Империя Рюриковичей (V-XVI вв.). Русская экспансия

Князья-олигархи и их ближний круг

Но неизмеримо богаче остальных русов были их «светлые» князья. Деньги, как известно, создают основу для почитания, а большие деньги делают человека подобным богу.

Изначально русские конунги, среди которых первую скрипку играли киевские правители, грабили слабых и беззащитных или нанимались на военную службу. Наемником, как мы помним, под старость стал Олег. Князь-воитель Святослав получил от Византии пятнадцать кентариев (почти полтонны!) золота в уплату за войну с болгарами188. Существуют и другие примеры успешного заработка русов на наемничестве.

Однако чужие войны, при всей их повседневности в средневековье, не давали надежных доходов. К тому же они были связаны с риском для жизни. Поэтому русы вознамерились перейти от разовых грабительских рейдов к созданию территориальной империи. Русские крепости, повсеместно возведенные на землях восточных славян и финнов, давали им такую возможность.

Из кочующих бандитов русы решили превратиться в стационарных правителей собственной даннической империи.

Первым этот план пытался реализовать Аскольд, но завершили его потомки Рюрика. Для этого им потребовалось подчинить дюжину «периферийных» русских князей, претендовавших на самостоятельность, и покорить многочисленных славян. В конце IX – первой половине X вв. то и другое в целом было сделано.

В нашей исторической памяти не осталось сведений о русских князьях, кроме Рюриковичей. Повторю мысль о том, что киевские монахи намеренно вычистили их имена из летописей. Победители часто переписывают историю в свою пользу.

Покоренные славяне скрепя сердце повезли в Киев дань, а княжеские отроки, разосланные в Новгород, Смоленск, Ростов, Муром и другие города, принялись собирать на дорогах мытные деньги, взимать судебные штрафы и пошлины и прямиком направлять их в Киев.

Под влиянием больших денег столица Киевской Руси стала превращаться в имперский город с богатым населением и разлагающейся знатью.

Тлетворному влиянию золотого тельца поддавались и русские князья-нувориши. С каждым годом их обуревала все большая гордость, и они старались возвыситься над своим окружением, причем делая это не только в переносном, но и в прямом смысле слова. В ход шла демонстрация политического, социального и даже полового превосходства.

В подтверждение этой мысли приведу информативную цитату из Ибн Фадлана. Напомню, что ее автор в 921–922 гг. побывал на Волге и много интересного разузнал о русах. «Из обычаев русского царя, – сообщает Ибн Фадлан, – есть то, что во дворце с ним находится 400 человек из храбрых сподвижников его и верных ему людей, они … подвергают себя смерти за него. <…> Эти 400 человек сидят под его престолом; престол же его велик и украшен драгоценными камнями. На престоле с ним сидят сорок девушек (назначенных) для его постели, и иногда он сочетается с одной из них в присутствии упомянутых сподвижников. Он же не сходит с престола, а если желает отправить свои нужды, то отправляется в таз. Когда он желает ехать верхом, то приводят ему лошадь к престолу и оттуда садится он на нее, а когда желает слезть, то приводят лошадь так, что слезает он на престол»189.

Не уверен, что Ибн Фадлана можно заподозрить в дезинформации. Ученый эмиссар из Багдада был фигурой непредвзятой, а к русам имел особый интерес, охвативший Восток после их нападения на Каспий в 913 году. Его рассказ рисует картину существенного отрыва и социальной дистанции между князем и его ближайшим придворным кругом – боярами и старшими дружинниками. Надо думать, что для рядовых горожан киевские князья были в то время так же недоступны, как египетские фараоны для своих крестьян и пастухов.

Но и русь в это время дифференцировалась.

Князья – прямые потомки Рюрика – становились социально недосягаемыми для обычных воинов. Их кругом общения были бояре-сподвижники, готовые, согласно Фадлану, умереть за своих господ. Бояре держались на расстоянии от младшей дружины, и все вместе русы дистанцировались от славянского плебса.

