Нити судьбы: Венец предательства

– Поняла, спасибо, – выдохнула. Вдохнула. Около входа куча журналистов и вновь прибывающих.

– Почему мы не заехали со стороны парковки? – канючу, словно ребёнок.

– Ну нет, мы же должны эффектно появиться, – театрально прокричал Петров, выходя из авто, подавая мне руку. – Моя богиня! – да почему бы это мне на лбу не написать, я же не стесняюсь, правда? Все, Мир, пора успокаиваться: просто улыбайся, они тебя не съедят, – бормочу под нос.

С этого момента я просто улыбалась на автомате, вцепившись в надёжное плечо друга.

– Расслабься, смотри, они все от тебя в восторге, – подбадривает. – Представь, что это я с камерой, – машет кому-то рукой.

– Тогда мне следует раздеться, – пытаюсь шутить, щуря глаза от ослепляющей вспышки.

Мы вошли в старое здание, внутри всё в стиле театра: белые колонны, статуи, наряженные официанты. Вдали виднеется круглая сцена с ведущим, расставлены столы по бокам, а в центре толпится народ.

К Петрову подходят много пар, попутно здороваясь со мной. Мужчины как истинные кавалеры целуют руку.

От волнения хватаю один бокал за другим, и с каждым мне становится всё легче улыбаться и смеяться над дурацкими шуточками многих богатых “папиков”.

Через полчаса мы расселились за столы с белоснежной скатертью. Я с явным любопытством принялась рассматривать соседей: две абсолютно разные пары. Мужчины под сорок, один из которых в сопровождении высоченной блондинки с красивым конским хвостом, второй же не сводит глаз с жены, женщины его возраста. Удивительно, ведь серебристое платье блондинки открывало прекрасную большую силиконовую грудь; периодически даже я залипала взглядом на её идеальных формах. На сцене какой-то известный ведущий перечислял заслуги фонда за уходящий год. А я запивала икоту прекрасным напитком, шаря по сторонам в надежде увидеть его – мужчину, из-за которого просыпаюсь с лужей между ног. Дура, конечно, с чего взяла, что он придёт. Боже, эти мысли сводят с ума: я ведь его даже не знаю.

– Яр, мы долго ещё так будем восседать? – зеваю в ладошку. Слишком душно, слишком много людей, и шампанское в бокале начало заканчиваться слишком быстро.

– Мир, это какой по счёту? – строго, функция старшего брата включена.

– Не считала, я волнуюсь, я тут уже стольким наулыбалась. Можно мне проветриться? – смотрю в карие глаза с надеждой.

Боже, мне так жарко, да я возбуждена и не понимаю – это потому, что весь вечер мой мозг вспоминает красивого мужчину, или всё-таки моё тело его чувствует?

– Мирослава, вот так встреча! – рядом появляется Давид, улыбается во все свои белоснежные 32 зуба. И всё вокруг сразу становится позитивным.

– Давид, – расплываюсь во встречной улыбке. Моё тело словно расслабляется и оживает, приятная теплота прокатывается от ног до самых щек.

– Можно пригласить вас на танец? – подаёт руку.

– Ммммм… – улыбаясь, всё ещё смотрю на него, сощурив глаза. – Дааааа…

Встаю со своего места, поправляю платье и даю ему время, чтобы восхититься моим нарядом.

– Мирослава, вы прекрасны, – заворожённо произносит он, его карие глаза блестят.

Примыкаю к нему, кладу руку на его плечо и позволяю себе чувствовать каждый момент, пока он ведёт нашу пару в танце. Приятно ощущать бархат чёрной ткани его пиджака, свежий запах его духов. Этот мужчина великолепен – он идеален до кончиков пальцев, вернее, до платиновых перстней на его ровных сильных пальцах.

– Кажется, вы в полёте? – хрипло смеётся он, кружа меня.

– Давид, кажется, вы прекрасно ведёте, – открываю глаза и фокусируюсь на его лице.

