Между адом и раем

Дальнейшие размышления Половозова прервал телефонный звонок. Он поднял трубку и тут же услышал:

─ Добрый день, а может даже и не добрый, Иван Николаевич… Поляков Петр Сидорович… ─ Звонок от инструктора ЦК КПСС оживил седовласого. ─ Значит, из Москвы еще рулят… ─ При этой мысли он улыбнулся и по-озорному произнес. ─ Петр Сидорович, скажи же мне правду. Что там у Вас происходит? А то в сибирской глубинке ничего не слышно, не говоря уже о том, что ничего и не видно…

Из трубки сначала раздался смех, потом голос:

─ Иван Николаевич, у нас сложилась очень строгая линия поведения… Одним словом, ни в какие дела не вмешивайтесь, никаких заявлений не давать… Партия в стороне от сугубо государственных дел…

Половозов слегка перевел дух, затем с явным непониманием переспросил:

─ Петр Сидорович, ну а как же низовые звенья партии? Что я скажу ветеранам, коммунистам, да и вообще, всем омичам… Ведь, что-то надо делать…

Наступила неожиданная тишина. Седовласый мужчина до боли в пальцах сжал трубку и стиснул зубы. Его сердце билось напряженно. Он, как и раньше, ожидал указаний из партийного центра. Через некоторое время он услышал:

─ Иван Николаевич, я дал Вам указания от представителей Центрального Комитета партии, его аппарата… Извините, у меня нет времени для дискуссий… Мне еще предстоит сделать несколько звонков…

Мужчины сухо простились и положили трубки. Половозов некоторое время сидел неподвижно, словно поверженный царь зверей, которого раньше боялись и ждали его указаний. Проявить собственную инициативу он не мог. Ни вчера и ни сегодня. По двум причинам. Принципы демократического централизма, на которых базировалась партия, лишали его этого права. И вторая причина, она была основной, доминирующей. Он боялся делать это, как человек. Человеку, наделенному огромной властью, страх присущ вдвойне…

Он нехотя приподнялся из кресла и по-старчески засеменил к окну. Знакомый зеленый островок сейчас ему наслаждения, не говоря уже о радости, не приносил. Он тяжело вздохнул и открыл окно. За фасадом мощного особняка раздавался многотысячный гвалт полуорганизованной толпы. Она требовала перемен…

Глава шестая.

Время надежд и разочарований

Наступил ноябрь 1991 года. События в стране, строившей коммунизм, развивались стремительно. Они были не только быстрыми, но и непредсказуемые. Пришедшие к власти демократы, большинство которых были с партийными билетами, признали некогда им родную организацию, социально опасной. И в один миг ее запретили. Половозов узнал об этом дома из телевизионного приемника и сразу же струхнул. Он никогда не думал, что коммунистический монстр вообще кто-то может запретить. Ведь только вчера по его указке все без исключения делали все и вся. Даже Бог, которого все живущие, в том числе и Политбюро ЦК КПСС, никогда не видели, не обладал такой властью. После архитрагического сообщения Иван Николаевич очень долго бодрствовал. Он то неспеша прохаживался по большому коридору «партийного апартамента», так иногда называла четырехкомнатную квартиру своего отца его дочь Светлана, то выходил на балкон. Он набирал в свои легкие свежий сибирский воздух и тут же тяжело вздыхал. Каких-либо толковых мыслей в голову бывшего номенклатурщика не приходило. Да и прийти не могло. Он все еще надеялся, что московская верхушка найдет необходимый консенсус. Покричат, помахают кулаками и успокоятся. В истории большой страны и ее партии подобное уже случалось. Потом кого-то пожурят, предупредят или по состоянию здоровья переведут на другую работу. В крайнем случае, исключат из партии. Бывало и чуть похуже, кое-кого садили за решетку или расстреливали…

При этой мысли Половозов вздрогнул. Кто садил и кого садили имели в большинстве своем общий знаменатель ─ жажда власти. И больше ничего. Он слегка почесал указательным пальцем левой руки мочку своего левого уха. Почесал и тяжело вздохнул. Далеко не лучшее настроение породило у него тягостные воспоминания.

