Последнее обещание плюща

– Раз так, то они выросли раньше меня и что-то не стали разумными, – язвительно замечаю я.

– Айви…

– Назови одну вескую причину, зачем мне это нужно? Только мне, папа. Не тебе и не ей. А мне?

– Она твоя мать, а он твой брат.

– Это не причина. Они были такими и пять лет назад, и десять, но что-то об этом не помнили. Слушай, я понимаю, что ты чувствуешь себя виноватым из-за того, что у вас с ней ничего не получилось, и она не захотела переезжать с тобой сюда. Но это не оправдание тому, чтобы забыть о ребёнке, которого она родила, а другого любить всё это время. Нет, я никогда этого не пойму. Нет, папа, – отрезаю я.

– Это я бросил твою мать, – мрачно произносит отец, отчего я закатываю глаза. И эту байку я тоже слышала. Он всегда пытается её выгородить. Два года мы о них не говорили, а до этого он пытался рассказывать мне о второй части семьи, которая даже не помнила о нас. Какого разумного человека это не обидит? Не оскорбит? Не ранит? Не сломает? Да вряд ли кто-то другой на моём месте бы кинулся в жаркие объятия к людям, бросившим его. К матери, напрочь забывшей о существовании дочери. Разве это нормально? Нет. Так матери не поступают.

– Ладно, закончим этот разговор. Отправь им письмо, что у меня эти женские штучки начались и будут продолжаться ещё пятьдесят лет. Вот после этого я обдумаю, хочу ли я их видеть, – отворачиваюсь к плите и достаю сковородку.

– Неужели, тебе даже не интересно вернуться туда, где ты была рождена? Где прошло твоё детство? Увидеть дом? Маму и брата? – Подавленно спрашивает папа. Шумно вздыхаю и поджимаю губы.

– Мне просто больно. Я не могу перебороть это чувство. Оно уже не такое острое, как в двенадцать лет, но оно до сих пор живёт в моём сердце. Они для меня незнакомцы. Детство моё прошло здесь с тобой. Мой дом здесь. Не важно, где человек рождён, важно, где он счастлив, папа. А я счастлива здесь с тобой, – бросаю на него печальный взгляд, выкладывая шницели на сковородку.

– Я понимаю, доченька. Понимаю тебя прекрасно, но дай им шанс. Поверь мне, просто поверь мне, как человеку, который тебя обожает всем своим сердцем, что у них были причины, чтобы так поступить, как и у меня. И если ты поедешь туда, то они тебе расскажут. Они поделятся с тобой своей болью. Им ведь тоже очень больно. Они тебя любят не меньше, чем я. И… может быть, я хочу иметь шанс, слабый шанс, снова собрать семью вместе. – Мои глаза слезятся от его надежд, но я быстро моргаю, не позволяя себе слабость.

– То есть ты не можешь встретиться с ней из-за меня? – Бросаю на отца напряжённый взгляд.

– Много времени прошло… много так. Айви, да, ты была причиной, почему мы расстались. Но я не виню тебя. Я люблю тебя, ведь я твой отец, и как отец принял решение забрать тебя от них, чтобы оберегать, – моё сердце ломается от этого признания.

– Что? – Шокировано шепчу я, хватаясь за стул, чтобы не рухнуть.

– Ты была очень активным ребёнком, и никто не мог угомонить тебя. У тебя были истерики, а большой город стал хорошим шансом показать тебя узким специалистам. Просто ты была гиперактивной, такое бывает, а мы боялись. Ругались часто. Потеряли веру и надежду. А потом мне поступило приглашение на хорошую работу и должность. Твоя мама отказалась уезжать, мы думали, что это временно, что сможем сохранить семью. Она не могла бросить наших родителей, им требовалась помощь, а я не мог потерять приличную работу и помочь тебе немного угомониться. Ты часто ранилась, падала, получала сотрясение и ломала ноги и руки, потому что не могла сидеть и пяти минут на месте. Я не знаю… может быть, мы ошиблись. Может быть, многое, Айви, но дело всегда было в заботе о наших детях. О тебе. Не вини себя, вини меня, потому что я тайно забрал тебя и оставил записку твоей матери, что со мной тебе будет лучше. Прости меня, Айви, и поезжай к ним. Ты должна узнать женщину, которая сходила с ума без своей дочери, и брата, который до сих пор ждёт тебя дома. Это твой путь, и ты пройдёшь его одна. – Отец поднимается со стула и подходит ко мне. Он ласково проводит ладонью по моей щеке, а я не могу двинуться от шока. Что это всё, чёрт возьми, значит? Почему он врёт мне? Почему обманывает меня, убеждая поехать туда? Почему так требует этого?

