Когда утро не задалось

– Понятно, – голос прозвенел январским льдом. – Алекс – превыше всего. Вы вечно соритесь и миритесь. Мне надоело уже это слушать. Мне неинтересны ваши отношения. Я по маме скучаю, а не по ним. Перезвони.

– Юль, – в трубке раздались короткие гудки.

Ладно. Потом поговорим. Она поймет. Я медленно вернулась в кухню. Пусто. Осторожно осмотрелась, прошла в зал. Пол в зале сверкал разбитым сервизом, Саня так отказался от кофе? Ну и ладно. Где ж он сам то? На цыпочках пробралась к балкону.

Он сидел на полу, спиной ко мне. Я подскочила и захлопнула дверь. Решение пришло неожиданно, я чуть не пела от радости. Рецепт есть, полынь я принесла и, кажется, он все еще пытается меня понять. Все обязательно будет хорошо. Дверь прочная и стекла тройные, сам выбирал. "Как знал!" – истерично хихикнула я.

Алекс встал и повернулся.

Лицо посерело больше? Или здесь свет не очень? Я подошла и положила руку на стекло:

– Не волнуйся, все будет хорошо.

Он тяжело поднял руку сжатую в кулак. Что он держит? Я прижалась к стеклу. Он медленно расправил лист бумаги с каракулями. "Гггхххяяяааа неееехммм боргххх" и чуть ниже "убгхххееейй".

Слезы потекли из глаз и картинка расползлась. Я покачала головой:

– Хрен, ты так просто от меня отделаешься.

Через минуту я уже растирала полынь с солью.

***

Время искорежилось и застыло нелепой кляксой. Дни катились минутами липких снов. Борьба за выживание. Скудные запасы. Болезнь Алекса. Тоска. Одиночество. К людям нельзя. Нет веры в спасение. Надежда – истонченное реальностью, в дырах сомнений полотно. Любовь с бельмами пустых глаз, окровавлена, измучена, истощена. Страхи – сильны, многогранны, мучительны. Вдох с привкусом разложения, выдох с безысходностью. Каждый сам по себе, ожесточены одиночеством, окутаны горем, вооружены жестокостью. Сжатые губы и кулаки, напряженные взгляды и спины. В плену страха сердца. Смерть – решительна и милосердна, вездесуща и стремительна. Голод – коронованный правитель. Слуги его костлявы и жадны. Раззявленные рты, оскаленные зубы, цепкие пальцы. Правитель беспощаден, покорны подданные. Жатва его безмерна. Живой и мертвый – его данники.

– Мало еды! Голод близко! Страшно без еды! Голод ужасен! Нужно больше еды! Слабый – еда! Зверь ли, птица, человек.

Человек – еда? Сосед, товарищ, ребенок, старик. Кровь, мясо, мозги – это надежда на спасение? Ужасна и беспощадна она. Труслива, слепа, бессильна. Лучше жизнь без надежды. Принятие голода. Музыка и молитва. Смирение. Свобода выбора: забота и уход за слабыми и нуждающимися или страх и агрессия, борьба до полного уничтожения. Любовь.

Странный сон. Смутное послевкусие озарения. Согревающая лучами улыбка солнца, загадочный шепот ветра, дурманящий запах полыни. Осторожное касание и впервые после укуса, осознанный взгляд Алекса.

Только мой голос все это время нарушал тишину.

Нет, не так. Маркиза мурчала, мяукала и шипела. Лаяла и рычала собака. Алекс стучал и хрипел. А я переводила все эти звуки на человеческий язык и отвечала. Выла и называла это пением, когда совсем одолевала тоска. Смеялась и плакала.

– Света, – чашка выпала у меня из рук, чай медленно растекся по полу.

– Свет, – голос прозвучал настойчивее, – ну к тебе обращаюсь.

Я хотела сдержать эмоции, вдохнула глубоко, медленно выдохнула. Подошла к балкону и пристально смотрела на Алекса. Прошло несколько месяцев с тех пор, как его укусили и началась авантюра с кодовым названием "лечение зомби". Собака оправилась быстро. То ли досталось ей меньше, то ли … на то и собака. Алекс же то впадал в ступор, то бесновался. Я упрямо продолжала пичкать его полынью, рычал ли он, грыз ли нехитрую мебель и вот он говорит со мной. И я не знаю, что мне делать с этим.

– От ведь! Тощая-то какая стала, – Алекс тоже разглядывал меня. – Ответь, ты хоть ела?

Я распахнула дверь и сделала шаг навстречу. Осторожно коснулась заросшей щеки. Горячая. Глаза предательски щипало. Запах выручил, воняло на балконе ужасно. Еще шаг, прижалась, уткнулась носом в шею, вдохнула. Живой. В горле першило, так много сказать хочется и не получается ни слова выдавить.

Алекс выручил. Вопросы из него просто сыпались:

– А люди то где? Сколько времени прошло? Где мой телефон? Интернет?

– Ну, сволочь же ты, Санечка. Знаешь чего мне стоило твое гребаное спасение? А ты балкон так и не доделал. Еще и вагонку погрыз. Это ж нарочно, признайся? Я телефоны вырубила, когда с тобой эта хрень случилась. Пряталась, от зомби, от людей. Еду, как могли, добывали. Маркиза голубей ловила, псина уток на озере. Мне у соседей повезло стащить картошки и крупы – растягивала.

– Телефоны чем тебе не угодили? – недоуменно спросил Алекс. – Тебе ж звонили наверняка, искали. И помогли бы…

– Звонили бы. Точно. И помогли бы, – теперь я могла продолжить вынужденно приостановленную истерику. – Помогли бы упокоить одного ходячего. Мама бы еще припомнила, что ты ей сразу не понравился. Это моя мама. А твоей, что я могла твоей сказать? Сопли с сахаром мешаю, чтобы…

– Прости, – Алекс крепко прижал меня к себе и слова как то кончились, растворились в почти позабытом удовольствии ощущать кожей тепло, слушать стук сердца.

А через час на меня обрушилась лавина новостей.

Выжившие поделились на кланы. Заняли тюрьмы, почты, склады, как учил дедушка Ленин, только на новый лад. Часть разбежалась по лесам. Старушка Европа не устояла перед нашествием мертвецов. Китайцы, ну те всегда были чуточку зомби и ничего особо не изменилось у них в быту. Разве что стену свою Великую подновляют, лесами обвесили, стучат. Америка отгородилась "железным занавесом", как в старые добрые времена и самое ужасное в этом, что теперь не понятно, как смотреть новые серии "Теории большого взрыва".

Я вздрогнула, когда поток новостей докатился до Америки.

– Новые серии говоришь? – рычала я теперь не хуже зомби. – Мне позвонить хотя бы… Там же ребенок мой.

– Ну, – рычание Алекса не смутило. – Я и говорю, первостепенная задача наладить связь с деревней этой.

– Деревней? -я опешила. – Деревня, это место где поля, коровки, жеребятки?

– Деревня под Лос-Анджелесом, где лучшие фильмы снимают, потому, кстати Юля и обретается там. Ну? Догнала? Голливуд называется. Сейчас найдем пути, не волнуйся. Смотри, вон Оксана в сети, позвонишь? Если повезет, я парочку серий успею посмотреть пока вы поздороваетесь, а? А потом и с Америкой поболтаешь, я высплюсь. Зомби ж не спят, спорим ты не знала?

Так я вернулась из добровольного заточения в общество. Оно изменилось. Люди и зомби жили бок о бок. Оказалось мыльные оперы и ток-шоу со звездами отлично заменяют "ходячим" человеческие мозги и за пару часов перед телеком зомби рады трудиться на общее благо. Встречались даже такие, что сами же их и снимали.

Эти зомбо-шоу пользовались огромным успехом у людей, у мертвых получались бесподобно живые истории. Ведь ни страха, ни усталости, ни голода они не испытывают, а упорства и исполнительности им не занимать.

Примеры обратного обращения в людей, если и встречались, не афишировались. Почему? Точно не знаю. О себе скажу… Шшшшш, по секрету.

Мама моя выжила и мозг бы мне выедала регулярно и аккуратно, серебрянной чайной ложечкой, если бы могла предположить только, что я с бывшим зомби живу.

Прошло три года.Жизнь общества вернулась в привычное русло. Зомби стали обыденным явлением в жизни людей, вроде бродячих животных. Собака осталась с нами. И в банк я не вернулась. Алекс доделал балкон. А еще пробился через сети, явки, пароли и прочую непонятную для меня чушь и наладил стабильную связь с Америкой. Он прилично зарабатывал на этом. Я научилась готовить. Мы купили дом в Абхазии. Море, горы, любимая работа. Все мечты стали реальностью. Мы встречали рассветы и закаты в красивейших местах. Я выращивала имбирь, а Саня варил эль. Удивительно вкусный. Гости у нас не переводились. Мы любили жизнь и она дарила массу удовольствия.

Пока в одно недоброе утро я не проснулась от странного звука.

С вечера у нас гостили художники и улеглись мы ближе к рассвету. Тум. Тум. Тум. Спросонья не понимала, где прячется эта стучащая сволочь. Глаза словно клеем залили, но до кухни я и так легко добралась. Ледяная вода бодрила и освежала.

Тум. Тум. Тум.

На грани сознания плясала мысль. Приближалась, дразнила и таяла в предрассветной дымке. Монотонный стук мешал сосредоточится. "Спать"– требовал мозг. Я вернулась в уют теплой постели. Скользнула под одеяло. Алекс заворчал во сне, сгреб в охапку, прижал к себе. По телу пробежала дрожь, разлилась жаром в крови и собралась тяжестью в животе.

Тум. Тум. Тум.

Волшебство момента развеялось. Откуда этот дурацкий стук? Я встала и вышла во двор. Пусто. Я прислушалась. Солнце неторопливо выползало на небо. Ветер негромко шумел, море плескало.

Что-то не так. Но что?

Я вернулась в дом и подхватила рюкзак. Заглянула в него выходя из дому. Пять предметов: ручка, блокнот, зажигалка, зеркало, кошелек. Тум. Тум. Тум. Я поняла. Это не снаружи, это внутри стучит, зовет в дорогу та самая непойманная мысль.

И я пошла на зов.

Миновала улочку, вышла на тропинку. Тропинка поднималась выше в гору и с каждым шагом идти становилось труднее. А дышалось легче и глубже. Я вдыхала с горным воздухом какое-то бесшабашное веселье, пьянящее больше имбирного эля. Я наконец ухватила мысль и сейчас плясала вместе с ней.

Я изменилась тогда, три года назад.

И не желала этого признавать. Делала вид, что все закончилось. Что меня не волнует нежить разгуливающая среди людей. Что я довольна тем, что имею, а общечеловеческие проблемы решать уж точно не мне. Я заперла свой страх в красивом надежном доме и залепила ему рот пирогами.

Настало время отпустить страх.

Где-то в горах остались еще те, кто не смирился. Те, кто не считает зомби милыми зверушками или бесплатной рабочей силой. Зомби – нежить. Они были людьми и сейчас их души застряли между мирами и пока не упокоены тела, блуждают во тьме. Живые должны позаботиться о них.

Я хочу быть с ними.