалистов-отличников.

Когда эти «гении» немного освоились и приблизительно через год учебы начали с большим трудом, но все же понимать русскую речь, любопытствующая курсантская братия стала активно пытать их следующими вопросами.

– Фахраддин! Ты не против, если тебя Федей будем звать? А то язык можно сломать пока выговоришь. Фахраддин. Вот имечко! Нарочно что ли так назвали? Объясни мне – тупому русскому, как ты, имея в аттестате пятерку по математике, до сих пор «два плюс три» на пальцах считаешь?! И каждый раз у тебя разные ответы получаются. Ты же вундеркинд дипломированный! Медалист золотой.

Здоровенный азербайджанец Федя-Фахраддин скромно улыбался, досадливо отмахиваясь огромной ручищей. Федя мог легко обхватить трехлитровую банку полную воды ладонью одной руки. И оторвав ее от стола, держать в воздухе длительное время. Как все неимоверно сильные люди, Федор был добряком и неторопливым увальнем. Он даже говорил медленно, неспешно, обстоятельно подбирая каждое слово.