Летний рай

Летний рай

Татьяна Кошман

© Татьяна Кошман, 2024

ISBN 978-5-0053-0471-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Летний рай

Я шла по пыльной дороге босиком. Ногам было мягко и горячо, пыль фонтанчиками брызгала между пальцев и щекотала подошвы. С одной стороны дороги сочно желтело бесконечное подсолнуховое поле, с другой – высокая трава вперемешку с пёстрыми луговыми цветами, упиралась в лес. Вокруг порхали бабочки, перепрыгивая через дорогу, оглушительно стрекотали кузнечики, в воздухе стоял пьянящий запах лесной земляники и полыни…

– Саня! Саня… ну Санька, просыпайся уже! – противный, вкрадчивый голос, знакомый мне с детства, да чего уж там, с самого моего рождения, вторгся в мой рай, лишив меня счастья ощущать босыми ногами горячую землю, и наслаждаться запахом полыни. Я люблю запах полыни, это запах моего детства, запах счастья…

– Сааааняяяяя!

– Господи, ну что опять, куда надо бежать, что выкопать, и посадить у тебя под окном? Корень солодки? Хрен? Или куст вишни?

Я открыла один глаз и увидела то, что и ожидала: склонившееся надо мной, нахальное лицо моей старшей сестры. А в её глазах то, чего опасалась: там уже плясал и корчил мне рожи, маленький чертенок, подбивающий её на все эти пакости, из-за которых мне, вот уже… много лет (не будем произносить вслух эту цифру), нет никакой жизни.

– Или может, мы пойдём ещё раз проверим, умеют ли котята плавать в колодце? – от злости я проснулась окончательно, и от этого злилась еще сильнее. Сестра засопела.

– Чё ты сейчас-то об этом вспомнила? Ты меня этими котятами до самой смерти попрекать будешь? Мне было шесть лет всего…

– Буду! Буду, потому что кое-кто, хвастаясь своими «подвигами», рассказал об этом моей доченьке, и она теперь считает меня соучастницей, а мне было всего четыре года. И всё это я вынуждена терпеть только из-за того, что меня угораздило родиться твоей младшей сестрой!!!

– Ну котят же мы спасли, чего ты опять начинаешь?

– Мы спасли?

– Ну, сосед спас, дед Сеня, какая разница, главное, что кошаки выжили, и жили долго и счастливо… Санечка, ну не капризничай, пойдём кофейку попьём. – заканючила Инка, заискивающе глядя мне в глаза. Нет, ей определённо что-то от меня надо, знать бы ещё что….

– Давай, ты пойдёшь умываться, а я кофе сварю, да? – и не дожидаясь ответа, сестрица бодренько ретировалась.

– Эх, Инна, Инна! – прихрамывая, я вошла в кухню, и старчески покряхтывая, уселась в угол кухонного дивана с потёртой обивкой. – мне такой сон снился, вот какого лешего ты меня разбудила?

Инка придвинула мне чашку кофе и подпёрла подбородок кулаком.

– Какой сон?

– Как будто иду я просёлочной дорогой, – я мечтательно закатила глаза, и отхлебнула из своей чашки, – а вокруг такая благодать: лес, подсолнухи, запах… а я иду босиком, мои ноги утопают в горячей пыли… и пятка не болит.

– Да ты достала уже своей пяткой! Сколько можно, сходи наконец к врачу, или я тебя силой отволоку! – накинулась на меня Инка.

– Да схожу, схожу, не ори. Кофе вот выпью, и сразу подамся. – привычно отмахнулась я.

– Что, сильно болит? – вдруг сменила тон сестрица.

– Терпимо.

– Ну тогда, первую половину твоего прерванного сна я готова тебе компенсировать! – торжественно заявила она.

– Здорово! – опрометчиво обрадовалась я, надеясь, что она отстанет от меня и я смогу еще немного поваляться.

