Завещание

– Значит, Кирилл.

– Все верно. В отделе кадров сказали, что переслали мое резюме вам на почту.

– Обойдемся без резюме. Расскажи мне все сам.

Парень слегка покраснел и опустил глаза. Но лишь на несколько секунд.

– Да там немного. Я студент. Понимаю, что студентов не берут на такие должности, но обещаю, что вы не пожалеете.

«На такие должности, – мысленно повторил я. – Должность моего секретаря, это, конечно, не «подай, принеси», но и не самостоятельное ведение дел. Неужели парень считает, что мое имя даст ему зеленый свет в будущее?»

«Я же когда-то тоже в тебя поверил», – звучит в голове голос Руслана, и я вздрагиваю.

Улыбка слетает с лица студента.

– Я понимаю, что мои слова несколько самонадеянны, но дайте мне шанс, и я его оправдаю.

– Хорошо, Кирилл, – вздыхая, отвечаю я. – В любом случае у меня сейчас нет секретаря, а без помощника я как без рук, поэтому место твое. Но у тебя будет испытательный срок. Неделя. Если за эту неделю произойдет хоть одно недоразумение, мы с тобой расстанемся без взаимных претензий. Договорились?

Кирилл вскакивает с места и, схватив мою руку, трясет ее, как в жестком приступе Паркинсона.

– Вы не пожалеете! Отвечаю! Ой! То есть обещаю!

Я не могу сдержать улыбки.

– Значит так, сейчас в кадры и назад ко мне. Приступаешь сию же минуту.

– Да, босс! Я все понял! Шесть секунд!

И парня словно ветром сдувает. Я улыбаюсь. Мне кажется, что именно сейчас я поступил правильно. Так что «Кирилл» накладывается на «Марину» и получается взаимозачет. Одно хорошее дело перекрывает плохое. Я молодец!

Только вот почему именно шесть секунд?

Глава 7

Марго

Я сделала глубокий вдох и начала читать:

«Ну, здравствуй!

Это действительно мое последнее письмо. Я умираю. Сначала хотел попросить свою помощницу написать тебе, но в твоих глазах это возымело бы мало уважения. Я сделал над собой нечеловеческое усилие и пишу тебе сам. Нечеловеческое по двум причинам: во-первых, мне тяжело двигаться, а во-вторых, писать тебе – еще тяжелее».

Я отложила письмо. Реальность происходящего, наконец, начала доходить до меня.

Руслан! Как ты мог умереть? Как ты мог? Кто угодно, но только не ты! Я закрыла лицо руками. Захотелось расплакаться, но слез не было. Внутри меня вообще больше ничего не было. Вместо наполненности, я ощущала сплошной вакуум, который только разрастался. Разрастался, давил на легкие и мешал дышать. Снова возникло это чувство панической атаки. Моя грудь то поднималась, то опускалась, но воздух в легкие отказывался поступать. Я вернула письмо на стол и поднялась. Стены кабинета поверенного шатались, так и норовя придавить меня к полу. Надо взять себя в руки! Боже! Что ж так тяжело-то, а? Нет! Боже! Нет! Не верю! Не хочу! Отказываюсь! Русла-а-ан!

Я зажимала рот рукой, чтобы эти душевные крики не выбрались на поверхность.

В моей голове поселились два голоса. Один требовал, чтобы я позволила горю покинуть меня, дав выход слезам и крикам. Другой же требовал вести себя, как взрослый человек, и не устраивать истерик. Но боли было одинаково плевать как на одного, так и на другого. Боли хотелось крушить и ломать. Хотелось высвободить адреналин, смести в бездну все вокруг. Но я лишь только сильнее прикусила ладонь. И это помогло – слезы, наконец, выкатились из глаз.

В последние два дня я плакала столько, сколько не плакала за всю свою сознательную жизнь. Я никогда еще не теряла близких. Все мои родственники живы. Я никогда никого не хоронила. Не хоронила я и Руслана. Да и в число близких мне людей он вот уже как целую десятку лет не входил. Но сейчас было ощущение, что я осталась в этом мире совершенно одна. Без возможности что-то исправить. Без возможности излечиться от этой боли.

Как хорошо, что поверенный оставил меня одну. Не представляю, как бы я вела себя в его присутствии. Как бы справлялась с этими эмоциями. Не знаю.

