Полная версия
Поэт ненаступившей эры. Избранное
Николай Глазков
Поэт ненаступившей эры
Художественное электронное издание
Издание осуществлено при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям
Оформление – Валерий Калныньш
Редактор Лариса Спиридонова
Художественный редактор Валерий Калныньш
Вёрстка Светлана Спиридонова
Корректор Елена Плёнкина
© Николай Глазков, наследники, составление, 2020
© «Время», 2020
⁂Татьяна Бек. Неизвестный Глазков…
Николай Глазков (1919–1979) – выдающийся русский поэт советского времени. Временем этим измученный и в глазах читателя искажённый, но Божий замысел в себе с упрямой лёгкостью сохранивший.
Родом из священнослужителей. Отец в 38-м году репрессирован и расстрелян. Учился в довоенном Литинституте, где сразу стал живой легендой. ‹…›
Ощущение своей исключительности (сдобренное неповторимой самоиронией) было спасительной подосновой глазковского творчества и шло не от кичливости, а от острого ощущения мистической связи с самой Вселенной – как у «председателя Земшара» Хлебникова, предтечи Глазкова, чьи уроки в поэзии ученика причудливо переплелись с открытиями обэриутов. Кроме того, здесь таилась самозащита Глазкова от соцреалистической нивелировки, от преуспевающих бездарей, от унизительной невозможности напечатать главные свои стихи:
Самокульт. Но меня довелиДолгой травлей до этой религии.А велик ли Глазков? Да. Велик.У него и ошибки великие.Кстати, ошибка – в глазковском мире высочайший оценочный балл, всегда сопровождаемый эпитетом «великая». В поэме «Поэтоград I» он пишет: «Я исключён как исключенье / Во имя их дурацких правил!» – пишет, заметим, о своём изгойстве не жалостливо, а с победительной энергией и в ритме, и в интонации.
Глазков был новатор: он творил свои небывалые слова, а слова привычные так сталкивал лбами, что образные искры летели врассыпную. Так он – почти не издаваемый и переплетавший листки со своими шедеврами в доморощенные тетрадки для друзей – изобрёл слово «самиздат» (первоначально: сам-себя-издат), вошедшее в трагическую лексику советской эпохи как слово общенародное. А ещё он, рождённый в январе и знавший толк в бражничестве, придумал месяц «пьянварь».
Глазков был основателем целого литературного направления по имени «небывализм», задуманного как дочерняя ветвь футуризма: была плеяда, были манифесты, были проекты – их смяло время и загнало в архивные тайники, в подсознание, в нети. ‹…› В дальнейшем свои инверсии, свои исторические прозрения, свои парадоксы, каламбуры и афоризмы поэт всё же сохранил, хотя и под щитом.
Глазков был личность, одарённая всесторонне. Сильный шахматист. Увлекался боксом. Действительный член Географического общества. Актёр. Помните летающего мужика из фильма «Андрей Рублёв» А. Тарковского? Это он, Глазков. Он был человек очень высокий, могучий, сутулый, бородатый и юродиво-красивый. Юродивость его шла от презрения к строю и власти, и от страха перед ними (страх без заискивания – уже мужество), и от высшей народной мудрости: «Надо быть очень умным, / Чтоб сыграть дурака», – подытожил он свой уникальный опыт уже в шестидесятые.
Коллеги его снисходительно любили (лучшие из них втайне прекрасно осознавали, кто есть кто, но официальную иерархию не разрушали никогда), опасливо сторонились и кто как мог грабили. Да, Глазков весь разворован – по строчкам, по образам, по рифмам, по метафорам. «…Сколько мы у него воровали, / А всего мы не утянули», – чётко констатировал Борис Слуцкий.