Произошло это очень давно… На улице было страшно темно, когда в районном Доме культуры закончились танцы. Тройка закадычных друзей, в составе Молоткова, Суворова и Половозова были не только уставшие от физических движений, но и под градусом. Правда, не все, только двое, Григорий и Иван. Степан придерживался особых принципов. К спиртному он вообще не прикасался. Трезвеннику за это нередко доставалось от ровесников. Они то и дело подтрунивали над высоким парнем с симпатичной физиономией, который в моральном плане был не только чист, как стеклышко, но и пользовался уважением среди девчат. Парни, проводив подруг до общежития библиотечного техникума, неспеша направились к своей общаге. На полпути на обочине дороги они увидели грузовую машину. Подошли к ней и открыли дверь кабины. Водитель, откинувшись на спинку сиденья, громко храпел.

Мысль покататься по ночному городу первому пришла Ивану. Он улыбнулся, и поправив форменную фуражку на голове, лихо вскрикнул:

─ Комсомолия, а что, если мы прокатимся… Да и наши девчата не будут против…

Молотков и Половозов почти одновременно посмотрели на трезвенника. Суворов слегка покачал головой и еле слышно нараспев выдавил из себя:

─ Лично я не хочу сидеть в каталажке… Тем более, что сейчас наша партия поставила задачу по…

Дальше юному революционеру не пришлось дискутировать. Его друзья, словно пушинку, приподняли водителя, который был в дугу пьяный. Затем вынесли его из кабины и положили на деревянную скамейку, стоявшую возле дома напротив. За руль сел Молотков, рядом с ним присел Половозов. Суворов сел в кабину без всякого желания. Не хотел отрываться от друзей. ГАЗ – 51, изрыгая из себя клубы дыма рванулся с места и понесся по безлюдным улицам. Внезапно пошел дождь. Водитель сильно испугался, когда его попытка включить дворники, оказалась безуспешной. На выручку пришел его сосед. Он то и дело рукавом своего серенького пиджака протирал лобовое стекло изнутри или кричал водителю, просил его остановиться. Суворов выбегал из кабины, и запрыгнув на подножку со стороны водителя, рукой смахивал со стекла мутные потоки воды. От такого сервиса толку было мало, но все же…

Перед самым общежитием, где жили девушки, транспортное средство сильно занесло. Попытка водителя возвратить его на грунтовую дорогу, разбитую гусеничными тракторами и сплошь усеянную домашним мусором вперемежку с кирпичами или булыжником, оказалась неудачной. Машина с ревом скатилась в небольшой кювет и затем на полном ходу врезалась в небольшую палатку, стоявшую неподалеку от дороги. Троице было уже известно, что в этом районе кое-кто из приезжих находил себе пристанище для отдыха. Неподалеку отсюда находился городской парк. Еще чуть подальше было озеро Сухое. Никто из ребят толком не знал, почему оно носило такое название. Возможно потому, что в засушливое лето небольшой водоем наполовину высыхал. Во время обильных дождей, наоборот, разливался до самой дороги. Через несколько мгновений из палатки раздался нечеловеческий крик. Первым к пострадавшим бросился Степан…

Половозов слегка стиснул зубы. В те молодые годы он сподличал, да и не только он. Молотков и он, услышав призыв своего друга о помощи, ринулись в разные стороны. Суворов, как только подъехал на машине с пострадавшими к районной больнице, тут же оказался в руках милиции.

Трусливая парочка окончательно пришли в себя только к утру. До этого ребята сидели под навесом элеватора и думали, что делать дальше. Без всякого сомнения, происшедшее было против них. Первым идею овладеть машиной подал Иван, за рулем сидел Григорий. К тому же, они оба были пьяные. Утро вечера оказалось мудренее, да и головы протрезвели. Они решили не высовываться, а там куда кривая выведет. Успокаивало их и то, что на месте происшествия посторонних людей не было. Ну, а Степан, пусть сам решает. Суворов утром на занятия не пришел, не было его и через неделю. Да и вообще его никто больше не видел…

Половозов, тяжело вздохнув, вновь почесал левое ухо. Слегка покачал головой. Много воды прошло с того времени через русло Иртыша. Затем он прикусил нижнюю губу и вновь задумался. Пять лет назад он с небольшой свитой посетил центральный колхозный рынок г. Омска.

