Дело закрыто. Опасная тропа

Коронер. Он был рассержен?

Джеффри Грей. Нет, не на меня, я не знаю. Он казался взволнованным, но это никак не было связано со мной, иначе он не назвал бы меня «мой мальчик». Я спросил: «Что-нибудь случилось?» И он ответил: «Я не могу говорить об этом по телефону. Я хочу, чтобы ты приехал как можно скорее». И повесил трубку.

Коронер. Вы поехали к нему?

Джеффри Грей. Сразу же. Дорога до его дома занимает у меня около четверти часа. На полпути я сел в автобус, который останавливается в четверти мили от его ворот.

Коронер. Мистер и миссис Мерсер сказали, что вы не звонили во входную дверь. Они утверждают, парадная дверь была заперта. Стало быть, вы воспользовались другим путем?

Джеффри Грей. Был теплый вечер, и я знал, что дверь дядиного кабинета должна быть открыта, – это стеклянная дверь, которая ведет в сад. Я всегда ходил через сад, если дядя был дома, а я хотел с ним увидеться.

Коронер. Вы часто навещали дядю?

Джеффри Грей. Постоянно.

Коронер. Вы жили вместе с ним на Солуэй-Лодж до своей женитьбы?

Джеффри Грей. Да.

Коронер. Я должен спросить вас, мистер Грей, можно ли назвать ваши отношения с дядей искренней и сердечной привязанностью?

В этот момент лицо свидетеля исказила гримаса страдания. Он тихо произнес: «Это была искренняя и нежная привязанность».

Коронер. Между вами не было ссор?

Джеффри Грей. Нет, никогда.

Коронер. Тогда как вы объясните, что он уничтожил свое завещание, в котором вы были главным наследником, и написал новое, где ваше имя отсутствует?

Джеффри Грей. Я не могу этого объяснить.

Коронер. Вы знаете, что он написал новое завещание утром 16 июля?

Джеффри Грей. Сейчас знаю, но тогда не знал.

Коронер. Вы не знали об этом, когда отправились на встречу с дядей?

Джеффри Грей. Нет.

Коронер. И не знали о том, что он уничтожил завещание, в котором оставлял свое имущество вам? Вы под присягой, мистер Грей. Вы по-прежнему заявляете, что ничего не знали об изменении завещания?

Джеффри Грей. Не имел ни малейшего понятия.

Коронер. Он не сказал вам об этом по телефону?

Джеффри Грей. Нет.

Коронер. Или после того как прибыли в Патни?

Джеффри Грей. Когда я приехал в Патни, он был уже мертв.

Коронер. Вы сказали, что приехали в Солуэй-Лодж в двадцать минут девятого.

Джеффри Грей. Да, примерно в это время. Я не смотрел на часы.

Коронер. Дом расположен на участке земли площадью два акра, и к нему ведет короткая подъездная дорога, не так ли?

Джеффри Грей. Да.

Коронер. Расскажите, как вы добрались до дома?

Джеффри Грей. Я воспользовался подъездной дорогой, которая ведет к парадному входу, но не подходил к двери. Я свернул направо и обогнул дом. Кабинет находится в заднем крыле, а его стеклянная дверь выходит в сад. Дверь оказалась открыта настежь, как я и ожидал.

Коронер. Занавески были задернуты?

Джеффри Грей. Нет. Было светло, был замечательный теплый день.

Коронер. Продолжайте, мистер Грей. Вы вошли в кабинет…

Джеффри Грей. Я вошел. Я думал, дядя выйдет мне навстречу. Я даже не сразу заметил его. В комнате было гораздо темнее, чем снаружи. Я споткнулся обо что-то и увидел пистолет на полу у моих ног. Я поднял его, не задумываясь о том, что делаю. А потом увидел своего дядю.

Коронер. Сначала вы сказали, что было светло, а теперь утверждаете: в комнате царил полумрак. Поясните свои слова.

Джеффри Грей. Я не говорил, что в комнате было темно, я сказал, там оказалось темнее, чем снаружи. На улице было светло, и яркое солнце слепило мне глаза, когда я шел к дому.