Нынче пришла пора Глазкова. Выходят его неизданные стихи и поэмы. Репродуцируются графические наброски, шаржи. Пишутся мемуары и статьи. А ведь он и это предсказал более полувека назад:
Писатель рукопись посеял,Но не сумел её издать.Она валялась средь РасеиИ начала произрастать.Из статьи Татьяны Бек, 1996Стихотворения
Я на мир взираю
«Некий царь из тех династий…»
Некий царь из тех династий,Что боятся гнева масс,Со своей царицей НастейУлететь решил на Марс.Там, где в северном сияньеДремлют северные льды,Прилетели марсианеИ поставили шатры.1925Пират
В морской утонувши пучине,Мог быть достоянием крабовИль где-нибудь в знойной пустынеРабом разъярённых арабов.Не раз на съеденье акулыЕго обрекали матросы,Но он им сворачивал скулы,Спокойно куря папиросы.Не раз с берегов СенегалаЕму угрожали кончиной, –Он вешал посланца-нахалаНа длинном конце парусины.Он грабил далёкие страны.Под жизни скитальческой склонЗалечивать старые раныПоехал на родину он.И смерть восприял на постелиВ одну из морозных ночейПод северный ропот метели,Под сдержанный шёпот врачей.1937«Не хочет Бог, чтоб каждый верил в Бога…»
Не хочет Бог, чтоб каждый верил в Бога,Ему пустая вера не нужна,Людей он судит праведно и строго,Лишь добрые дела – к нему дорога,И, вероятно, им не грош цена!«В тот день улетучилась к чёрту победа…»
В тот день улетучилась к чёрту победа,И это трагически понято мной,Но я утверждаю, что званья поэтаДостоин, как званья иного – иной.1937Шагреневая кожа
Желать – нас сжигает,Нас мочь – разрушает,Дарует спокойствие – знать,Но чаще бывает,Что счастье внушаетНе видеть и знать,А желать.И все мы, конечно,Желать бесконечно,Желать безрассудно не прочь,И все мы беспечноЖелаем, чтоб вечноЖелать превращалось бы в мочь.1937«Мне ночь дарует мрак…»
Мне ночь дарует мрак,Сверлит сознанье рок.Да здравствует дурак,Проникнувший в мирок.А я совсем не то,И песнь моя не та.Я гений и знаток;Но действую не так.1938«Люди бегут на лыжах…»
Люди бегут на лыжах,Желая кому-то добра.Налёт на цинковых крышахСолнца и серебра.Так лета пролетали.Хотелось хорошего мне б!Но цинком струит планетарийИзнанку каких-то неб.Смотрит на город витрина,Ни холодно ей, ни тепло.Похоже на паутинуТреснувшее стекло.Загромождено мелочамиТеченье большого дня.Люди не замечаютНи мелочей, ни меня.Если добраться до истин,Ни одна трава не сорняк:Пусть бесполезны листья –Значит, польза в корнях!..Много стихов сочинил яПро то, как жизнь хороша.Пальцы мои в чернилах,Пальцы, а не душа!1938Заклинание от холода
Путь дамасский,Веками начертанный,Краски да маски –На чёрта нам.ОсталасьУсталость,Да вот под рукойДорогаДо Бога.Пойдём по другой.Вертится громада,Шар как.Ногами не надоШаркать.И жаркаПрохлада.И градусНа радость,И выпьем,И выбьем бокалы.1938«Шкура онагра из Азии…»
Шкура онагра из АзииПуть свой в Париж завершила.Стоит ли бочка мальвазииСенского ила.Смерти за жизнью погонюШкура устроила. Что же.Разве не стоит агонииЛоскут шагреневой кожи?!1938Действительность
Диалектический контактЯвленья сущности и сущности явлений,Действительность, ты проходящий актВ трагедии эпох и поколений.И это повторяющийся факт,Которому нельзя не покоряться,Хоть факт упрям, но мы живём в антракт,Где происходит смена делегаций.В такие дни стихи срывают с губ –Зажатые в какой-то жуткой сумме –Во-первых, тот, кто молодецки глуп,А во-вторых, кто дьявольски безумен.1938«Жизнь – путёвка в Сибирь…»