– Мы с тобой сейчас пойдем в лес за грибами! – Инкино лицо сияло так, как будто она только что объявила, что мне присудили нобелевскую премию.

Ну а что, сама виновата: нечего было рассказывать сон в первой половине дня, вот пожалуйста – уже сбывается. Утешая себя тем, что может быть сбудется и вторая половина сна, и моя несчастная пятка правда перестанет болеть, я молча допила остывший кофе, и даже не глянув на Инку, пошла одеваться.

Я медленно брела за сестрой, прислушиваясь к ощущениям в пятке: боль, как всегда, когда немного расходишься, утихла. Не прошла совсем, нет, немного притупилась. Неужели артроз? Это значит, что эта боль будет сопровождать меня до конца моих дней. Прощай подвижный образ жизни, здравствуй, ортопедическая обувь, и тросточка. Инка права: нельзя затягивать с визитом к врачу.

Погружённая в свои невеселые мысли, я медленно плелась, разгребая палкой, которую мне вручила сестра, «подозрительные» холмики, покрытые прошлогодней листвой, в поисках грибов. Позавчера был дождь, и грибов вылезло много. Моя корзинка была уже почти полной, грибочки молоденькие, крепенькие, один к одному. Правда, не факт, что все они съедобны. С этим у меня проблема. Конечно, я могу отличить бледную поганку и мухомор от съедобных, но все эти ложные лисички и опята меня полностью дезориентируют. Поэтому моя корзинка всегда проходит тщательный досмотр с конфискацией и уничтожением «санкционного товара». Интересно, много ли сегодня пойдет «под гусеницы»?

Мне было жаль грибов, они все такие красивые, упругие, некоторые гладкие и блестящие, другие с коричневой бархатистой шляпкой. Но в этом деле я не перечила Инке. Кстати, что-то её давно не видно, хоть я и знаю эти места с самого детства, да и ушли мы недалеко, всё же как-то жутковато одной в лесу. Тут же, словно почувствовав мою тревогу, откуда-то сбоку раздался приглушённый голос сестры.

– Саня, Сань, ты где? Иди сюда, смотри что я нашла…

Негромко чертыхаясь, я полезла через ежевичные заросли на голос, и чуть не сшибла Инку. Она стояла наклонившись вперёд, и что-то увлечённо рассматривала в кустах, тыкая в это что-то своей грибной палкой. Я подошла поближе.

– Что тут у тебя?

Инка поднесла палец к губам, шикнула на меня, и таинственным шёпотом сообщила:

– Мужик.

Я обалдела.

– В смысле, мужик… Пьяный что ли? Зачем ты в него палкой тыкаешь?

Инка ещё раз энергично ткнула палкой в кусты, и вынесла вердикт:

– Не похоже, что пьяный: не реагирует.

– Спит крепко, – попыталась я заглушить нехорошее предчувствие, – Инн, а может ну его на фиг, пусть себе лежит, смотри моё лукошко почти полное, твоё вон тоже, – я махнула палкой в сторону её корзины, сиротливо стоящей в сторонке. – пойдем домой грибочки чистить, а?

– Да нет, Сань, тут что-то не так, не может он спать, я же в него палкой тыкала.

Это точно. После её тычков проснулся бы любой, спящий самым мертвецким сном… мертвецким сном?! Я поежилась. А Инка потыкала еще в кусты, громко и противно приговаривая:

– Эй, гражданин! Вы чего это тут разлеглись, вам нехорошо? Шли бы вы спать домой, здесь спать нельзя: комары сожрут, или медведи…, – не дождавшись ответа, махнула мне рукой, – пойдем, с другой стороны посмотрим.

Мы обошли кусты вокруг, и Инка раздвинула ветки палкой… из кустов на нас остекленевшим невидящим взглядом смотрели мертвые глаза… Я судорожно вцепилась в руку сестры, и взвыв как сто две пожарные сирены, ломая кусты и волоча за собой вырывающуюся сестрицу, понеслась прочь.

