Откровенные записки

– Если коротко, то вышла замуж, – ответила она.

– А если не коротко?

– Насколько не коротко?

– Настолько, насколько это вообще возможно…

Она пару раз затянулась, выпустила дым, посмотрела в небо и начала свой рассказ:

Глава 3. Николь

– Вообще, Клод – мой муж, точнее, мой действующий муж, он третий, – она сделала небольшую паузу, чтобы посмотреть на мою реакцию, но меня это совсем не удивило. У меня тоже за плечами был один развод и ещё не понятно сколько будет, когда я достигну возраста Николь. – Это мой третий брак, представляешь? А ведь мне ещё даже нет тридцати…

Я решила как-то разбавить её не совсем позитивно начатый рассказ, но вышло это не так вдохновляюще, как мной задумывалось:

– Ну, ты настоящая красавица, готова поспорить, в Париже много мужчин, которые бы желали претендовать на роль четвёртого и последующих мужей…

Но Николь не польстилась на мой комплимент, и я испытала чувство неловкости за то, что помышляла расположить её к себе этой пошлостью. У меня было ощущение, что её не трогают такие банальные вещи, за что она понравилась мне ещё сильнее. Николь ответила:

– Нет-нет, внешность тут совсем не причем! – закурила ещё одну сигарету и продолжила, – Знаешь, самое интересное, что жизнь сложилась так, как я вообще и не предполагала. Я – классическая хорошая девочка, которая окончила школу с отличием, а потом получила красный диплом филолога в Риге, сейчас преподаю на кулинарных курсах в Париже. Хотя, по большей части выполняю организаторскую работу. Мне бы такое даже в голову не пришло ещё двенадцать лет назад! Я представляла свою жизнь гораздо более предсказуемой и, наверное, гораздо более банальной: работа в офисе с девяти до шести, муж, которому нужно приготовить ужин, и ребёнок. Правда, ребёнок у меня есть. Ну, ты в курсе… Да и муж сейчас тоже. Но я имею в виду классическую семью, где муж – это ещё и отец ребёнка, а у меня не так. Если честно, то я даже не знаю кто его отец. Точнее, не совсем…

Сильнее заинтриговать меня было уже нельзя. Я стряхнула пепел с сигареты и заворожено смотрела на неё. Мне не хотелось перебивать Николь никаким комментарием, тем более пошлым или банальным, вроде того, какой я уже умудрилась опустить. Судя по тому, что тон её монолога стал неровным, я сделала вывод, что она сама до конца не пережила этот опыт. У меня сжалось сердце, потому что я представила какая тяжёлая судьба у этой крошечной и невероятно красивой женщины.

Тем временем Николь продолжила:

– Как я уже сказала, школу я окончила с отличием, причем не могу сказать, что мне было тяжело. Нет, я не хвастаюсь, учёба всегда давалась мне легко. Родители наседали на меня гораздо сильнее, чем этого требовалось для получения такого результата. Сейчас я думаю: Господи, зачем? Я просто преподаю кулинарные курсы и всем здесь плевать есть ли у меня аттестат с отличием из Рижской школы и диплом филолога! И, тем более, всем на это было плевать, когда я в Ницце несколько лет подряд продавала мороженое. Но пока я училась в школе, мне было строго-настрого запрещено ходить на вечеринки и другие тусовки, я могла только один раз в неделю гулять с подругами, и то не более трёх часов подряд. Всё остальное время в моей жизни занимала учёба. Если я тихонько включала музыку в своей комнате, то отец тут же кричал через стену, чтобы я «убирала этот разврат», – она печально ухмыльнулась. – В общем, я сдала экзамены и поступила в университет на филологический, не испытав ничего, кроме облегчения, потому что родители от меня отстанут хотя бы на пару месяцев, пока не начнётся новый учебный год уже в университете. К счастью, так оно и вышло. Они отправили меня погостить к двоюродной бабушке в маленький городок на берегу очень живописного озера. Он был очарователен: население небольшое, в основном, пенсионеры, потому что работать там было негде, но на лето к ним приезжали внуки, вроде меня, поэтому я быстро завела подруг. Каждый день я просыпалась с чувством облегчения и какого-то внутреннего подъёма от того, что ещё какое-то время не буду испытывать давления касательно учёбы. Мне казалось, что я наконец-то увидела жизнь. Настоящую жизнь. В какой-то степени так оно и было. Я чувствовала, что вступила в ту взрослую жизненную пору, которая мне всегда внушала одновременно трепет и ужас. Как я уже сказала, у меня появились друзья. Вообще я никогда не испытывала трудностей с общением, трудность была, скорее, в том, что за всеми своими занятиями у меня не было на него достаточно времени. Одной из моих лучших подруг того лета была Соня – девушка, живущая по соседству, на год старше меня. Ей было восемнадцать, а мне – семнадцать. Мы просыпались с утра пораньше и шли на пробежку вокруг озера. Кстати, здесь, в Париже, я возобновила эту привычку бегать по утрам и мне ужасно нравится. Если хочешь, давай со мной?

