Эра счастья

– Все же любопытно поподробнее узнать о ваших результатах, – Кира заинтересованно улыбалась докладчице. – И какие инструменты применяли в своей работе вы?

– Если мы отказываемся от построения моделей и конструктов о внешнем мире и сосредотачиваемся на мире внутреннем, то трансформация оказывается универсальным инструментом работы. Какую бы проблему мы ни взяли, в пределе она уходит в страх смерти. Можете проверить каждый на себе… А энергия, с помощью которой можно работать в трансформациях, – энергия любви и веры. Предлагая нашим испытуемым работать внутри себя, мы и находим самое интересное. Первое – страхов у испытуемых мы особо не обнаружили, собственно, как и состояний любви, веры, принятия, со-бытия… И несмотря на то, что ранее мы видели разные состояния и работали с ними, эти состояния испытуемых во многом уникальны. Второе – это сложность в обучении обследуемых техникам трансформации, с помощью которых некомфортные состояния превращаются в комфортные. Дело в том, что до этого мы не сталкивались с такими ситуациями. Мы знаем, что все способны научиться работать с собой. Отличаются лишь скорости. Они зависят от мотивации и сопротивления новому, ригидности, возраста и некоторых других личностных особенностей. Мы знаем, что чем меньше у человека развиты механизмы психологических защит, тем проще ему освоить трансформацию и работать с ней самостоятельно. По ощущениям, результаты группы Александра Александровича, изучавшей мотивационную сферу, очень похожи на правду. И именно эти результаты объясняют, почему не удалось достичь успехов в обучении «счастливчиков» нам. Не имея ресурсов целеполагания и энергии для достижения цели, испытуемые не смогли освоить техники трансформации и эффективно применить их по отношению к своему текущему состоянию. Более того, мои коллеги, опытные проводники, сопровождающие лабораторных «счастливчиков» в их трансформациях, отмечали, что происходит чудовищный слив энергии, несоизмеримый с теми результатами, которых они достигали. Поэтому для себя я также приняла на веру и слова Сергея Денисовича о том, что энергия уходит по неизвестным пока нам каналам. Резюмируя, скажу, что для себя мы так определили ключевое отличие людей, подвергнутых влиянию объекта «Эс Икс», и людей, не знакомых с ним. Это не внешние проявления и не особенности состояния. Иначе в этом не было бы ничего уникального. На самом деле это – неспособность к изменению себя, в частности – неспособность к трансформациям, а значит, и невозможность изменить весь событийный поток и качество жизни в целом. Мы не отчаиваемся научить сталкеров нашим техникам, и если это произойдет, то мы будем понимать, что в этих экспериментах мы столкнулись с ситуациями, в которых просто нужно больше времени для работы. Если же нет – это будут первые в нашей практике состояния, которые не поддаются трансформации.

– Ирина Александровна, вы много говорили, что нужно исследовать именно внутренний мир. Расскажите подробнее про те состояния, в которых живут все, кто принял объект «Эс Икс».

– Как внешний наблюдатель, я утверждаю, что эти состояния не являются типичными для человека. Сами носители не дают о них вербальных характеристик, не высказывают какого-либо внятного отношения к ним. Поэтому с уверенностью говорить, что они доставляют им дискомфорт или расслабление, счастье или боль, безусловно, неправильно. Однако неспособность к саморегуляции – это витальная проблема для человека. Если человек не может изменять свой внутренний мир, работать с его объектами, с тем, что его беспокоит, а через это – двигаться к подлинному счастью, становится крайне грустно. Получается, что человек, сравнительно недавно обретя настоящую, действенную возможность прийти к счастью, я имею в виду знания о трансформации и способности к ней, лишается ее посредством объекта «Эс Икс». При этом сам погружается в состояние, лишь отдаленно напоминающее счастье. Не вступая в спор с коллегами, которые увидели в состоянии испытуемых некие признаки счастья, могу утверждать, что на уровне тонких тел ни о каком счастье речи не идет. Вы же знаете, что помимо физического тела у человека есть еще другие тела… Мы это экспериментально показали в наших более ранних исследованиях… Так вот во всех этих телах остается след действия объекта «Эс Икс». И след этот совсем не светлый. Например, в пятом, мыслительном слое, мы наблюдаем конструкты, которые искажают самовосприятие. Это похоже на обращенные друг к другу зеркала, которые, многократно отражая один объект, формируют в восприятии бесконечный коридор этих объектов. Таким образом, одна-единственная вспышка счастья интерпретируется ими как нескончаемая череда счастливых мгновений. В слое эмоций мы, наоборот, смотрим, как сквозь пуговицу – видим лишь «дырочки для нитей», которые воспринимаем как счастье, а все остальное скрыто от нас. Этот и другие фильтры накладывают отпечатки на то, как испытуемые воспринимают себя и свое состояние. В седьмом слое вообще творится такое, что мне не хватит слов и образов, чтобы это описать, однако за всем этим восьмой и прочие слои даже не угадываются, как будто их вообще нет.