Я летела, не разбирая дороги, и не ориентируясь на местности. Где-то, в очередных зарослях, Инке удалось вырвать у меня свою руку, и теперь я слышала позади её слоновий топот, и сбивчивое дыхание. Не знаю, как бы долго я ещё бежала, если бы лес неожиданно не кончился. Я вылетела на дорогу и, обнаружив, что ноги так удачно вынесли меня к нашей автобусной остановке, притормозила.

Запыхавшаяся Инка, согнувшись пополам, поставила свою корзину, которую умудрилась каким-то образом прихватить на бегу. Я-то свою из рук не выпускала, поэтому она со мной. Смотри-ка даже грибы на месте после нашего кросса по пересечённой местности. Насилу отдышавшись, сестрица набросилась на меня.

– Ну ты даёшь, мать! Я когда рожала так не кричала, честное слово! А уж бегала я так в последний раз, и не припомню когда. Скорей всего, никогда! Фу-у! – Инка обессиленно опустилась на обочину дороги. – Чё ты так ломанулась-то, как будто за тобой черти гнались? Ты же, блин, детективы пишешь, у тебя там кишит от этих трупов, на каждой, можно сказать, странице по трупу, да кровищи…

– И что? – не поняла я её претензий.

– Как что, должна уже привыкнуть к трупам-то, и не удирать сломя голову, причём мою.

– Не выдумывай, – устало отмахнулась я, – это немножко не совсем одно и то же. Я настоящего, живого трупа, до этого ни разу не видела.

– Правда, что ли? Надо же, а сразу и не подумаешь, так ты их правдоподобно описываешь, особенно в предпоследнем, как его… а! «Пари с покойником»! Так он у тебя живописно лежал в луже крови на мокрых рельсах…

– Перестань! – почему-то упоминание выдуманного мной же мёртвого тела, на фоне свежеувиденного трупа, вызвало тошноту. Да, я пишу детективы. Не очень давно, и книг у меня вышло не так уж много, всего тринадцать, и вообще я никогда не думала, что стану этим заниматься. Просто так сложились обстоятельства.

Три года назад я сломала ногу, перелом был сложный, что-то там долго не срасталось, я четыре месяца провалялась с подвешенной к потолку ногой, потом ещё долго разрабатывала её, она постоянно болела, и сейчас нет-нет, да разноется, тягучей, надоедливой болью. Вот тогда-то, дурея от безделья, сердито швырнув очередной «шедевр» современной литературы, в яркой обложке, я пожаловалась мужу.

– Совершенно не умеют писать. Нечего почитать больному человеку, дабы облегчить страдания.

Муж понимающе и сочувствующе покивал, потом огорошил неожиданным предложением.

– А ты напиши сама. Раз уж почитать нечего, то пиши. Ну а что, ты же писала рассказы о животных, их даже печатали.

– Ну ты вспомнил, когда это было, сто лет назад!

– Как же сто, сто лет назад мы с тобой ещё и знакомы-то не были, – подначивал он. – а тогда у нас уже Игнат родился, и кошка приблудилась рыжая, помнишь? Про неё и был твой первый рассказ.

– Конечно помню, только ведь это совсем другое. Тогда я просто наблюдала и описывала всё, что видела. А тут же придется всё самой выдумывать.

– А что тебе ещё делать? Лежи себе да выдумывай.

Потом к мужу присоединились дети, и я, поддавшись на их провокации, написала свой первый детективный роман. К моему удивлению, первое же издательство, в которое я его отправила, напечатало мою писанину и заключило со мной договор.

– Что будем делать? – теребила меня сестрица, – полицию надо вызывать.

– Ой, как не хочется, может лучше пойдём грибочки чистить?

– Саня, ты взрослая женщина, мать двоих детей, тебя даже по телевизору целых два раза показывали, а ты такие глупости говоришь! – пристыдила меня сестра.