Я кивнула, хотя, разумеется, толком не успела обдумать её предложения, просто мне хотелось, чтобы она поскорее продолжила рассказ. Её доверительная речь пленила меня.

– Днём мы ходили на то же озеро купаться и загорать. Лето стояло безумно жаркое. У меня был всего один купальник, который моментально высыхал на жаре, и мне даже в голову не приходило, что их может быть несколько в женском гардеробе, – добавила Николь со смехом, – сейчас у меня их семь или восемь, а я так редко бываю на пляже! Ну что за несправедливость? В том купальнике я впервые почувствовала себя женственной: может быть, дело было в том, что в его лифе были поролоновые чашки, а в моих обычных бюстгальтерах их не было, а пышногрудой я никогда не была; может быть, дело было в том, что он выгодно оголял меня и тем самым привлекал взгляды противоположного пола; а, может быть, до этого я вообще никогда не думала о том, что ко мне коим-то образом может относиться слово «женственность», я вообще не задавалась этим вопросом, такое мне просто не приходило в голову. Так вот, тем летом я впервые почувствовала себя женщиной. Может быть, просто возраст пришёл.

Мы с Соней лежали и плавились под полуденным солнцем, и нам было лень даже разговаривать, когда услышали: «Отдыхаете, девчонки?». Нам пришлось отвлечься от блаженного ничегонеделания, чтобы посмотреть на автора очевидного вопроса. Перед нами стояли двое парней очень похожих друг на друга, и я даже подумала, что они, скорее всего, братья. Позже я поняла, что одинаковыми их делал не только белобрысый цвет волос, но ещё форма солнцезащитных очков и белые футболки, которые были чем-то вроде признака псевдоаристократизма. Было даже странно видеть парней на пляже в футболках, потому что все мужчины тут ходили с голыми торсами или в ужасных майках-сетках. Они пригласили нас к своему небольшому пикнику, и мы с Соней с радостью приняли предложение. Парни не были джентльменами, но мы сочли их достаточно обходительными, а нам, как натурам неискушённым, этого было более чем достаточно. Было заметно, что парни, в отличие от нас, имеют опыт общения с противоположным полом, кроме того, было очевидно, что они старше нас. Позже выяснилось, что это действительно так. Им было по двадцать пять лет, и мне они казались взрослыми мужчинами, а это так льстило моё самолюбие! Их звали Эрик и Янис. Благодаря своему жизненному опыту они не лезли со своими дешёвыми приставаниями, как наши ровесники, впервые дорвавшиеся до девушек, которых мы здесь уже встречали немало. Это их ненавязчивое поведение подкупило нас ещё больше. Оно будоражило наши девственные фантазии. Ах да, мы с Соней обе были девственницами, несмотря на свой уже не подростковый возраст.

Вечером, когда я была дома, мне написал Эрик. Мы немного пообщались, не без тени флирта, разумеется, и договорились встретиться завтра вчетвером – тем же составом. Он сказал, что родители Яниса уезжают, и мы можем расположиться в их просторном внутреннем дворе. Из-за того, что я общалась с Эриком по телефону, у меня было ощущение, что он мой парень (хотя мы снова встречались все вместе, и вряд ли это было официальным свиданием), но мне было приятно так думать.

Вот, мы оказались на аккуратно выстриженном газоне родителей Яниса, который вежливо постелил нам на него плед. В этом подчёркнутом знаке внимания была какая-то неестественность и очевидная надежда, словно нам давали понять, что все эти знаки внимания не просто так, и мы должны будем за них обязательно заплатить. Парни и пальцем бы не пошевелили для нас, если бы не надеялись на продолжение. Это читалось в каждом их жесте и движении. Любой намёк на ухаживания или вежливость выдавался нам как аванс. От этого отношения веяло таким отвращением, но я предпочла этого не замечать.

