Черная вдова. Выстрел в горячее сердце

– Господи, да подумай ты хоть раз в жизни о себе, а не о ком-то! – взмолилась Ветка, обнимая ее. – Пусть у него голова болит за это, а ты будь просто женщиной, Коваль, понимаешь – женщиной, которую любят и о которой заботятся! Ведь всю свою жизнь ты волокла на себе груз проблем и забот, вечно кого-то защищала и оберегала, не позволяла себе слабостей… Так пусть хоть теперь кто-то увидит в тебе женщину, молодую и красивую, а не железную Наковальню! Тебе хорошо с ним? – Она подняла Маринину голову и посмотрела в глаза. – Можешь не отвечать – я и так вижу. Так и позволь себе маленькую человеческую слабость, пусть он любит тебя и делает счастливой.

– Я уже была счастлива, так счастлива, что вспомнить больно, – прорыдала Марина. – Я убила любимого человека, он погиб из-за меня, и это ведь уже не первый случай, ты же знаешь… Я не хочу, чтобы и с Сашкой что-то случилось, я не переживу…

– С ним ничего не случится – только с работы выпрут, а так…

– Вета… – ошарашенно протянула она, глядя на нее. – Ты… откуда?..

– Не забывай, дорогая, я ведь какая-никакая, а все ж ведьма, – погладив Марину по лицу, ответила Ветка. – Я всегда знаю все, что с тобой случится и уже случилось.

– И ты знала… – задохнулась Коваль от пришедшей в голову мысли, – ты знала… про Егора?

– Знала, – спокойно кивнула Ветка. – И в первый раз знала, что он жив, и потом знала, что погибнет.

– Ты… ты… за что? За что ты со мной так обошлась? – не в силах поверить в то, что она скрыла правду, прошептала Марина.

– А что сделала бы ты? – жестко спросила ведьма. – Посадила его в бункер? Не выпускала бы из дому? А он бы все равно погиб, это судьба, и от нее не спрячешься и не скроешься, ее не обманешь. Представь хоть на секунду, что ты знала бы это, – как бы жила с этим знанием? Думаешь, это легко? Даже мне было невыносимо, сердце разрывалось… А ты? Ты бы вообще с ума сошла.

Марина опустила голову, понимая, что ведьма права – она ничем и никак не повлияла бы на ход событий, так случилось бы в любом случае…

– Прости…

– Я не сержусь, – спокойно ответила Ветка, поглаживая ее по волосам. – Ты просто подумай над тем, что я сказала, и позволь ему любить тебя и сделать тебя счастливой, ты ведь заслужила это. А сейчас – вали отсюда, мне скоро придут капельницу ставить, я не хочу, чтобы ты сестру до заикания напугала, – улыбнувшись, она подтолкнула Марину к двери. – Иди, приедешь завтра, если не будет других дел.

Коваль поцеловала ее и, выйдя, наткнулась на стоящего возле двери Хохла.

– Ты чего зареванная вся? – подняв за подбородок ее голову, поинтересовался он. – У Ветки серьезное что-то?

– Да, – соврала Марина. – Выкидыш, теперь детей не будет…

– А-а… – протянул он, отпустив ее. – Жалко… А так вообще?

– Терпимо. Поедем домой, – попросила Коваль, стараясь избежать ненужных вопросов.

Дома, закрывшись в ванной, она набрала номер мобильного телефона Ромашина и, когда он взял трубку, заговорила, как в лихорадке:

– Саша, Сашенька, только не перебивай меня, я должна тебе сказать… Я не могу без тебя, я действительно не могу, я хочу, чтобы ты это знал… Хочешь, я приеду за тобой, и мы опять поедем в «Рощу»?

– Мариша, девочка, я так рад, что ты звонишь! – прорвался через ее монолог Ромашин. – Я безумно соскучился, родная моя, я так хочу увидеть тебя! Но, к сожалению, сегодня не получится – у меня совещание… поверь, я очень расстроен, я сильно скучаю, спать не могу… Давай увидимся завтра? Я приеду за тобой.