Посетил не по собственной инициативе. Среагировал на жалобы омичей. Они жаловались на необустроенность торговых рядов и помещений, а также на всевозможные поборы. Высокого мужчину с густой шевелюрой седых волос Половозов заприметил сразу же, как только оказался на рынке. Он следовал за его свитой словно по пятам. Он успел даже «засветиться» перед двумя молодыми ребятами в штатском. Один из них то и дело приостанавливал седовласого, просил его не сливаться с официальными лицами, которые сопровождали первое лицо области. Местный царь на рынке вел себя согласно общепринятому партийному этикету. Сначала он прошелся между торговых рядов, где жители села предлагали горожанам продукты питания из своего подворья. Затем он накоротке побеседовал с двумя мужчинами и одной женщиной. Его физиономия всегда была в напряжении, будь то его небольшая пробежка по рынку или указания своим подчиненным. Каждый его шаг, каждое его движение фиксировало местное телевидение. Половозов с облегчением вздохнул, когда подошел к служебной черной «Волге» и, перекинувшись парой слов со своим водителем, приоткрыл дверцу. Затем и, сам не зная почему, очень внимательно посмотрел на противоположную сторону. Посмотрел и замер. В своих предположениях он не ошибся. Напротив него стоял уже знакомый ему седой мужчина. Напыженный тип в норковой шапке слегка съежился и опустил голову, затем опять ее поднял. И тут же в его душе, которая, как ему сейчас казалось, была очень молодой и полна юношеского задора, появилось нечто необычное, даже человеческое. Он слегка прошевелил губами:

─ Степан, Степа… Неужели это ты?

Прошевелил губами и вновь впился в седого. Он не видел какого цвета были его глаза, но в том, что они были голубыми и очень честными, Ванька Половозов нисколько не сомневался. Он тяжело вздохнул и быстро нырнул на заднее сиденье машины. Затем с силой хлопнул дверью и сделал умное выражение лица. За машиной и тем, кто с ней сидел, наблюдали сотни глаз. Придерживаться этикета требовала не только партия, но и простые смертные. О Суворове Иван Николаевич в этот день, да и позже не вспоминал. Зачем старое тревожить? Ведь в его жизни еще и хуже бывало…

Только к полуночи обладатель самой шикарной квартиры на улице Яковлева самого престижного района г. Омска оказался в постели. И здесь его преследовали далеко нерадостные мысли. Бывший вождь области сейчас себя не обманывал. Он никогда не был порядочным человеком, как и не был настоящим борцом партии за интересы людей труда. Свидетельством этому были недавние события в Москве, которые все еще будоражили большую страну. Он на какой-то миг представил полную картину не так давно минувшего…

Через некоторое время тяжело вздохнул. Затем он привстал с кровати и стал ходить по коридору. Ходьба в какой-то мере успокаивала нервную систему пожилого человека. Его нервишки, особенно за последние полгода сильно расшатались. Чего только он не испытал за это время?! Например, в том же августе. Никто из кремлевских политиков так и не отважился дать ему какие-либо ценные указания. Мало того. Кое-кто из них вообще не брал трубку…

Не отважился проявить инициативу и он, Половозов, первый секретарь Омского обкома партии, член ЦК КПСС, кавалер ордена Ленина. На экстренном расширенном заседании обкома КПСС, состоявшимся поздно вечером 19 августа, при обсуждении вопроса об отношении к ситуации в стране в связи с заявлением ГКПЧ выступили все руководители областных и городских структур власти и управления. Большинство из них занимали выжидательную позицию. На вожака области смотрели десятки глаз, ждали указаний. Но, увы… И он ничего конкретного подчиненным не сказал. Да и сказать не мог. Он, как и Москва в трудный момент оказался безмолвным. Занял выжидательную позицию и Омский областной совет, который в своем обращении от 20 августа призывал жителей к спокойствию. Лишь 21 августа, когда в Москве «погода прояснилась», он признал ГКПЧ незаконным…

Не прибавляли жизненных сил Ивану Николаевичу и крики уличных горлопанов, раздававшихся на улице Красный путь, в других местах Омска. Он так и не удостоил личным присутствием «демократов», противостоявших ГКПЧ. Вместо себя он посылал гонцов, рангом пониже. Они к вечеру собирались в обкоме партии и через некоторое время информация ложилась на его стол. Он внимательно все читал, но каких-либо указаний подчиненным не давал. Не давал указаний и работникам милиции по наведению общественного порядка. Своим нутром он чувствовал, что времена уже были не те, что вчера. Он не рисковал. Он сидел в кабинете и ждал звонков из Москвы. «Демократические» движения и структуры, которые вырастали на сибирской земле, словно грибы после обильных дождей, его нисколько не пугали. Наоборот, он радовался тому, что большинство омичей заняли выжидательную позицию.