– Очень много интересного вы нам поведали, – покивала Кира.

– Ну, на этом пока и подытожим, – мягко улыбнулась Ирина Александровна и направилась к своему месту.

В центр аудитории уже спешила молодая художница. Ее творческое призвание летело далеко впереди, заранее настраивая все окружение на встречу с ней. Не было никаких сомнений: эта женщина могла быть только художником. Наивная и несуразная, как первое свидание, она стремительно заняла место докладчика и сразу наполнила пространство эмоциями весны и жизни:

– Я мало поняла из того, что сказали сегодня мудрые мужи и женщины, – девушка говорила с придыханием, как будто была восхищена каждым своим словом и тем, что стояло за ним, – но мне, наверно, и необязательно понимать… Меня зовут Марина Морская, – по залу прокатился смешок, в котором слышалось «масло масляное».

– Это моя настоящая фамилия, – смутилась докладчица, но тут же, вдохновившись дыханием своих творческих мыслей, начала изливать их на слушателей:

– Послушайте, вы не представляете, какой потенциал у этих ребят! – воскликнула она – здесь можно было написать «и картинно закатила глаза», однако по существу эта фраза ничего не отразит. Девушка находилась буквально где-то между блаженством и небесным раем. – В фойе мы выставили их работы маслом… акварелью… карандашами… – с каждым словом Марина уносилась во все более далекие небесные дали. Оставалось непонятно, что же удерживает ее парящую душу в этом бренном теле. Похоже, и она этого тоже не понимала, потому что каждый раз, открывая глаза, как бы удивлялась тому, что видит перед собой. Каждый раз это оказывались совсем не райские сады, в коих она смотрелась бы весьма уместно.

Весь зал расплылся в умилительных улыбках: всем отчего-то стало очень хорошо и радостно. Настолько мило и просто смотрелась эта девушка на фоне разгула научных стихий, что ей моментально простили и ее необразованность (для многих это было «очевидно»), и сбивчивый слог, и неклассический внешний вид. А она между тем продолжала порхать с одного облака-мысли на другое:

– Нет, они не блещут техникой, и вообще стиль каждого из них сложно описать! Но столько радостных эмоций и столько счастливых мыслей эти картины рождают… Вам будет сложно удержаться от восхищения!.. Вы знаете, я была приятно поражена, когда познакомилась с этими людьми! Без преувеличения, эта возможность – сущий дар небес! Вы видели? Они счастливы от всего: проснулся – какой восхитительный день, умылся – какая звенящая вода, надел одежду – какая она поразительно приятная и каких чудесных цветов!.. Это восхитительные люди! Я никогда не забуду встреч с ними! Я столькому у них научилась!.. Я приглашаю вас в перерыве испытать всю гамму радостных чувств. Ведь без преувеличения – каждая работа шедевральна! Пожалуйста, прошу вас!

И докладчицу, словно легкую бабочку утренним ветерком, унесло с центральной точки аудитории.

«Мы в восхищении!» – чуть было не сказала вслух Кира, однако, преисполненная самыми добрыми эмоциями по отношению к докладчице, сдержалась:

– Спасибо вам, Марина. Вы, как ясное солнышко, тронули всех нас своим появлением. Я не успела вас представить и пояснить коллегам, что вы были одним из самых настойчивых наблюдателей, кто стремился работать с осчастливленными испытуемыми. Ваши подходы к раскрытию художественных способностей были совершенно особенными. Именно поэтому вам нашлось место в сегодняшней итоговой конференции. Спасибо.