– Я просто хочу, чтобы ты была счастливой, доченька. Любимой и счастливой. Я не буду ужинать. Доброй ночи, мой дикий и необузданный плющ. – Он целует меня в лоб и уходит.

Мои ноги дрожат, и я падаю на стул, зарываясь пальцами в волосы. Слёзы катятся по щекам от боли и недостающей любви от матери и брата. Но я буду сильной. Я взрослая. Это будет только один раз, и я получу ответы на все свои вопросы. Если они причинят мне боль или моему папе, то я навсегда вычеркну их из своей жизни и больше никогда не буду вспоминать.

Я дам шанс им. Дам. Но в последний раз.

Глава 2

Принятие такого важного решения, как встретиться с людьми, забывшими о тебе, довольно сложное. Я то была уверена в том, что делаю, а через несколько часов обида вскипала с новой силой, и я отказывалась от намеченного путешествия. Папа никак больше не влиял на меня. Он делал вид, что ничего не случилось, словно того разговора не было и вернулся к написанию новых лекций для летних групп в университете. Груз негодования и отчаяния давил на меня с невероятной силой. Я не могла позвонить даже Пэнзи, чтобы хоть как-то понять, а стоит ли игра свеч? У меня не было его номера телефона, а к папе обращаться не хотелось.

Через неделю мучений я всё же купила билеты на поезд, а затем на автобус до небольшого и провинциального городка «Санни-Хиллс». Ехать на машине долгие часы абсолютно не хотелось, да я и не собиралась задерживаться там. Я дам этим людям только пару дней, чтобы они всё мне рассказали, я сделаю вывод и уеду, чтобы подумать.

Горько усмехнувшись своим мыслям, застёгиваю дорожную сумку и снова проверяю, достаточно ли еды я оставила для отца. Он не любитель готовить. Как только мне исполнилось двенадцать, то я начала сама заботиться о нас с ним. Он забывал о времени, когда изучал какие-то новые исследования эволюции человека и мог совсем не есть, что ухудшало его здоровье. Конечно, оставлять его одного не хочется. С годами он стал сложнее в общении и без меня он просто не сможет. Но он убедил меня, что с ним ничего плохого не случится. Ему как раз привезли новые книги для его оценочного мнения и с ним же ему предстоит выступить на семинаре через месяц, поэтому он будет крайне занят. Просить его ехать со мной было очень глупо. Признаться в том, что я боюсь увидеть мать и брата, тоже. В двадцать пять уже поздно бояться чего-то или рано, как посмотреть. Но уж точно не стоит бояться этих людей, они сами, наверное, меня боятся, ведь знают, сколько претензий у меня накопилось за двадцать лет. Чёрт возьми, двадцать лет! И им стало не всё равно на меня. Поражаюсь их возвышенным надеждам на то, что я рухну в их объятия и буду заверять в глубокой любви, как и в том, что всё хорошо.