Тёмная борода коротко стрижена, на голове – чёрный ежик, в ушах – бриллианты, под белым воротником виднеется часть черной татуировки. Бордовая бабочка как ни кстати говорит о его скрытой дерзости. Да, он определённо горяч.

– Вы так смотрите на меня, – шепчет он мне на ухо.

– Как, Давид? – склоняю голову на бок, чтобы прошептать в ответ.

– Мне хочется подарить вам полцарства, – отклоняется назад, закусывая нижнюю губу.

– Давид, вы шутник, – смеюсь, отклоняя голову назад, даже не забочусь о том, что это может быть громко или неприлично. Мне так хорошо, так смешно.

Музыка стихает, чтобы дать слово ведущему, все вокруг начинают расходиться и суетиться. Мы вынуждены проснуться и выйти из этой сказки.

– Благодарю за танец, Мирослава, – предлагает он мне снова осесть на свой стул для пыток этого вечера.

– Давид, – кротко улыбаюсь и провожаю его взглядом.

– Я смотрю, ты везде поспела, – бубнит друг, глотая простую воду из бокала.

– Дружочек… – только собираюсь ответить колкой шуткой на его выпад, как замечаю высокую блондинку, которая искусственно скалится и с восхищением направляется прямо к другу.

– Ярослав, как приятно, что вы здесь, – к нам подсела высокая статная блондинка в длинном синем платье. – Ваша спутница? – изучающим скользким взглядом прошлась по мне. Неприятно до дрожи.

От неё веет какой-то мерзостью и наигранностью.

– Мирослава, – подаю ей руку, попутно рассматривая огромный бриллиант на безымянном пальце.

– Лия, очень приятно, – коснулась своей холодной мокрой рукой меня, и это не самое приятное чувство, особенно с учётом того, кем она является.

– Лия – организатор фонда, – пояснил Петров. Ага, и невеста самого горячего мужика на планете, да и сама она красавица.

О, нет, нет, нет, Мирослава, прекращай сейчас себя с ней сравнивать, вы разного поля ягоды, и на её территории ты потерпишь поражение.

– Мне нужно с тобой поговорить, Ярослав, на счёт нашего договора, вы не против? – улыбается она, и в голове возникает вопрос: я предвзята или она правда такая фальшивая?

– Конечно, идите, – провожаю их взглядом с широченной улыбкой, пока Петров грозит мне пальцем.

Как только они скрылись за кулисами, тут же даю деру и лихорадочно начинаю искать путь на волю. Пара коридоров, и выхожу на пустую парковку; наконец, мои лёгкие наполняются прохладным воздухом.

Все слишком светские, каждый норовит другому чуть ли не в зад залезть. Терпеть не могу эти притворства. А тут тихо, спокойно, одиноко. Интересно, он простит мне, если я уеду?

Кто-то накинул мне на плечи большой чёрный пиджак. Не пугаюсь, не поворачиваюсь – это Аид, точно! Чувствую спиной, каждой клеточкой. Запах его духов остался на мне ещё с первой встречи, и уж его точно ни с чем не перепутаю. Как же это странно, моя разная реакция на этих мужчин.

– Минус на улице, замерзли? Вы вышли, Мирослава, да ещё и в платье? Так и простудиться недолго, – грубый, решительный, мужественностью несёт за километр. Достал сигарету из пачки и прикурил.

– Душно там, – пытаюсь связать хотя бы пару фраз, смотря на этого бога в смокинге. Моё и так звенящее сердце пустилось в гонку. Превращаюсь в маленькую собачку рядом с большим опасным львом.

– Опять проблемы с алкоголем, госпожа Вольная, – утверждает он, и его губы искривляются в ухмылке, а язык проходит по нижней губе в тот момент, как он выдыхает дым.

– С самоуверенными мужчинами, – причмокнула губами, стараясь отвести глаза. Пелена очарования спала с моих глаз. На смену ей пришёл вздох разочарования.