В ответ бабочка-докладчица на лету легко раскланялась публике, как будто тренькнула крылышками, и скрылась из виду.

– Ну что ж, господа, перерыв, – Кира указала рукой вслед улетевшей художнице. – Прошу пройти восхититься результатами творческой деятельности наших подопечных. А после перерыва приглашаю к открытой дискуссии!

***

Дверь отворилась: слишком быстро для проказ ветра и слишком медленно для входящего человека.

Михаил Александрович Наумов, читавший книгу у камина, обратился в слух, признаваясь самому себе, что чтение чересчур сильно захватило его: он пропустил какую-то предысторию этого непонятного дверного скрипа.

В следующую секунду в приоткрывшемся проеме он увидел металлический отблеск. Опытный взгляд тут же определил в нем ствол оружия.

«Зачем пробираться в комнату, если проще убить меня тысячей других способов? Переговоры? Возможно», – подумал Михаил Александрович, внешне не изменив картину себя-читающего.

Оружие «вошло» в комнату вместе с Волком, который тут же его опустил.

– Там снаружи кто-нибудь жив? – вместо приветствия спокойно спросил Наумов, размещая закладку между страниц и откладывая книгу. – Или ты не беспокоишь себя подобными размышлениями?

– Я не убивал, – кратко сказал Волк, обежав комнату глазами и убирая оружие.

Военный медленно, чтобы не спровоцировать никаких инцидентов, поднялся навстречу вошедшему и взглянул на него прямо и уверенно. Стоящий перед ним человек заслуживал его внимания, поскольку был либо талантливым переговорщиком, либо талантливым бойцом. Иначе как он смог пройти его собственную охрану?

– Кто ты? И зачем пришел?

– Предупредить, – тихо ответил Волк, игнорируя первый вопрос. – Я могу рассчитывать на четверть часа твоего времени?

– Хорошо. Я дам отбой своим людям, – сказал военный и улыбнулся, – если, конечно, там действительно есть хоть кто-то живой.

Волк утвердительно кивнул, разрешая военному взять телефон.

В следующую секунду на том конце ответили и приняли распоряжение командира «под козырек».

Михаил Александрович так же медленно опустился на свое место, жестом пригласив в соседнее кресло странного гостя.

– Прошу. Я весь внимание.

Волк сел. Сделал глубокий вдох.

Действовать всегда было для него легче, чем говорить. Понятнее и результативнее. Но он понимал, что сейчас главное его действие – это слово. Он уставился на собеседника.

Ему отвечал спокойный, сосредоточенный взгляд.

– Виноградному угрожает серьезная опасность.

– Поэтому я здесь, – улыбнулся одними губами военный, не отводя глубокого взгляда от Волка. А тот снова втянул в себя воздух и продолжил:

– Это не просто опасность. Это самое серьезное противостояние, которое только можно себе представить… Сначала я думал, что я часть его, но потом понял, что это не так… Но я хотел предупредить не об этом… А о человеке по имени Велигор. Это мощный религиозный деятель, влиятельный политик, несокрушимый воин и незаурядная властная личность. Его цель – захват «Эс Икс» и максимальное его распространение под своим контролем. Если это случится, он гарантированно будет править миром.

Михаил Александрович, не отводя взгляда от собеседника, склонил голову набок, размышляя над тем, что слышит. Прищурившись, он старался как можно глубже проникнуть то ли внутрь глаз Волка, то ли в смысл услышанных слов. А Волк, не останавливаясь, продолжал:

– Поэтому не только Виноградное в опасности, но и весь мир, все человечество… В сегодняшнем его понимании…

– Я повторюсь. Именно поэтому я здесь.

Волк спокойно выдержал испытание пристальным взглядом, на секунду проваливаясь в воспоминания о последней встрече с Велигором. Почему-то никак не получалось донести главное. Слова были не те и не о том.

Резко сбрасывая пелену воспоминаний, Волк твердо потребовал:

– Расскажи мне, как охраняется Виноградное и объект «Эс Икс», сколько у вас людей, где они рассредоточены, каков механизм взаимодействия.