Поднимаю солнцезащитные очки, внимательнее всматриваясь в небо. Оно затягивается плотными и грозовыми тучами на горизонте, прямо впереди по нашей извилистой дороге, по которой все пассажиры большого рейсового автобуса едут в разные города. Это был единственный маршрут, который я смогла найти. Городок «Санни-Хиллс» настолько неприметный и неинтересный, что туда никто не едет, кроме меня. Все предпочитают большие города, как и я. Я живу в таком, но вот мрачное небо, словно разрезает дорогу на солнечную сторону и теневую. Мы въезжаем в неё, и я оглядываю зелёные холмы, некоторые из них покрыты туманом, хотя очень жарко на улице. Автобус съезжает в долину, где и располагается моё место назначение. Для меня объявляют остановку, и я нехотя поднимаюсь из кресла. Это просто дорога. Самая обычная дорога рядом с вывеской: «Добро пожаловать в „Санни-Хиллс“. Солнце всегда улыбается каждому гостю». Поднимаю скептически голову на небо и усмехаюсь.

Ну да, особенно сейчас. Такое ощущение, что вот-вот начнётся тропический ливень. Влажность и духота ударяют по лицу, и я издаю приглушённый стон, спрыгивая на землю. Вся укладка коту под хвост. Я два часа выпрямляла волосы, чтобы они смотрелись презентабельно и сразу же сказали всем о том, что я не полоумная девчонка с копной буйных паразитов на голове, а взрослая женщина, с которой все должны считаться.

За спиной закрываются двери автобуса, и я едва успеваю отскочить от него, как он срывается с места. Из-под колёс летит мелкий гравий, а я, как дура, прыгаю на месте, чтобы он не поранил мои обнажённые ноги. Стоило надеть брюки, а не классические белые шорты и туфли на танкетке. Но я хотела выглядеть хорошо. Очень хорошо, чтобы утереть нос всем, кто на меня посмотрит. Как бы сказать своим видом: «Я живу прекрасно без вас». Но сейчас, сдувая вновь завившуюся прядь и покрываясь потом от влажности, отчего моя блузка прилипает к телу, а колье из жемчуга душит меня, я уже ненавижу этот город и эту минуту.

Оглядываюсь по сторонам и не замечаю машины Пэнзи. Я даже понятия не имею, будут ли меня встречать. Отец отправил письмо по почте, вместо электронного, но оно должно было уже дойти. Надеюсь. Очень на это надеюсь. У меня нет адреса. Нет никакой информации, и я очень сильно злюсь на себя, что, вообще, припёрлась сюда.

Не успеваю я развить плохие мысли в голове, как вижу полицейскую машину, летящую в мою сторону. Отхожу немного назад и крепко сжимаю сумку. В горле встаёт ком, а сердце, чёрт бы его подрал, начинает громко стучать в груди, оглушая меня страхом и горечью.

Когда машина останавливается в метре от меня, то я уже различаю внутри мужчину. Он поправляет значок на груди, окидывает своё отражение в зеркале изучающим взглядом, и выходит.

Его карие глаза сверкают даже при такой пасмурной погоде. Он высокий, крепкий и в полицейской форме. У него тёмные коротко подстриженные волосы и широкая улыбка. Меня словно ударяют по груди, когда я вижу в нём молодую копию папы. Мой брат…

– Айви, – он выдыхает моё имя и быстро приближается ко мне. Но я отшатываюсь от него, задыхаясь от боли и душащих меня слёз. Ожерелье теперь словно удавка стягивает шею. Не даёт нормально вздохнуть.

– Пэнзи? – Выдавливаю я. Мужчина кивает и смеётся. Он всматривается в моё лицо, оглядывает меня с ног до головы и снова впивается своим тёплым взглядом в глаза. А мои слезятся от эмоций.

Я же обещала себе, что не буду плакать. Не из-за них. Не поддамся их фальшивой радости. Они бросили меня. Они ни разу не навестили меня. Я даже не помню голос своего брата, а он такой мягкий и дружелюбный. И это ранит. От боли в груди мои мысли резко и быстро выстраиваются в ровную шеренгу, как мои подопечные ученики, чтобы я отвела их на обед.

– Я так рад тебя увидеть. Господи, Айви, сестрёнка, я безумно ждал этого момента. Час уже караулю автобус. Нервничаю сильно, – Пэнзи делает ко мне шаг и раскидывает руки, чтобы обнять, но я дёргаюсь в другую сторону и приподнимаю подбородок.