Воспоминания об адвокате слегка отрезвили. Письмо! Надо прочесть письмо! Последнее письмо Руслана…

Я наткнулась мутным взглядом на графин с водой. Всего один стакан показался мне эликсиром жизни. Осушила его почти залпом. Налила второй. Его постигла та же судьба. Оставшиеся несколько капель вылила на ладонь и протерла лицо. Давно было плевать на макияж. Его уже не спасти.

Сделала глубокий вдох, взяла письмо в руки и, откинувшись в кресле, продолжила читать:

«Я добился того, чего хотел! Получил практически все, о чем мечтал! Заработал состояние, стал знаменитым… Лишь одного я так и не смог добиться – тебя! Два года, что мы были вместе, – самое лучшее время в моей жизни. Знаю, что ты никогда не любила меня, но лишь с тобой я был по-настоящему счастлив. Я жил полной жизнью! Каждый день с тобой был по-своему новым и неповторимым. Я любил тебя! Тебя одну! Из всех женщин, что были у меня, только лишь ты заставляла быстрее биться мое сердце. Ты единственная была живой; единственная была правдивой; единственная была настоящей; ты вообще была единственной…

И я тебя потерял…

Потерял то единственное, что мне было по-настоящему дорого. Знаешь, когда получил все то, о чем мечтал, я понял одно – не это было моей самой заветной мечтой. Деньги, известность, признание – это не делает тебя счастливым, когда рядом нет самого главного человека в твоей жизни. Когда нет тебя! Жаль, что понял я это не сразу…

Своим успехом я тоже обязан тебе. Ведь если бы ты меня тогда не разозлила, если бы ты меня тогда не бросила, ничего у меня не вышло. Я работал день и ночь! И все ради одного – чтобы доказать тебе, чего я стою! Чтобы ты увидела, кого потеряла. Мне хотелось, чтобы ты жалела, чтобы локти кусала. Чтобы, проглядывая мои фото и статьи обо мне в светской прессе, видела меня с очередной красоткой; и я тешил себя надеждой, что ты будешь сгорать от ревности. Но получилось все с точностью до наоборот.

Это я следил за каждым твоим шагом. Когда стал зарабатывать хорошие деньги, действительно хорошие, нанял детектива, чтобы следить за тобой. Он докладывал мне о каждом твоем шаге! Я был осведомлен о твоей жизни, наверно, даже лучше, чем ты сама, потому что она была у меня четко законспектирована и расставлена в хронологическом порядке. В моем доме в России был отведен целый архив для твоей жизни. Но ты можешь быть спокойна – архив находится под кодовым замком, и комбинацию знаю только я. Хотя сейчас узнаешь и ты: один, четыре, ноль, два, два, ноль, ноль, восемь. Ничего тебе не напоминает? Премьера фильма «P. S. Я люблю тебя». Помнишь? Четырнадцатое февраля две тысячи восьмого года. Но на этом я остановлюсь позже…

Через несколько лет я заметил, что все делаю так, как ты хотела. Одеваюсь так, как ты мне говорила. Говорю так, как ты мне советовала. И самое главное – практически никогда не обманываю. Практически… Ведь именно ложь была истинной причиной твоего ухода. Моя наглая и корыстная ложь. Я знаю, что даже ты не смогла бы сказать об этом лучше. Я лгал тебе практически все время, что был рядом с тобой. Лгал во всем! Лишь одно было истинной правдой: я любил тебя! Я любил тебя все два года, что мы были вместе, и все те годы, что я прожил потом без тебя. И сейчас, когда умираю, ты единственная, о ком я думаю, кого хочу видеть, кого хочу обнять.

Но я понимаю, что просить тебя об этом не имею никакого морального права. Хотя уверен, если бы ты узнала, где и в каком состоянии нахожусь, забыла бы все то зло, что я причинил тебе, и тут же примчалась. У тебя слишком доброе и благородное сердце.

Ты выполнила все обещания, что давала мне. В отличие от меня. Даже обещание покинуть меня, если я когда-нибудь тебя обману. Если бы у меня была возможность вернуться и все исправить. Сказать тебе правду, какой бы она ни была. Тогда бы ты меня простила. Я знаю. Жаль, что понял это лишь спустя долгие годы одиночества.

Ты, наверное, удивишься – как одиночества? Вокруг же было столько народу. Все эти женщины, которым были нужны лишь мои деньги, такие же фальшивые друзья, которые хотели от меня того же. И только лишь тебе одной никогда и ничего от меня не было нужно».