В ответ Наумов лишь откинулся на спинку кресла и медленно произнес:

– Если ты пришел за информацией, тебе долго придется ее ждать, – и в этот момент Волк увидел в глубине зрачков своего собеседника молодого Мишу, замученного до полусмерти, но не сказавшего ни слова, – а если пришел с информацией, я продолжаю слушать тебя.

Повисла пауза, в которой Волк одновременно и досматривал тяжелые картины пыток бывшего военнопленного, а ныне своего собеседника, и раздумывал, как и что именно нужно рассказать, чтобы действительно уберечь людей от надвигающейся угрозы.

Переключившись с размышлений о себе и о том, что необходимо сказать, на опыт другого человека, на его путь и его испытания, Волк смог сформулировать то, что было у него внутри.

И он рассказал о своем сталкерском прошлом, о том, как впервые встретился с Велигором, как долгое время работал с ним. А также о том, как преобразила Зона этого человека, о его нынешних планах. Последнее он постарался изложить в высшей степени точно, во всех деталях, которые узнал из первых рук.

Михаил Александрович слушал, не перебивая, не задавая вопросов. По его лицу нельзя было точно определить, что он думает или чувствует. И только дав Волку полную возможность высказаться от начала и до конца, немного помолчав, он спросил:

– Какова твоя роль во всем этом? Почему Велигор был с тобой откровенен? Как Зона изменила тебя самого?

Волк метнул взгляд на собеседника и понял, что от него не удастся скрыть свою силу:

– Велигор знает, что не только у него есть власть над людьми, но и у меня. Мы оба способны подчинять и вести за собой. Я мог бы польстить себе и сказать, что мы разные, но разного в нас гораздо меньше, чем похожего. Думаю, что все слова, сказанные им для меня, должны были подтолкнуть меня к борьбе. Его цели против моих целей. Его смыслы против моих. И так далее. Но этого не случилось…

– Погоди… Что еще за власть, о чем ты говоришь? Как можно подчинить себе человека? – недоверчиво произнес Михаил Александрович.

– Как тебе объяснить… – Волк задумался.

– А ты не объясняй, – предложил выжидательно-испытующий взгляд. – Покажи.

Волку понравилось это решение, так как эффективность его была максимальна и при этом не было нужды затрачивать массу времени и слов. Он отпустил часть своего сознания и дал волю своей силе.

То, что почувствовал Михаил Александрович в следующую секунду, он не смог бы описать никому и никогда по двум причинам. Во-первых, у него не хватило бы слов и образов, чтобы выразить свое состояние, во-вторых, он не посмел бы признаться в том, что почувствовал в эти секунды. А почувствовал он животный страх и желание преклонить голову перед существом, находившимся перед ним. Где-то в животе собралась вся его жизнь и устремилась струйкой в сторону Волка. По спине бежал холодок, готовый в любую секунду подстегнуть его к действию. И если в нем самом и осталось хоть что-то живое, так это были инстинкты.

Уже через минуту Волк прекратил «показательное выступление» и с ожиданием воззрился на военного, который медленно возвращался из первобытного мироощущения в себя сегодняшнего. В себя, который может сам управлять своими эмоциями, разумом, волей. В себя, прошедшего ад войны и болото перемирия. В себя, который был и бессловесным подчиненным, и большим начальником, который думал, что знает о власти все и со всех сторон. Но возвращающееся сознание говорило ему, что только сейчас он по-настоящему, на собственной шкуре узнал, что такое власть. Та самая власть, которая подчиняет тебя буквально до мозга костей и по отношению к которой у тебя нет выбора, подчиниться или нет.

– Я продолжу, – удовлетворенно предложил Волк потрясенному военному. – Вот такая власть дана и мне, и ему. Если бы я мог показать тебе собственные ощущения, те, которые рождаются в этот момент с моей стороны, – он оскалился, – ты бы был впечатлен еще больше. Там открывается такое состояние, которое захватывает не меньше, чем то, что ты сейчас испытал. И чем больше находишься в нем, тем больше жаждешь еще и еще.