Жизнь – путёвка в Сибирь,И грехов отпущенье,И стихов календарь.Жизнь люблю не за быль,За одно ощущенье –Взгляд, направленный вдаль.1938Ворон
Чёрный ворон, чёрный дьявол,Мистицизму научась,Прилетел на белый мраморВ час полночный, чёрный час.Я спросил его: «УдастсяМне в ближайшие годаГде-нибудь найти богатство?»Он ответил: «Никогда!»Я сказал: «В богатстве мнимомСгинет лет моих орда.Всё же буду я любимым?»Он ответил: «Никогда!»Я сказал: «Пусть в личной жизниНеудачник я всегда.Но народы в коммунизмеСыщут счастье?» – «Никогда!»И на все мои вопросы,Где возможны «нет» и «да»,Отвечал вещатель грозныйБезутешным «Никогда!».Я спросил: «Какие в ЧилиСуществуют города?»Он ответил: «Никогда!» –И его разоблачили.1938«Как рыбы, золотые купола…»
Как рыбы, золотые куполаПлывут туда, где небо синевее,Из той страны, которая была,В такую даль, которая новее.Они плывут, как рыбы, из былого,А мимо них, виденцев старины,Проходим мы, поэты-рыболовы,И прочие рабочие страны.1938«Водка жизни испита…»
Водка жизни испита,Каждый шаг – как путь пологий.Путь пройдённый – как спектакль,Отшумевший в эпилоге.И твердится: отомсти, мол,Поклянясь пред небосводом,Потому что это – стимулТоже жизни и чего-то.1939Баллада баллад
Лампа мигала вечер,Ресницы сходились у глаз,И расходились, как будто в вечность,Каких-то четыре угла.В дверь вошёл незнакомец,Сунул мне пузырёк.И, со мной не знакомясь,Следующее изрёк:– На стены эти побрызгивайте,А нам – разойтись дорогами.Предметы, которые близки вам, теОбязательно будут далёкими.Так незнакомец сказал и сгинул,А я начал брызгать.Даже наполовинуМне ничего не близко.Но что-то стало глаза слипать,Послышался грохот где-то.И я на кровать повалился спать,Усталый и нераздетый.Потом – вспоминаю – проснулся. Полдень,Наверно, тогда стоял,И подле меня заметала пол теньОт маленького стола.Жалкая комната стала залой,Выросла раз в тыщу,Однако прежним объёмом связалоОдежду, мебель и пищу.И я подумал… Итак, тогда быОсенила идея? Во-первых,Из пузырька остаток накапалНа воду, на хлеб, на консервы.Во-вторых, меня клонило ко сну,Заснул и видел во сне,Что капаю каплями на казнуИ червонцы летят, как снег.Опять – вспоминаю – проснулся. Вечер,И стол обстановлен вкруг.Увидел, что едой обеспеченИ с голода не умру.И в самом деле отрадное зрелище:Стол обстановлен весь.Вспомнил я, что не ел ещё,И решил есть.Обычно я за едой читал,Но – не было, знать, газет –Глаза в этот раз свободны. Итак,Я стал глазеть:Зала сперва превращалась в площадь,Площадь потом в поле, иНарастало поле позжеБолее и более.Наконец превратилось в безбрежное море.Бр-р-р… Неприятно.И я подумал: «По-моему,Я заключён в необъятное!»1939«Есть на этом свете счастье?…»
Есть на этом свете счастье?Я спросил, и мне в ответФилин ночью, утром ястребСообщили: «Счастья нет!»«Счастья в мире много очень,И для счастья мы живём!» –Соловей поведал ночью,Ласточка сказала днём!«В созвездья линзами двоякими…»
В созвездья линзами двоякимиТруба смотрела Галилея.В страну, открытую варягами,Плыла Колумба кораблея.В страну открытую, забытую –Таков удел любых Америк.А старый мир стал картой битою,Наивной картой Птолемея.1939«По небосклону двигалась луна…»
По небосклону двигалась лунаИ отражалась в н-ской луже,И чувствовалась в луже глубина,Казалась лужа в миллион раз глубже.1937«Рекламы города цветут…»