Мы, словно великосветские дамы, были одеты в дорогие сатиновые платья пастельных оттенков, которые заворожено, но тихонько шуршали и очевидно не были предназначены для этой атмосферы дешёвого флирта. Мы с Соней прекрасно понимали, на что идём и зачем нас туда пригласили. Присутствие друг друга, с одной стороны, подстёгивало, а с другой – поддерживало каждую из нас. Когда рядом с тобой подруга, хорошая подруга, гораздо легче пуститься в любую авантюру. А нам обеим давно хотелось в неё пуститься, настолько мы были изголодавшимися по общению с мужчинами, да и знойная праздничная атмосфера лета настраивала на приключения. А Эрик и Янис казались нам именно мужчинами. Они налили нам дешёвое вино из прямоугольной картонной коробки, которое мы поспешно выпили, сидя на дурацком пледе. Мы не почувствовали вкуса этого ужасного напитка, потому что слишком волновались. Нам было страшно и весело одновременно. Алкоголем мы пытались заглушить страх и усилить веселье. Меня грело абсолютно новое для меня ощущение, что у меня есть парень, и я старалась не думать о том, что это только моя фантазия. Алкоголь её значительно подкреплял.

Вдруг Соне внезапно стало плохо: её стошнило прямо на свежеподстриженный газон, и я успела заметить, как Янис закатил глаза, представляя, что ему придётся это убирать, чтобы ни в коем случае родители не заметили такого позора. Я не подала виду, что заметила его реакцию и старалась поддержать Соню, которая жаловалась на то, что у неё раскалывается голова и сводит желудок. Видимо, отравление от третьесортного вина не заставило себя долго ждать. Я хотела вызвать такси, но Янис сказал, что довезёт нас до дома, и это было очередным напускным якобы джентльменским жестом.

Мы ехали в его винтажном автомобиле Toyota Mark II, который был родом из восьмидесятых годов на отреставрированных кожаных сидениях, от которых хорошо пахло, что приятно меня удивило. Эрик еле заметно (и очень эротично, как мне тогда казалось) поглаживал меня по колену, небрежно отодвигая ткань моего платья, которое он, конечно, не оценил (а мне бы очень этого хотелось!). От происходящего я чувствовала себя героиней ретро-фильма. В тот день не произошло ничего значимого, кроме того, что подруга слегла на неделю с жутким отравлением. Видимо, мой организм оказался крепче, а возможно, на меня так подействовала моя мнимая влюблённость. Но парни были настроены на секс, и менять свои планы из-за отравления они не собирались.

На следующий день мне снова написал Эрик (что только подтвердило мою теорию о том, что он мой парень), и для формальности поинтересовался как здоровье Сони. Я ответила, что достаточно плохо (её по-прежнему тошнило, и держалась температура), но он больше ничего не сказал по этому поводу, потому что, разумеется, его это не волновало. Эрик сообщил, что родители Яниса вернулись, но мы всё равно можем встретиться у него. С одной стороны, мне было неловко – идти в гости к совершенно незнакомым людям, но с другой, «я же буду с парнем» – сказала я тогда себе. Эта фраза одновременно будоражила и успокаивала меня. Я казалась себе такой взрослой и желанной. Столько лет прошло, а я до сих пор помню, как тогда сказала себе это. Возможно, если бы я не произнесла это в своей голове, или если бы я возразила сама себе и сказала, что Эрик мне никакой не парень, и я видела его всего пару раз в жизни, а идти в дом к незнакомым людям на ночь глядя – легкомысленно и очень опасно, то вся моя дальнейшая жизнь сложилась бы по-другому. Но я произнесла ту фразу, прогнав все доводы разума. И несу её последствия до сих пор. Эта мысль, изменившая весь ход моей дальнейшей жизни, пришла ко мне в голову, когда я стояла у зеркала и красила брови.

