Город-призрак

Софронис с полуулыбкой слушал мужчину. И без того красные щеки мужчины приобрели багровый оттенок и разозлившись от недоверия случайного собеседника, последнюю фразу он прокричал.

– А ежели ты такой смелый, то сходи туда, попробуй, а потом нам, обывателям расскажешь. Тебе же терять нечего, сразу видно, ни детей, ни плетей. Одни интересы, тоже, видать, научные. Иди вот так прямо, прямо, а когда вокруг ни души не увидишь, то, значит, правильно шел, как раз выйдешь на нужное место.

– Вы не подумайте, улыбаюсь я совсем не от недоверия или сомнения в ваших словах. Улыбаюсь я тому обстоятельству, что все так странно складывается с тех пор, как черт меня попутал начать писать никому, как я понимаю, ненужную книгу. Вы так складно объяснили мне про заброшенную библиотеку, – глаза Софрониса блеснули лукавством, – может, Вы знакомы с человеком, по имени Дан Балиев?

– Знаком, а как же. Вернее, был знаком. Года два как помер ваш Дан Балиев. Тоже в свое время в библиотеку захаживал. Не так, чтоб очень часто. Нормальный был мужик, и водки выпьет и в баньке попарится, душевный был человек, – мужчина повздыхал, поохал и заторопился.

– Ну, бывайте. Только долго там не задерживайтесь. Чешите оттуда засветло. Дану Балиеву привет от меня, персональный, от Колесова Евгения, – мужчина засмеялся, открыв все имеющиеся в наличии крепкие, желтые зубы.

Софронис почесал затылок и медленно побрел в сторону библиотеки.

Дверь была старая скрипучая, под стать всему помещению, расположенному в конце темного коридора. Он шел на ощупь по бесконечному проходу, не переставая задаваться вопросом, зачем ему понадобилась заброшенная библиотека. Наконец вдали забрезжил свет и показался проем, ведущий в неизвестность. Софронис, глубоко вздохнул, втянув побольше воздуха, и шагнул вперед. Перед ним открылась громадная аудитория, сплошь заставленная стеллажами с книгами, разных размеров и, вероятно, цветов, различить которые было невозможно. Толстый рыхлый слой пыли покрывал все вокруг. Он осторожно, оглядываясь вокруг, как будто ожидая внезапного нападения, продвигался вдоль первого стеллажа. Книги громоздились стопками, стояли рядами и лежали вповалку. Софронис остановился и бережно смахнув пыль рукавом с ближайшей книги, взял ее в руки, попытался разобрать ее название , но язык был ему незнаком. Положив книгу на прежнее место, он двинулся дальше. Книги различались не только размером, цветом, но и материалом. Он увидел на дальней полке несколько свитков, про себя подумал, что это пергамент и побоялся посмотреть их из опасения, что они превратятся в прах прямо у него в руках. Походив по огромному залу, изредка останавливаясь, чтобы взять в руки книгу, магнитом, казалось, притянувшую его к себе, он не заметил, как прошло несколько часов. О времени он вспомнил, взяв в руки громадный том в переплете из сафьяна. На книге, поблескивая осыпающимся золотом, пылало название, напомнившее ему о времени и самом себе. Высокие готические буквы плясали перед глазами «Тебе, Софронис, послание из прошлого.» Под названием стояла сегодняшняя дата и точное время. Софронис дернулся как от удара электрическим током и невольно перевел взгляд на часы. Его наручные часы показывали время, обозначенное на обложке книги. Он вспомнил, что с тех пор, как попал в заброшенную библиотеку, прошло около пяти часов. Часы и минуты спрессовались в мгновение. Софронис чувствовал себя легко, спокойно, так как он не чувствовал себя уже очень давно в реальном мире, где все бесконечно спешат. Спешат успеть везде и во всем, зачастую не зная, куда приведет их спешка, и не прозевают ли они самую главную для них встречу в жизни, заслонив ее ежедневной суетой и спешкой. Софронис даже не удивился. Он лишь подумал, что он не пропустил того, что было предназначено именно ему.