– Нет, только не так, – сразу отмела Марина этот вариант. – Мы встретимся в городе и поедем туда, хорошо? Ты сможешь остаться со мной на всю ночь?

– Конечно, Мариша, останусь, – моментально согласился он. – Я встану раньше тебя, сварю кофе и принесу тебе в постель, хочешь?

– Да…

– Тогда договорились? Завтра я заберу тебя от твоего офиса.

– Нет, лучше от офиса «Строителя», на Павловке, знаешь? Я с утра туда поеду, оттуда мне проще улизнуть.

– Хорошо, договорились. Я целую тебя, родная…

– Я тебя тоже… Саша, ты правда приедешь?

– О чем ты волнуешься? Прилечу, а не приеду, – засмеялся он. – Я не могу забыть, как ты была со мной… Какие цветы ты любишь?

– Хризантемы…

– Да? – удивился он. – Я почему-то думал, что розы…

– Нет. Я люблю только желтые хризантемы.

– Я понял.

И они попрощались.

Марина включила джакузи, легла в пузырящуюся воду, закрыв глаза. Было ли это предательством по отношению к Егору? Наверное, да. Но ведь и она человек, она живая, ей всего тридцать четыре… И она не может похоронить себя там, под черной мраморной плитой, рядом с Егором. Нужно продолжать жить, потому что вряд ли Малыш хотел бы, чтобы она умерла вместе с ним. Он был бы только рад узнать, что жена счастлива и не одинока, что есть кто-то, с кем она может поговорить и у кого искать защиты, если что…

Марина заперлась в спальне, чтобы оградить себя от посягательств Хохла, и всю ночь спокойно проспала, отдохнув и расслабившись как следует. С самого утра настроение взмыло вверх, она пела что-то в душе, потом вдруг ни с того ни с сего включила в гостиной музыку и повторила все движения ча-ча-ча, которые не получались у нее в «Латине». Хохол взирал с удивлением – давно уже Марина не вела себя так, не выглядела счастливой и довольной. Сев за стол, она набрала Кольке:

– Племянничек дорогой, ты не соскучился? Я приеду к тебе сегодня, готовь все бумаги, буду проверять тщательно и с пристрастием!

– Конечно, приезжай! – со смехом откликнулся Колька. – Я давно тебя не видел, да и документов много, тебе надо подписать кое-что.

– Ты у Ветки был?

– Да, сегодня утром заезжал. Там все в порядке, доктор говорит, нога срастется, и заметно ничего не будет.

– Ладно, приеду – пообщаемся.

– В клуб собралась? – спросил Хохол, расправляясь с овсянкой.

– Да, поеду, проверю смету и отчет о поездке, – как можно небрежнее произнесла Марина, помешивая ложечкой кофе. – Можешь не ехать, если не хочешь – это надолго, пока все просчитаю, пока то, се…

И – о чудо – Хохол повелся, сказав, что останется дома и займется оружием, Марининым пистолетом и еще чем-то. Повезло!

С ней поехали Сева и Гена, обвести которых вокруг пальца большого труда не составляло. Колька встретил радостно, долго обнимал и подкидывал на руках:

– Тетка, ты такая у меня куколка, даже завидно!

– Если ты меня уронишь на пол, Хохол тебе голову оторвет, – смеялась Марина, обхватив его за крепкую шею.

– Я?! Тебя?! – возмутился он, осторожно ставя ее на ноги. – Любимую тетку – и на пол? Да ни в жизнь! Кофе хочешь?

– Нет, спасибо. Давай лучше быстренько все бумажки посмотрим, я тороплюсь.

– Куда?

– На кудыкину гору, – отрезала она. – Не задавай ненужных вопросов, а то можешь получить много ненужных ответов.

Племяннику дважды повторять не приходилось, тут уж грех жаловаться, парень он был понятливый, знал, что непростая тетка слов на ветер не бросает. Они проверили все отчеты, Николай отчитался за каждую копейку, потраченную на Кипре, и Марина осталась вполне довольна результатом его работы.