– Угостите? – указываю на сигарету, нужно занять себя чем-то, иначе так и буду пялиться, как идиотка.

– А папа ругать не будет? – насмехается он, проводя большой ладонью по идеально уложенным назад чёрным волосам.

– А мы ему не расскажем, – откуда я взяла столько смелости, чтобы подмигнуть ему? Лучше бы его ладонь касалась меня, определённо.

Он не стал спорить, достал и открыл передо мной пачку толстых с белым фильтром сигарет. Ммм… пахнут шоколадом, но глотаю слюну вовсе не из-за любимого вкуса, а из-за вида красивейших мужских длинных ровных пальцев.

Дает мне прикурить красивой железной зажигалкой со змеей. Вдыхаю табачный дым и успокаиваюсь, сердце замедляет бег. Спрятаться за сигаретой, не подумав, как я буду для него выглядеть. Как малолетняя дура? Да какая к чёрту разница? Усмехаюсь, идиотка. Его невеста с большущим бриллиантом в зале. К сожалению, моя ширма в виде сигареты быстро заканчивается; выдаю первое, что приходит в голову.

– Красивые пионы, – репетировала эту фразу сотни раз, а пропищала как намокший звонок на велосипеде.

– Да, – рассмеялся он. – Не подумал о генерале, извините меня, Мирослава, – просто, без пафоса, издевок и пояснений. Его голос сводит с ума.

– Да я тоже не должна была вас уродом называть и кидаться обувью, – поворачиваюсь, чтобы заглянуть в ореховые глаза. Стыдно, но вот сейчас от признаний должно полегчать.

– Признаёте, значит, что с мужчинами так себя вести нельзя? – поедает глазами, шагнув ближе, и становится жарко.

Сделала шаг к нему, моя левая нога полностью показалась из разреза.

– Дааа, но мне понравилось, – шепчу, смотря вверх на губы, которые подрагивают.

Играю с ним, ожидая, когда же сорвётся с тех самых петель? Или не сорвётся, и я буду выглядеть вертихвосткой, которая пытается соблазнить. Стыдно? Неа, буду чертовски жалеть, если не сделаю этого.

Он не заставил ждать. Резко хватает за талию, толкает к стене, пальцами поднимает подбородок, чтобы укусить за губу, затем проникает грубо своим языком в рот. Дрожащими от перевозбуждения пальцами хватает за пучок волос, вырывая все невидимки. Вторая рука пробралась в разрез и сжала бедро, закинув его себе на ногу. Стальная эрекция упирается в живот. Хочу его, определённо; все остальные мысли к чёрту, я никогда ещё не чувствовала такого возбуждения, мурчу ему в губы, как мартовская кошка, ощупывая твёрдую грудь сквозь ненавистную рубашку, пытаясь пробраться к коже, сорвать всё к чёртям.

– Мир, что ты делаешь? – шипит он отчаянно с ненавистью.

Откидываю голову назад, тяжело дышу, заливаюсь хриплым смехом от облегчения; его реакция для меня как мёд – сладкая, липкая, вкусная, то, что надо. Да, я хочу его съесть, облизать с ног до головы, определённо, прямо сейчас в моей голове миллион разных развратных картинок.

Не отпускает, обнюхивает моё лицо, словно животное.

Дрожу от желания, не чувствую холода, растворяюсь в сильных руках. Если он сейчас решит взять, я отдам без возмущений, даже сама его раздену. Хоть здесь, за любым углом, в авто – ничего не важно.

Отдалённо послышался стук каблуков по бетону парковки и эхо от разговора.

– Извини, малышка, – шепчет он, облизывая свои ровные губы.

Амиран резко выпрямился и отшатнулся, оглядывая свои творения на моём теле.

Улыбаюсь, закусывая распухшие губы. Расправляю локоны, уничтожая последние следы прически.

– Я ничего не делаю, Амиран Бесарионович, – нарочно покрутила голой ногой, делая вид, что поправляю платье.

– Ну перестаньте, – усмехается он, оглядывая мою ногу.

– Пошлите, видел я ваше "ничего", Мирослава. Шагайте, а то замерзнете, ваши кавалеров не вышли, чтобы вас согреть, – схватил меня за локоть и повёл ко входу.

Стоп, это что, была ревность? Вау. Или мне просто кажется? Начинаю осматриваться по сторонам.

Пара тёмных коридоров, отводящий глаза обслуживающий персонал, и мы наконец-то вышли в зал, и тут же наткнулись на Ярика, Лию и осознание ситуации, в которую я попала.

Господи, как грязно, я ведь даже не знаю его, а он почти женат. Я страстно желала ему отдаться. Во рту становится горько от обиды и стыда.

– Вот ты где, – она подошла к мужчине и поцеловала его в щеку. – Милый, репортеры нас уже заждались, – сладко щебечет, прожигая меня взглядом. – Интервью на счёт свадьбы, – скалится мне.

Вот же сука, это сработало лучше холодного душа, возбуждение как рукой сняло.

– Извини, выходил подышать, – жёстко, прямо, не отвечает милостью.

– Спасибо вам за пиджак и за то, что проводили обратно, сама бы я заблудилась, – пытаюсь улыбнуться всем троим, чувствуя себя виноватой. – Спасибо, – сняла пиджак и протянула ему; наши пальцы соприкоснулись, как и взгляд, запуская по венам импульсы тока. Чёрт, я попала, это не пройдёт. Во мне закипает ревность, злость и ненависть. Чёрт! Чёрт! Чёрт!

– Пойдём, Мир, я должен тебя кое-кому представить, – Ярослав потянул меня в сторону.

Дальше вечер проходил в том же русле: знакомство, шампанское, глупые шутки. Только теперь мне не до смеха, глазами ищу его везде, но каждой клеточкой ощущаю, что его больше здесь нет. Чувство будто бы меня опустошили, а всё вокруг выкрасили в серый безвкусный цвет.

Так прошёл час, второй. В машине я оказалась уже совсем без сил, Яр помог снять мне туфли, уложив мои ноги себе на бедра.

Конечно, он ждал весь вечер, чтобы спросить; я слишком хорошо его знаю, любопытство веет за версту.

– Мир, ты должна рассказать своему другу, что происходит между тобой и этим неприлично богатым и красивым мужчиной. Высоким мужчиной? Ну, тем, который горячее Везувия. Ну, который такой высокий и с божественно правильными чертами лица, – отводит глаза, стараясь не смущать меня, и машет рукой, перечисляя эпитеты.

Мы доедаем вчерашнюю пиццу на его коричневом диване в гостиной.

– Ничего, – говорить о нём совсем не хочется; ситуация с его невестой выдалась дивной.

– По тому, как вы смотрели друг на друга, не скажешь. Да и пару засосов на твоей шее говорят об обратном. Ах дааа, это наверно плойка, – сощурил глаза, поднимая палец вверх. Чёртов актёр. Подаёт мне открытую минералку.

– Грузинская, как ты любишь, – усмехнулся он.

– Ещё раз – и в глаз, – грозно толкаю его ногой в бок, на что он поднимает руки вверх в знак поражения.

– Мы целовались, но ты этого не знаешь, потому что этого больше не будет, – люблю его поражать: круглые глаза, открытый рот – бесценно.

– Ну, это я и так понял по красным следам на его рубашке, – начал выстраивать цепочку, размахивая руками. – Но что между вами? Понимаешь, Мирёнок: любовь? Ну, трах?

– Ничего! Заворачивай свою фантазию, – раздражённо встаю с дивана и кидаю корочку от пиццы обратно в коробку. Красная помада на рубашке подбадривает меня, придаёт уверенности в этих мнимых соревнованиях за сердце этого бога.

– Пошли, горе моё, дам тебе пижаму. Вставать рано, Виталий Сергеевич в десять хочет с нами поехать ёлку выбирать, – бубнит он себе под нос.

Обнял меня за плечи и повёл к своей тёмной ванной. – Слушай, он стал таким…

– Папой, папой. Понимаю, что нашло, не знаю, – пожимаю плечами, валясь с ног от усталости или, скорее, от разочарования.

– Чувствую, жара даст этот год, – даёт зубную щётку уже с пастой. – Знаешь, это очень ожидаемая свадьба; я буду делать их фото, – мнётся, не хочет чего-то сказать.

– Так, дружок, – поднимаю на него глаза с полным ртом пены. – Закончили: у нас был только поцелуй и больше ни-че-го.

– Просто будь осторожна, Лия не отпустит его, да и он не дурак, – бубнит он себе под нос, упёршись взглядом в раковину.

– Петров, – ополаскиваю рот, выпрямляюсь и толкаю его, чтобы он взглянул на меня в зеркало, – закончили, я в их игры не полезу, трахаться с ним не буду, – раздражённо загибаю пальцы. – И целоваться больше тоже! Understood me?

– Yes, of course, – исчезает за дверями, чтобы не нарваться на бурю.

Чего ожидала? Чего хотела? Что его невестой окажется Квазимодо или она вовсе испарится? Бешусь, ощущая в груди тяжёлую ревность. Хм. Оставила след помады – ликую. Страшно. Нет, нет, нет, я слишком хочу его, чтобы отказаться от этого удовольствия. Запрещаю себе мысли о нём, все мысли, но разве это возможно? Закусываю губы, до сих пор окружённая его запахом. В голове крутится только одна фраза: “будь, что будет, а это значит, что я уже всё для себя решила, и с этой дороги уже не свернуть".

Глава 5

Амиран

Вольная Мирослава. Мой мир теперь вертится вокруг неё одной. Господи. Эта девочка плотно засела в моей голове. Я всё думаю, что заставило меня принять решение? Её танцы с Волком или всё решилось намного раньше? Как только я увидел её фото у Дианки в телефоне. Смеюсь про себя. Как только начинаю думать о делах, она в голове – везде она. Даже дома у стены её огромное фото.

В какой-то момент я для себя понял, что не могу жениться на Лие. Я потерял вкус к этой женщине. Нет, не так: словно пелена спала с моих глаз, и я увидел мир абсолютно другими глазами. Я увидел всех, кто меня окружает, настоящими – их желания, их потребности, стремления. И они вряд ли совпадают с моими. Я ощутил себя не в своей тарелке, захотелось снова сбежать в Милан, как десять лет назад.

Странно, но я улетал в тот вечер, когда увидел её на маминой кухне. И тогда она вызвала во мне то же ощущение, ощущение реальности, и это всё до сих пор пахнет ванилью.

Но сегодня мне не 20 лет, и я не буду бежать от всего, особенно от того, что затеял сам. В последние дни я сплю по паре часов в сутки и продумываю абсолютно все шаги по отступлению уже после грандиозного пира моей матери.

Как этой женщине, которая никогда не приписывала себя к числу жен миллиардеров, нравится руководить процессом создания пира на несколько десятков гостей? Почему я раньше не замечал этого в ней? Может, потому что не жил дома с шестнадцати лет?

– Не замечал, что она такая, – признался отцу, сидя в кабинете администратора ресторана.

– Какая? – он отпил из своего бокала, поправляя серый галстук.

– Женщина, которой нравится всё это, – указываю на суету в зале, – пиры, банкеты, гости.

– Мальчик мой, а ты что, думал, что твоя мать выбрала меня, потому что я чудак с улицы? – смеётся моим доводом, впрочем, как и всегда.

– Подожди, – усмехаюсь. – Так любовь же? – развожу руками, вспоминая своё детство в их доме.

– Амирани, мальчик мой, – слишком приторно, – любовь, конечно, но твоя мама знала, кого полюбить, – смеётся. – Женщины они словно видят всё наперёд, понимаешь? – закашлял в кулак. – Настоящие ведьмы: с одного взгляда способны понять, кто перед ними будущий король или оборванец, – машет головой, любуясь своей женой.

– Да, – соглашаюсь.

И если мама правда фея, разглядела в нищем оборванце будущего мужа и хорошего бизнесмена, то моим женщинам проницательными быть не обязательно. Отчего мне почему-то становится смешно.

– Я знаю, что ты затеял, сын. Знаю, что ты караулишь дочь Вольного, – выставил ладонь перед собой в знак того, чтобы я молчал. – Знаю, что ты роешь сейчас под Гвасилия, чтобы взять их за яйца и не собираешься жениться на Лие.

– Даже не буду спрашивать, откуда, – сел в кресло напротив него, скидывая ненавистный тёмно-синий галстук.

– Я только надеюсь, что ты прекрасно всё понимаешь, – тяжело вздыхает.

– У тебя было столько женщин, неужели ты не достаточно пресытился? – жестикулирует руками. – Ведь сейчас дело касается полностью твоего благополучия и влияния, а глаза на власть у тебя горят! Ты столько времени шёл к этому, сын, – последние слова отец выплюнул с презрением, кидая на стол какие-то фотографии.

– Что это? – не понимаю, внутри всё сжимается, тошнота подкатывает к горлу.

На снимках Лесе, вся в крови, избитая. Мои руки затряслись. Какого чёрта – с ней же охрана! Достал телефон, чтобы набрать ребят.

– Остановись, – отец указал на телефон в моих руках. – Ты сейчас ничего не изменишь: её охрана ликвидирована, тело в морге, возбуждено уголовное дело.

– Какого хрена я не узнал об этом сразу? – процедил. Он знал и не сказал. Могу ли я доверять?

– Ответь мне на один вопрос, – собрал снимки и убрал их обратно в конверт. – Помнишь ли ты, сын, что стало с непобедимым героем того самого эпоса? Орлы клюют его печень. А из-за чего это случилось – только оставь эти присказки про любовь к людям? – его любимая манера проводить аналогии, ждать, пока я вступлю в эту его литературную игру.

– Отец, я помню рассказы дедушки Тимура: из-за своей ненасытности? – его присказки всегда меня раздражали, элементы воспитания.

– Давай ещё подумаем. Потому что Амирани был настолько силен, что земля с трудом носила его, – встаёт со стула, накидывая серый пиджак от костюма.

– Да, – вздыхаю. Отец всегда мечтал привить эти традиции, культуру. Это была его мечта. А я никогда не показывал и не проявлял своей любви к традициям и национальности, да вообще к дому и своей семье. Да и сейчас уже совсем поздно.

– Ещё он убивал чудовищ, сражался с отцами и похищал девушек. Но речь же не об этом? – решаю проявить свои знания, чтобы отец успокоился.

– Мораль сей басни такова, дорогой сын: Амирани думал, что он совершенно бессмертен, но… – указывает на меня пальцем.

– Но его усмирили, – отпил из своего бокала, вспоминая, как дедушка рассказывал мне эту легенду, когда мы гуляли по горам. Тогда я кричал, что меня не смогли бы победить, но Тимур Казбекович уверял, что со временем, оглядываясь назад и понимая, что сотворили, мы сами жертвуем собой и всем, что имели, ради будущего тех, кого любим.

– И ты думаешь, что бессмертен? А сколько на тебе ран? – Отец сверкнул на меня своими чёрными глазами, как делал всегда, когда мы, будучи детьми, переходили грань дозволенного. Вернее, переходил её только я. – Ты думал, что твои решения останутся без внимания? Или это будет приятно брату, отцу, а может, и самой Лии? Вы дружили, сын, сколько лет вы дружили? – говорил он с большим сожалением.

– Ты учишь меня, как сосунка, но это мои раны, за которые ты должен мне сказать спасибо! Не эти ли раны привели тебя к тому, что ты сейчас имеешь?! – сорвался на грубость, вскакивая с места. – Что, пристрелил бы, да не можешь? Я в отличие от тебя не собираюсь плясать под их дудку!

– Амиран! – Отец схватился за сердце и сел обратно в кресло, глотая какие-то таблетки. – Выйди к чёрту отсюда! Выйди!

Вылетаю злой, как дьявол. Прошу мать, чтобы она присмотрела за ним; в ответ ловлю её вечно виноватое лицо, лицо женщины, которая не может разорваться между отцом и сыном, которые оба нуждаются в её любви.

Из-за лестницы наблюдаю, как Нике воркует с Нелли, которая поглаживает свой огромный живот. Перевожу взгляд на Дато – он что-то рассказывает Лие, и она смеётся.

Задыхаюсь, тошно от этих семейных посиделок, потому что я здесь лишний. Любовь отца к Торнике всегда была очевидной: у них было много совместных воспоминаний, которые они часто рассказывали всем. Мама в пример ставила его отцовство с братом. Что касается меня, то отговорка всегда была одна: “такого подарка мы не ждали” – только мама говорила с любовью и долей сожаления, а отец с ревностью и большой частью вины.

Выхожу на парковку, не чувствуя холода от злости. Сажусь в машину, чтобы покурить. Воспоминания накатывают вместе с грузом старых обид. Однажды, когда мне было десять, отец бил меня ремнём за ложь. Нике взял пистолет из его стола, и мы пошли к озеру во дворе, чтобы пострелять по банкам, но брат тогда убил кота. Отец, конечно, обо всём узнал; Нике не смог взять вину на себя, он трясся как девчонка и говорил: "О, отец убьёт меня, отец убьёт меня, он накажет меня" и всё в этом духе. Брат никогда не отличался стойкостью духа. Я без раздумий взял вину на себя, и тогда отец сказал, что если я не могу защищаться руками, то я не достоин оружия. Это и был наш первый спарринг, синяки от которого сходили около месяца.

За праздничным ужином в честь Рождества мне пришло сообщение с фото моей прекрасной Леси и подписью “С праздником, дорогой друг!” Напротив сидел улыбающийся Дато, ублюдок. Леську жалко: пять лет рука об руку выручали друг друга: я её охраной и деньгами, она меня сексом и развлечениями.

– Нике, скажи мне, что ты хоть что-то нарыл в его счетах? Он проводит миллионы долларов, не может это быть не засвечено, – мы решили выкурить в кабинете сигару.

– Брат, ты зря роешь, там правда всё чисто, всё крутится в фондах и вкладывается в инвестиции, он получает дивиденды. Не придраться, – разводит руками, поджимает губы. Да, он готовил эту речь для меня. Хорошо, что мои люди уже роют в домашних ящиках Нике.

– Такого не может быть, я видел, что он банкрот, – разыгрываю из себя дурака.

– Амир, в Европе он передал права на имущество фирме Тугушева, а тот взамен продал им знатную часть акций своей компании. Ты не туда роешь. Заключай сделку с Гвасилия, они дают нам выход на Тугушева, мы инвестируем в него и получим одно из мест на рынке, но скорее в его нелегальной лиге, – закончил он как раз в тот момент, когда в кабинет вошли остальные мужчины.

Смотрю на отца с братом и тошно, как же вы все спланировали: скормить мне эту подсадную утку в виде дочери компаньона, обвести вокруг пальца, как щенка, показав мясо из связей. Думают, я кинусь на лакомый кусок и буду охранять это дерьмо с борделями. Стыдно за них, за столько лет так и не научились глобально мыслить; хоть бы один из них залез в мои европейские дела, хоть бы один. С сожалением осматриваю присутствующих и не понимаю, что я тут делаю.

– Амир, ты всё узнал о нашем финансовом положении? – спокойно спросил Зураб. Высокий мужчина лет 50-ти в синем костюме и белой рубашке, седые волосы уложены назад, грубые черты лица, чего не скажешь о его низкорослом кучерявом сыне с перебитым носом и крохотным подбородком.