Впрочем, такое положение вещей всех устраивало. Принцип слепого подчинения (в пределах разумного, конечно) являлся основой русской дисциплины. Осуждать старших в дружинной среде было не принято. Зато никто не запрещал русам богатеть и делать карьеру. Кроме того, жизнь в оккупированной стране предполагала сохранение единства класса завоевателей. Только вместе русы могли выстоять среди враждебно настроенных к ним туземцев. Поэтому, несмотря на внутреннюю иерархичность, они очень ценили свой корпоративный дух.

Фабула средневековых милитаристских корпораций, выраженная в воле князя и беспрекословном подчинении дружины, принималась ими, как должное, и всегда оставалась в силе.

Русская экспансия и славянская колонизация – вместе или порознь?

Между русами и славянами шло постепенное смешение, не стану этого отрицать. Однако их культурный, языковый и религиозный синтез происходил, в основном, в крупных княжеских городах.

Большая же часть Киевской Руси представляла собой огромное колониальное пространство, куда русы выходили с опаской и которое так и не смогли до конца освоить. Русы не стали славянами, хотя и заговорили на их языке. Они не могли ассимилироваться потому, что, образно выражаясь, были солдатами русской экспансии.

Русская власть уже в раннем средневековье находилась в конфликте с массой славянского населения.

Русам требовалось выкачивать из славянских колоний ресурсную ренту – пушнину, мед, воск, холопов, – все, что можно было конвертировать или использовать на дворцовые нужды. Остальное было вторично, в том числе и потому, что в задачу даннической империи не входил всеобщий контроль над населением.

По этой же причине русская экспансия никогда не стремилась к массовому уничтожению завоеванных народов, как это делали славяне при колонизации Балкан. Иначе русам не с кого было бы собирать дань! Откупившись от князя белкой, куницей или бобром во время «полюдья», славяне на целый год избавлялись от необходимости общаться с русами и старались держаться от них в стороне.

Благодаря редким встречам и параллельному существованию, русская власть уживалась со славянским земледельческим этносом. Две эти стихии никогда не жили единой жизнью. Русы в сложившемся тандеме господствовали, а славяне терпели их власть. Русы эволюционировали в аристократический слой даннической империи, а славяне превращались в податную массу «подлых» людей, как будут называть их русские аристократы поздней поры, числившие себя потомками варяжских конунгов и древних боярских родов.

До этого момента я старался говорить о русах, в целом подчеркивая их многочисленность, разрозненность, разбойный образ жизни и конкурентную среду существования. Хотя мне приходилось периодически припоминать Рюрика и его потомков, непосредственно ответственных за формирование русской даннической империи, я делал это для того, чтобы подчеркнуть или усилить тот или иной аспект предыдущего повествования. Пока еще Рюриковичи не были главным предметом исследования, но вот наступил и их черед.

Все, что было сказано выше, я предлагаю считать предварительным экскурсом, необходимым для того, чтобы знать предысторию и правильно понимать причины возникновения древнерусского государства Рюриковичей.

Глава IX

Рюрик призванный. Начало империи русов

Гражданская война в северной конфедерации

В 859 г. чудь, славяне, меря, весь и кривичи были завоеваны и платили дань варягам «из заморья». Три года они готовились к реваншу и, наконец, прогнали оккупантов. Победить варягов им помогло создание славяно-финской коалиции, которую для удобства я буду называть «северной конфедерацией», а ее членов «конфедератами».

Когда варяги были изгнаны, конфедераты перессорились между собой и вступили в длительную полосу военной конфронтации. Как сказано в «Повести», «и не было в них правды, и встал род на род»190.

В этой гражданской по своему характеру войне довольно легко угадывается стремление ильменских славян к первенству среди конфедератов и их желание подчинить себе местных союзников. Чудь, меря, весь и кривичи оказали новгородцам сопротивление, и разорительная война затягивалась.

В какой-то момент стороны приняли два важных решения.

В соответствии с первым, они заключили перемирие и начали обсуждать пути прекращения конфликта. Переговоры затягивались, и тогда было принято второе решение, последствия которого перевернули всю дальнейшую историю конфедератов и не только их одних.