– Я очень устала с дороги. Не самый приятный и быстрый маршрут. Я бы сейчас хотела принять душ, если это возможно. Вероятно, ты мог бы подбросить меня в отель, чтобы я там сняла комнату и привела себя в порядок, – сухо произношу я.

Уголки губ брата разочарованно опускаются. Глаза становятся настолько печальными и грустными, что, кажется, он сейчас расплачется от моего тона и поведения. Но разве он заслужил хорошее отношение? Нет. И я здесь не для того, чтобы обниматься с ним. Я хочу узнать, какого чёрта они поступили так подло со мной.

– Мы подготовили для тебя комнату. Твою старую комнату в нашем доме. И приготовили твои любимые блюда, – сдавленно отвечает Пэнзи.

– А вы знаете, что я люблю? Вряд ли. Вы не знаете меня, и я не знаю вас. Но я приехала сюда по просьбе отца и готова пожить в вашем доме в знак благодарности и вежливости. Не более, – резко говорю я.

– Да-да, я понимаю, Айви, – брат опускает голову и качает ей, тяжело вздыхая.

– Тогда мы можем ехать? Очень душно и влажно. Мне хочется освежиться и отдохнуть, – напоминаю я.

– Конечно, я отвезу тебя. Пойдём. Давай, я помогу с сумкой?

– Я сама.

Разворачиваюсь и демонстративно тащу свою сумку, хотя из-за этой проклятой погоды она словно на несколько килограммов стала тяжелее.

Сажусь сама в машину и кладу сумку себе на ноги, наблюдая за братом. Он настолько расстроен, что когда опускается на водительское сиденье, я замечаю, как его руки дрожат от волнения и эмоций. Наверное, я веду себя, как дрянь. Избалованная городская дрянь, но мне больно. Мне так больно…

Нет, я должна дать шанс. Я сама себе это обещала. Один шанс.

– Прости, что была груба, но я не знаю, как вести себя с тобой, – тихо признаюсь я.

Пэнзи мягко улыбается мне, бросая взгляд в мою сторону, и кивает.

– Если честно, то я тоже. Вроде бы я знаю тебя, но в то же время нет…

– Ты не знаешь меня. Никто из вас не знает меня, – перебиваю его.

– Папа присылал нам каждый месяц письма с рассказами о тебе и твоих успехах.

– Что? – Удивляюсь я.

– Да. Он тебе не говорил?

– Ни разу.

– Наверное, не хотел расстраивать. Мы ждали каждое письмо с нетерпением, Айви. Нам было очень интересно узнать, какой ты стала, с кем встречаешься, в каком месте работаешь. Я поздравляю тебя с должностью учителя начальных классов. Тебе нравится?

Всё ещё обескураженная новостью, сглатываю и только могу кивнуть.

– Я люблю детей, – выдавливаю из себя.

– Я тоже. Обожаю карапузов, но когда они вырастают, то с ними становится сложно. Подростки неуправляемые. К примеру, вчера поймал выпускников средней школы, когда они хотели написать на водонапорной башне ругательные слова. А позавчера разгонял их и изъял коробку пива. Но всё равно это здорово. Мы тоже были такими, – смеётся брат, и я непроизвольно улыбаюсь.

– Значит, ты офицер полиции? – Уточняю я.

– Я заместитель главы полиции нашего отделения, обычно меня называют шерифом, но я зачастую помогаю патрулировать улицы. У нас маленький отдел. Да и город тоже маленький, – улыбается брат.

Мы уже въезжаем на центральную, как понимаю, улицу, и я замечаю большой белоснежный фонтан. Он выключен, но вокруг него много молодёжи.

– А почему он не работает? – Интересуюсь я, указывая взглядом на фонтан.

Брат смеётся и качает головой.

– Тебе понравится эта история, Айви. Неделю назад ребята из старшей школы решили устроить пенную вечеринку в нём. Канализация забилась, и чуть ли не весь город был в пене. Очищали трубы, но в ближайшее время фонтан заработает снова. Ты узнаёшь его?