Книга раскрылась без всякого труда. Сомнений быть не могло. Эта книга ждала его, Софрониса. Он раскрыл ее посредине и на пожелтевшем листе увидел рисунок, изображавший сидевшего в пол оборота сероглазого мужчину, глядевшего прямо на Софрониса , подпись под рисунком гласила:

« Ненавижу тебя, ты сломал мне всю жизнь. Я мог прожить в спокойствии и довольстве еще много лет, я не устал еще от земной жизни. Ты стал причиной моего безумия и смерти». Софронис поморгал . Книга выпала у него из рук и стукнувшись об пол раскрылась на цветной вкладке. Девушка с распущенными волнистыми каштановыми волосами улыбалась в объектив. Софронис с ужасом подумал о том, какая могла быть подпись под картинкой и моментально захлопнул книгу, подняв облако пыли. Он так и остался сидеть в пыли, размышляя над увиденным.

Вдали с шумом захлопнулось окно, зазвенели осколки разбившегося стекла. Струя прохлады ворвалась в затхлый воздух помещения. За соседним стеллажом промелькнула тень. Софронис очнулся, поднялся, неуверенно ступая, прошел в сторону скрипнувшей половицы. Не успел он сделать несколько шагов, как долговязая фигура, закутанная в клетчатый плед, вынырнула из тени и застыла прямо перед Софронисом. Лицо неожиданного, будто с неба свалившегося посетителя странной библиотеки, почти скрывалось за намотанным поверх пледа линялым шарфом. Глаза сверкали необычным светом. Он взмахнул неуклюжими костлявыми руками и церемонно произнес:

– Добро пожаловать, к нам, в обитель, так сказать, премудрости и покоя. А я Вас ждал, молодой человек. Как я рад, что вы не обманули моих ожиданий, – сказанные слова повисали в воздухе и некоторое время еще звучала последняя нота каждого слова, прежде чем раствориться в пространстве помещения. Но Софронису пришло на ум, что слова не пропадали втуне, как это случалось с их собратьями в обычной жизни, они продолжали жить своей особенной жизнью и, вероятно, записывались сами по себе на неизвестные Софронису носители.

– Смышлен, не по годам смышлен. Тебе ведь нет и сорока, каких-нибудь 38 лет, а вот догадался же ты, что слова не исчезают и ни что из сделанного и сказанного не проваливается в черную дыру, в никуда. Вся информация, каждый звук, картинка, буква, словом все виды информации попадают в космический информационный банк данных. Своего рода огромная космическая библиотека, которой может пользоваться любой пользователь, любой кто найдет к ней доступ. Как ты догадываешься мигрантов во много раз больше живых. Мигранты, люди умершие, в обычном смысле слова и переселившиеся в иные, если тебе так нравится называть, параллельные миры. В основном они пользуются этой библиотекой. Доступ к информации простейший. Никаких формуляров. Любая идея сразу же находит отклик. Любой запрос выполняется мгновенно. И иногда забавно наблюдать насколько, живущие на земле слепы и не видят и не понимают совершенно очевидных истин.

Софронис закашлялся. Хотел возразить, но не смог от волнения ясно сформулировать пришедшие в голову идеи. Незнакомец задел за живое. Софронис мучился этим вопросом давно, с тех пор как у него на глазах умер его друг, тот самый, увиденный на рисунке. Это случилось три года назад, 13 февраля, как раз перед любимым праздником Софрониса, Праздником святого Валентина, днем всех влюбленных. Картинка с умирающим другом застряла у него в мозгу и периодически всплывала в самое неподходящее время. В тот вечер они были вместе, хотя Софрониса ждали в другом месте. Они долго говорили о разном, на темы, не волновавшие их в обычное время. О субстанции души. О невероятных свидетельствах людей, побывавших в состоянии клинической смерти. Друг Софрониса был законченным материалистом и только подсмеивался над романтическим Софронисом, подкидывая ему одно опровержение за другим. На столе были фрукты и легкое вино. Другу нельзя было пить, недавно он перенес микро инфаркт. Уже в конце вечера, когда разгорячившись в споре, они чуть было не поссорились, друг произнес тост за грядущий праздник, дружбу между живыми и добавил:

– Я должен тебе рассказать все, о чем я так долго молчал. Ты не все знаешь обо мне. Между нами стоит, ты, наверное, догадываешься кто, – он поднял на Софрониса глаза, поставил на стол бокал, и вдруг охнул и стал валиться на бок, из носа у него капала алая кровь. Он произнес тоненьким голосом, не свойственным ему :

– Софроня… , – и упал на пол. Софронис подбежал к нему вытер платком струйку крови, тянувшуюся из носа, и стал делать искусственное дыхание. Он вспомнил все, что знал об искусственном дыхании. Видимого успеха усилия Софрониса не принесли. Телефона в квартире не было. Он выбежал на площадку и долго жал на кнопку звонка соседней квартиры. Соседи рассматривали его в глазок и только после нескольких криков Софрониса, дверь отворилась, и Софронис не сказав ни слова, ринулся к телефону. Он дозвонился с десятой попытки до скорой помощи. Машина приехала только через час. Когда Софронис вошел в квартиру и наклонился к телу, распростертому на полу, он не узнал того, кто четверть часа назад был его другом. Странная фигура с заострившимися чертами лица, приобретшего землистый оттенок, остекленевшие глаза, устремленные вверх....