– Поглядим потом, что за игроков вы с Марадоной набрали.

– Ты не сомневайся, игроки нормальные, как раз под задачу – мы ж в первую лигу хотим, так? Ну, вот Марадона и смотрел таких, чтоб могли вывезти.

– Вот я и говорю – поглядим. Ладно, Коленька, поеду я. – Коваль встала, снимая со спинки стула сумку. – Одна просьба – Хохлу не говори, во сколько я поехала от тебя, договорились?

– Могила! – заверил он. – Только предупреждаю – бить начнет, все выложу!

Марина засмеялась – Колька боялся ее телохранителя как огня, звал по имени-отчеству и вообще старался не сталкиваться с ним в темном месте. Она чмокнула племянника в щеку и пошла к выходу, завернув потом к черному ходу, возле которого уже ждал в машине Ромашин. Сев на переднее сиденье, Марина подставила ему щеку для поцелуя, но он развернул ее к себе лицом и нежно поцеловал в губы:

– Здравствуй, моя Мариша…

– Саша, поехали отсюда, пока мои церберы не обнаружили, что меня нет.

Ромашин завел двигатель, и «Волга» отчалила от особнячка, где располагался офис клуба.

– Ты не в тот переулок свернул, – заметила Коваль, когда проскочили поворот на объездную дорогу.

– А мы не в «Рощу» едем, а ко мне на дачу, – отозвался он. – Я не альфонс какой-то, чтобы женщина за меня решала, где и как.

– О-о! – протянула она, вынимая сигареты. – А не боишься, что жена нагрянет?

– Да бог с тобой! – засмеялся Ромашин, выезжая на загородную трассу. – Она уже и думать забыла, что есть такое явление, как дача. Я туда один и езжу, сыновья тоже не заглядывают. Так что не переживай, никто нам не помешает.

– Что же не догадалась я в «Шар» заскочить, – пробормотала Марина. – Так ведь и ноги протянем – на одной любви-то…

– Зато я догадался и заскочил в твой «Шар», обернись – все сиденье едой заставлено.

И точно – на заднем сиденье было полно коробочек, в которые упаковывали еду в Маринином ресторане, а венчал все это огромный букет желтых хризантем, каждая из которых была величиной с кулак.

– И откуда же ты узнал про «Шар» и про то, что уже много лет я именно такую еду предпочитаю? – перевела она взгляд на довольного произведенным эффектом Ромашина.

– Дорогая, ты забываешь, кто я, узнать мне большого труда не составило. И потом – про твой ресторан легенды ходят, у нас все управление там перебывало, только мне вот не удавалось никак.

– А почему, кстати?

– Честно? Не понимаю я этих изысков, не знаю, за что их так люди любят.

– О, Саша, у меня огромное поле деятельности! – засмеялась Коваль. – Сегодня я сделаю из тебя фаната японской кухни, уж поверь мне.

– Посмотрим…

На даче было убрано и чисто, видимо, он готовился к появлению здесь, хотел, чтобы все было на уровне.

– Ты проходи, я камин сейчас растоплю, – сказал он, направляясь в комнатку, где лежали кучкой березовые поленья.

Марина сбросила кожаную куртку на подстежке, отключила лежащий в кармане джинсов телефон, прошла на небольшую кухоньку, где на столе были свалены все привезенные коробки. Она достала из навесного шкафчика тарелки, выложила на них суши, салаты и закуски, расставила все это так, как делала обычно дома, когда хотела праздника. Вошедший Ромашин замер в дверном проеме, когда Марина повернулась к нему, держа в руках хризантемы:

– Господи… ты даже не представляешь, насколько сейчас красива…

Он приблизился к ней, взял за руку и поднес ее к губам:

– Никогда не думал, что со мной случится такое. Я не вижу тебя – и места не нахожу, думать ни о чем другом не могу. Ты останешься у меня сегодня?