Мы все совершаем глупости. И не только в молодости. С другой стороны, разве не для этого нужна жизнь? Разве лучше жить, продумывая каждый шаг? И останется ли время на эти самые шаги, если всегда заниматься их обдумыванием? Если честно, даже не смотря на тот отнюдь не позитивный опыт, я не могу ответить на этот вопрос. Разве была бы моя жизнь лучше, если бы я сейчас действительно работала в офисе с девяти до шести, а по вечерам варила суп? И может быть, именно благодаря нашим ошибкам, мы становимся теми, кто мы есть на самом деле?

В любом случае, как ты уже поняла, я туда поехала. Ведь именно поэтому я сейчас пытаюсь перед тобой и перед самой собой оправдать свой поступок, за который я в глубине души так и не простила себя, – на этих словах Николь едва заметно сглотнула, и я увидела, как легко и привычно она задушила подступившие слёзы.

– Почему я так зацепилась за Эрика? – продолжила она. – Мне и самой интересно. У меня никогда не было проблем найти парня: я была хороша собой, но из-за того, что все школьные годы я потратила на учёбу и подготовку к поступлению в университет, у меня скопился голод по парням и отношениям. Я была юна и жаждала получить этот новый для меня опыт. Вопреки моим ожиданиям родители Яниса просто приветственно мне кивнули, даже не удостоив меня банальным «очень приятно, Николь», на пару секунд задержав на мне взгляд. Холодный взгляд. Я их совсем не интересовала. Я вообще не была уверена, что они услышали моё имя, когда Эрик меня представил. Несмотря на мою «внешность отличницы» и цветастый сарафан длины «миди», я всё равно была для них шлюхой, точнее, очередной шлюхой, которую привёл в дом их сын и его друг. По узкой деревянной лестнице мы прошли на мансардный этаж, я присела на небольшую кровать, застеленную старым покрывалом, и мне ударил в нос запах лежалой старой ткани, которую давным-давно не стирали. Родители не напрягались наводить уют в этом уголке разврата их сына, а сам сын и подавно.

Эрик снова налил мне дешёвого вина из картонной коробки, скорее всего, из той же, но я не заострила на этом внимание, потому что слишком сильно волновалась. Он потянул мне пластиковый уродливый стакан, и я, несмотря на отравление подруги, снова выпила этот напиток. И о чём я только думала?! Во всяком случае, точно, не о благополучии собственного желудка.

И тут я поняла, что ничего не знаю об этих людях. То есть совсем ничего. Я знаю только их имена. Я не знаю даже их фамилий, рода деятельности, имена друзей, увлечения. «Господи, что я делаю?», – промелькнуло у меня в голове. Они включили музыку и закурили. Мне сигарет почему-то не предложили, как и более крепкого (и, скорее всего, более дорогого) алкоголя, который они налили себе. В комнате играла дурацкая музыка, пахло какой-то деревенской травой, я сидела на кровати, одной рукой держа пластиковый стаканчик с вином, а другой – нервно перебирая складки на сарафане. Я понимала, что всё произойдёт сегодня, но не представляла как. Я думала, что сейчас мы выпьем, пообщаемся, а потом пойдём на танцы, а потом – к Эрику (ведь он мой парень!) или ещё куда-нибудь. Разумеется, должно было произойти что-то романтичное: танцы, поездки и ещё какое-то веселье; по-другому просто не могло быть. Но у парней не было таких далеко идущих планов. Наши представления о том, как должна пройти ночь в её эротическом понимании, явно расходились. Мысль о том, что секс будет прямо здесь, когда внизу родители Яниса готовят ужин, мне даже в голову не приходила.

Я выросла в совершенно другой семье с абсолютно иными ценностями. Хотя, я понятия не имею, какие ценности у людей, которые ведут себя подобным образом. Янис сказал, что пойдёт и проверит: не готов ли ужин. Я представила, как сейчас нас всех пригласят вниз, я сяду за стол, положу на свои колени белую накрахмаленную салфетку и расскажу с особым достоинством о том, что теперь я студентка филологического факультета, а родители Яниса будут уважительно кивать (мне так хотелось, чтобы кто-то этим восхитился, я же не зря потратила столько лет на учёбу!). Но Эрик бросил ему: «Не торопись там!», и я поняла, что ужин ко мне не имеет никакого отношения, как, впрочем, и накрахмаленная салфетка. Я кожей чувствовала атмосферу грязного и насильственного секса, которая витала в пространстве этой комнаты.

Когда Янис ушёл, Эрик наконец обратил на меня внимание. Он подсел ко мне на кровать и обнял рукой, в которой была сигарета.