Софронис, не находил себе места, мучаясь двойной загадкой. Что хотел рассказать ему друг, и почему он так внезапно, страшно умер. Положим первая загадка еще могла иметь хоть какое-то толкование. Он давно заметил преувеличенный интерес друга к своей девушке. Но никак не хотел соглашаться с мыслью, что у них могла быть банальная связь. А вот второй вопрос, почему такая скорая, внезапная смерть и что после? Куда подевалась субстанция оживлявшая мертвый теперь остов, бывший когда-то его другом?

– Ну, что сейчас вспоминать, того, что не исправишь, – послышался голос собеседника Софрониса. – Если бы тебе действительно хотелось выяснить кое-что по этому поводу, ты бы подобрал книгу, предназначенную именно тебе и прочел бы все о чем тебе хотелось узнать. А ты отбросил ее от себя, как ядовитую змею. С чего бы это? И про девушку там все хорошо написано. А ты испугался. Вот так почти все вы, живые, предпочитаете жить с повязкой на глазах. Так Вам удобнее, комфортнее. Я не в обиду тебе, я ведь тоже такой был, когда по земле ходил. Ни дня в простоте, чтобы подумать о чем-то возвышенном. Стихи читал только в состоянии влюбленного угара. А влюбленность, смешно вспомнить во что она потом вылилась. Во что превратился предмет моей влюбленности. В толстую, задерганную тетку. Она и говорить разучилась, только кричала и советы свои дурацкие без конца давала. А знаешь какая была, совсем как твоя мечта на фотографии. Тонкая, изящная с нежной душой. Я знаю куда все девается, а ты нет. Вот если бы пожелал, то узнал бы, а ты как страус, спрятал голову и ничего не хочешь знать. Такое знание дается не всем, а только избранным. Избранные – не значит какие-нибудь аристократы, белая кость, арийцы и тому подобная ерунда, избранные – значит люди, мучающиеся вопросами мироздания, не перестающие задавать себе и другим дурацкие, на взгляд обывателя вопросы и мучительно ищущие смысл, в совершенно бессмысленном существовании. Ты вот все думал, почему на тебя валится больше напастей, чем на нормальных людей. Потому что ты, сам того не ведая, посылаешь больше запросов в космическую библиотеку, и тебе непременно приходит ответ. Вся загвоздка в том, что ответ приходит в необычной форме. В виде события, случайности. Требует расшифровки. Откуда взялись суеверия? Люди из долгого опыта, научились распознавать самые простые послания. Но вся беда в том, что форма ответов меняется, неизменной остается суть и не всегда удается верно истолковать послание. Есть среди Вас, живых и похитрее, которые уже поняли, что в настоящем мире главное – только информация, информация любым путем. Вот эти умники и правят сегодня миром. Весь ужас в том, что они используют только ненужный хлам из всего богатства информации. Да, да, те самые сплетни, непроверенные слухи, кассеты с клубничкой. А что происходит от того, что самая лучшая, нужная для человечества часть скрыта от взоров живущих, и не просто скрыта, она их не интересует. Задавал ты себе когда-нибудь подобный вопрос? Почему столько нелепиц, страданий, войн, почему бы не воспользоваться информационным потоком, льющимся из других вселенных? Им все время подкидывают заветную информацию, подкладывают на видное место, вот оно то самое, заживете, наконец, как люди должны жить, ан нет же, подавай им заветный мусор, без которого они жить не могут.

Софронис внимательно слушал, не прерывая собеседника. Он осунулся, глаза горели, со стороны был похож на фанатика, повстречавшегося со своим идолом. В какой-то момент Софронис проснулся, взгляд стал более осмысленным:

– Послушать тебя Дан, Ведь ты же Дан Балиев, я угадал, то несметное количество появившихся в последнее время колдунов, эктрасенсов, целителей, ведьм, вуду, магов, белых и черных, только вот про оборотней я еще объявлений не видел, как раз и приближаются к твоей теории. Они, вроде, во всяком случае так они о себе заявляют, видят и слышат скрытую информацию и пользуются ею.