Михаил Александрович отрицательно покачал головой в знак того, что с него достаточно экспериментов, и впервые отвел взгляд от глаз Волка, признаваясь себе самому, что не хотел бы почувствовать это еще хотя бы раз.

– Я долго присматривался к этому дару Зоны и увидел то, чего не увидел Велигор. Такая власть – не только благословение, но и проклятие. Он, получив ее, наслаждался, применял и совершенствовал ее. Власть – это его воздух и его смысл. Он сочинил себе цели и уверенно двигался к ним. Но можно сколько угодно пребывать в иллюзиях, что твои цели – самые благие и правильные из всех, и заставлять людей достигать их. Но если ты идешь по трупам, по боли, по разоренным душам, ты никогда не насытишься. Чем больше он властвует, тем сильнее хочет еще больше власти. Он никогда не остановится, но и никогда не придет туда, куда собирался прийти. Это бессмысленный бег, погоня за своим же хвостом. Это тот же наркотик, делая выбор в пользу которого ты каждый раз все больше подсаживаешься на него и зависишь от него. Тебе кажется, что все в порядке, что все прекрасно, но окружающим видны все ужасы твоего преобразования, тупиковость твоих цикличных, одинаковых по сути решений. Я знаю это, потому что прошел весь этот путь внутри себя самого. Это главное, что различает нас с Велигором. Не потенциал силы, не цвет цели… Просто я понял, что у этого пути нет счастливого финала.

Волк задумался, проживая разные жизни и присутствуя там, где никогда не был. Одновременно он был сталкером, шагающим с богатырем-другом за очередным хабаром, и диким волком, выслеживающим добычу, и незримым наблюдателем за пытками неопытного бойца Михаила и душевными мучениями оставленной им у КПП института Киры… Те миры, в которых он одновременно находился, сами говорили за него именно то и именно так, как нужно было в данный момент именно с этим собеседником:

– Я знаю, что слова Велигора были приглашением в его игру, новую захватывающую игру, в которую одному играть слегка скучновато. Если бы я вступил в эту борьбу, ничего хорошего бы из этого не получилось. Потому что так мы были бы в вечном противостоянии под названием «чья власть сильнее». В этой игре погибло бы много судеб. Не только людских, но и целых городов, а может быть, рас, а может, вероисповеданий. Не знаю, куда нас завели бы эти игры со страстью. На каждый его силовой выпад я бы отвечал еще большим, в ответ он находил бы еще более сильное решение, и так до бесконечности. Но я придумал, как разорвать и этот круг. Для этого мне не нужно в него вступать и начинать там вращаться. Связь противостояния, которая заложена между нами, создает такой потенциал энергии, что вокруг нас со временем закрутился бы весь мир. Но разорвать эту связь можно в любой момент. В том числе до начала этого противостояния… В моей жизни было много боев и славных побед на самых разных поприщах. Они научили меня, что не каждая война – моя. Я скажу больше: чем сильнее цепляет причина войны, тем в большей степени вероятно, что в нее ввязываться нельзя. Эту борьбу можно и нужно вести только внутри самого себя: со своими страстями и немощами, истощая и те и другие, истребляя их, а не тех, кто вокруг тебя. Только так ты сможешь добиться истинного мира, покоя, счастья… Если это, конечно, и есть твоя настоящая цель. А цель Велигора – власть. Он хочет властвовать над всем, не признавая выше себя никого. Но упускает главное: он добровольно подчинился страсти и будет ее рабом до конца своих дней. Поэтому Велигор никогда не достигнет цели. Невозможно быть одновременно господином и рабом.

Во время этой речи у Михаила Александровича тоже пронеслось очень много картин и мыслей перед глазами. Во-первых, он не ошибся: его собеседник действительно оказался человеком незаурядным, и чем больше он о нем узнавал, тем больше ему хотелось знать. Во-вторых, его слова были настолько глубокими и мудрыми, что Михаил Александрович испытывал восхищение и уважение, а это случалось с ним крайне редко. В-третьих, информация, которую сообщал ему собеседник, была ценной, так как вскрывала причины действий противника, который в этой беседе обрел реальные черты. Все это доставляло военному интеллектуальное и моральное удовольствие, хотя любого другого человека, узнавшего о нечеловеческих способностях противника, это, скорее всего, только напугало бы. Но, несмотря на самые разные мысли и чувства, он не терял нити повествования, успевал прорабатывать разные стороны происходящего. И у него оставалось еще много вопросов:

– Почему ты считаешь, что нам удастся отстоять Виноградное, если лучший военачальник, по мнению Велигора, то есть ты, отказался принять эту роль?