– Нет. Я ничего не помню. Когда я уехала, мне было пять, – грустно отвечаю я.

– Зато ты вернулась, Айви, и сможешь наверстать упущенное. Основные магазины на этой улице. А также здесь есть два изумительных ресторана с американской и итальянской кухнями и бар с бильярдом, полицейский участок, здание администрации и библиотека. Три года назад отреставрировали кинотеатр, он чуть дальше, по ту сторону фонтана. В двух кварталах располагаются наша больница и футбольное поле. А это школы: начальная, средняя и старшая. Сейчас там начинается лагерь и, если ты хочешь, я мог бы узнать, вдруг для младших групп понадобится помощник.

– Ох… нет, я в отпуске, – натянуто улыбаюсь.

– Работать с детьми сложно?

– Нет, не особо, есть свои нюансы. Я не задержусь здесь, а ответственность за группу ребят не могу взять. У нас в средней школе тоже есть лагерь. Они длятся по две недели каждый поток, а я думаю, что уеду отсюда раньше. Будет неправильно с моей стороны давать обещание, которое я не смогу выполнить, – пожимаю плечами и рассматриваю одноэтажные небольшие домики.

– Ты собираешься уехать? Уже? Ты же только что приехала к нам! – Хмурится Пэнзи.

– Через пару дней. Папа очень безответственный, когда дело касается приёмов пищи. Хотя у него есть еда, я наготовила для него и всё подписала, но он попросту о ней забывает. Да и его возраст. Я ему нужна. – Мы останавливаемся у светлого двухэтажного дома, окружённого зеленью и цветами. Моё сердце сжимается оттого, что я даже его не помню.

– Но ты нам тоже нужна, Айви. – Поворачиваю голову к брату.

– С каких пор? Вы без меня прекрасно жили больше двадцати лет. Проживёте и остальное время, – колко бросаю я и выхожу из машины, но сделать дальше шаг не могу. Мои ноги прирастают к земле.

Пэнзи тоже выходит из машины и становится рядом со мной.

– Ты не права на наш счёт, Айви. Не надо с нами так, – говорит он печально.

– А как надо? Улыбаться, словно ничего не случилось? Смеяться над такой глупостью, как мои страдания столько лет? Чего вы ждёте от меня? Прощения? Любви? Семьи? Мы чужие. Я даже войти в этот дом не могу, потому что уже испытываю отвращение. Так как я должна себя вести? Убедить вас, что всё в порядке? Нет. Я не люблю лгать. Ни черта не в порядке. И эта ситуация меня злит. Я хочу развернуться и уехать домой, – честно произношу я, повернув к нему голову.

– Айви, мы не ждём от тебя всего, что ты описала, но хотя бы чуточку терпения и понимания для нас. Да, мы в твоих глазах ужасные люди, но мы не чужие. Были обстоятельства. Если бы я мог…

– Ты мог. Ты мог, ясно? У тебя есть руки и ноги. Ты не инвалид. Ты жив. Поэтому других веских причин я не вижу отказаться от общения с нами только, как нежелание это делать. И я пока не могу сохранять спокойствие. Я не готова к этому. Я… мне лучше снять номер в отеле, – сухо всхлипываю я, крепче хватаясь за свою сумку. Меня начинает трясти от желания расплакаться, ведь это так жестоко. Смотреть на дом, в котором я родилась и прожила пять лет, но ничего не помнить, ужасно. Абсолютно ничего не помнить. Не слышать сказок перед сном. Не знать, как пахнет выпечка по утрам. Что такое поцелуй матери перед школой. А как празднуют день рождения брата. Да сотня «почему», «как», «если бы». И я теряюсь в них.

Чувствую, как мужская ладонь ложится на мою спину, и брат притягивает меня к себе за талию. Но я не хочу этого. Не хочу жалости. Я взрослая. Я уже переросла тот возраст, когда нуждалась в них. Сейчас это просто люди. Незнакомые мне люди.

Отталкиваю Пэнзи и отхожу назад, сглатывая ком в горле.