– Напрасно иронизируешь, друг. Конец одного тысячелетия, начало другого. Знаешь какие сейчас появились, почти комфортабельные ниши, для того, чтобы проникнуть в космическое информационное поле. Люди стараются. Себя не забывают при этом. Только все на том же уровне шелухи, ненужной обертки. Деньги приманить. Соперницу устранить. Мужа за ухо обратно привести. Порчу на нелюбимую соседку навести. Зачем? Неужели не ясно, что впустую. Деньги приманил. А потом не ты ими командуешь, а они тобой. Удовольствий много. Не спорю. Пока глаза наедятся. Пока все купишь, потрогаешь. Все позавидуют. Много времени пройдет. Может, вся жизнь. Что, ж не самый плохой расклад, в идеале. Только так не бывает. Бывает совсем по-другому. Бесконечная гонка. Успеешь сорвать куш или нет. Подставят или не подставят. Съедят или подавятся. Успеешь вовремя переметнутся или нет. До желудочных колик. До инфаркта. До ненависти окружающих. Соперницу устранить и что потом. Она перед твоим мысленным взором живым укором, как привидение маячить будет. И все время стремиться, чтобы он, упаси господи, на другую, помоложе, постройнее не посмотрел. Изнуряют себя бедные дамочки диетами, фитнессами, массажами, чтобы ко времени положения во гроб быть краше двадцатилетних. Объясни мне это безумие.

– Дан, ты сам себе противоречишь, многомудрый ты наш. Только что ты сетовал, на то, во что превратилась твоя любимая. А дамочки, о которых ты только что говорил, как раз не хотят ей уподобиться. Деньги, ты сейчас сказал пламенную речь против денег. Ты же согласишься, что они двигатель цивилизации. Сколько сделано изобретений и открытий на заказ, за деньги. За тот самый презренный металл. Правда, много, как ты выражаешься, шелухи. Но без нее никак. Издержки. И как же ты хочешь, чтобы без сплетен, без суеты, ты забываешь, что мы не небожители, а люди. Обычные люди.

Балиев закашлялся, помрачнел.

– Вот то-то и оно. Я тебе хотел сказать, что если ты надеешься, что во втором параллельном мире, куда попадают люди с земли, они ведут себя иначе и хоть что-то начинают понимать, имея уже доступ к громадной космической информации, то ты ошибаешься. Они так же бездарны, как и на земле. Так же занимаются склоками и интригами. Так же воюют и ненавидят друг друга. Изредка можно увидеть обратное. Любовь и смирение. И то лишь в трагическом варианте, а не иначе.

Софронис потер переносицу и задумчиво протянул:

– А что же будет со всеми параллельными мирами и неисчерпаемой и невостребованной на земле информацией, если люди найдут эликсир жизни и перестанут сообщаться с другими мирами. Если они замкнутся в рамках одной вселенной. Если они перестанут умирать и будут жить вечно? Дан, ты должен знать ответ на этот вопрос, разве не так?

– Неужели ты еще не догадался, Софронис, что средство от смерти, в принятом смысле слова, было найдено еще на заре цивилизации. Ты думаешь патриархи, жившие не одну сотню лет выдумки, выжившего из ума сказителя? Состав эликсира жизни был найден очень и очень давно, о нем забыли за ненадобностью. Все очень просто. Эликсир давали только мудрецам, возглавлявшим род. Они не старились очень долгий срок, выпивая в определенное время необходимое количество эликсира, однако не могли остановить войн, болезни, уберечь людей от стихийных бедствий. Было от чего впасть в отчаяние и подумать об уходе в иной мир. Проходили годы, сменялись столетия. Постепенно менялся климат на земле. Лишения и превратности земного существования не исчезли, они лишь изменили форму. Представь себе, в наше время, к середине земной жизни, скажем годам к пятидесяти, будем щедрыми, отпустим сегодняшнему человеку сто лет жизни, человек уже устал. Он все меньше грезит наяву и все больше мечтает о том, чтобы отдохнуть. Наступает такой день, когда его перестает интересовать земной мир, его тянет, подсознательно, в другую вселенную. Те самые патриархи добровольно отказались принимать это средство и в конце концов о нем забыли. Это был их выбор.