Переговорщики пошли на компромисс и решили пригласить для управления разваливающимся политическим союзом специалиста из-за границы – того самого Рюрика, что вскоре создаст основу древнерусской империи и запустит механизм русской экспансии.

Согласно некоторым догадкам, идея с его призванием целиком принадлежала новгородскому князю Гостомыслу, который действовал на основании родственных предпочтений.

Годлав – зять Гостомысла. «Родственная» концепция призвания, или Рорик Ютландский

«Родственную» версию призвания руси наиболее подробно изложил в своей книге «Славяне и русы: очерки по истории этногенеза (IV–IX вв.)» российский историк Е.В. Кузнецов. Согласно его интерпретации событий, произошедших в 862 г., средняя дочь новгородского князя Гостомысла по имени Умила была замужем за знатным варягом. И вот незадолго до своей смерти Гостомысл повелел пригласить на новгородское княжение одного из ее сыновей. Варяга – мужа Умилы – звали Годлавом, и почитался он князем «ободритов» или «ререгов». Его сыном, в свою очередь, был Рюрик (Рорик или Рерик).

По мнению Е.В. Кузнецова, немецкое написание «ререги» в славянской транскрипции должно произноситься как «рароги». В свою очередь, «рарог» – это западно-славянский диалект имени «Сварог». Сварогом, как мы знаем, звался верховный бог славян.

Таким образом, согласно излагаемой версии призвания, летописный Рюрик оказывается не только внуком Гостомысла, но и носителем имени верховного славянского божества. По-видимому, этот человек обладал кроме громкого имени значительной властью, так как смог организовать доставку большого войска из одной страны в другую.

Здесь у Е.В. Кузнецова логично появляются умелые мореплаватели «руги» или «русы», жившие на границе с ободритами. Рюрик нанял их флот для транспортировки своей дружины и пригласил принять участие в походе. «Охотников» оказалось так много, что экспедиция не только получила название русской, но и стала ею по преимуществу, если понимать слова «Повести» дословно («взяли с собой Русь всю и пришли…»)191.

По другой версии192 – не менее интригующей и в той же степени гипотетичной, – под именем легендарного Рюрика скрывается Рорик (Рерик) Ютландский, достаточно хорошо известный деятель середины IX в., человек тщеславный, активный, много воевавший и, к тому же, недавно лишившийся своих земельных владений во Фризии.

Гостомысл, конечно, не стал бы звать на славянский трон подозрительного датского конунга. А вот совет конфедерации, погрязший в безуспешных спорах, пожалуй, мог бы на это решиться.

Призванный

Рюрик, которому предстояло вернуться на землю предков (если только он действительно был славянином), должен был хорошенько подумать о своих приоритетах.

Послы Гостомысла, скорее всего, объяснили избраннику сложность обстановки и свое конечное предложение должны были сформулировать так, как оно прозвучало в летописи: «Да поидите княжить и володети нами».

Княжить и владеть!

Мысленно Рюрик мог сделать упор на вторую часть этой формулы, фактически разрешавшей ему узурпировать власть над конфедератами.

И вот с «дружиной многой и предивной»193 Рюрик прибывает в Приильменье. Вместе с ним плывут его братья Синеус и Трувор. Есть мнение, что их имена – простая ошибка перевода194. Однако и без братьев Рюрику было на кого опереться. Его окружали представители знатных русских родов и большая, хорошо вооруженная армия наемников, способная навести порядок между враждующими конфедератами.

Ладога, измена Рюрика и крах конфедерации

Когда в 862 г. от Рождества Христова Рюрик впервые появился на севере, своей столицей он выбрал Старую Ладогу195, а не Новгород, в котором доживал последние дни умирающий Гостомысл. И к этому у него были веские причины.

Ладога, она же Альдейгьюборга, являвшаяся тогда фактической столицей Северного края, была построена в середине VIII в. скандинавами с острова Готланд. Затем Ладога как минимум дважды переходила из рук в руки: в 760-е гг. ее завоевали славяне, а в 830-е гг. – варяги196.