Мимо проносились машины, обдавая нас копотью и пылью. У нас за спиной, пыхтя и фыркая остановился автобус, выпуская из своего душного чрева дачников, а у меня не было сил, чтобы встать и начать действовать.

– Сань, ну мы не можем сделать вид что ничего не случилось, и пойти жарить грибы, – продолжала увещевать меня Инка, – и потом, это же так интересно, не каждый же день такое происходит, обычно трупы у нас на дороге не валяются…

– Это где трупы не валяются? – раздался у нас за спиной звонкий девичий голосок, – Какая занимательная у вас тут беседа происходит.

– Маруся! – радостно заорала я, и вскочив, бросилась обнимать свою доченьку. Нет, конечно, по правде, ее зовут не Маруся, у неё нормальное, красивое человеческое имя: Полина. Но как-то так повелось, что в семье мы почти не называем детей по именам. У каждого из них куча ласковых, смешных прозвищ, а имена, как сказал мой муж, для посторонних. Так вот одно из домашних имен моей девочки – Маруся.

– А что это вы тут делаете, а, девушки? – вкрадчиво поинтересовалась доченька, усаживаясь между нами, – о каких таких трупах беседуем? Ну-ка колитесь.

– Да твоя тётя шутит, зайка, как всегда. Не обращай внимания. Сейчас мы передохнём немного и пойдем домой грибочки жарить.

– Мам, да у тебя крупными буквами на лбу написано, что вы с тётушкой куда-то вляпались. – она подмигнула Инке, – давайте, давайте, колитесь.

Моя дочь, внешне очень похожа на моего мужа. Конечно в женском варианте. Наш папочка – мужчина крепкий, с красивым мужественным лицом, и благородной сединой в чёрных волосах. Полечка же – тоненькая и лёгкая, порывистая, как весенний ветерок и звонкая как тёплый летний дождь, а тёмные, словно два глубоких омута, глаза, делают её похожей на лесную нимфу. Но, несмотря на всю эту девичью, нежную красоту, внешнее сходство с отцом сразу бросается в глаза.

Нраву сие прелестное дитя кроткого, спокойного, и имеет, на мой взгляд, слишком доброе сердце. Ещё с малолетства, дочь была заступницей и благодетельницей всех обиженных и страждущих, по причине чего, в нашем доме, да и в городской квартире, постоянно появлялись раненые птицы и кролики, помоечные кошки и собаки, попадались даже суслик, несколько ёжиков и один совенок. У нас и сейчас благополучно живет кошка, подобранная два года назад крошечным голодным комочком. Правда, теперь ее не узнать, из ободранного плешивого заморыша, она превратилась в шикарную дымчатого окраса кошку по имени Ефросинья, а в быту Фрося.

Но несмотря на такую свою добросердечность, твердости характера и упрямства, моей доченьке не занимать (вся в меня). Она всегда добивается чего хочет, так как противостоять её напору трудно даже мне, не говоря уже о папочке, из которого она вообще вьет веревки. Вот такое нежное создание, девятнадцати лет от роду, сидело сейчас рядом со мной на обочине дороги, сверлило меня своими черными глазищами, и врать, что всё в порядке, ей бесполезно…

– В общем так, Марусь, ты только не волнуйся, мы с твоей тетей ходили по грибочки, и нашли труп, – я решила не ходить вокруг да около, коль уж все равно от ответа не отвертеться, – вот теперь не знаем, что с ним делать.

Полинкины брови взметнулись вверх, глаза-омуты стали ещё больше.

– В смысле, труп?! В смысле, что с ним делать? Вы серьезно?

– Серьезней не бывает, – скорбно поджав губы, подтвердила Инка. – лежит себе, родименький, в кустиках, а мать твоя говорит, дескать, пусть дальше лежит. Не нами, дескать, положено, не нам и убирать. А я говорю, не по-христиански это, вот так вот трупы без присмотру оставлять…

– Инна! – я, с трудом, пробилась сквозь поток её словоблудия, – хорошо, что ты предлагаешь?