– Можно закурить? – спросила его я, в надежде как-то отвлечься и расслабиться.

– Мне не нравятся курящие девушки, – тоном, не терпящим возражений, ответил он. Подразумевалось, что я, разумеется, должна стараться ему понравиться. При этом его совершенно не волновало, нравятся ли мне курящие парни. Моего мнения здесь в принципе никто спрашивать не собирался ни по поводу курения, ни по поводу чего-либо ещё. Он поставил стаканчик с алкоголем на пол, и свободной рукой залез мне под юбку. Вот так, безо всяких прелюдий. Я успела только тихонько взвизгнуть, но быстро себя одёрнула, так как не хотела показаться ханжой. Господи, подумать только! Почему я вообще думала о том, что должна выглядеть перед ним каким-то определённым образом? Но он был для меня мужчиной, и этим всё было сказано. Он потушил сигарету и поцеловал меня взасос. Его язык проник в мою глотку так глубоко, что мне казалось, я начинаю задыхаться. Я совсем не была к этому готова. Он положил меня на эту узкую кровать и стал снимать с себя рубашку, параллельно трогая меня везде, где только можно вообразить. У меня было ощущение, что у него гораздо больше одной пары рук. Я попыталась вырваться из его объятий, так как не могла понять хочу ли я этого: ведь я сюда пришла, значит – да, я же прекрасно понимала, что меня позвали не на чай. Но его натиск, поспешность, наплевательское отношение ко мне и грубые движения как-то отталкивали меня. Я села на кровати, пытаясь сосредоточиться на своих мыслях.

– Ну что такое?! – нервно спросил он.

– Я не уверена, что хочу, – ответила я.

– Ну конечно, хочешь, ты же такая мокрая, – сказал он полушёпотом, пытаясь имитировать интимность.

Позже я читала, что именно так оправдываются насильники: «Она сказала «нет», но её тело говорило «да»», хотя это абсолютно нормальная реакция организма на прикосновения, даже если женщина не желает сексуального контакта. Просто тело понимает, что сейчас произойдёт проникновение и готовит себя таким образом, чтобы всё прошло максимально безболезненно. Я бы в эту статью добавила, что это особенно усиливается, если девушка молода и не раз фантазировала на эту тему, но никогда не пробовала ничего такого в реальности. Я вообще много читала потом на эту тему, через несколько лет, когда наконец смогла принять факт того, что меня изнасиловали. Долгое время я считала, что пошла на это добровольно.

В общем, в тот момент я поняла, что это неизбежно. То есть да, я, конечно, могла сбежать, но мне настолько позорным представлялся тот факт, что я сейчас полупьяная и полуголая побегу через гостиную родителей Яниса, где они сидят и ужинают, что я предпочла этот унизительный и неуместный в моей жизни секс.

– Я девственница, – решила предупредить его я, надеясь, что он будет более аккуратен. Но видимо, он расценил это как отговорку, потому что ответил:

– Ну и что?!

Я пожала плечами, глотнула ещё дурацкого вина, рухнула на кровать и закрыла глаза. Я открыла их, потому что услышала какой-то шорох, и увидела, как Эрик надевает презерватив. «Слава Богу!», – пронеслось в моей голове, я даже не подумала об этом, даже не спросила у него о предохранении, потому что слишком волновалась. Хотя, когда в своих фантазиях я представляла подобное, то всегда напоминала себе, что вопрос контрацепции должен быть на первом месте. Но в моих фантазиях в принципе всё было по-другому. Там однозначно не было вина из коробки и чужих родителей, находящихся в нескольких метрах.

Следующая моя реплика, хотя, скорее, крик, был уже от боли, который я даже не успела подавить, потому что она была неожиданной и резкой, гораздо хуже, чем я себе это представляла. Эрик быстро закрыл мне рот рукой, а я подумала о том, что сейчас Янис со своими родителями ужинают внизу под мои крики, и мне становилось ещё более тошно, если такое в принципе было возможно. Едва эта мысль промелькнула у меня в голове, как я увидела Яниса. Он поднялся, видимо, успев поужинать, и смотрел на нас.

– Здесь Янис! – шепнула я Эрику, пытаясь его остановить, но он и не думал останавливаться. Каждый раз, когда я думала, что ситуация уже не может быть более ужасной, она становилось ещё более ужасной.