Рекламы города цветутДвиженьем и огнём.Четыре девушки идутИ думают о нём.А почему не обо мне,Чем хуже я его?Ничем не хуже, но онеНе смыслят ничего.«Я ненавижу эти правила…»
Я ненавижу эти правила,Они попрали все права.Пускай судьба меня облаяла,Но – сам себе я голова.1940«Будут гонки, либо ралли…»
Будут гонки, либо ралли –Всё за те же гро́ши, –Мы маршрут не выбиралиИ машину тоже.«А если пыль дорожная…»
А если пыль дорожнаяИ путь ведёт в Сибирь,То всё равно как должноеПриемлю эту пыль.«Путь азбучных истин неведом…»
Путь азбучных истин неведом,Но он начинается с «я»,И, может быть, именно в этомСермяжная правда вся.1940Псалом
В стихах ничего лишнего –И в этом моё спасенье,Живущий под кроной Всевышнего,Под самой надёжной сенью.Шатаюсь, как все, по городу,Чёрт знает чего не выдумаю,Но я говорю Господу:Прибежище моё и защита моя.А в своих стихах своего лицаНе могу я иметь разве?Он избавит меня от сети ловцаИ от гибельной язвы…Всё равно, где минус и где плюс.Всё пускай вверх дном,Ужасов в ночи не убоюсьИ стрелы, летящей днём.Язвы, ходящей во мраке,Заразы, опустошающей в полдень, –И уцелею в драке,Чтоб путь до конца был пройден.Скажу, что Господь – моё упованье,Всевышнего я избрал своим прибежищем.Когда доживу я до пированья,То быть перестану посмешищем.Не приключится мне зло,Язва не приблизится к тели́щу.Дал Господь поэта ремесло –Голос Господа я слышу.Наступлю на аспида и василиска,Попирать буду льва и дракона.Будет победа близкоМне, как поэту, знакома.За то, что имя Его познал,Не спросит, зачем я стихи писал.Любовная лодка не разобьётся о быт,Господь Бог,Он всё видит, всё знает.На Него я надеюсь. Не буду убит.Он избавит меня и прославит.И пускай я теперь где-нибудь на дне,Ощущаю своё воскрешение:Он насытит меня долготою днейИ мне явит моё спасение.«Век двадцатый войной исковеркан.…»
Век двадцатый войной исковеркан.Осознал с головы до пят его.В глубину двадцать первого векаЯ смотрю с высоты двадцать пятого.Я смотрю сквозь веков венок,Не вступивших ещё в обращение.И ещё я смотрю сквозь бинокльПоэтического обобщения.Вижу город, где нет для ближнегоНикаких наказаний лютыхИ совсем ничего лишнегоНи в стихах, ни в вещах, ни в людях.На земле никому не тесно,Не дерётся с народом народ.Скажут – это неинтересно,А, по-моему, наоборот.1940-е«Я быть хочу смелее всех…»
Я быть хочу смелее всехПо беспредельности размаха,Но самый смелый человекБоится собственного страха.1940«Проходя по знойному Арбату…»
Проходя по знойному Арбату,Я мечтал всегда по мелочам.И людей бегущую громадуЯ, не изучая, замечал.Я не знал, куда они спешили, –Всяк по-своему спешил пожить, –Но проверено, как дважды два четыре:Мне некуда больше спешить.Всё суета сует и всяческая суета.Я всех люблю. Желаю всем успеха.Но не влияет на меня среда.Я всё могу, но только мне не к спеху.1940«Поэзия! Ты не потерпишь фальши…»
Поэзия! Ты не потерпишь фальшиОт самого любимого поэта.Я для себя пишу всё это. ДальшеПлывут стихов задумчивые баржи.Я для себя пишу – и в равной мереДля всех других. Они прочтут поэта,Который ненавидит лицемерьеИ скуку открываемых Америк.И если я не буду напечатан,А мне печататься сегодня надо,То я умру, швырнув в лицо перчаткуВсем современникам, – эпоха виновата!Я захлебнусь своими же стихами,Любимый, но и нелюбимый всеми.Прощай, страна! Во мне твоё дыханье,Твоя уверенность, твоё спасенье.1940«Я мог бы прочитать Расина…»