– Надо вызывать милицию.

– Полицию, теть Инн. Милиции у нас нет, и уже давно.

– Это тебе так кажется, деточка, что нет. А на самом деле менты остались ментами, хоть и называются они теперь полицейскими, но в душе они все те же менты.

– Вот именно, и промаринуют они нас с этим твоим трупом, до морковкина заговенья. – я достала из кармана ветровки телефон и, вздохнув, набрала ноль-два.

Полинку, я несмотря на её отчаянное сопротивление, отправила домой, не хватало ещё её в это втянуть. Она хотела забрать грибы, чтобы почистить их к нашему возвращению, но я не дала. Грибы – это наше алиби.

Я уже немного пришла в себя, после встречи с трупом, и мой мозг начал мыслить в нужном направлении. И он опасался, что из разряда свидетелей, мы с Инкой можем легко и незаметно, перейти в разряд подозреваемых.

Молоденький полицейский сначала допросил Инку, потому, что она первая нашла труп. Допрашивал он её ровно полтора часа. Я всё это время сидела на лавке, в павильоне автобусной остановке. Не знаю, что ему там наговорила сестрица, но за меня он принялся в довольно взвинченном состоянии, что вовсе не удивительно.

– Как вы поняли, что мужчина мертв, вы его трогали?

– Да ни Боже ж ты мой! Вы что? – я передернула плечами при одной только мысли об этом.

– Тогда как? Видимых повреждений на теле нет, может он просто заснул? Собирал грибы, присел на минутку отдохнуть, да и задремал?

– Ну конечно, с открытыми глазами задремал! – за кого он меня принимает, этот мальчишка, – Да нет же, не похож он был на спящего, и потом, вы когда-нибудь встречали в лесу грибника в дорогом костюме, итальянских туфлях, в часах от Картье и запонках с бриллиантами?

– Вы сказали, что сразу же убежали, когда же вы успели всё так подробно рассмотреть? – подозрительно прищурился на меня полицейский, а в душе мент.

– Ну… у меня такое зрение… объёмное, я всегда вижу детали, даже если не рассматриваю.

– Кхмм, – недоверчиво крякнул мент, похоже он меня таки подозревает, – и всё же, как вы поняли, что он мертв?

– Он лежал так… да ну как труп он лежал, и выглядел он как труп, и вёл себя совершенно как труп!

В глазах юноши явственно читалось сомнение в моих умственных способностях.

– А ещё, Инка с ним разговаривала. – добавила я зачем-то, видимо, чтобы усугубить.

– С кем?

– С ним, с трупом. Она спросила зачем он тут лежит, как он себя чувствует, не плохо ли, дескать, ему.

– И что он ей ответил?

– Да вы что, как труп мог ей ответить?

– Ну вы же сами только что сказали, что ваша сестра с ним разговаривала.

– Сказала.

– А разговаривать можно с кем-то одушевленным, правильно?

– Не обязательно! – горячо возразила я, – Вот я, допустим, могу и с неодушевленным, с микроволновкой например, или даже с утюгом, а про стиральную машину я вообще…

– А я, почему-то, и не сомневался! – покрываясь зеленоватыми пятнами заверил меня юноша, – И скорей всего, они вам отвечают. Вот только мне это совершенно не интересно. Я просто хочу знать, принимал ли участие в разговоре, найденный вами в лесу, мужчина?!

– Ну вы, даёте! Вам когда-нибудь доводилось видеть чтобы труп принимал участие в разговоре? Он же труп! Она с ним в одностороннем, так сказать, порядке разговаривала.

– Прекратите мне голову морочить! Может он ещё не был трупом, когда ваша ненормальная сестра с ним беседовала.