Коронер. Продолжайте, мистер Грей. Вы увидели мистера Эвертона…

Джеффри Грей. Он лежал на письменном столе. Я решил, что он потерял сознание. Потом я подошел ближе и понял, что он мертв. Я прикоснулся к нему, он действительно был мертв. Тогда я услышал крик, и кто-то попытался открыть дверь. Она оказалась заперта изнутри на ключ. Я открыл ее. Там была чета Мерсер. Они решили, что это я убил дядю.

Коронер. Пистолет по-прежнему был у вас в руке?

Джеффри Грей. Да, я совершенно о нем забыл.

Коронер. Это тот пистолет?

Джеффри Грей. Да.

Коронер. Мы установили, он принадлежит вам. Вы хотите что-нибудь добавить по этому поводу?

Джеффри Грей. Он принадлежит мне, но я уже год его не видел. Я оставил его в Солуэй-Лодж, когда женился. Там осталось много моих вещей. Мы снимали квартиру, и там недостаточно места, чтобы загромождать его ненужными вещами.

Коронер. Скажите, зачем вам был нужен пистолет?

Джеффри Грей. Дядя подарил мне его около двух лет назад. Я собирался в отпуск в Восточную Европу. Ходили слухи, будто там орудуют бандиты, поэтому он хотел, чтобы я взял с собой пистолет. Я так ни разу и не воспользовался им.

Коронер. Вы хороший стрелок?

Джеффри Грей. Я прекрасный стрелок.

Коронер. По мишеням?

Джеффри Грей. По мишеням.

Коронер. Вы можете поразить человека, находящегося в противоположном конце комнаты?

Джеффри Грей. Никогда не пытался.

Коронер. Мистер Грей, когда шли по дороге, а затем обходили дом, вы встретили кого-нибудь?

Джеффри Грей. Нет.

Коронер. Вы слышали звук выстрела?

Джеффри Грей. Нет.

Коронер. Вы ничего не видели и не слышали по дороге к кабинету?

Джеффри Грей. Ничего.

Почему он никого не видел и ничего не слышал на пути к дому в этот прекрасный теплый вечер? Убийца должен был находиться совсем рядом. Почему Джефф не столкнулся с ним или хотя бы не увидел, как тот убегал с места преступления?.. Почему? Потому что убийца заранее позаботился, чтобы Джефф не встретился с ним. Потому что он знал о приходе Джеффа. Потому что он знал о звонке Джеймса Эвертона Джеффу и о том, что через четверть часа тот будет в Солуэй-Лодж. У убийцы было четверть часа, чтобы застрелить Джеймса Эвертона и замести все следы. Разумеется, Джефф ничего не слышал и ни с кем не встретился, так как убийца сделал все, чтобы этого не произошло. Но Мерсеры должны были слышать выстрел задолго до того, как миссис Мерсер спустилась вниз и закричала в гостиной, а мистер Мерсер прибежал из буфетной, где чистил серебро. Мэрион сказала, что он действительно его чистил – на его ладонях оставалось чистящее средство. Но он был в буфетной, а миссис Мерсер не кричала до тех пор, пока Джефф не оказался в кабинете с пистолетом в руке.

В бумагах было много технических подробностей, связанных с описанием оружия. Пуля, убившая Джеймса Эвертона, определенно была выпущена из этого пистолета. На нем найдены отпечатки пальцев Джеффа. Но это естественно. Ведь он поднял его, не так ли? Но на нем не нашли других отпечатков. Отпечатки пальцев кого-либо еще отсутствовали. Значит, это не могло быть самоубийством. Даже если бы Джефф не оказался таким неуклюжим, споткнувшись о вещественное доказательство, лежавшее под окном. Она вспомнила, об этом не раз упоминалось во время процесса, стеклянная дверь находилась на расстоянии восьми или девяти футов от письменного стола, а Джеймс Эвертон умер мгновенно. Так что самоубийство полностью исключалось.

Хилари глубоко вздохнула.

Должно быть, Мерсеры солгали – видимо, им пришлось выбирать между своей жизнью и жизнью Джеффа. Но присяжные им поверили и на дознании, и на суде.