– Я ведь обещала, а свое слово я всегда держу… – Коваль поцеловала его и прильнула к груди, обтянутой форменной голубой рубашкой.

Его рука прижала ее голову, губы прижались к затылку, и оба замерли посреди маленькой кухни, не в силах оторваться друг от друга, боясь даже шевельнуться, чтобы не спугнуть возникшее вдруг ощущение родства.

– Сашенька… что мы делаем? – спросила Марина наконец, подняв на него глаза.

– Мы просто любим друг друга… я ведь чувствую, с тобой происходит что-то, ты измучилась, не можешь определиться, как быть с этим чувством. Ты хочешь быть со мной и боишься, что тебя не поймут и осудят твои…

– Это мне совершенно безразлично, уж поверь. Никто и слова мне не скажет… а потом, у меня ведь сводный брат – генерал МВД, в министерстве работает…

– Погоди… – Ромашин немного отстранил ее и удивленно переспросил: – Генерал Коваль? Дмитрий Викторович?

– Да, Саша, это мой сводный брат, у нас общий отец. Я сама узнала об этом недавно, когда началась заваруха с Гордеенко и Климовым. Мой отец – известный московский тележурналист, он приехал сюда снимать передачу о нашей доблестной милиции, а тут такое… Вот так я и узнала о его существовании и о том, что у меня есть брат.

– Да-а, дорогая, вот это сюжет! – засмеялся Ромашин, забирая у нее букет и наливая воду в трехлитровую банку. – Значит, у тебя не только любовник, у тебя и брат в органах? Удар по репутации!

– Как говорил мой покойный муж – как можно испортить то, что уже было испорчено до меня? Это твоя репутация теперь под угрозой – а ну как кто-то узнает о том, что ты, начальник ГУВД, спишь с Наковальней? – улыбнулась она, подходя и обнимая его сзади.

– Кто бы знал, как это приятно… – Он развернулся и подхватил ее на руки. – Как это нереально хорошо – держать в руках вот эту самую Наковальню… Идем в спальню, я соскучился по тебе.

– Так не бывает… – выдохнул Ромашин, растягиваясь на спине и укладывая Марину сверху, обняв обеими руками. – Не бывает, ты слышишь меня? Чтобы было так хорошо…

– А тебе хорошо? – сдувая с глаз упавшую челку, спросила она, и он перевернулся, ложась на нее:

– А то ты сама не знаешь…

Перевернув на живот, он начал гладить ее по спине, по ногам…

– Откуда у тебя татуировка? – погладив пальцами козерога на крестце, спросил он.

– Можно, я не буду тебе это рассказывать? – попросила Марина. – Мне неприятно…

– Конечно, если не хочешь… – Он поцеловал наколку, потом лег сверху, придавив Коваль к постели и найдя губами ухо. – Знаешь, что еще я о тебе слышал? – прошептал он, чуть сжав зубами мочку с серьгой.

– Подозреваю, что ничего хорошего… твои дружки очень любят копаться в моем белье, в моей постели, в моей жизни… и есть целое досье, составленное Гордеенко, а уж там-то много всякого наворочено. И что?

– И ничего, – захохотал Ромашин, обнимая ее и целуя. – Ни-че-го! Мне наплевать на это – я люблю тебя любую, слышишь? Ты моя единственная женщина, я могу орать об этом на городской площади, и все, что ты делаешь, для меня прекрасно.

– Так уж и все? – Она сползла вниз, и Ромашин вздрогнул и подался навстречу… – Так что ты молчишь? – прошептала Марина ему на ухо, когда все кончилось.

– Я тебя люблю – ты это хотела услышать?

– И это тоже…

– А ты?

– Не спрашивай… знаешь, я никому не говорила этого, только мужу… даже Хохол дождался от меня этих слов только через несколько лет, и то скорее из благодарности… С тобой почему-то все по-другому, не знаю… Я постоянно о тебе думаю, постоянно ощущаю тебя… Почему так?