Я мог бы прочитать Раси́наИ ознакомиться с Европой,Да не хватает керосина,А в темноте… поди попробуй.«Если не по щучьему веленью…»
Если не по щучьему веленью,То тогда веленью по чьемуПропадает наше поколенье –Для чего? Зачем? И почему?1941«Был легковерен и юн я…»
Был легковерен и юн я,Сбило меня с путейДвадцать второе июня –Очень недобрый день.Жизнь захлебнулась в событьях,Общих для всей страны,И никогда не забыть их –Первых минут войны!..1941Лапоть
Валялся лапоть на дороге,Как будто пьяный.И месяц осветил двурогийБугры и ямы.А лапоть – это символ счастья, –А счастье мимоПроходит, ибо счастье с честьюНесовместимо.В пространстве, где валялся лапоть,Бродил с гитаройНН, любивший девок лапать,Развратник старый.НН любил читать БарковаИ девок лапать,И, как железная подкова,Валялся лапоть.И как соломенная крыша,И листья в осень…То шёл бродяга из ПарижаИ лапоть бросил.Под ним земные были недра,Он шёл из плена.Бродяга был заклятый недругТого НН-а.Была весна, и пели птички.НН стал шаритьВ карманах, где лежали спички,Чтоб лапоть жарить.И вспыхнул лапоть во мраке вечера,Подобно вольтовой дуге.Горел тот лапоть и отсвечивалНа всём пространстве вдалеке.Какой-то придорожный каменьШвырнув ногой,Бродяга вдруг пошёл на пламень,То есть огонь.А лапоть, став огня основой,Сгорел, как Рим.Тогда схватил бродяга новыйКленовый клин.Непостижимо и мгновенно,Секунды в две,Ударил клином он НН-аПо голове.Бить – способ старый, но не новый –По головам,И раскололся клин кленовыйНапополам.Тогда пошёл НН в атаку,На смертный бой,И начал ударять бродягуОн головой.Всё в этом мире спор да битва,Вражда да ложь.НН зачем-то вынул бритву,Бродяга – нож.Они зарезали друг друга,Ну а потомОни пожмут друг другу рукуНа свете том.Поскачут также на конях,Вдвоём, не врозь,И вместе станут пить коньякНебесных звёзд.1942Всемирная история в самом сжатом виде
Чуть дремлет недремлющий пламень,Затихший, но вечный огонь.Резьбою изрезанный каменьГлядит первобытной строкой.Объемлет селения пламень,Но им освещается мгла,А зодчим отвергнутый каменьЛожится главою угла!1942«Существуют четыре пути.…»
Существуют четыре пути.Первый путь – что-нибудь обойти.Путь второй – отрицание, ибоПризнаётся негодным что-либо.Третий путь – на второй не похож он,В нём предмет признаётся хорошим.И четвёртый есть путь – настоящий,Над пространством путей надстоящий:В нём предмет помещается в мире.Всех путей существует четыре.1942Про одноглазок
Решил Господь внезапно, сразу:ПоотнимуУ большинства людей по глазу,По одному.Куда ни глянь, везде циклопы,Но волей БогаКой у кого остались обаОка.Циклопы, вырвавшись из сказок,Входили в моду.И стали звать они двуглазок –«Уроды»!Двуглазки в меньшинстве остались,И между нимиНашлись, которые старалисьГлядеть одним, иХоть это было неудобноДвуглазым массам,Зато прилично и подобноВсем одноглазым.1943«Я был дураком, стариком, инвалидом…»
Я был дураком, стариком, инвалидом,Названьями щедро себя наградя;Но я не предатель: себя я не выдам, –Теперь я отъявленный негодяй!Я стал дорожить настоящей минутойИ новой своей повинуюсь судьбе;Но быть не могу и не буду иудой,А всё остальное – прощаю себе.«Кто за меня, кто за него…»