– Уверяю вас – был! Самым что ни на есть настоящим трупом и был. И ничего она не ненормальная, я бы попросила! Всего лишь, немного эксцентричная! – вступилась я за сестру.

– Тогда зачем она с ним разговаривала? – проигнорировал он мой выпад.

– Чтобы убедиться что он действительно труп, какой же вы непонятливый!

Да! Видно дело всё же не в Инке, юноша определённо тормозит. Пока мы добрались до сути, часы показывали четверть второго. Подписав протокол, я похромала к изнывающей на жаре, в ожидании меня, сестре, и мы, наконец, потелепали домой. Дома на нас с расспросами набросилась Полинка. Пока мы чистили грибы и жарили их с картошкой, она выудила из Инки все подробности, и пообедав усвистала с подружками на озеро.

Ох и тяжёлый же выдался денёк! Вот тебе и «сон в руку». Чёрт бы побрал эту Инку, вместе с её лесом. Хотя, я сама виновата: вечно ведусь на её авантюры, могла бы просто не пойти, сослаться на свою многострадальную пятку.

Пятка болела безбожно. Я сделала прохладную ванночку для ног с морской солью, замачивала её почти полчаса, потом сходила в душ, и намазала ступни какой то обезболивающей мазью (Инка подсунула, ходит вокруг с виноватой физиономией, то мазь принесет, то кофе с печеньками: чует кошка чьё мясо съела!). Мазь пока не действовала, я взгромоздив диванные подушки горкой, подстелила старое полотенце, уложила на них свои ножки и полезла в планшет. Мои нервы требовали снятия стресса. А для меня это классическая музыка.

Я люблю классическую музыку, хотя… должна признаться, я разную музыку люблю, иногда даже грешу «попсой». Но, в разумных пределах, и если это действительно того стоит. Ещё, с удовольствием, время от времени, слушаю то, что у нас называют шансоном. Согласитесь, несколько странные у меня музыкальные пристрастия. Ой, только не надо вот этого снобистского: «Фи, шансон, как можно, в вашем возрасте! Не комильфо!» Я вас умоляю! Меня, конечно, не привлекает тюремная романтика. Но, есть у некоторых исполнителей этого жанра, песни, которые трогают мою трепетную душу и бередят воспоминания. В них слышится горечь, тоска по чему-то невозвратно утраченному: детству, молодости, первой любви, и дальше по списку. Ну, в общем, как хотите теперь ко мне относитесь, но послушиваю под настроение.

А сейчас, мои потрепанные трупом, бегом по пересечённой местности, бестолковым полицейским, пяткой, и Инкой нервы, просили, нет они требовали чего-нибудь легкого и успокаивающего.

«Соната номер шесть» Паганини, сделали своё дело, я расслабилась, полностью погрузившись в чарующие звуки скрипки. Всё-таки великая это сила – музыка. И такое её огромное множество – за всю жизнь не переслушаешь, под любое настроение: и погрустить, и повеселиться, и успокоиться, и взбодриться, и поплакать, и посмеяться.

Я еще полистала странички, в поисках чего-нибудь этакого, так, это у нас что? Зарубежные исполнители… ну-ка, ну-ка, о! То что надо: Сальваторе Адамо «Падает снег», потрясающе красивая песня, песня нашей молодости… Ах, как мы под нее танцевали! А у сестрицы в ту зиму был такой головокружительный роман…

– Инна, Инна, где ты там, иди сюда!

Инка будто только этого и ждала:

– Чё, Сань, сильно болит?

– Да нормально, послушай, – я сунула ей в ухо наушник, – помнишь?

– Ну.

– Чё ну? Вспомни, ты на втором курсе училась, на новогодние праздники приехала домой, помнишь?

– Ну.

Я её сейчас ударю, честное слово. Видно она поняла по моим глазам, что ещё одно «ну», и я за себя не отвечаю.

– От меня-то ты чего хочешь?

– Как того парня звали, с которым ты тогда танцевала, у вас ещё бурный роман потом был?