Однако кому бы ни принадлежал этот город, все обладатели ценили его как важный торгово-ремесленный центр. К моменту вокняжения в Ладоге Рюрика там уже сформировался, говоря научным языком, этно-социальный субстрат жителей со значительной долей скандинавского элемента, перемешанного с местными народами финской, балтской и славянской крови.

Торговые нити связывали Ладогу с рынками Азии и Северной Европы. Основной статьей ладожской торговли была пушнина. Городские ремесленники научились производить глазчатые бусы, на которые выменивали у аборигенов драгоценную «скору».

По отношению к местным жителям Ладога долгое время выступала в той же роли, что Гнёздовское городище играло в отношении смоленских кривичей. Ладожские варяги уничтожили все поселки финно-угров на сто верст в округе и продали в рабство их жителей197. Лишь со временем между варяго-русским городом и финской деревней установилось подобие хрупкого мира.

Сдается мне, что европеец Рюрик, выбирая Ладогу своей столицей, хотел оказаться в более или менее привычной для себя культурной среде. Все эти северные конфедераты, призвавшие его на службу, были для него чужими людьми.

Рюрик и не думал вступать с ними в политический диалог.

В своем уме он держал совсем другой план действий, который в корне противоречил расчетам ильменских славян и их союзников по несчастью.

Рюрик с поразительной быстротой осуществил «русскую контрреволюцию». В самое короткое время он подчинил себе финское Белозерье на северо-востоке конфедерации, славянский Изборск и варяжский Полоцк на ее западе, а также захватил власть над верхнеокской мерей и муромой.

Опираясь на княжеское происхождение, договор о призвании и большую армию, Рюрик добился огромных успехов: он простер свою легитимность на тысячу километров с запада на восток и на пятьсот километров с севера на юг. Всего за несколько лет русский князь создал новое государство – северную русскую империю.

Под овечьей шкурой европеизированного принца прятался прагматичный диктатор. Рюрик силой насаждал повсюду единоличную власть и ломал хрупкие конфедеративные устои, зарождавшиеся в славяно-финской среде.

Для этого он раздавал «грады племенем своим и мужем: овому Полтеск, иному Ростов, иному же Белоозеро»198. За семнадцать лет авторитарного господства он сумел консолидировать вокруг себя русов, различные отделения славян, финно-угров и, видимо, остатки балтов, обитавших вокруг Изборска.

Ярослав Мудрый в завещании писал, что его отцы и деды русскую землю «добыли <…> трудом своим великим» (курсив мой. – С.М.)199. Славянская земля воспринималась потомками Рюрика как добыча княжеского рода, а ее первым завоевателем был Рюрик.

Из Ладоги он переместил столицу в Новгород, куда перебрался сам и перевел свою дружину. По сравнению с Ладогой Новгород являлся молодым городом, в котором крепли вечевые принципы самоуправления. Новгородцы не признавали княжеской власти и встретили Рюрика с большой прохладой. Не случайно, что местом своего обитания он выбрал укрепление (Рюриково городище) в сторонке от города.

Рюрик пытался задавить новгородскую вольность административными мерами. Он также стремился лично контролировать новгородские провинции. Глухим отголоском острой социальной борьбы, вызванной приходом Рюрика, является рассказ позднейшей Никоновской летописи о двух события IX века.

Первое относится к 864 г., когда Рюрик после смерти братьев Синеуса и Трувора впервые появился в Новгороде. Не прошло и нескольких месяцев, как против него вспыхнуло восстание. «Того же лета, – говорится в Никоновской летописи, – оскорбишася Новгородцы, глаголюще: “яко быти нам рабом, и много зла всячески пострадати от Рюрика и от рода его”. Того же лета уби Рюрик Вадима храбраго, и иных многих изби Новгородцев съветников его»200.

Привыкшая к сильной власти Ладога, видимо, терпела авторитаризм русского правления, Новгород же сразу показал русам независимый характер.

Второе сообщение датировано 867 г. и логически вытекает из первого. В этом году от Рюрика в Киев ушло «много Новгородских мужей»201. Летопись использует глагол «избежаша», говорящий сам за себя: в Киев к Аскольду и Диру тайно переметнулись уцелевшие после репрессий сторонники новгородской вольности.