Кто за меня, кто за него,Не всё равно, не все равны;Но на себя на самогоЯ посмотрел со стороны.Мой предок раб. Мой предок скиф.Он неразборчив был на средства,И недостатков нет таких,Что б я не получил в наследство.Как предок, для своих победГотов идти на что попало.Но я пророк. Но я поэт,Хочу, чтоб было небывало.И в то же время надо мне,Моё чтоб имя стало громким,И я шатаюсь по стране,Что между предком и потомком.1943«Молодость проходит удалая…»
Молодость проходит удалая.Молодец совсем не тот, кто в морду даст.Наступает старость – и втораяПосле старости наступит молодость.Я хочу, чтоб вечно пировалиДни мои, не ведая усталости,Но сейчас торчу на перевалеИ в плену у смерти и у старости.1944«Ежели ты праведник…»
Ежели ты праведник,Прохожий,И тебе поставят памятникПохожий, –Можешь не бояться:Хватит меди –Будешь любоватьсяПосле смерти.1944«Но если путь к иным победам…»
Но если путь к иным победамЯ предпочту иным дорогам,Тогда не буду я поэтом,Тогда не буду я пророком.Я обрету людей степенность,Я принесу немало пользы,Меня признает современность,Но обо мне забудут после.1944«Мы любим жизнь со всеми трын-травами…»
Мы любим жизнь со всеми трын-травами,Которые увидели воочию.Хорошим быть – такое дарованье,Которому способствуют все прочие.Как мудрецы, мы волосы ерошимИ всевозможные вопросы ставим.Бездарный человек не может быть хорошим,Хотя бы потому, что он бездарен.Он обыватель в худшем смысле слова,Всегда слывёт за моего врага.Он крепко ненавидит всё, что ново,На всех пространствах и во все века.С отвагой безошибочного трусаОн распинал Иисуса на кресте,Чтобы потом во имя ИисусаСжигать Джордано Бруно на костре.1945«Не Дон Кихот я и не Гулливер…»
Не Дон Кихот я и не Гулливер,И книгою меня не наградили.И у меня царя нет в голове.Так что ж? Там у меня демократи́я.Мне не нужны Парнас или Олимп,И мысли у меня не арестантки.Двугривенные мне напоминают рыб,И ложки мне напоминают танки.И ни одной стены не пробивал я лбом.Куда бы я ни шёл, я приходил домой.Пускай мои стихи публичный дом,Но не являются они ничьей тюрьмой.1945Стихи, написанные под столом
Ощущаю мир во всём величии,Обобщаю даже пустяки,Как поэты, полон безразличияКо всему тому, что не стихи.Лез всю жизнь в богатыри да в гении,Для веселия планета пусть стара.Я без бочки Диогена диогеннееИ увидел мир из-под стола.Знаю, души всех людей в ушибах,Не хватает хлеба и вина,Пастернак отрёкся от ошибок, –Вот какие нынче времена.Знаю я, что ничего нет должного.Что стихи? В стихах одни слова.Мне бы кисть великого художника,Карточки тогда бы рисовалПродовольственные или хлебные,Р-4 или литер Б.Мысли, изумительно нелепые,Так и лезут в голову теперь.И на мир взираю из-под столика:Век двадцатый, век необычайный, –Чем столетье интересней для историка,Тем для современника печальней.Я мудрец и всяческое дело чту,А стихи мои нужны для пира.Если ты мне друг, достань мне девочку,Но такую, чтоб меня любила.1945«Чья душа настолько измельчала…»
Чья душа настолько измельчала,Что отдаст меня за огурец?Где оно, великое начало,Положившее всему конец?От всего немногое отведав,Я смотрю на всё издалека.По путям вопросов и ответовОчень быстрая езда легка.По путям ответов без вопросовОчень быстрая езда трудна –И торчу, непризнанный философ,В океане Истины, у дна.«Все, которые на крыше…»
Все, которые на крышеЖизнь свою пропировали,К звёздам всё-таки не ближе,Чем живущие в подвале.«Поглядеть велит сам бог нам…»
Поглядеть велит сам бог намНа сирень перед окном,Потому что передо́хнем,Если не передохнём!Примитив