– Потому что я тоже думаю о тебе. Давай пошлем все к черту и будем вместе, а? – Он приподнялся на локте и посмотрел ей в глаза. – Я так хочу, чтобы ты никогда не уходила от меня, всегда была на глазах, рядом. Буду беречь тебя и любить, обещаю – никогда ты не будешь знать горя, любое желание твое выполню.

– Ты удивишься, но нет у меня никаких желаний, кроме одного – чтобы ты был со мной…

…С этого дня начались проблемы – Ромашин, правда, не говорил о том, как восприняли происходящее его сослуживцы, но вот Марининым людям все очень не нравилось. Но Коваль всегда ходила по краю, обостряла все до предела и только так была абсолютно счастлива.

Она зачастила на футбол, где постоянно присутствовал и Ромашин. Правда, футбола он не видел, постоянно смотрел не на поле, а на сидящую в ложе Марину. Она стала ускользать из дома, ловко отделываясь от Хохла, могла остаться ночевать у Ромашина. Женька бесился, но сделать ничего не мог – знал, что стоит только открыть рот и выказать недовольство, и Коваль запросто выставит его и из дома, и из своей жизни. Поэтому он терпел, сжав зубы, и старался держать себя в руках. Если бы не постоянные звонки Беса, до которого тоже доходили слухи о романе Наковальни с начальником городской милиции…

Разумеется, все кончилось грандиозным скандалом. Бес вызвал Марину на разговор и прямо при Вороне и Хохле отхлестал по щекам, зло бросив:

– Сука гулящая, быстро забыла, кто был твой муж! И кто ты есть сама! Под мента – это надо же! А ты куда смотрел?! – это относилось уже к Хохлу, мрачно кусавшему губы и старавшемуся не смотреть на Марину.

– Что я – сторож?

– А кто ты, на хрен?! – рявкнул Бес, шарахнув по столу кулаком. – Бабу удержать не смог!

– А ты сам попробуй ее удержи, если ей вдруг приперло! – заорал в ответ оскорбленный Хохол. – Что мне ее, к кровати привязать?

– А то тебе не доводилось! – ехидно ввернул Бес.

– А ничего, что я тут сижу и все слышу? – осведомилась Коваль, потрогав пальцами горящую от удара щеку, и Бес вызверился еще сильнее:

– Замолкни, на хрен! Лярва! Я научу тебя, с кем спать, а с кем – не стоило бы!

– Это не твое дело! Никто мне не указ!

– Я – указ! – отрезал он. – И… вот что – пошлю-ка я снимочки менту твоему, пусть полюбуется. С ним-то небось по-другому все? Как у людей?

– Пошел ты! Ему наплевать, что там у меня раньше было.

– Ему-то, может, и наплевать, – согласно кивнул Бес. – А вот начальство его вряд ли по головке погладит за связь с тобой, красючка моя дорогая! Слетит с работы белым лебедем твой подполковник. А ты решила, что теперь все можешь? Что Малыша нет больше, и сам черт тебе не брат? А то, что я скажу, тебе не важно? И что вход – рубль, а выход – два? Соскочить собралась? И кто тебя отпустит, скажи? Не-е-ет, дорогая моя девочка, никуда ты не дернешься от меня, покуда будешь нужна.

– Да? И что ты сделаешь?

– Я тебя, суку, в подвал запру у себя в доме, оттуда не выберешься. А мента твоего грохну, – спокойно пообещал Бес, и Марине стало по-настоящему страшно – он не бросал слов на ветер, всегда делал то, что обещал…

Коваль подняла на него глаза, вмиг наполнившиеся слезами:

– Не надо, Гриша… я тебя прошу – не трогай его…

– Ой, не могу! – закатился Бес, довольный произведенным эффектом. – Хохол, а ведь она за своего мента на все готова – что хочешь проси. Ведь ты этого хотел? Так на, забирай, она твоя.

– За что? – тихо спросила Коваль, глядя на Женьку во все глаза, не отрываясь. – За что ты со мной так?