Здесь я уже не могла сдержать слезы. Роман Дмитриевич предусмотрительно поставил на край стола пачку бумажных платков. Я схватилась за них, как за спасательный круг. Слезы мучительно душили меня. Хотелось рыдать в голос. Но люди, находящиеся сейчас за дверью, вряд ли поняли бы меня. Хотя кто знает…

Переведя дыхание, я встала и немного прошлась. Даже не представляла, что мне будет настолько тяжело. Ощущение, что вся боль и печаль этого мира навалились на меня. Тело наполнила невероятная тяжесть. Сложно было даже дышать. Но я сделала над собой усилие и вернулась к письму.

«Ты помнишь наш первый поцелуй? Как это произошло? Случайно? Или преднамеренно? Кто его уже знает. Только я никогда не забуду этого волшебного момента. Темный кинозал. Ты и я рядом. Я вдыхаю твой аромат. Какой фильм мы тогда смотрели? Ты не помнишь? А я помню! «P. S. Я люблю тебя». Ты как раз эту книгу читать закончила. И мы пошли проверить, насколько твое личное видение этой истории совпадает с видением режиссера.

В кинотеатр мы вошли друзьями, а вышли уже парой…

Дружба с тобой была так мучительна! Ведь я уже не первый год сходил по тебе с ума. Очень сложно дружить с человеком, которого хочется изнасиловать… Когда ты ответила на мой поцелуй, я чуть не умер от счастья – о большем не мог и мечтать! Я готов был кричать о своей любви к тебе! Боялся выпускать твою руку из своей; боялся того, что все это мне лишь привиделось.

Извини, прервусь ненадолго, а то тут все приборы громко запикали. Сейчас сбежится докторье. Если бы ты только знала, какие бабки я им плачу, то точно отругала меня!..

Ну вот, меня подремонтировали. Мое сердце вновь бьется ровно. Но уверяю тебя, это ненадолго – когда речь идет о тебе, я не могу быть спокойным.

На чем я там остановился? Ах да…

Ты стала моей! Мы говорили с тобой часами обо всем на свете; «гуляли по Москве, забыв про расстоянье», как поется в одной из моих песен о тебе; мы много смеялись, много шутили и дурачились. Я не верил своему счастью – рядом со мной человек, который всегда меня понимал, во всем поддерживал и всегда был на моей стороне, даже тогда, когда я неправ.

Ты представить себе не можешь, как мне все тогда завидовали! Я никогда не был так счастлив! Что до тебя, что после. Мне хотелось дать тебе все! Мне хотелось стать для тебя таким же человеком, каким ты стала для меня. И я кое-что придумал. Помнишь ту банковскую аферу, которую я провернул с твоей помощью? Я сумел так искусно разыграть партию, что о своей роли в ней ты даже не узнала. Тогда не узнала.

У меня появились деньги. Большие, как мне тогда казалось. Это сейчас я в день зарабатываю в несколько раз больше. А тогда вообразил, что стал сказочно богат.

Вспоминая то время, не могу сдержать улыбки. Мы с тобой прошлись по всем московским заведениям, и я сорил деньгами, а ты от всего отказывалась, понимая, что простой студент без родителей, без поддержки родственников не может всего этого себе позволить. Я уже тогда понимал, что ты достойна самого лучшего, и хотел дать тебе все, но никаких усилий приложить для этого не пытался. Я слепо верил в удачу и в то, что если не сегодня, то завтра мне точно повезет. Так по своей глупости я оказался в колоссальных долгах. Я был должен всему миру! И что самое ужасное, я был должен тебе!..

С каждым днем дела становились все хуже. И ты, по всем законам жанра, должна была бросить меня уже давно. Но твое благородство всегда шло впереди тебя. Ты считала ниже своего достоинства бросать человека в трудную минуту. Ты не раз спасала мне жизнь, а я с каждым днем все сильней затягивал тебя в это болото.

А потом ты узнала правду… Не от кого-то, нет. Сама. Просто сопоставив факты и выведя их в логическую цепочку. На сбор информации у тебя ушло два года, на принятие решения – пара секунд.

Когда в тот вечер я слышал от тебя слова ненависти – это было не так обидно. Ненависть – это тоже чувство. И порой оно бывает сильнее всех остальных. И я был рад, что ты испытывала ко мне хоть что-то. Ведь то, что ты ко мне чувствовала хотя бы это, давало надежду, что еще не все потеряно. Но потом… Потом я увидел разочарование в твоих глазах. И понял, что это конец.