Акции протеста против ГКПЧ были немногочисленными. Население города на Иртыше не оказало активного противодействия ГКПЧ, но в то же время и не поддержало его. Не поддержали омичи и коммунистов во время выборов, прошедших несколько позже. Никто из них также не заметил и ухода в политическое небытие их лидера. 11 ноября 1991 года Указом Президента РФ главой администрации Омской области был назначен Тугодумов Петр Иванович, председатель областного совета, бывший член обкома КПСС. В недалеком прошлом верный соратник и лучший друг Половозова…

Заснул в эту ночь бывший партийный вожак очень поздно. Проснулся он, как всегда, без четверти семь утра. Разбудил его будильник. Небольшие часы со звонком стояли на тумбочке, рядом с кроватью. Нередко бывало, что его будила жена. Сейчас Маши не было и уже никогда не будет. При этой мысли он встал с постели и, накинув на себя халат, двинулся в туалетную комнату. Во время бритья его рука предательски дрожала. Он успел два раза порезаться. Он зачерпнул руками из-под крана большую пригоршню теплой воды и поднес ее к лицу. Затем тщательно вытер его вафельным полотенцем. Слегка приподнял голову кверху и из белого шкафчика, висевшего на стене, взял тюбик с кремом после бритья. Наложил на лоб и нос несколько капель косметической мази и очень тщательно ее растер. Посмотрел в полуовальное зеркало, улыбнулся и тут же принял серьезное выражение лица. Затем покачал головой. Сегодня, скорее всего, партийный этикет ему и не понадобится. Желание посетить некогда «свой» серый особняк у седовласого возникло почти спонтанно. Ему захотелось просто-напросто прогуляться по знакомому зданию, его широким коридорам, а может даже и заглянуть к кое-кому. К тому же Тугодумову, они были хорошие корешки. Он подошел к телефону и позвонил своему бывшему водителю.

Иван Половозов оказался перед знакомым ему особняком только к обеду. Причиной этому было очень многое, которое он все еще по-настоящему не понимал. Водитель, служивший ему верой и правдой многие годы, к десяти часам утра со своей машиной, как они договорились, не появился. Не появился он и позже.

В отличие от своего шефа Александр Петрович Новиков в эту ночь спал очень спокойно. Он после ухода с политической арены своего босса довольно часто дискутировал со своей женой о возможном жизненном раскладе. Супруги были едины в одном. Надо как можно быстрее бежать с тонувшего корабля. Чиновники от партии, в том числе и Половозов, не в силах были спасти ситуацию. Нина была куда прозорливее, чем ее муж. Она работала секретаршей у директора завода пищевых концентратов. В отличие от большинства жителей области, которые вели полуголодное существование, жена водителя первого секретаря обкома КПСС не бедствовала. Она, благодаря своему мужу, имела неплохие связи с нужными людьми, с теми, кто что-то давал или дарил. С научными или общественными организациями Нина Семеновна связей не имела. С них толку, что с козла молока. Детей у Новиковых не было, учить было некого.

Основной упор они делали на желудок, нередко приобщались и к культуре. Все блага исходили, конечно, от мужа. Директора и секретари парткомов с ним здоровались по ручке, кое-кто даже заискивал перед ним. Часть подношений, которые водитель привозил для шефа, перепадало и ему. Александр скрипел зубами, когда его обижали. Подобное происходило довольно часто, когда он был в распоряжении членов семьи Половозова. Заказы на служебную машину исходили от них каждый день и каждый час. Сначала он отвозил в серое здание своего шефа, затем «обслуживал» ее супругу. Мария Ивановна вставала очень поздно, любила понежиться в постели. Точное время отъезда она никогда не обговаривала. Черная «Волга» порою стояла возле подъезда часами. Небольшого роста женщина с ярко накрашенными губами водителя по ручке никогда не приветствовала. Она отделывалась кивком головы или бурчанием под нос. Царские замашки «областной королевы» Новиков не замечал, в голову не брал. Шефом для него был ее муж, а не она. Однако любая поездка без нервов не обходилась. Едва шахиня садилась, как тут же давала указания водителю по какой улице ехать и с какой скоростью. Он усердно кивал головой.