– А не считаешь ли ты, любезный Дан, что если бы такая возможность появилась сегодня у людей, проживать по несколько сотен лет, то они стали бы добрее, разумнее, смогли бы повзрослеть и поумнеть.

– Все повторилось бы, только на другой спирали. Я не исключаю того, что такой эликсир мог бы попасть в руки злодея, скорее так оно и будет. Злодей, мечтающий о бессмертии и власти над миром актуален во все времена. Но с ним случится то, что непременно случается с любым злодеем. Он станет жертвой своих собственных козней и происков. Попадется в свою ловушку. И потом. Представь себе сплошную благодать и благолепие, так кажется выражались наши предки. Ты представляешь какая вселенская скука окутала бы землю и не только ее, – тут у Дана засветились глаза, и лицо его совершенно скрылось за ветхим шарфом, – злодеи горячат кровь, будят воображение, в конце концов и злодеи вносят свою лепту в прогресс.

– Если следовать твоим рассуждениям, Дан, то не стоит ничего менять в подлунном мире, в нем найдется место и злодеям и праведникам. Зачем же ты меня позвал, чтобы рассказать о том, что и в других мирах не лучше, чтобы передать чувства и «приветы» моих прежних друзей? Люди, ставшие мигрантами ведут себя так же, ты только сейчас мне об этом сам сказал.

– Нет, совсем не для этого, Софронис, ты заинтриговал меня. Я же знаю как сложится твоя дальнейшая судьба , ты мне очень интересен. Ты даже представить себе не можешь, при всем твоем богатом воображении, какие невероятные события тебя ожидают. Мне очень интересно послушать и пообщаться с тобой в твоем теперешнем состоянии. Ты уже много понимаешь и прошел испытания, но еще не слишком циничен и не зациклен на успехе.

– Искушаешь меня, как змей искуситель, ждешь, что я начну молить тебя раскрыть мое будущее и помочь избежать ненужных разочарований и ошибок. Не дождешься. Я потому и не стал читать книгу, которую ты мне подсунул. Я не хочу разочароваться и находить скрытые мотивы, двигавшие моими бывшими друзьями. Я не хочу ворошить прошлое, – Софронис кричал. – Я устал, я не хочу « будить спящую собаку».

– Для того, чтобы прошлое не стало непосильным грузом, не дающим возможности идти в будущее, нужно быть к нему внимательным. В том и весь секрет, хорошо знать и понимать свое прошлое, не испытывая бессильной ярости. Не скрежетать зубами и лелеять месть, а понять и простить. Не сожалеть. Не предаваться тоске о несбывшемся. А будущее, о нем лучше не знать живым, иначе никто бы не доживал до назначенного срока.

Софронис сник. Дан подошел к нему совсем близко, протянул руку, в которой из воздуха возникла та самая книга, назначенная ему, Софронису.

– Возьми, я надеюсь, у тебя хватит мужества когда-нибудь прочесть ее. А теперь мое время вышло. Я и так задержался с тобой. Мне пора уходить. Меня ждут. Он кивнул и прошел через стеллаж с книгами.

Путешествия в будущее и прошлое

У маркиза

Часы пробили двенадцать. Мужчина и женщина, сидевшие за круглым столом, одновременно повернули голову в сторону часов. Салон, в котором они находились, был занавешен тяжелыми парчовыми портьерами, сквозь которые пробивался солнечный луч. В комнате пахло сандалом и миррой. От благовоний кружилась голова.

– Подумайте, Мадам Аврора, хорошенько, у вас есть еще время. Вы можете расторгнуть наш договор. Я не буду на Вас в обиде. Наоборот, я порадуюсь, потому что окажется, что Вы более благоразумны, чем предполагал я, и ваши близкие. Правда, нельзя не признать, что они не всегда объективны. Но то, как вы располагаете своей жизнью и то, как Вы принимаете решения, без оглядки на фатум, всегда восхищало и немного пугало меня. Я также не могу причислить себя к слабым личностям, но я всегда принимал данное мне свыше и старался не роптать и в этом я видел свою силу.

– Маркиз, вы себе льстите. Как же тогда вы объясните ваши необыкновенные способности. Да просто мужскую силу. Неужели только вашей покорностью судьбе? Вы не искренни, вы лукавите. Я не хочу спорить с Вами. Но мне казалось, что вы лучше других должны понять мое желание увидеть что-то недоступное нам и потому особенно желанное и, наконец, помириться с собой.