Даже если считать этот фрагмент летописи литературной вставкой (в ранних списках информация о Вадиме храбром отсутствует), все равно к Рюрику остаются вопросы. Если через толщу веков к московским книжникам просочились, пусть даже искаженные, сведения о его конфликте с новгородцами, значит, что-то подобное случилось на самом деле. Придумывать историю древнейших времен летописцам XVI в. было не с руки.

Память народа зафиксировала политический кризис в древнем Новгороде, причиной которого являлись авторитарные действия Рюрика и его варяго-русских дружин.

Олег Вещий начинает и выигрывает войну севера с югом

Смерть Рюрика, последовавшая в 879 г., наверное, могла привести к краху и полному распаду его искусственно созданную империю. Мировая история наполнена подобными примерами. Русы, как мы уже знаем, не были в то время едины, а северные конфедераты мечтали избавиться от их господства.

Многое зависело от фигуры преемника Рюрика, а точнее от того, кто станет регентом при малолетнем принце Игоре. «Повесть временных лет» утверждает, что Рюрик лично выбрал на эту должность близкого родственника и своего сподвижника Олега202.

По сведениям В.Н. Татищева, Олег приходился родным братом жены Рюрика Ефандии Урманской, а Игорю, следовательно, доводился дядей.

Мы уже сталкивались с Олегом на страницах этой книги и знаем, что он был человеком, способным выигрывать трудные партии. Больше всего в жизни он ценил приключения и военные битвы, однако при необходимости умел создавать и укреплять империи.

Приняв в свои руки бразды правления Новгородом, Олег задумал расширить границы северорусской державы, созданной Рюриком, и присоединить к ней земли по течению Днепра. Без промедления он взялся готовить большую войну. Будучи по природе воителем, Олег продолжил имперскую политику Рюрика с невиданным размахом. Его главной целью стали города на торговом пути «из варяг в греки». Ну, а в самых смелых мечтах Олег, пожалуй, мнил себя властителем Царьграда.

Первым делом Олег усмирил волнения бывших конфедератов, вызванные смертью Рюрика. Затем он начал собирать огромное войско. Из-за моря по его приглашению прибыли дополнительные отряды варягов.

Как человек, знакомый с превратностями войны, Олег позаботился о том, чтобы создать крупный перевес сил над противником. На решение этой задачи ушло примерно три года, и в 882 г., когда вся северная сторона собралась под знаменем Олега, «северяне» двинулись покорять южные «штаты» будущей Киевской Руси.

«Повесть» содержит краткий отчет о войне севера с югом, а точнее, о ходе грандиозного завоевания русами новых провинций даннической империи. Первой целью северян стал Смоленск, а точнее Гнёздовское городище, населенное варягами.

Любопытно, что в войске Олега находились смоленские кривичи203, заинтересованные в разгроме и уничтожении Гнёздова.

Победив смоленских варягов, Олег посадил управлять ими своих мужей, а сам спустился с войском вниз по Днепру и захватил хорошо укрепленный город Любеч, также назначив в нем русскую администрацию.

Киев, если верить летописи, был взят Олегом хитростью. Это спасло горожан от штурма, разорения и массовой гибели. Согласно летописанию, при овладении городом погибло всего два человека. Это были киевские князья Аскольд и Дир204.

После их трагической смерти Аскольдова русь по праву победителя и по общему родству русов между собой должна была перейти на службу к Олегу. Поскольку источники не сообщают о волнениях или казнях в Киеве после его захвата, видимо, так и произошло. Власть в Киеве на целые столетия укрепилась за князьями Рюрикова дома, а сам город стал центром их вотчины, которую они гордо называли «Русской землей».

По словам А.Н. Насонова, «Русская земля» в первое время ограничивалась территорией в два-три однодневных перехода от Киева. В этих границах она существовала до начала XI века.