Те грубые и грязные слова, что кричал тебе в ответ, были адресованы скорее мне самому. Я не тебя, я себя тогда ненавидел, потому что понимал, что сейчас потеряю тебя навсегда. И потерял».

Я не могла читать дальше – слезы застилали глаза. Я не сдержалась и зарыдала в голос. Мне стало все равно, что подумают обо мне эти люди, которых видела в первый и, скорее всего, в последний раз. Я дала волю своим эмоциям. Позволила им выйти наружу.

Я кричала! За мной уже давно должны были приехать санитары из лечебницы для душевнобольных, вызванные перепуганным персоналом. Но за дверью кабинета было подозрительно тихо. Хотя в тот момент, даже если бы там проходили активные военные действия – я бы не заметила. Потому что внутри меня шла более ожесточенная война.

Репутация? О чем вы? После пары прочитанных листов душу выворачивало наизнанку так, что проще сейчас было самоубиться, чем спокойно это пережить.

Проплакала я, наверно, около часа. Очнулась от забытья, лежа на диване в дальнем углу кабинета юриста. Свернувшись калачиком, давила в себе рыдания. Туфли я где-то потеряла. За это время дверь в кабинет так и не открылась. Чернила в письме Руслана слегка растеклись от той влаги, что попадала на бумагу из моих глаз. Когда всхлипы мои стали немного потише, я встала и налила себе стакан воды. Выпив его залпом, вернулась к письму.

«А помнишь, как я признался тебе в любви? О, я так долго готовился к этому. Мне хотелось, чтобы ты запомнила это признание на всю жизнь.

Наш любимый маленький клуб «Джиксо». По-моему, это было восьмое марта. Да, именно. Я сам написал ту песню и поставил танец. Мне так хотелось впечатлить тебя. Ведь я еще так остро ощущал тепло нашего первого поцелуя на своих губах. И по выражению лица, которое было у тебя тогда, понял, что мне это удалось.

Я еще никогда в жизни не нервничал так, выходя на сцену. Вся наша славная компания знала о моих замыслах. Но ни один из них не проболтался – не выдал тебе секрета. Операция «Признание в любви» подготавливалась в строжайшей тайне. Я до сих пор страшно благодарен ребятам – они ни разу не сбились в схеме танца, хотя на репетициях постоянно валяли дурака и тем самым доводили меня до бешенства.

Когда же диджей выключил музыку и попросил всех танцующих освободить место на танцполе, сердце мое замерло. Я понял – отступать уже нельзя. И я запел. А точнее, зачитал тебе свой рэп. Эти строки родились сами собой. Начал с того, каким вольным я был, меняя женщин как перчатки, пока не встретил тебя. Ты изменила меня и мою жизнь. А закончил словами: «Милая, я люблю тебя!»

Не знаю, кто больше испугался, ты или я. Но было уже поздно. Диджей передал танцорам огромный букет белых роз, что я подготовил заранее, а те в невероятном сальто отдали его мне. Я подъехал к тебе на коленях, и мое сердце сжалось от ужаса – в твоих глазах я увидел страх.

Музыка стихла, и в клубе повисла звенящая тишина. Все затаили дыхание, ожидая твоего ответа. Мне же показалось, что ты сейчас попросту развернешься и уйдешь. Но вместо этого ты сделала то, что я ожидал в ту минуту меньше всего – обняла меня и поцеловала.

Я возликовал!

Но потом ты отвела меня в темный угол и виновато сказала, что не отвечаешь взаимностью на мои чувства. Ты не могла поступить иначе, ведь ты всегда говорила правду, какой бы она ни была. Я попросил дать мне шанс. И ты, помолчав, не отказала.

Сейчас вспоминаю твою улыбку и твои большие глаза. Помнишь, как я спросил у тебя, какого цвета твои глаза? Ты ответила: «Не знаю». Ты сказала, что они меняют свой цвет в зависимости от твоего настроения. В тот момент я всмотрелся в них и определил их цвет раз и навсегда. Они были насыщенно-синими, а вокруг маленького черного зрачка в разные стороны расходились золотистые лучики. Я тогда сказал, что у тебя глаза цвета предгрозового неба. А когда ты у меня спросила – почему, пояснил. Кажется, что на солнышко, гуляющее по вольному синему небу, набежала черная тучка и сейчас начнется гроза. И чем тучка больше, тем вероятнее, что грозы не миновать. Я потом часто именно по этой тучке определял твое настроение и то, что меня ждет. Тебе так понравилось это определение, что с тех пор на вопрос, какого цвета твои глаза, ты отвечала: «Цвета предгрозового неба». И всякий раз это вызывало у меня невольную улыбку.