– Не помню…

– Да помнишь ты, он к Денисовым приезжал, внук или племянник… ну ты должна помнить…

– Вадик, кажется. – неохотно вспомнила Инка.

– Точно, Вадик! Красивый был такой, вы танцевали под эту песню, а мы с Лидуськой сидели в уголке, она всё вздыхала мечтательно и шептала: «Повезло твоей Инке…» Интересно где он теперь?

– Да какая разница где: «Иных уж нет, а те далече».

– Да… и Лидуськи уже почти семнадцать лет как нет…

Лидуська была моей школьной подружкой. Дружили мы с четвёртого класса, и ближе подруги у меня не было. Она была невысокая, худенькая, с короткими вьющимися волосами цвета льна, и остреньким личиком. Вся какая-то хрупкая и прозрачная, как будто бестелесная. Похожая на ангела. У неё был врождённый порок сердца. Она умерла во время операции по замене износившегося искусственного клапана. Ей было двадцать восемь лет.

С тех пор у меня нет подруг, есть хорошие знакомые, приятельницы, но не более. Зато у меня есть Инка, которая одна, с легкостью, совсем не напрягаясь, заменит десяток подруг.

Кстати, Инка! Сестрица пребывала в глубокой задумчивости, что с ней, с такой деятельной, случается крайне редко. В воспоминания молодости ударилась? Да нет, непохоже, по сдвинутым бровям и покусываниям верхней губы, видно, что идёт напряжённый мыслительный процесс. Я уже было собралась на свой страх и риск прервать это затянувшееся безобразие, потому, что когда моя сестрица думает – неизвестно до чего она додумается, а расхлёбывать результат её раздумий, как всегда, придется мне!

– Я вспомнила где я его видела!

– Кого, Вадика? – опешила я.

– Да какого Вадика, чё ты прицепилась с этим Вадиком! Нашего трупа!

Я с беспокойством посмотрела на сестру: все-таки как она ни хорохорится, а для неё этот стресс тоже даром не прошёл. Она уже забыла где трупа видела. Вот что годы с человеком делают, раньше бы она и глазом не моргнула от таких приключений.

– Иннусь, ну конечно ты вспомнила, в лесу да? Мы его с тобой вместе там видели. – я осторожно погладила её по руке.

– Иди ты к чёрту, – Инка сердито отбросила мою руку. – чё ты со мной как с дебилкой разговариваешь? Я тебе точно говорю, я его видела.

– Хорошо, ты его видела, – ласково согласилась я, говорят в таких случаях нельзя спорить.

– Саня, я тебя сейчас побью!

Господи, ну и денёк! Если бы мы не сдерживались, мы бы сегодня уже раз по пять друг-дружку поколотили!

– Так ты его живым что ли видела? – дошло наконец до меня.

– Нет, блин, он мертвый по городу расхаживал, и Маргошку на машине катал! Саня, мозги включай!

– Маргошку? – от неожиданности я даже закашлялась.

– Ну. Ты сейчас про Лидуську сказала, я и вспомнила.

Маргоша – младшая сестра Лидуськи, разница в возрасте у них была всего один год с небольшим, и сёстры были очень близки, поэтому Маргошка частенько тусовалась с нами.

Я думала такое бывает только в моих детективах, ну знаете, кто-то что-то случайно говорит, совсем не относящееся к делу, но у сыщика каким-то образом возникает ассоциация, и это помогает ему раскрыть преступление. Но мы ведь не в моем детективе. И моя сестрица совсем даже не сыщик. Я внимательно на неё посмотрела – Инка как Инка. Хотя, кто его знает, может при её склонности к, разного рода авантюрам, у неё есть способность к сыскной деятельности? Что непреодолимая тяга у неё, к этой самой деятельности есть, это даже сомнений не вызывает, так почему бы, Господи спаси и сохрани меня ещё и от этой напасти, и не быть способностям?