Она прочитала показания Мэрион… Ничего, только несколько вопросов и ответов. Но у Хилари сжалось сердце, когда она представила себе Мэрион, принимающую присягу и отвечающую на вопросы. Они с Джеффом были так безудержно, невообразимо счастливы. Это счастье, как яркий свет, сопровождало их везде, куда бы они ни направились. Их любовь делала счастливыми всех, кто находился рядом с ними. И в этом темном переполненном зале суда этот свет вдруг погас навсегда. Был жаркий солнечный день, газеты сообщили, что в ближайшие дни по-прежнему будет жарко, но в этом ужасном, битком набитом людьми зале Мэрион и Джеффри чувствовали: свет их счастья исчез безвозвратно.

Коронер. Вы были дома, когда ваш муж ответил на телефонный звонок вечером 16 июля?

Мэрион Грей. Да.

Коронер. Вы заметили, в котором часу это было?

Мэрион Грей. Да, часы как раз били восемь вечера. Он подождал, пока бой часов замолкнет, и лишь затем снял трубку.

Коронер. Что вы слышали?

Мэрион Грей. Я слышала, как мистер Эвертон попросил моего мужа приехать в Солуэй-Лодж.

Коронер. Вы хотите сказать, что непосредственно слышали, как мистер Эвертон обратился к вашему мужу с этой просьбой?

Мэрион Грей. О да, я слышала его совершенно отчетливо. Он хотел, чтобы муж немедленно приехал к нему. Он повторил это: «Немедленно, мой мальчик». Когда муж спросил, что произошло, он ответил: «Я не могу говорить об этом по телефону. Я хочу, чтобы ты приехал как можно быстрее». Потом муж повесил трубку и сказал: «Это Джеймс. Он хочет, чтобы я немедленно приехал к нему». А я ответила: «Знаю, я слышала это». Муж сказал: «Он кажется сильно расстроенным. Ума не приложу почему».

После этого ее спросили о пистолете. Она сказала, что никогда раньше не видела его.

Коронер. Вы никогда раньше не видели его у своего мужа?

Мэрион Грей. Нет.

Коронер. Как долго вы женаты?

Мэрион Грей. Год и неделю.

Коронер. И за это время вы ни разу не видели пистолет?

Мэрион Грей. Нет.

Коронер. Вы живете в квартире на Модслей-роуд?

Мэрион Грей. Да.

Коронер. Вы живете там со дня своего замужества?

Мэрион Грей. Да.

Коронер. Это небольшая квартира?

Мэрион Грей. Да, довольно маленькая, четыре комнаты.

Коронер. Если бы пистолет хранился там, вы бы его увидели?

Мэрион Грей. Если бы он был там, я бы наверняка его заметила.

Коронер. В квартире есть запертые шкафы или ящики?

Мэрион Грей. Нет.

Коронер. И вы ни разу не видели пистолет?

Мэрион Грей. Я никогда не видела его прежде, нигде.

После этого коронер отпустил ее.

Хилари перевернула страницу.

Глава 5

Показания Берти Эвертона

Коронер. Ваше имя Бертрам Эвертон?

Бертрам Эвертон. Да, разумеется.

Коронер. Вы приходитесь племянником покойному?

Бертрам Эвертон. О да.

Коронер. Когда вы видели его в последний раз?

Бертрам Эвертон. Что ж, я обедал с ним накануне, как раз перед тем, как это произошло. Удивительно, не правда ли, ведь мы с ним виделись довольно редко. Но так уж случилось.

Коронер. Вы хотите сказать, что были в плохих отношениях с дядей?

Бертрам Эвертон. Не думаю, что это можно назвать плохими отношениями. Мы просто предпочитали встречаться пореже, вот и все.

Коронер. Вы ссорились с дядей?

Бертрам Эвертон. Что вы! Я никогда не ссорюсь с людьми.

Коронер. Возможно, у вас были разногласия?

Бертрам Эвертон. Ну, в том, что касается образа жизни. Дядя был деловым человеком. Серьезным и трудолюбивым деловым человеком. А я собираю китайские безделушки. Мы с ним совершенно не сходились во взглядах.

Коронер. Но вы обедали с ним вечером в понедельник, 15 июля?

Бертрам Эвертон. Да, я уже говорил об этом.

Коронер. Вы были в Шотландии?

Бертрам Эвертон. В Эдинбурге.