– А ты? – с болью вывернул Хохол, не отвернувшись, выдержав. – Ты за что так со мной? Я больше жизни любил тебя, на все был готов, только чтоб со мной была… Как бобик дрессированный себя вел, только что тапочки в зубах не приносил – а ты? Сучка ты, Маринка, одно слово – лярва… – Он отвернулся к окну, чтобы не видеть ее лица, ее глаз, ее слез.

Ворон чувствовал себя здесь явно лишним, было вообще непонятно, зачем он тут, когда дело почти семейное.

– Поеду я, Бес, вы уж сами давайте… А вообще – оставьте бабу в покое, у нее и так мозги набекрень.

Он ушел, и в комнате стало очень тихо, словно это Ворон издавал так много звуков. Хохол продолжал напряженно вглядываться в окно, Бес курил, покачиваясь в кресле, а Марина сидела, окаменев, и думала, что же будет с ней дальше.

– Что вы оба от меня хотите? Что я должна сделать, чтобы вы оставили меня в покое? Хохол, я отдам тебе все – контроль над бригадой, пацаны тебя признают, даже «Империю» отдам…

– А мне оно надо? – удивился Женька, оборачиваясь.

– Тогда – что?

– Ты. Мне нужна только ты – больше ничего, и ты сама знаешь это не хуже меня. Только ты.

– Это невозможно… я…

– А я не прошу меня любить, если ты об этом, – перебил он, ударив по подоконнику сжатыми кулаками. – Я знаю, что этого не будет. Я просто хочу быть с тобой.

– Да что ты ноешь, как не мужик вроде?! – встрял вдруг Бес. – Что ты упрашиваешь ее? За волосы – и об колено, только так докажешь, кто хозяин! А то возомнила о себе! Давай, грузи ее – машина уже подъехала. Валите домой, на хрен.

Она не успела ничего сказать, никак не отреагировала. Хохол схватил ее на руки и понес куда-то, прижав голову к плечу, в которое Марина вцепилась зубами, но Женька не обращал внимания, запихнул ее в «мерс» с тонированными стеклами, сел рядом, и водитель рванул с места.

– Я прошу тебя – не вынуждай меня применять силу, я не хочу делать тебе больно, – взяв Марину за плечи и развернув к себе лицом, взмолился Хохол. – Пожалуйста, не дергайся, я очень прошу тебя…

– Куда мы едем?

– Я не скажу, – зашипев от боли, Хохол отодрал прилипшую к ране на плече водолазку.

– Дай я посмотрю. – Коваль помогла ему снять ее, осмотрела основательно прокушенное плечо. – Больно?

– Нет, – скривился он. – Даже приятно!

– Прости… попроси у водителя аптечку, мне бинт нужен…

Наложив тугую повязку на плечо, она отодвинулась от Хохла и стала напряженно думать, как быть и что делать дальше.

«Куда он везет меня, зачем? Как теперь выкрутиться?»

Ехали долго, часа три, наверное, Марина не могла понять, в какую сторону от города удаляются, потому что водитель все время плутал и крутился по проселку. Наконец он затормозил у небольшого деревянного дома, постучал в перегородку:

– Приехали, Игореха.

Хохол вытащил ее из машины, Коваль краем глаза успела увидеть, что это какой-то поселок, и ворота за ними захлопнулись. Они оказались в огромном дворе, по периметру бегали два здоровых кавказца на толстых цепях, почти такие же, как были у Марины в «Парадизе». Пройти в дом можно было только мимо собак, по выложенным на земле доскам.

– Сама видишь – бежать бесполезно, – вздохнул Хохол. – На ночь я их спущу. Дай мне телефон.

– Зачем?

– Отдай мне мобильник, я не буду повторять.

Марина размахнулась и швырнула трубку прямо к будке одной из собак, а потом насмешливо глянула на Хохла:

– Ой, надо же – упал! Достанешь?

– Издеваешься? Ну-ну, давай.