А еще мне очень льстило, как ты представляла меня всем своим друзьям и знакомым. Дай-ка вспомнить. Если мне не изменяет память, ты говорила: «Это я, только мужчина, и зовут его Руслан».

Ты не делала меня половиной себя. Ты называла меня своим целым. Мы не были двумя половинками одного единого. Мы были целыми! Изначально! Я был целым тобой, а ты была целым мной с капелькой друг друга внутри. Это ты придумала. Сама. Ты так расшифровала инь-ян. Для нас.

Помнишь, ты говорила, что нельзя сделать человека счастливым, будучи неполноценным, будучи только половиной чего-то или кого-либо. Только цельная личность способна на поступки.

Ох, как же мне хотелось соответствовать всему тому, что ты говорила. Мне хотелось быть твоим идеалом. Хоть ты и говорила, что его не существует, – мне хотелось доказать тебе обратное. Воплотить твой идеал в жизнь. Но так и не вышло…

А наша страсть! Ты помнишь, какими неутомимыми мы были? Тогда ты мне сказала, что я у тебя третий. Ты прости, но я проверил эту информацию, правда, тогда, когда тебя не было со мной уже несколько лет. И был несказанно удивлен, когда это оказалось правдой. Хотя чему тут удивляться, ты же всегда говорила только правду. Но мое удивление имело место. Ты была настолько чувственной, такой страстной и одновременно… невинной.

Я терял голову лишь от одного твоего запаха! У меня все поднималось в штанах, стоило лишь заметить тебя вдалеке. Как я не изнасиловал тебя уже там, в кинотеатре, во время нашего первого поцелуя – до сих пор не представляю. Разум тогда отключился напрочь. Какой там фильм? Люди вокруг? А разве в этом мире кто-то еще существует, когда я сейчас целую самую невероятную женщину на свете? Нет, не существовало никого и ничего. Только ты!

Наш первый раз… Как я не кончил, лишь коснувшись тебя? Не знаю.

Мне кажется, ты все понимала, соглашаясь на мое приглашение в гости. Спроси у меня, какой фильм я тогда включил, – не вспомню. Потому что все мое внимание было сосредоточено на женщине, сидевшей на другом конце дивана. Моя хищная натура вышла на охоту. Мне нужно было незаметно подобраться к своей жертве – тебе. Что я только не изобретал и не придумывал. То воды принести, то фруктов тебе предложить, то звук на телевизоре сделать погромче. И всякий раз поднимаясь с дивана, опускался на несколько сантиметров ближе к тебе.

А потом в сюжете фильма произошел какой-то момент, что мы оба рассмеялись и повернулись друг к другу. Наши взгляды встретились. И смех затих.

Я набросился на твои губы, как ненормальный, а ты выдала такой громкий стон, что я чуть было не кончил, даже не прикоснувшись к тебе. Но ты удивила. Вместо того чтобы прижаться ко мне еще сильнее, ты оттолкнула меня. Кислород хлынул в легкие, но без твоих губ мне все равно казалось, что задыхаюсь. Ты же попыталась отодвинуться от меня. Но двигаться было некуда – диван кончился. Еще несколько бесконечных секунд мы пытались смотреть кино. Но я не выдержал. И со словами: «А! К черту!» – набросился на тебя, уже не давая возможностей для отступления. Да ты больше и не отступала.

Я одним рывком стащил с тебя спортивное платье, а ты рванула на мне рубашку, так что пуговицы разлетелись по всей комнате. У меня до сих пор стоит перед глазами твое простенькое хлопковое белье в зеленый горошек. Но при всей своей простоте и непосредственности для меня уже тогда ты была королевой!

Я назвал тебя своей Императрицей! Помнишь?

Не помню, как высвободил тебя из остатков одежды. Не помню, как разделся сам. Помню лишь только тот космос, что случился между нами тогда. Мне не было больно, когда мы свалились с дивана на пол. Не было больно, когда проехались по ковру. Я даже не почувствовал, когда твои острые ноготки оставили кровавые борозды на моей спине. Зато помню, как ребята предложили написать на тебя заявление в полицию за нанесение тяжких телесных. Для меня же эти отметины были наградой. Наградой за каждый стон, что я выбил из тебя, за каждый крик.