Коронер. Вы приехали из Шотландии только для того, чтобы пообедать с дядей, хотя ваши отношения нельзя назвать дружескими?

Бертрам Эвертон. Это преувеличение. Все было не совсем так.

Коронер. Тогда, может быть, вы расскажете, как все было на самом деле, мистер Эвертон?

Бертрам Эвертон. Дело вот в чем. Я собираю китайские безделушки и когда попадаю в такое место, как Эдинбург, то стараюсь найти что-нибудь стоящее. Это не всегда получается, но иногда мне сопутствует удача и удается что-то отыскать, хотя никогда не знаешь, где это произойдет. Ну, вы понимаете? Так вот, я ничего не нашел для себя, но знаю парня, который собирает керамические кувшинчики, его зовут Уайт.

Коронер. Это важно, мистер Эвертон?

Бертрам Эвертон. Ну, я бы так не сказал, но вы ведь задали мне вопрос, не так ли?

Коронер. Расскажите нам покороче, почему вы приехали из Эдинбурга, чтобы встретиться с дядей.

Бертрам Эвертон. Я и говорил об этом. На самом деле я приехал не для того, чтобы повидаться с дядей. Я приехал к этому парню, который собирает кувшинчики. Я уже говорил вам, что его зовут Уайт? Видите ли, я совершенно случайно натолкнулся на набор кувшинчиков в стиле Тоби, на которых изображены все генералы времен мировой войны, понимаете? Это уникальный набор, единственный в своем роде, очень занимательный – разумеется, если вы интересуетесь такими вещами, не так ли? А чудак, которому они принадлежат, хочет продать их Историческому музею. Так вот я решил предложить ему более высокую цену и приехал, чтобы встретиться с ним. Вот такие дела.

Коронер. Вы с ним встретились?

Бертрам Эвертон. Увы, нет, знаете ли. Как раз в этот день он улетел в Париж, поэтому я позвонил дяде Джеймсу и предложил пообедать вместе.

Коронер. Вы сказали, что были совершенно разными людьми. Что заставило вас предложить ему совместный обед?

Бертрам Эвертон. Ну я же остался у разбитого корыта, как говорится. Бесплатный обед, милая семейная беседа и все такое, знаете ли.

Коронер. Вы хотели обсудить какой-нибудь конкретный вопрос с покойным?

Бертрам Эвертон. Да, речь шла о пособии для моего брата, знаете ли. Он ведь выплачивал ему пособие, но брат сказал мне, что ему было бы гораздо легче, если бы дядя немного увеличил размер пособия. И я согласился поговорить с дядей. Что ж, мне представилась такая возможность, если вы понимаете.

Коронер. Итак, вы обедали с дядей. Вы обсуждали с ним вопрос об увеличении пособия для вашего брата?

Бертрам Эвертон. Ну, я не думаю, что это можно назвать обсуждением. Я сказал: «В отношении пособия старины Фрэнка, дядя Джеймс…» Но он прервал меня, заметив: «Неужели мы снова будем поднимать этот вопрос?»

Коронер. Это имеет какое-то отношение к вопросу об изменении завещания?

Бертрам Эвертон. Можно сказать, и так; он начал ругаться на бедного старину Фрэнка, знаете ли, сказал, что ему нужно поторопиться и найти себе работу, поскольку если с ним что-нибудь случится – я имею в виду с дядей, – бедный старина Фрэнк окажется без гроша в кармане. Потому как он – я имею в виду дядя – собирается изменить завещание, исключив из него всех подхалимов и лицемеров, которые хотят воспользоваться его добротой. Но он докажет им, что они ошибаются, и это произойдет в ближайшие двадцать четыре часа. Что ж, эти слова застали меня врасплох, знаете ли, и я ответил: «Успокойся, дядя! Даже злейший враг бедного старины Фрэнка не смог бы обвинить его в лицемерии». Он недовольно посмотрел на меня и ответил: «Я не имел в виду твоего брата Фрэнка».

Коронер. То есть он подтвердил вам, что собирается изменить завещание?

Бертрам Эвертон. Что ж, похоже на то, не так ли?

Коронер. Он сказал вам, что собирается изменить завещание в вашу пользу?

Свидетель замялся в нерешительности.