– Потому что это именно тот сценарий, который, с его точки зрения, является самым слабым. Плох тот командир, который не рассматривает все варианты. Еще хуже тот, кто недооценивает своего противника. Конечно, он силен, но он слишком пренебрежительно относится к другим. Гордыня правит им и подпитывает тем самым его властность. Глупее этого ничего нет. Поэтому у тебя есть все шансы.

– Резонно, – согласился с его словами Михаил Александрович. – Какова твоя оценка меня как противника Велигора?

– Я знаю, что ты достойный воин. Это твой путь, твоя миссия, твоя жизнь. Я также знаю, что ты сделаешь все от тебя зависящее. Все обстоятельства я тебе изложил, и ты сможешь правильно подготовиться и решить и эти задачи тоже. Кроме того, ты настоящий полководец, а я – волк-одиночка, которому по природе не дано носить на себе груз ответственности за других. А ты другой. Ты сможешь.

– Какую роль ты отводишь себе?

– В данный момент – максимальная помощь тебе, а дальше – неважно. Там будут другие задачи. И я решу их сам.

– Чем именно ты можешь помочь? Не поверю, что ты не продумывал стратегию борьбы.

– Неважно, о чем я думал, но стратегию разрабатывать будешь ты. И реализовывать – тоже ты. Если потребуется, я помогу выследить и нейтрализовать лидеров среднего звена. Таким образом ты пошатнешь армейскую дисциплину в сообществе Велигора. А без этого он не сможет действовать так эффективно, как планировал.

– Какие слабые стороны ты можешь отметить у Велигора, кроме его стремления к абсолютной власти?

– Думаю, все его слабости слишком мелкие для самой главной его страсти. Подчинив себя одной цели, он сам искоренил все прочие детали своего характера, а недостатки превратил в силу.

– Что еще я должен знать в преддверии главной схватки, к которой готовится Велигор?

– Как военный командир, ты должен проверить своих людей и лично участвовать во всех проводимых операциях. И душой, и сердцем, и умом. И стратегия, и тактика – все должно быть продолжением тебя самого. Что же касается нашего разговора, безопаснее будет, если он полностью останется только между нами. Незачем пугать других богоподобностью неприятеля… У тебя есть еще вопросы? Время, которое я просил у тебя, уже истекло.

– Можно ли как-то избежать влияния той власти, которую ты мне показал?

– К сожалению, не знаю. Я нахожусь по другую сторону этого процесса и борюсь совсем с другими ее проявлениями. Как быть тебе – должен искать и решать только ты сам.

– Как я могу найти тебя, если понадобишься?

– Я сам появлюсь, если такая необходимость действительно будет.

Михаил Александрович развел руками, показывая, что если уж так, то какие могут быть вопросы:

– Ну, хорошо. Скажи хоть, как тебя зовут, нежданный гость. Ты тронул меня своими словами, мыслями и способностями, и я хотел бы запомнить тебя по имени…

Волк на секунду замешкался, но, приняв решение, хотел быть честным и в этом:

– Я никому не говорил, но ты запомни. Мой отец назвал меня при рождении Вахтанг. А мама называла меня Ашан. В моем роду верили, что у каждого человека есть тайное имя, которое дает ему силу. Знать это имя положено было только самым близким людям. Не знаю, верить ли в это, потому что я раскрыл свое имя для всех в своем нынешнем прозвище – Волк. Я к этому имени привык сам и приучил людей. Это имя вызывает у них уважение, а мне дает повод думать, что не зря живу. Выходит, мои родители были удивительно правы, выбирая имя для меня8.

Наумов благодарно кивнул, протянул ему руку и коротко представился:

– Михаил.

Волк, еще раз встретившись взглядом с военным, пожал его руку и скрылся в темноте.