Еще сложнее было ему во время обслуживания многочисленной родни и знакомых Половозова. Многие из них, как правило, во время торжеств нажирались до отвала и напивались до чертиков. После их развоза водитель очень тщательно мыл машину, ее салон. Он не переносил сивушный запах или зловоние. Несмотря на все это, Новиков усердно служил своему шефу, даже благоволил его. Он никогда не распускал слухи о нем или об его окружении, хотя возможностей для этого у него было уйма. Скорее всего, только за «короткий язык» Половозов его держал. Не меньше ценил подчиненного он и за организацию им рыбалки. Как правило, он организовывал ее для гостей из Москвы. В небольшом домике на берегу Иртыша у него были не только удочки или снастьи, но и моторная лодка. От вкусной ухи, которую он варил по собственному рецепту, чиновники облизывали пальчики. В тот же день, когда по радио передали о запрете КПСС, Новиков решил окончательно. С бывшим шефом дружбы не водить, надо как можно скорее от него избавиться.

Часы показывали ровно полдень, машины все не было. Половозов уже не сомневался, что водитель его предал. Его попытка дозвониться в приемную главы областной администрации не удалась. К телефону никто не подходил. Он решил от стресса немного отдохнуть, присел на диван. Включил телевизор. И здесь получился облом. На экране мелькали незнакомые личности. У пожилого человека, пусть и «без погон», эти сопляки не котировались. Два квартала, которые отделяли трехэтажное здание особой постройки от его дома, Половозов преодолевал неспеша. Он уже давненько не прохаживался по городу. Делать раньше это у него особого желания не было. В выходные дни он с семьей уединялся на государственной даче, неподалеку от областной больницы. Уютный домик с тремя спальнями, гостиной и кабинетом его вполне устраивал. Отпуск, как правило, он проводил на берегу Черного моря, в специальном «закутке», где отдыхали ему подобные. Довольно часто Половозовы глазели и на зарубежный мир. Они объехали все страны социализма. В Карлови-Вари, в небольшом городе Чехословакии были трижды. Бальнеологический курорт на базе термальных углекислых источников очень хорошо оздоравливал Машу. Сибиряки не только лечились, сытно кушали и загорали, но и бывали на Международных кинофестивалях…

Седовласый мужчина в черном полупальто и такого же цвета норковой шапке неспеша перешел улицу Красный путь и направился в сторону серого дома. Внезапно перед ним появились два молодых парня. Один из них, что был в китайском пуховике, встал перед Половозовым, как вкопанный. Его попытка обойти безусого юнца стороной, успехом не увенчалась. Он следовал за ним, словно тень. В конце концов он не вытерпел. Он остановился, и угрюмо насупившись, со злостью произнес:

─ Молодой человек… Я Вам чем-то обязан? ─ Увидев ухмылку на физиономии тощего создания, притом еще с конопатым лицом, он сквозь зубы процедил. ─ Или я должен вызывать милицию? ─ Юноша оказался не из робкого десятка. Он почти вплотную подошел к пожилому мужчине, и дыхнув на него густым перегаром, прошипел:

─ Слушай, дедок… Я твою морду каждый день видел на экране… А сейчас, я тебя в одно место хочу… ─ На какой-миг он замолчал. Затем левой рукой резко взмахнул перед низом своего живота и тут же смачно плюнул на землю. Старик заскрипел зубами. Желание ударить сопляка его переполняло. Неизвестно чем бы все это закончилось, ежели бы к ним не подошел кореш конопатого. Он с силой потянул своего друга в сторону и через несколько мгновений Половозов услышал:

─ Этот старик с красной попой мне когда-то вручал комсомольский билет… А сейчас его могу послать на х…

Услышав общеизвестное слово из трех букв, седовласый ринулся к обидчику. И тут же остановился. Остановился не потому, что силы были неравные. Остановился потому, что этого опять требовал партийный этикет, пусть даже уже сошедшей с политического небосклона организации коммунистов. И еще. И это было самым главным. Он нисколько не сомневался, что партия, несмотря на любые повороты или развороты, все равно останется у власти. И в ее возвращении коммунист Половозов сыграет далеко не последнюю роль. При этой мысли он сжал кулаки и продолжил движение. Перед входом в особняк он заметил двух старушек-ровесниц, они шли ему навстречу. На этот раз Половозов изменил тактику своего поведения. Сделав умное выражение лица, он сначала остановился. Затем улыбнулся и очень четко произнес:

─ Извините, пожалуйста… Вы имеете ко мне вопросы? ─ Презрительный взгляд представительниц слабого пола в один миг его ошарашил. Он хмыкнул себе в кулак, и уже без всякого желания о чем-либо говорить, буркнул себе под нос. ─ Ну, мне все понятно… Коммунисты никому не нужны… Они во всем виноватые… ─ Гробовое молчание женщин старика разозлило. Он в том же духе продолжил. ─ Не забывайте одно. В стране, как и в нашем городе орудуют демократы, бывшие коммунисты…

И на этот раз брюзжание седовласого женщины оставили без внимания. Он махнул рукой и неспеша двинулся к серому особняку. Его глаза были влажными. Настроение ему испортили донельзя. Он все еще недоумевал, почему незнакомые женщины были безголосыми. В своем умозаключении он ошибся. Едва он взялся за ручку мощной двери, как позади себя услышал:

─ Слушай, Татьяна… Это при этом пердуне в Омске ввели ка-а-пи-и-ративные цены… Ух, анархист, Бог его накажет… Ей-богу накажет…

Половозов неспеша обернулся и покачал головой. Затем смачно выматерился. Демократы и на самом деле затуманили людям головы. Он с силой дернул к себе дверную ручку и оказался в знакомом холле. Вошел и слегка опешил. Милиционер, молодой парень, неспеша прохаживающийся по ковровой дорожке от лестницы, ведущей на второй этаж, до небольшого стола, на котором стоял телефон, был ему незнакомый. Удивило вошедшего и его вооружение. Через плечо у него был автомат Калашникова, у пояса резиновая дубинка. Седовласый помахал рукой милиционеру, так он всегда раньше делал, приветствуя охрану, и уверенно двинулся к лестнице.

─ Мужчина, а почему ты так прытью кинулся наверх? ─ раздался голос милиционера. ─ У нас существует пропускная система… ─ Половозов на его слова не среагировал. Произошло это по причине его шока. Он впервые за свою жизнь получил замечание от сотрудника милиции. Он сделал еще несколько шагов по лестнице и тут же перед ним вырос безусый юнец. Его физиономия пылала негодованием, словно, убеленный сединой мужчина, совершил преступление. Сержант пробежал несколько метров вперед наверх и, взяв автомат на изготовку, прокричал:

─ Папаша, еще один шаг и я стреляю… Предупреждаю… Потом пеняй на себя…

«Папаша» отреагировал очень спокойно. Он остановился и внимательно посмотрел на стража порядка, стоявшего на несколько ступенек выше. Затем совершенно спокойно произнес:

─ Товарищ сержант, я вижу, ты новенький… Я все еще не понимаю, почему ты так со мной разговариваешь… Ведь я еще первый секретарь обкома партии… Меня избирали коммунисты, они должны меня и … ─ Продолжить мысль до конца ему не удалось. Перед ним откуда ни возьмись появился майор милиции, он также его не знал. Скорее всего, начальник наблюдал за действиями подчиненного. Офицер лихо козырнул перед носом пожилого мужчины и сквозь зубы процедил:

─ Я все еще не понимаю… Что здесь делает бывший вожак коммунистов? Как мне известно, коммуняки уже не существуют. Власть перешла к демократам… ─ Сделав короткую паузу, работник административно-исполнительного органа продолжил. ─ Мне дан строгий приказ ─ в здание посторонних лиц не пускать. Особенно бывших…

Половозов ехидные реплики жирного мужчины в милицейской форме пропустил мимо своих ушей. Посчитал вести с ним какую-либо полемику бесполезным занятием. Да и опасным. Служивый мог в лучшем случае накинуть на него наручники, в худшем, применить оружие. Он покачал головой, повернулся и неспеша направился к выходу. Некоторое время он ходил по небольшому парку, расположенному в центре города. Ходил несмотря на то, что его ноги были ватными. Его мозг также был отключен от внешнего мира. Одно, что он мог делать сейчас ─ это двигать ногами, что он и делал. Он нисколько не сомневался, если он присядет или даже остановится, ему придет каюк. Прохожие по-разному реагировали на странно идущего мужчину. Одни сочувственно трясли головой, другие злорадно усмехались…