Коронер. Я настоятельно прошу вас ответить на этот вопрос.

Бертрам Эвертон. Ну ведь это так неловко, отвечать на подобные вопросы, не так ли?

Коронер. Боюсь, мне придется повторить свой вопрос. Дядя сказал вам, что собирается изменить завещание в вашу пользу?

Бертрам Эвертон. Ну, не совсем так, знаете ли.

Коронер. Что именно он сказал?

Бертрам Эвертон. Что ж, если вы настаиваете… Он сказал: если ему приходится выбирать между лицемером и дураком, он предпочитает дурака, знаете ли.

(Смех в зале.)

Коронер. Вы отнесли его слова на свой счет?

Бертрам Эвертон. Но ведь именно об этом он и говорил, не так ли?

Коронер. Вы подумали, его слова говорят о намерении изменить завещание в вашу пользу?

Бертрам Эвертон. Ну, я не думал, что он это сделает, знаете ли. Я решил, он поругался с Джеффри.

Коронер. Он сказал вам об этом?

Бертрам Эвертон. Нет, у меня просто сложилось такое впечатление, если вы понимаете.

Щеки Хилари вспыхнули от гнева. Если бы суд был организован надлежащим образом, ему бы никогда не позволили заявлять подобные вещи. В коронерском суде запрещено высказывать свои предположения, а этот дурачок Берти решил, что Джеффри поругался со своим дядей. За все время дознания не нашли ни одного подтверждения этой ссоры, но вся общественность была уверена, что она действительно произошла. Они прочитали показания Берти Эвертона во время дознания и поверили в ссору Джеффри Грея со своим дядей из-за того, что тот уличил его в чем-то порочащем и именно поэтому решил изменить завещание. А присяжные, которые впоследствии признали Джеффри Грея виновным в убийстве своего дяди, и были представителями этой самой общественности. Как только какая-нибудь мысль становится частью коллективного сознания, практически невозможно избавиться от ее влияния. Ничем не обоснованное предположение Берти Эвертона о ссоре между дядей и племянником в итоге привело к вынесению обвинительного приговора.

Хилари перевернула страницу. Лежавшие перед ней материалы частично были представлены газетными статьями, а частично – расшифровкой стенографических записей. Открыв следующую страницу, она увидела фотографию Берти Эвертона – «Мистер Бертрам Эвертон покидает здание суда». Конечно, она встречалась с ним однажды во время следствия, но воспоминания об этих днях казались ей настоящим кошмаром. Хилари смотрела во все глаза, но так и не смогла разглядеть ничего особенного. Не высокий и не низкий. Неправильные черты лица и длинные волосы. Фотография получилась довольно смазанной, и, уж конечно, ни один фотограф не может передать всю палитру красок. Она вдруг вспомнила, что у Берти Эвертона рыжие волосы. У него была шапка густых волос, которые на самом деле выглядели довольно длинными.

Она продолжила чтение его показаний.

Он сказал, что сел в десятичасовой экспресс из Эдинбурга, прибывавший на вокзал Кингс-Кросс в половине шестого вечера 15 июля. После обеда с Джеймсом Эвертоном он уехал на поезде, уходившем от Кингс-Кросс в 01.05, и в 09.36 16 июля сошел на вокзале в Эдинбурге. Оттуда он сразу же направился в гостиницу «Шотландия», где заказал поздний завтрак, а потом решил вздремнуть. Он долго объяснял, что не может спать в поезде. Поев в гостинице в половине второго, он написал два письма: одно – брату, а другое – мистеру Уайту, которого упоминал в связи с набором кувшинчиков Тоби. В это же время он пожаловался администрации гостиницы на неработающий звонок в номере. Сразу после четырех отправился на прогулку, а по пути поинтересовался, не было ли для него оставлено сообщений. Он ожидал звонка от продавца кувшинчиков. Вернувшись в гостиницу, сразу же направился в номер. Он чувствовал себя усталым, ему нездоровилось. Он решил не ходить в столовую, поскольку не был голоден. Вместо этого заказал себе в номер немного печенья. Съев одно или два и хлебнув пару глотков из своей фляги, он лег спать. Он не знал, в котором часу это было, – возможно, около восьми. Он не смотрел на часы. Ему сильно нездоровилось. Больше всего ему хотелось лечь спать. Следующее, что он помнит, – это как утром горничная принесла ему чай, он просил разбудить его в девять. На вопрос, чем он занимался во время прогулки, сказал, что не помнит. Немного побродил по окрестностям, пропустил пару стаканчиков.