Москва. Декабрь. Пятьдесят первый год.Двадцатый, а не двадцать первый век.Я друг своих удач и враг невзгод.И очень примитивный человек.А за окном обыкновенный снег,Его бы мог сравнить я с серебром.Зачем? Я примитивный человек,Который платит за добро добром.Который понимает, что зимойСнег популярен – потому воспет.А я предпочитаю летний знойИ вешних яблонь белоснежный цвет.Мне счастье улыбалось иногда,Однако редко; чаще не везло,Но я не обижался на года,А возлюбил поэта ремесло.Чтоб так же, как деревья и трава,Стихи поэта были хороши,Умело надо подбирать слова,А не кичиться сложностью души.Я по примеру всех простых людейПредпочитаю счастье без борьбы!Увижу реку – искупаюсь в ней,Увижу лес – пойду сбирать грибы.Представится мне случай – буду пьян,А не представится – останусь трезв,И женщины находят в том изъянИ думают: а в чём тут интерес?Но ежели об интересе речь,Я примитивность выявлю опять:С хорошей бабой интересно лечь,А не игру в любовь переживать.Я к сложным отношеньям не привык,Одна особа, кончившая вуз,Сказала мне, что я простой мужик.Да, это так, и этим я горжусь.Мужик велик. Как богатырь былин,Он идолищ поганых погромил,И покорил Сибирь, и взял Берлин,И написал роман «Война и мир»!Правдиво отразить двадцатый векСумел в своих стихах поэт Глазков,А что он сделал, – сложный человек?..Бюро, бюро придумал… пропусков!1951Моя жена
Не две дороги светлого стекла,Не две дороги и не две реки…Здесь женщина любимая легла,Раскинув ноги Волги и Оки.Заопрокинув руки рукавовИ золото своих песчаных кос,Она лежит на ложе береговИ равнодушно смотрит на откос.Кто знает, что она моя жена?Я для неё не пожалею строф,Хотя я не дарил ей кружеваВеликолепно связанных мостов.Она моя жена, а я поэт…Сто тысяч раз изменит мне она, –Ни ревности, ни ненависти нет:Бери её, она моя жена!Она тебя утопит ни за грош:Есть у неё на это глубина,Но если ты действительно хорош,Возьми её – она моя жена.Возьми её, одень её в гранит,Труды и камни на неё затрать…Она такая, что не устоитИ даст тебе всё то, что сможет дать!1950–1951«Подальше убраться…»
Подальше убратьсяИз мира огромности?Подальше держатьсяВ тени или в скромности?..Я слышал. СпасибоЗа все поучения.Лишь дохлая рыбаПлывёт по течению!Я буду боротьсяСо всем ненавистным мнеЗа счастье, за солнце,За вечные истины!За жизнь, за призванье,За место, за званье!Со всеми – и с вами,Тупицы и бездари.1953«Бывают в нашей жизни величины…»
Бывают в нашей жизни величиныСложней привычных степеней, корней:Так женщина умнее, чем мужчина,Ну а мужчина – женщины умней!За новое счастье
На столе много разной закуски, и хлеба,Апельсинов, пирожных, конфет, и вина…Если б мог я взлететь в тридевятое небоИ отправиться в прошлые времена,Я б туда захватил этот стол новогодний,Превосходно накрытый богатой едой.Я б из многих годов выбрал самый голодный:Из столетья двадцатого – сорок второй.Я созвал бы друзей самых лучших и милых,На себе испытавших тяжёлые дни;Я продуктами этими всех угостил их,Так что были бы мною довольны они!В нашей власти, друзья, сдвинуть горы и скалы,Только старому горю не сможем помочь…Так за новое счастье подымем бокалыВ эту радостную новогоднюю ночь!1955Зимнее утро
Мне бы спать и спать, но просыпаюсь:Череда забот сильней зевот.Зимнего рассвета белый парусПо утрам в поход меня зовёт.Мне вставать не хочется с постели,Мне бы спать и спать, но даль светла:Ждут меня удачи и потери,Ждут меня великие дела!1958