– Зачем ты меня сюда привез? – зашипела она, вцепившись руками в отвороты его куртки. – Ты думаешь, я не найду способ свалить отсюда?

– Я предупредил тебя, потом не жалуйся. Идем в дом.

– А если я не пойду?

– Я тебя унесу. Пойми – у тебя выхода нет. Давай переждем здесь, пока уляжется вся эта канитель с твоим ментом, потом спокойненько вернемся домой. Будешь жить, как захочешь.

Он потянул ее за собой, цыкнув на псов, моментально отскочивших к будкам, открыл ключом дверь и подтолкнул Марину в прохладные сени.

– Женька, зря ты это замутил, – входя, бросила Коваль. – Ой, как зря… зачем тебе это надо было?

– Да я ни при чем тут, – зашептал вдруг Хохол, прижав ее спиной к стене в темных сенях. – Бес хочет надавить через тебя на мента, чтобы помог ему с кичи одного авторитета вытащить, и потом можешь хоть замуж за него выходить… а я просто увез тебя из города, чтобы ни Бес, ни мент не нашли…

Марина осторожно провела пальцами по его ягодицам, нащупав в заднем кармане джинсов тонкую финку, аккуратно вынула ее и, оттолкнув растерявшегося Хохла, приставила лезвие к своей груди:

– А теперь всю правду, а не эти байки! Иначе – ты меня знаешь, всажу по самое не балуйся, даже не охну!

Хохол хлопнул себя по карману, обнаружил отсутствие любимого инструмента, потом посмотрел на Марину:

– Отдай…

– Я же сказала – выкладывай все, что знаешь, я не шучу. – Она чуть надавила на финку, чувствуя, как лезвие пропороло водолазку и задело кожу. – Ну?

– Перестань, Маринка, отдай… – Хохол протянул руку, чтобы отнять оружие, но Коваль отошла и сильнее надавила на рукоятку. По животу побежала струйка крови, кружевная водолазка начала промокать, и Хохол страдальчески сморщился: – Не надо… я сказал тебе все, что знал…

– Не верю, – спокойно объявила она, продолжая давить на финку и чувствуя, как вдруг закружилась голова.

– Клянусь чем хочешь – я больше ничего не знаю… Отдай, Маринка…

– Не подходи.

Марине вдруг стало так безразлично, чем кончится все это дерьмо, так пусто в голове и в душе, что даже плакать расхотелось. И стало все равно – жить, умереть…

– Моя сладкая, просыпайся, хватит уже спать. – Где она раньше слышала этот голос? – Давай, киска, сколько можно? Вот умница, глазки открыла…

Марина с трудом разлепила тяжелые веки и посмотрела на говорившего – это был Хохол, небритый, с провалившимися глазами.

– Ну… и рожа…у тебя… – с трудом произнесла она, еле шевеля губами.

– Да, киска, рожа, – бережно целуя ее руку, проговорил он. – Напугала ты меня… шустрая такая, как успела финку вынуть, что я и не почувствовал?

Коваль дотронулась рукой до неприятно ноющей левой груди – на ней была повязка.

– Что это?

– Это ты себе в грудь финку мою всадила, почти на все лезвие… Хорошо, что она у тебя упругая и большая, грудь-то, доктор сказал, а то бы в сердце – и песец… А так только шрам останется. Дура ты, Маринка…

Он поправил на ней рубашку и вышел из комнаты, прикрыв дверь.

«Черт возьми, а я не помню ничего – как здесь очутилась, что за дом, почему за финку схватилась… Надо же – сама себе грудь уделала!»

– Женя! – крикнула она, собрав силы. – Принеси водички…

Хохол вошел с большой кружкой в руках, присел на постель, осторожно поднял ее голову и стал поить. Устав, Марина откинулась на подушку и попросила:

– Сигаретку дай.

– Нельзя тебе.

– А ты со мной покури…

Его глаза радостно блеснули, он мигом сбегал куда-то, принес сигареты, закурил, подвигаясь к ней и прижимая свои губы к ее, чтобы выдохнуть дым в рот.