На этом заканчивались показания Берти Эвертона.

На следующей странице оказалось отпечатанное заявление Анни Робертсон, горничной гостиницы «Шотландия». Осталось непонятно, приобщили его к материалам дознания или нет. Это было просто заявление.

Анни Робертсон подтверждала, что мистер Бертрам Эвертон поселился в гостинице за три или четыре дня до 16 июля. Возможно, 11 или 12 июля или же 13 июля.

Она не знала точно, но об этом можно узнать у регистратора. Он проживал в номере 35. Она помнит вторник, 16 июля. Действительно, мистер Эвертон жаловался на звонок в своей комнате. Он сказал, звонок не работает, хотя затем выяснилось, что с ним все в порядке. Она пообещала понаблюдать за звонком, так как мистер Эвертон утверждал, будто он то работает, то не работает. Мистер Эвертон пожаловался на звонок около трех часов дня. В это время он писал письма. В тот же вечер, примерно в половине восьмого, он позвонил, и она ответила. Мистер Эвертон попросил принести печенье. Он сказал, что плохо себя чувствует и собирается лечь спать пораньше. Она принесла ему печенье и решила, что его нездоровье связано с большим количеством выпитого алкоголя. На следующий день, в среду, 17 июля, в девять утра она принесла ему чай. Казалось, мистеру Эвертону стало лучше, и он выглядел как обычно.

Хилари дважды прочитала это заявление. Затем она вновь пролистала показания Берти Эвертона. Он вышел из гостиницы около четырех часов дня, а вернулся в половине девятого вечера. Он мог вылететь в Кройдон, чтобы добраться в Патни к восьми часам, – по крайней мере ей хотелось так думать. Но тогда он не смог бы оказаться в своей комнате в гостинице «Шотландия», заказывать печенье и жаловаться на плохое самочувствие в половине девятого вечера. Джеймс Эвертон был жив и разговаривал с Джеффом в восемь часов. Кто бы ни застрелил его, это не мог быть его племянник Берти, который заказывал печенье в Эдинбурге в половине девятого.

Хилари с сожалением отбросила свои подозрения в отношении Берти. Он так хорошо подошел бы на роль убийцы, но совершенно очевидно, что это невозможно.

Другой племянник, Фрэнк Эвертон, не участвовал в дознании. Слова Мэрион о том, что он заходил за своим еженедельным пособием в Глазго в промежутке между пятью сорока пятью и шестью пятнадцатью вечера 16 июля, полностью подтверждались другим напечатанным заявлением. Мистер Роберт Джонстон из фирмы «Джонстон, Джонстон и Маккандлиш» заявил, что беседовал с мистером Фрэнсисом Эвертоном, который ему хорошо знаком, между пятью сорока пятью и шестью пятнадцатью во вторник, 16 июля, во время передачи ему суммы в размере двух фунтов стерлингов десяти шиллингов, о чем у него имеется подписанная мистером Эвертоном квитанция.

Долой Фрэнка Эвертона. От его кандидатуры Хилари отказалась с еще большим сожалением. Недотепа, перекати-поле, паршивая овца в семье, но определенно не наш мистер Убийца. Даже если бы у него был собственный аэроплан – а откуда у такого человека может взяться собственный аэроплан? – он не смог бы этого сделать. Ему понадобился бы частный аэродром, нет, два частных аэродрома – по одному в каждом пункте назначения. Она представила себе, как эта белая ворона плюхается в аэроплан прямо у порога фирмы «Джонстон, Джонстон и Маккандлиш», проносится над оживленными улицами Глазго, прибывает в Патни, приземляется на заднем дворе поместья Джеймса Эвертона – и все это не привлекая к себе ни малейшего внимания. Эта идея казалась очень соблазнительной, но была похожа больше на историю из «Тысяча и одной ночи», сказку о десятом календаре или другую невероятную фантазию. Для отмены судебного приговора этого было явно недостаточно.