– Останься с нами, Айви. Хотя бы на неделю и мы всё обсудим, хорошо? Мы поговорим. Дай нам шанс доказать тебе, что мы тебя любим и если бы всё было иначе…

– Что иначе? – Грубо перебиваю его. – Что именно иначе?

– Обстоятельства. Тебе нужно было лечение. Мама боялась, что ты себе навредишь. Погибнешь по неосторожности, понимаешь? Она страдала не меньше, чем ты, Айви. Не веди себя эгоистично. Мы ждали тебя. Мы каждый день говорили о тебе и мечтали, что ты когда-нибудь вернёшься к нам. И вот этот день наступил, а ты упрямо вертишь нос. Это тоже больно. Ты не знаешь ничего о нас, но мы живые, ты правильно заметила. Мы живые, и мы тоже чувствуем. Дай нам рассказать об этом и показать тебе. – Мне становится стыдно за то, что я тоже жестока к ним. Шумно вздыхаю и прикрываю глаза на несколько секунд, чтобы собраться с мыслями.

– Прости. Это так сложно. Очень. Бежать хочется. Мне страшно, Пэнзи. Просто страшно узнать, что я снова не нужна. Узнать больше о прошлом, которое я забыла. Я боюсь, – едва слышно признаюсь я с болью.

– Сестрёнка, я знаю. Поверь мне, я знаю, как это паршиво. Но я обещаю, что мы тебя не разочаруем. Мы, правда, любим тебя и любили раньше. Всегда любили. Пожалуйста, пошли в дом. – Брат протягивает мне руку, и я смотрю на неё, как на чёртову змею. Не люблю змей. Они скользкие, гадкие и противные. Но я перебарываю свои чувства. Вкладываю свою руку в его, и брат улыбается мне.

– Позволь, – хватая мою сумку, он ведёт меня в дом. А у меня ноги деревянные. Они практически не идут.

– Она там? – Напряжённо спрашиваю я.

– Мама? – Брат задерживается на крыльце. Киваю ему.

– Нет. Она в больнице. У неё ночная смена. Она до сих пор работает медсестрой и…в общем, она подумала, что тебе будет некомфортно, если вы встретитесь сегодня.

– То есть она прячется от меня? – Прищуриваюсь зло я.

– А ты не хочешь сделать того же, Айви? – Усмехается брат.

– Хочу. Ты прав. Очень хочу. Наверное, так лучше, – шепчу я, соглашаясь с верным решением.

– Она придёт завтра в обед. Я буду дома, и мы… хм, надеюсь, что ты отдохнёшь и немного привыкнешь прежде, чем вы встретитесь. Наверное, я буду вести себя так же, как ты, когда увижу отца.

– Ты собираешься с ним встретиться? – Удивляюсь я.

– Безумно хочу этого. Я так скучаю по нему. Скучаю по семье. Мне тоже не хватало вас. Я чувствовал себя обделённым. У меня забрали мою взбалмошную сестрёнку и отца. Ведь я был старше, и я вас помнил. Я вас знал. У меня отобрали часть моей жизни, и я хочу её вернуть, – он так искренне говорит это, отчего я проникаюсь его словами. Мы чувствуем себя одинаково одинокими в этой ситуации. Так паршиво.

Брат открывает дверь дома, и мне в нос ударяет аромат выпечки и сладкого ванилина. Моё сердце сжимается от боли.

– Добро пожаловать домой, Айви, – торжественно говорит Пэнзи.

Это будет слишком сложно.

Глава 3

Когда папа покупал наш дом, то он выбрал тот, где не будет деревьев вокруг, сада и минимум мебели. Я очень любила бегать и была, правда, активным ребёнком. С годами мы не особо обжились мебелью, да я и привыкла к тому, что у нас есть только самое необходимое. Никаких свечей, рамок с фотографиями, милых безделушек или чего-то в этом духе. Мне нравилось, что не нужно поднимать сотню маленьких фигурок, чтобы протереть пыль. Я привыкла к тому, что можно идти с закрытыми глазами в туалет и ни обо что не удариться, потому что нет ничего лишнего. Даже в моей спальне только кровать, шкаф, стол и стул. Ещё я повесила одну полку для личных книг. Всё. Никаких милых торшеров, пуфиков и зеркальных столиков. Ничего лишнего.