Очень важно понимать, что для русских князей киевская земля была вотчиной, т. е. частным семейным владением205. Одновременно под их контролем находилась так называемая «внешняя Русь» с ее колоссальными территориями, разными народами и неисчерпаемыми ресурсами.

В переводе на имперский язык это означало, что Киев с его пригородами был метрополией, а остальные земли – колониями варяго-русов.

Приказав убить Аскольда и Дира, Олег совершил первое политическое убийство на Руси. По его представлениям, все было в рамках закона. «Вы, – говорил Олег обреченному Аскольду и Диру, – не рода княжеского, а настоящий князь вот он», и указывал на малолетнего принца Игоря Рюриковича206. «Голубая» кровь Игоря была индульгенцией за любое политическое преступление. Олег принес Аскольда и Дира в жертву новому принципу субординации власти внутри русского сообщества. С этого момента только Рюриковичи имели право управлять империей русов.

Киев при варяжской династии

При новой варяго-русской власти Киев сильно изменился. Наибольшие перемены коснулись городского населения. Уже при князе Аскольде русь доминировала в его составе. При Олеге концентрация варяго-русов в Киеве значительно возросла. Киевские славяне, как писал В.О. Ключевский, постепенно «оваряжились»207.

Одновременно из окрестностей русской столицы стало исчезать аборигенное население, выдавленное или истребленное русами. Их место занимали новые жильцы. Многие из них оказались в вотчине русских князей не по доброй воле, а были куплены или захвачены в плен.

Другую часть обновляющейся Киевщины составляли беглые рабы. В «Хронике» Титмара Мерзебургского приведено описание войны 1018 г. между поляками и русью. Со слов немецких наемников короля Болеслава автор «Хроники» записал, что захваченный ими Киев и «весь этот край» были пристанищем «спасающихся бегством рабов, стекающихся сюда со всех сторон». Также в большом количестве город был населен «стремительными данами»208. Согласно Титмару, в 1017 г. Ярослав захватил Берестья и увел всех его жителей в плен209. Скорее всего, он поселил их в своей киевской вотчине.

Кстати, в «Хронике» Титмара говорится о колоссальном богатстве русских князей. В Киеве Болеславу были выданы их «немыслимые сокровища»: многое он раздал солдатам и еще больше отправил в Польшу210.

Начало русской вотчины

Болеслав был не единственным иностранцем, которому довелось увидеть несметные сокровища киевских князей и воспользоваться их достоянием. Анонимный автор хроники «Деяния венгров» рассказывает, как венгерский князь Альмош напал на Киев во время перехода в Паннонию, состоявшегося, по некоторым оценкам, около 889 г.211, а по хронологии «Повести» – в 898 году212.

Альмош вынудил русов выплатить ему контрибуцию, в состав которой вошло 10 тысяч марок, тысяча лошадей с разукрашенными седлами и удилами, сто половецких мальчиков, сорок верблюдов для перевозки грузов, множество мехов ласки, белки и многие другие дары. От Владимира на Волыни венгры получили в подарок «две тысячи марок серебра, сто марок чистого золота с бесчисленными мехами и покрывалами, а также триста лошадей с седлами и удилами, двадцать пять верблюдов и тысячу волов для перевозки грузов и другие неисчислимые дары». Свои подарки преподнес венграм и князь города Галича, в котором они останавливались на своем пути.

Когда орды Альмоша, наконец, двинулись в Паннонию, дорогу через лес для них расчищали 3 тысячи галицких крестьян. Князь Галича предоставил венграм продовольствие и другие необходимые вещи «и снабдил для пропитания домашними животными в огромном количестве»213.

Обладая таким богатством, русские князья все больше вживались в роль правящего семейства империи. Для грандиозной инсценировки под названием «Киевская Русь», которую они вознамерились поставить, им требовались полноценные декорации и многочисленные статисты. Какими великими князьями были бы Рюриковичи без каменных дворцов, крепостных стен, многочисленной челяди, смердов, пашущих для них землю и производящих продовольствие, ловчих, сокольников, кузнецов, ювелиров, ткачей, каменщиков, то есть десятков тысяч людей, без которых вся постановка не могла бы прийти в движение?