Когда на последних остатках разума ты предупредила меня, что очень громко кричишь, я не воспринял эту информацию всерьез. Но когда ты закричала в первый раз, я опешил. Однако это вызвало у меня не испуг, а восторг! И пусть бы соседи вызвали наряд, пусть мне пришлось бы краснеть и оправдываться, но оно того стоило. Правда, полиция к нам тогда так и не приехала, хотя шумели мы знатно. Мне уже никогда не забыть твое «О боже!», которое ты повторила несколько десятков раз. Которое ты простонала! И прокричала…

Мне никогда тебя не забыть!

Я часто вспоминаю, как мы делились своими мечтами. Я хотел править миром, а ты – дом с большой библиотекой. Я хотел распоряжаться судьбами людей, а ты – водить «Кадиллак-Эльдорадо». Я хотел власти и богатства, а ты – сочинять свои сказки…

Ах да, сказки… Я надеюсь, ты до сих пор пишешь. Роман Дмитриевич уже получил от меня распоряжение проследить за тем, чтобы твои рукописи были изданы. Ведь ты до сих пор пишешь от руки? И жадничаешь делиться богатством своего таланта с миром. Теперь придется – я все уже устроил. Тебе нужно лишь подписать контракт с издательством. Юридической стороной всех твоих вопросов теперь будет заниматься Роман Дмитриевич. Он честный, порядочный и благородный человек и не раз уже доказал мне это. Можешь смело ему доверять. Он не я.

Я обещал тебе, что осуществлю все твои мечты. И не смог. Но одну мечту, думаю, осуществить все же смогу.

Помнишь, ты рассказала мне про дом своей мечты? И даже нарисовала, как он должен выглядеть. Мы тогда сидели в кафе и делились фантазиями. Ты рисовала. Фасады дома, убранство комнат. Наверно, тогда мы разорили то кафе на салфетки. Столько их ушло на твои художества. Ты оставила их на столе. А я все захватил с собой и сохранил.

Так вот, я построил его.

Для тебя!

Там есть просторный танцевальный зал с зеркалами и большая библиотека. Я собрал туда все книги, о которых ты мне говорила, и немного добавил от себя. А еще в гараже стоит «Кадиллак-Эльдорадо». Тот самый, черный с откидным верхом, как ты хотела. И да, в багажнике лежит автомат Томпсона.

Когда я увидел, как ты разговаривала с этой машиной на выставке ретроавтомобилей, гладила его по капоту, как уговаривала дождаться, пока ты накопишь достаточно денег, чтобы вы навсегда были вместе, я понял, что ты обязана владеть таким автомобилем. Я еще тогда тебе сказал, что если ты когда-нибудь действительно купишь себе такую машину, то я подарю тебе автомат Томпсона, потому что в каждой гангста-тачке должна лежать гангста-пушка. Теперь у тебя будет и то и другое. Ты ведь не просто так тогда целовала его в значок.

Когда я узнал, что мне осталось недолго, я решил посвятить оставшееся время тебе. Я оставил все свои дела, поручив решать вопросы своим помощникам, благо у меня их целая армия, и занялся воплощением каждой твоей мечты…

А еще я разбил для тебя сад. Он очень красивый. Я мог часами сидеть там у статуи валькирии… Угадай, чье лицо у этой скульптуры крылатой воительницы! Правильно, твое! Я мог долгое время не отводить от нее глаз, будто ожидая того, что вот сейчас она оживет, заговорит со мной и откроет мне все тайны мироздания. Хотя, если бы это случилось, я задал бы ей всего один вопрос: как мне вернуться назад во времени и сделать все, чтобы не потерять тебя? А лучше не совершить тех ошибок, что я совершил. Но она так ни разу и не ожила.

Марго, прошу тебя лишь об одном, не отказывайся от того, что я оставляю тебе. Хочу, чтобы ты все потратила! Понимаю, что деньгами не загладить все то зло, что я причинил тебе, но никому другому оставлять ничего не хочу! Повторюсь, все, что имею, что заработал, сочинил, сотворил, произвел, – этим всем я обязан только тебе. Тебе одной. И никому больше!

Я хочу, чтобы ты жила той жизнью, которой всегда заслуживала. И буду покоиться с миром, зная, что обеспечил тебе эту жизнь. Да, я корыстен даже в своей щедрости. Но таков уж я есть. Может быть, поэтому и умираю сейчас… Один.