– Мадам, я не так романтичен как Вы и не ожидал бы увидеть что-нибудь сверхъестественное, даже через несколько веков. Может быть, Вы увидите какие то необычайные новинки: волшебные зеркала, говорящие ящики, механических лошадей. Но неужели это так привлекает Вас? В чем я совершенно уверен, и думаю, Вы также, как и я, уверены в этом, люди не изменятся сколь-нибудь заметным образом. Конечно, интересно просто посмотреть на их быт, на одежду, например. Убедиться или разувериться в том, поймут ли они Вас, Мадам, надевшей мужской костюм, непонятно зачем. Ведь вы так женственны и естественны в женском наряде. Хотя нужно признать, – маркиз прищурился – Вам он идет также, а может быть даже немного больше, чем женский, – с удивлением закончил он.

Первый раз за время их беседы он внимательно оглядел ее с головы до ног. По выражению лица было понятно, что он доволен осмотром. Аврора заметила его откровенный взгляд и подумала, что самое время перейти в наступление, пока интерес маркиза, учитывая его известную репутацию, не стал ярко выраженным.

– Дорогой маркиз, я все продумала тщательным образом, прежде чем прийти к Вам. Вы же понимаете, что мною движет не только простое любопытство, а вполне понятное желание рассказать нашим современникам о том, что их ждет, вернуть им надежду и облегчить их жизнь. Я почти уверена в том, что будущее прекрасно, чтобы не говорили разные прорицатели, в частности Нострадамус, которому все время виделся конец света.

– Я знаю какая вы оптимистка и насколько ваше восприятие мира разнится с восприятием брюзжащих и вечно всем недовольных артистов, совершенно утративших радость жизни и воспевающих смерть исключительно из-за того, что их замучила подагра или плохое пищеварение. Я помню гравюру Гольбейна, вызвавшую у вас особенное раздражение. И прекрасный ответ, который Вы ему дали. Вы пышете энергией и силой. Вы, как прекрасная птица Феникс, все время возрождаетесь из пепла.

– Маркиз, ваши намеки на мою личную жизнь, по-моему, неуместны. – Аврора сделала вид, что сердится.

– Ну что Вы, Мадам, разве я мог бы себе позволить. Я имел в виду совершенно другое, – он сделал неопределенный жест рукой, не придумав ничего вразумительного. – Предположим, все пройдет удачно и вам удастся, преодолев толщу времен и громадное расстояние, оказаться там, где вы жаждете, но послушайте, обратно еще никто не возвращался. Поймите, упрямая женщина, что даже если у меня есть косвенные доказательства того, что несколько человек, – он сделал паузу и облизал пересохшие губы, – отправленные мною в прошлое и до сих пор не вернувшиеся, остались там по доброй воле и чувствуют себя там гораздо лучше, чем здесь, и потому не возвращаются, все равно, прямых доказательств у меня нет. Они не вернулись! Хотя получили подробные инструкции, что нужно сделать, чтобы вернуться в свое время. – Спокойный и любезный маркиз перешел на крик. – И вы хотите большего, чем они! Будущего! Вы знали к кому прийти. Я ведь не прошу у Вас вашу бессмертную душу, а просто жалкий презренный металл, без которого, увы, никак не прожить. Это небезопасное путешествие похоже на смерть. Никто не возвращался с той стороны Стикса. Может кто-то попадает в райские кущи. Но ведь никто не скажет Вам с уверенностью, потому что обратно не вернулся ни один смертный.

– Маркиз, а как же воскресший Лазарь, вернувшийся из царства Аида, Орфей?

У Маркиза вырвался смешок, похожий на икоту:

– Мадам, несмотря на мой почтенный возраст, я никак не мог с ними встречаться. Помилуйте, я был уверен в том, что Вы реально смотрите на жизнь и не верите в потусторонний мир, всяких там воскресших, вампиров…

– А ваша деятельность? К каким силам прибегаете Вы, чтобы перенести того же смертного в прошлое или будущее? Или вы такой же шарлатан, как ярмарочный фокусник.

– Я вовсе не собираюсь оправдываться и что-то объяснять. Хочу заметить, Мадам, что я Вас к себе не звал, напротив, я пытаюсь отговорить Вас от безрассудного поступка..