Янис сел на пол, налил себе алкоголя (я так и не поняла, что они пили, да и мне было уже всё равно, если честно) и уставился на нас. Я пыталась отвернуться, пыталась делать вид, что его тут нет, пыталась остановить Эрика, но в итоге отчаялась и просто закрыла глаза. Мне хотелось рыдать, но я не рыдала, у меня просто не было сил, да и не могла я здесь дать волю своим чувствам. Наконец он вышел из меня, и я обрадовалась тому, что всё кончилось. За долю секунды я представила, как сейчас побегу домой, как освобожусь от всего этого, как буду рыдать в лесу. Но это было далеко не всё. Эрик снял презерватив, кинул его на пол прямо перед Янисом, который с самым невозмутимым видом продолжал курить.

– Я не могу в нём кончить! – крикнул Эрик, а Янис зачем-то кивнул, видимо, с пониманием или одобрением.

Эрик снова вошёл в меня, и у меня даже не было мыслей воспротивиться этому. Я понимала, что могу просто лежать и ждать, когда всё закончится. Но что-то снова пошло не так, он копошился, лез туда рукой, я не понимала зачем.

– Не получается, видимо, я нервничаю, когда ты смотришь, – сказал он и противно засмеялся, глядя на друга.

Меня чуть не стошнило от этого смеха.

– Давай пока ты, – добавил Эрик, и я не сразу поняла смысл фразы.

Я думала, что моё унижение и позор закончится тем, что меня трахнул практически незнакомый парень на глазах у другого парня и всё это слышали родители последнего. Но нет. Эрик слез с кровати, сел на пол голым задом и принялся себя ублажать рукой, ну, во всяком случае, пытаться. На кровать залез Янис, по-хозяйски расстегнул свои джинсы и сунул в меня руку, видимо, пытаясь возбудиться. Я с отвращением наблюдала, как они погрязли в трясине животных желаний, в этот момент они даже не были похожи на человеческие существа и это безумно пугало меня.

– Чёрт, здесь всё в крови! – сказал Янис Эрику.

На меня они уже даже не обращали внимания. Ну, во всяком случае, как на живого человека. Эрик в ответ только рассмеялся. Янис тоже в меня вошёл, но я уже ничего не чувствовала. Разумеется, презерватив он тоже не надел. Из моих глаз потекли слёзы. Он заботливо вытер их рукой и произнёс:

– В первый раз всегда так бывает.

Меня хотелось ответить: «Как «так»? Так, что тебя насилуют двое парней, как бездушную куклу?», но я молчала, боясь, что любое слово может только усугубить моё положение. Я боялась, что может быть ещё хуже, хотя уже стала сомневаться, бывает ли хуже. Да, я могла закричать и позвать на помощь родителей Яниса, которые наверняка бы меня услышали. Но мне было так стыдно! Я представила, как они входят наверх и спрашивают: «Что у вас случилось?», а лежу под их сыном, который только что поел суп, любезно приготовленный мамой. Нет, я не могла показаться им на глаза в таком виде. Мне так хотелось, чтобы они пригласили меня на ужин, а я плавно села на стул, одернув свой сарафан, и рассказала об университете. Но им было плевать на меня и на мой университет, я была для них просто мясом, развлечением для их сыночка, который, очевидно, достиг половозрелового возраста и нуждался в игрушках посерьёзней, чем мопед. Мне так хотелось выглядеть девушкой, которая пришла в гости к другу своего парня с этим самым парнем.

Господи, какая же я была дура! Но самое страшное для меня было не то, что они увидели бы меня голую под своим сыном рядом с Эриком, который отчаянно пытался поднять свой член. Ещё страшнее для меня было то, что они бы не пришли на помощь, и я бы окончательно утратила веру в человечество. И я молча продолжала терпеть. Янис справился достаточно быстро (за что, стыдно признаться, я даже немного прониклась к нему уважением и благодарностью, ведь он не так сильно и не так долго меня мучил), потом вернулся Эрик. Когда всё наконец закончилось, они мило предложили подвезти меня до дома. Я сказала, что мне нужно в туалет и под этим предлогом смылась из их дома. Я не могла их видеть больше ни секунды.

Глава 4. Париж

После последней фразы Николь посмотрела на свои часы на изящном запястье и произнесла: