Пропгруппа оказывает помощь. Не менее важна и агитационная работа на селе. 30 июня 1944 г. зам. уполномоченного КПК при ЦК ВКП(б) по Тамбовской области Шапошников сообщает секретарю ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкову «о серьёзных недостатках в организации политических докладов партийных и советских работников для сельского населения в Ламском и Бондарском районах Тамбовской области»[176]. Агитколлективы, созданные при сельсоветах в Ламском и Бондарском районах, в период весеннего сева ослабили работу: «Райкомы партии в течение двух-трёх месяцев руководителей агитколлективов не собирали и не инструктировали, а последние, пользуясь бесконтрольностью, работой своих агитаторов не руководили. Агитаторы за бригадами и звеньями не закреплены, в колхозах бывают редко, к беседам не готовятся и производственной жизни колхозов не знают. Например, в колхозе «Пролетарий» Ламского района агитаторами числятся счетовод колхоза Николаева, секретарь комсомольской организации Неронкина, учительница Белова, которые с 13 по 20 июня не были на полях и не беседовали с колхозниками, причем, сами агитаторы в течение семи дней не читали газет…»[177] Среди других вопиющих фактов безответственного отношения к политическому просвещению указываются: «Имеющиеся в районах избы-читальни в большинстве своём с начала сева закрыты и не работают. Радио, как одно из средств политической пропаганды и агитации, в проверенных нами районах не используется. Время, данное для передачи местного материала, заполняется только сообщением материалов из районных и областных газет»…[178]

Вскоре в секретариат Г.М. Маленкова докладывается о принятых мерах: «в Тамбовскую области была направлена пропгруппа (пропагандистская группа. – О.Ж.) Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) в составе 5 человек сроком с 15 июля по 15 сентября 1944 г. Прочитаны доклады и лекции на политические темы в колхозах, совхозах и МТС (машинно-тракторных станциях. – О.Ж.), также для партийно-советского актива и интеллигенции 15-ти районов. Пропгруппа оказала помощь Тамбовскому обкому партии в инструктировании докладчиков обкома и райкомов ВКП(б)… На период уборки урожая Тамбовский обком партии направил в колхозы области свыше тысячи городских агитаторов»[179].

«Приходится одновременно воевать и писать». Политическая агитация и пропаганда на фронтах, безусловно, имеет серьёзные отличия от тыловой, но и тут на помощь политработникам приходит фронтовая печать, сеть которой расширяется: выходят газеты фронтов и флотов, армий и флотилий, дивизий, корпусов, соединений. С 1942 г. стали выходить газеты Закавказского, а вскоре – и других фронтов на языках народов союзных республик – по причине слабого знания призывниками с национальных окраин русского языка. Пришлось решить трудную проблему доставкой в действующую армию типографских шрифтов с литерами разных алфавитов, найти опытных полиграфистов, переводчиков, журналистов, фотокорреспондентов, машинисток, корректоров. К 1943 г. в армии издается 64 газеты на национальных языках тиражами от 5 до 8 тысяч с расчётом: один номер на 5–10 человек[180].

Среди национальных кадров военкоров всемирно известен Муса Джалиль – известный татарский поэт и публицист воюет на Волховском фронте, во 2-й ударной армии, из которой вскоре сбежит исдастся в плен ее командующий – иуда Власов.

3 июня 1942 г. Джалиль пишет другу Г. Кашшафу: «Военкор – это далеко не мирное и спокойное занятие, приходится одновременно воевать и писать (я не редактор, а военкор, хотя называюсь странно: «литератор-инструктор»)… Я продолжаю писать стихи и песни. Но редко. Некогда, обстановка другая… Крепко дерёмся, дерёмся не на жизнь, а на смерть…»[181] Раненым поэт попадает в плен, приговаривается фашистами к смерти за распространение листовок среди военнопленных-татар, но пишет и передаёт на волю мужественные стихи, изданные после войны книгой «Моабитская тетрадь». М. Джалиль удостоен посмертно звания Героя Советского Союза.

«Светлая, священная ненависть». С первых дней вражеского вторжения, публицистика призывает к ненависти к захватчикам родной земли. Алексей Толстой так и называет статью в «Красной звезде» за 24 июля 1941 г. – «Я призываю к ненависти»: «За вторжение в нашу страну – ненависть! За бомбардировки Москвы – ненависть! Потому что для великой цели – победить врага, нужна ненависть. Но не чёрная, которая разрушает души, но светлая, священная ненависть, которая объединяет и возвышает, которая родит героев нашего фронта и утраивает силы у работников тыла»[182].

Через год Михаил Шолохов публикует перепечатанный многими газетами и журналами очерк «Наука ненависти» – документальный рассказ 32-летнего капитана Герасимова – сибиряка, отца двух детей, которого ужаснули страшные следы зверств оккупантов на освобождённой от них земле – истерзанное тело школьницы, ровесницы его дочери, изрубленные, как в мясницкой лавке, красноармейцы… Тяжелораненым он попал в плен, перетерпел пытки голодом, холодом, угрозы быть убитым, как его товарищ по колонне – за поднятую с земли мёрзлую картофелину. Запомнил слова конвоира-убийцы: «Всё это – собственность германского государства, – сказал унтер, широко поводя вокруг рукой. – Всякий, кто самовольно что-либо возьмёт, будет убит». Капитану удалось бежать, сражаться в партизанском отряде, вернуться в часть. Он выстрадал своё понимание этой войны: «Тяжко я ненавижу фашистов за всё, что причинили моей родине и лично мне, и в то же время я люблю свой народ и не хочу, чтобы ему пришлось страдать под фашистским игом». Любовь и ненависть идут с ним рядом»[183].

Константин Симонов, постоянно бывающий в действующей армии, вступающий в её рядах в освобождённые города и сёла, 18 июля 1942 г. публикует в «Красной звезде» страстные стихи-призыв: «Убей немца!»[184] Илья Эренбург 24 июля того же года в статье «Убей!» посылает воину свой призыв: «Убей немца! Это просит старуха-мать. Убей немца – это молит тебя дитя. Убей немца – это кричит родная земля[185]. Именно по заголовкам обличительных статей Эренбурга: «Фриц-философ», «Фриц-нарцисс», «Осенние фрицы» за немцами закрепляется эта кличка – «фрицы».

С изгнанием «фрицев» за государственную границу СССР, с приближением к территории фашистской Германии руководство страны круто меняет идеологическую установку. 26 марта 1945 г. начальник Главного управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г.Ф. Александров в передовой статье «Правды», озаглавленной «Воин-освободитель», проводит резкую черту между фашизмом и немецкой нацией[186].

Прозорливый Илья Эренбург. Но Илья Эренбург 11 апреля 1945 г. публикует в «Красной звезде» статью «Хватит!», в которой напоминает не столько советским читателям, сколько зарубежным идеологам о жертвах фашизма в СССР: «Если есть у мира совесть, мир должен покрыться трауром, глядя на горе Белоруссии. Ведь редко встретишь белоруса, у которого немцы не загубили близких. А Ленинград? Разве можно спокойно думать о трагедии, пережитой Ленинградом? Кто такое забудет, не человек, а дрянной мотылёк»[187].

Кого страстный публицист назвал столь уничижительно, становится понятным из дальнейшего контекста статьи. Объясняя причины ожесточённого сопротивления немцев на подступах к Берлину страхом перед местью советских воинов, рассказывая о толпах деморализованных немецких солдат, с ужасом бегущих от натиска Красной Армии с востока Германии на запад, прямо в плен к союзникам, Эренбург называет всю Германию «колоссальной шайкой» и отмечает возмутительные факты: «Корреспондент «Дейли геральд» описывает, как в одном городке жители обратились к союзникам «с просьбой помочь поймать убежавших русских военнопленных». Все английские газеты сообщают, что в Оснабрюке союзники оставили на своем посту гитлеровского полицейского; этот последний поджёг дом, в котором находились русские женщины.

Корреспондент «Дейли телеграф» пишет, что немецкий фермер требовал: «Русские рабочие должны остаться, иначе я не смогу приступить к весенним работам». Причём английский журналист спешит добавить, что он вполне согласен с доводами рабовладельца… Почему немцы на Одере не похожи на немцев на Везере? Потому что никто не может себе представить следующей картины: в занятом Красной Армией городе гитлеровский полицейский, оставленный на своём посту, сжигает американцев, или немцы обращаются к красноармейцам с просьбой помочь им поймать убежавших английских военнопленных… Нет, людоеды не ищут у нас талонов на человечину, рабовладельцы не надеются получить у нас рабов, фашисты не видят на Востоке покровителей. И поэтому Кёнигсберг мы взяли не по телефону. И поэтому Вену мы берём не фотоаппаратами»[188].

С позиций сегодняшнего дня, зная, как скоро наши союзники по антигитлеровской коалиции угрожающе повернут дула своих орудий в сторону Советского Союза, объявив холодную войну, пригреют в своих военных структурах многих гитлеровских военных специалистов и попытаются пересмотреть итоги Второй мировой войны, можно только удивиться политической прозорливости И. Эренбурга, по сути, более чем прозрачно намекнувшего иным «дрянным мотылькам»: «Гитлеровских полицейских посадите под замок до того, как они совершат новые злодеяния! Немцев, которые «ловят русских», образумьте, пока не поздно – пока русские не начали ловить их! Рабовладельцев пошлите на работу, пусть гнут свои наглые спины!»[189]

Но советское руководство, по вполне понятным причинам не желающее обострять отношения с союзниками, а также понимающее, что новую Германию придется строить с теми же людьми – рядовыми немецкими гражданами, и важно добиться их лояльности к новой политической ситуации, резко одергивает публициста. Начальник Главного управления пропаганды и агитации при ЦК ВКП(б) Георгий Александров в статье «Тов. Эренбург упрощает» отчитывает коллегу по идеологическому фронту, обходя молчанием косвенные обвинения Эренбургом союзников, сосредотачивается на его ошибочном представлении о состоянии германского общества: «В статье «Хватит!» говорится, будто бы «Германии нет: есть колоссальная шайка, которая разбегается, когда речь заходит об ответственности»… Если признать точку зрения т. Эренбурга правильной, то следует считать, что всё население Германии должно разделить судьбу гитлеровской клики… тому факту, что «Кёнигсберг был взят не по телефону» и «Вену мы берем не фотоаппаратами», нужно дать совсем другое объяснение чем то, которое дано т. Эренбургом на страницах «Красной звезды». Это тем более необходимо, что необоснованность заключений и выводов т. Эренбурга может запутать вопрос и, конечно, не будет содействовать разоблачению провокаторской политики гитлеровцев, направленной на порождение раздоров между союзниками»[190].

Оскорбленный Эренбург пишет 15 апреля 1945 г. письмо самому И.В. Сталину: «В те годы, когда захватчики топтали нашу землю, я писал, что нужно убивать немецких оккупантов. Но и тогда я подчёркивал, что мы не фашисты и далеки от расправы. А, вернувшись из Восточной Пруссии, в нескольких статьях («Рыцари справедливости» и др.) я подчёркивал, что мы подходим к гражданскому населению с другим мерилом, нежели гитлеровцы. Совесть моя чиста. Накануне победы я увидел в «Правде» оценку моей работы, которая меня глубоко огорчила. Вы понимаете, Иосиф Виссарионович, что я испытываю. Статья, напечатанная в Ц.О., естественно, создает вокруг меня атмосферу осуждения и моральной изоляции. Я верю в Вашу справедливость и прошу решить, заслужено ли это мной»[191].

Критика позиции писателя в победном 1945 г. красноречиво доказывает – с последними залпами орудий идеологическая война лишь набирает обороты, но вести её надо, используя иные «военные хитрости» и тактические приёмы… Заметим, что заслуги Ильи Эренбурга на идеологическом фронте были отмечены двумя Сталинскими премиями 1-й степени – в 1942 и 1948 гг. и Международной Сталинской премией «За укрепление мира между народами» в 1952 г., двумя орденами Ленина, Трудового Красного Знамени и Красной Звезды, изданием в годы войны многих книг-сборников его ярких публицистических статей и памфлетов.

Читать, чтобы… Победить!

Очевидцы событий обороны Москвы вспоминают драму 16 октября 1941 г., когда взвился в небо странный «чёрный снег» – пепел сгоревших документов, когда замер городской транспорт, когда большинство предприятий приостановили работу, а многие москвичи заполонили шоссе Энтузиастов в надежде выбраться из города, казалось, готового сдаться врагу. Паника была остановлена не только усилиями власти, но и волей сознательных москвичей, и уже 17 октября столица оправлялась от потрясения: заводы, фабрики, ведомства, магазины открылись. Побежали по рельсам трамваи. Люди вернулись на свои рабочие места.

В одной из книг, написанных в ревизионистские 90-е гг., историк А.М. Самсонов пишет о тревожных днях октября 1941 г. в Москве: «В Библиотеке им. В.И. Ленина функционировал общий читальный зал. 17 октября здесь было всего 12 читателей»[192]. К сожалению, известный историк, выпустивший монографию со ссылками на статьи журнала «Огонёк» как на исторический источник, подпал под модную для начала 90-х гг. прошлого века тенденцию представления начального периода войны исключительно «трагедией поражения». Но разве не правильнее и не честнее было бы сказать о том дне в «Ленинке»: здесь было не ВСЕГО, а ЦЕЛЫХ 12 читателей? Ведь это значит, что были и библиотекари, их обслуживающие, и все они были отчаянно смелыми или философски спокойными, презревшими общую панику и сумевшими углубиться в мир книги, когда, казалось, вокруг рушился мир реальный, верящими, что отстоим столицу. И работали для них библиотекари «Ленинки», научившиеся преодолевать страх, дежуря на крыше под бомбёжками. Ведь уже в ночь с 22 по 23 июля зажигательные бомбы падали на крышу, как горящий горох, угрожая пожаром. Но тушили их споро, храбро, кидая в ящики с песком. Потом подсчитали – ахнули – оказалось, затушили 70 штук!

«Самые результативные читатели». Газета «Вечерняя Москва» осенью 1941 г. неоднократно писала о работе читального зала «Ленинки» и его завсегдатаях, быть может, это именно они были среди тех 12 отчаянно смелых: «Батальонный комиссар Копылов обложен книгами и журналами. Сотрудник Института мировой литературы тов. Беляев редактирует 17 том академического издания А. Пушкина и исследует материалы «Пушкин и его эпоха». Студия «Мосфильм» ставит фильм «Котовский» и его сотрудник подбирает иконографический материал – по форме, знакам отличия немецкой и румынской армий 1918 г. Сотрудник института мировой литературы тов. Бонди изучает материалы на тему «Русская литература в 1812 г.». Сотрудник журнала «Литературное наследство» собирает материалы об англо-русском литературном наследстве»[193].

Газета подводит итог работы «Ленинки» за тревожный октябрь: «В октябре она получила со всех концов СССР 25 тысяч газет, 700 экземпляров журналов и 6800 книг. В октябре почта доставила 1540 книг и 156 журналов из США, Англии, Австралии, Китая, Японии, Эквадора, Аргентины и Индии. В свою очередь в порядке обмена Библиотека им. В.И. Ленина отправила десятки книг и журналов в Новую Зеландию, Уругвай, Чили, Перу, Египет, Венесуэлу, Марокко, Мексику и другие страны мира. …Среди посетителей: 1765 студентов, 825 научных работников, 565 инженеров, врачей и юристов, 415 литераторов, 365 учителей, 220 профессоров. В октябре Библиотека им. В.И. Ленина выдала 15 000 книг и свыше 7 тысяч газет»[194].

Библиотеки открывают «метро-филиалы». Война показала, что лучшее в мире московское метро оказалось и лучшим в мире гигантским бомбоубежищем. Мамы с детьми ночют здесь постоянно, их размещают прямо на платформах станций. Самым маленьким выдается молоко, старшие могут скоротать время в кружках вышивания и рисования. Для взрослых на рельсах делают настилы на ночь. Дежурные следят за порядком и нуждами людей. Работают здесь и библиотеки.

Газета «Вечерняя Москва» информирует о планах «метро-филиала» знаменитой «Исторички»: «Публичная историческая библиотека открыла на станции метро «Курская» иллюстративную выставку, посвященную Отечественной войне 1812 года, борьбе с немецкими оккупантами в 1918 году и Великой Отечественной войне советского народа с фашистскими захватчиками. В ближайшие дни на станции метро «Курская» библиотека откроет такую же литературную выставку. Здесь будет представлено много исторических книг и кратких аннотаций. По аннотациям можно выбрать книгу и тут же получить её в передвижной исторической библиотеке. Услугами библиотеки в метро смогут пользоваться не только взрослые, но и школьники старших классов – для них в библиотечном фонде есть много книг. Книги в метро будут выдаваться во время воздушных тревог – по вечерам и ночам. Научные работники библиотеки намечают проводить беседы и давать читателям консультации»[195].

«Районные и клубные библиотеки открыли на всех станциях метро небольшие филиалы»[196], – сообщает «Вечерняя Москва». – Создался постоянный читательский актив. На ст. Охотный ряд выдаётся за вечер 400–500 книг».

В первые дни контрнаступления наших войск «Вечёрка» рассказывает о пристрастиях читателей библиотеки им. А.С. Пушкина: «Почти каждый спрашивает записки Наполеона или партизанские дневники Дениса Давыдова. У юношества в большом почёте книги по аэродинамике, теории полёта, строительству моторов, истории авиации, артиллерийской науке». Уважительно величает газета по имени-отчеству наиболее «результативных» читателей – наборщика Михаила Ивановича Якобсона, техника Алексея Дмитриевича Моногова, булочника Михаила Сергеевича Шишкова и домохозяйку Полину Михайловну Фомичёву, которая «сперва брала книги из серии «Для начинающих», затем переключилась на литературу по воспитанию детей (она выступала с докладами на эту тему), а теперь читает классическую литературу – Пушкина, Толстого»[197].

Газета пишет и о таком показательном факте – число читателей библиотеки им. Ломоносова увеличилось на 30 человек: «Нередко сотрудники библиотеки, возвращаясь из убежища, находят у дверей абонементного зала очередь читателей»[198].

«Бойцы культурного фронта». Представления о тихой и скромной роли библиотекаря – с заполнением формуляров, выдачей книг, проведением читательских конференций кардинально изменяет война, в которой большинство сотрудников книгохранилищ проявляют себя, как пишут газеты военной поры, настоящими «бойцами культурного фронта». Так называют тех, кто на фронтах создаёт дивизионные, полковые и даже ротные библиотеки, как это было, например, на 4-м Украинском фронте[199], и, часто, ввиду обстоятельств, сам участвует в боях. И тех фронтовых книгонош, которые, рискуя жизнью, пробираются на отдалённые участки передовой с книгами, заказанными бойцами (и не всегда находят их в живых) – в любую погоду, летом – в вещмешке, зимой – на санках, под бомбёжкой и артобстрелом. Если погибают, уходит родным печальное извещение со справедливыми словами: «Пал смертью храбрых»…

Называют «бойцами» культурного, не обозначенного на картах фронта, и тех, кто работает в тысячах библиотек страны – массовых, научных, школьных, вузовских, сельских. И ещё – избачей, заведующих избами-читальнями, юртами-читальнями – единственными очагами культуры далёких селений, куда подчас не успели до войны провести радио и свет. Туда книгоноша или агитфургон, а то и передвижная библиотека, прибывшая вместе с кинопередвижкой, приносят людям праздник.

И как, если не бойцами, назвать тех, кто смог спрятать от фашистской грабьармии книжные сокровища своих библиотек? Директор старейшей детской библиотеки Киева Т.П. Гиба с коллегами успевает в дни отступления Красной Армии спрятать в подвалах и тайниках более 160 тысяч книг. Сотрудник Харьковской библиотеки им. Короленко М.И. Румницкая с группой соратников укрывает в ямах, подвалах 1,5 млн томов[200]. Работники музея-усадьбы Л.Н. Толстого в Ясной Поляне спешно эвакуируют наиболее ценные вещи и личную библиотеку писателя[201]. Работница Красноярской краевой библиотеки З.Д. Соболева, получив похоронку на сына-лейтенанта, три месяца выхаживает в госпитале раненого бойца Л. Дугала, принимает в семью, помогает поступить в вуз[202].

«Комсомольская правда» в декабрьские дни 1943 г. – освобождения восточной части Украины от оккупации – сообщает, что «заведующая Краматорской городской библиотекой тов. Фесенко, прежде чем покинуть город, спрятала 150 самых ценных изданий. Сотрудник Харьковского университета А. Борщ в железном ящике закопала старинные альбомы итальянских архитекторов (подобные экземпляры имелись только в Лувре), первые издания Коперника и Ломоносова». А вот два альбома гравюр с автографом Рубенса попали в руки грабь-армии Розенберга и были подарены Герингу на выставке ценностей восточных территорий, открытой в Берлине в 1942 г.

По далеко не полным данным, на оккупированной территории СССР уничтожено, сожжено, разграблено более 100 млн изданий! Только в Киеве сожжено до 4 млн книг.

Особенно пугает фашистов советская литература. В объявлении новой власти в Старобельске Ворошиловградской области (ныне – Луганская народная республика) сообщалось: «Населению города приказываю немедленно сдать все большевистские листовки и вообще весь пропагандистский большевистский материал, затем немецкое и всякое другое оружие (оружие – на втором месте! – О.Ж.). Кто до января 1943 г. не выполнит этого распоряжения, будет расстрелян!» Совсем не шутили фашисты.

«Книжный голод и книжный паёк». В годы войны входят в жизнь такие понятия, как «книжный голод» и «книжный паёк». И приравнивается книга к стратегическим, строго нормированным продуктам – хлебу, соли, спичкам, мылу.

Если дефицит продуктов питания вызывает необходимость введения их нормированного распределения, и в повседневную жизнь страны входят такие понятия, как «карточки», «лимитные книжки», «пайки», то и к книгам, как к духовной пище, отношение особое. Выражение «книжный паёк» встречается в официальных документах.

Когда легендарный шахтёр Алексей Стаханов, в годы войны занимающий уже бюрократическую должность в Наркомате угольной промышленности по широкому внедрению движения своего же имени – стахановского, обращается к И.В. Сталину с письмом, в котором просит об увеличении зарплаты, снижении квартплаты, содействия в получении дачи и машины, разбирающиеся с этим вопросом сотрудники аппарата ЦК прежде всего отмечают, что, удовлетворив пожелания Героя труда, «ему крепко указали на то, что он должен перестроиться, чтобы не ходил по ресторанам, не допускал разгула»[203]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

История гражданской авиации СССР. М., 1983. С. 135.

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 123.

Военные сообщения за 50 лет. М., 1967. С. 46.

Синицын А.М. Всенародная помощь фронту. М., 1985. С. 189.

Сообщения Совинформбюро. Т. 2. М., 1944. С. 169.

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 123.

Зейдевиц Р., Зейдевиц М. Дама с горностаем. Как гитлеровцы грабили художественные сокровища Европы. М.: Прогресс, 1966. С. 63.

Учительская газета. 1941. 9 июля.

Личный архив автора. Неопубликованная рукопись: Жданович Александр. У самого Чёрного моря. Воспоминания военкора. С. 7–9.

Личный архив автора. Неопубликованная рукопись: Жданович Александр. 12 ноября.

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 254. Л. 79–88.

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 254. Л. 90.

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 135. Л. 70.

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 135. Л. 71.

<1...6 7 8 9 >

На страницу:

Перейти

8 из 9