Сейчас же, стоя на пороге старого дома, о котором я ничего не помню, я ужасаюсь количеству мебели. Я даже ещё не вошла, а уже вижу три высокие узкие тумбы слева, выкрашенных в зелёный, жёлтый и малиновый. Они завалены какими-то книгами, газетами, салфетками и шарфами. Над ними вешалки для одежды, забитые этой самой одеждой, как и полно обуви валяется у порога. А дальше только хуже. Это какой-то склад чёртовых вещей.

Осторожно делаю несколько шагов, осматривая прихожую, а за ней большую гостиную, тоже забитую вещами. Их так много. Очень много. Несколько диванов коричневого, сиреневого и красного цветов, столько же кресел пурпурного цвета. Яркие пледы, разбросанные по всему пространству, множество картин, рамок с фотографиями, торшеров, даже ловцы снов. На журнальном столике стоят три кружки и все они грязные. Валяются рядом газеты, на которые пролили кофе.

Господи, мне становится дурно. Я ненавижу грязь. Я люблю порядок и мало мебели. У нас всё блестит от чистоты, потому что я прибираюсь несколько раз в неделю. А здесь, хоть и нет пыли, но так всё завалено, и пространство, довольно большое, давит на меня. Оно душит.

– Вы приехали! – Подпрыгиваю на месте от женского визга, и мне на шею прыгает блондинка, повисая на мне. Шокировано отталкиваю её и испуганно прячусь за братом. Какого чёрта? Что это за девица с розовой прядью?

– Ой… – девушка распахивает голубые глаза и удивлённо смотрит на брата. – Привет.

Пэнзи смеётся и чмокает её в щеку.

– Я же говорил, чтобы ты вела себя немного спокойнее. Айви не привыкла ещё к нам и к нашему… приветствию. Прости, Айви, мы при встрече всегда обнимаемся и целуем друг друга в щеку, – взволнованно поясняет брат.

– Да, прости, Айви, я забылась. Так была счастлива! Так счастлива, что ты, наконец-то, здесь! – Визжит девушка и хлопает в ладоши.

– Это моя невеста. Сью-Сью Паркер, – представляет её Пэнзи. Да ладно? Мой брат выглядит так консервативно и даже по-военному строго, а эта девушка… как будто с вечеринки пришла только. Её яркие фиолетовые ногти ужасают меня. Мои же выкрашены в классический розовый лак. А её одежда… короткая джинсовая юбка, высокие ковбойские сапоги и крошечный топик ядовито-зелёного цвета буквально прожигают мои глазницы.

– Очень приятно. Я Айви Бранч, – протягиваю ей руку, но Сью-Сью смеётся и ударяет по ней, дав мне «пять». Сколько ей лет? Господи.

– Она такая городская, да, Пэн? Такая вся… ну такая… – девушка звенит многочисленными браслетами на запястье, описывая круги в воздухе.

– Да, она очень красивая, – кивает брат.

– Ну да, красивая, но ещё и… выглядит как училка, – последнее она говорит шёпотом только для брата. Но я ведь всё слышу.

– Я и есть учительница младших классов, – замечаю сухо я.

– Ага, я знаю. Пэн рассказывал. Надо же, никогда бы не подумала, что «Ураган Айви» станет такой скучной, – смеётся Сью-Сью.

– Прости? Скучной? – Давлюсь от оскорбления.

– Я имела в виду, что ты даже не улыбаешься. Чувствую себя не в своей тарелке, прямо захотелось таблицу Менделеева вспомнить. Чёрт, я несу ерунду, да? Прости меня. Я так нервничаю. Я вся на взводе. Мы ждали тебя, – тараторит она. Брат успокаивающе кладёт ладонь на её плечо, а она, кажется, сейчас с истерикой бросится на эти ужасные диваны и начнёт стучать кулачками по ним.