Культурный фронт Великой Отечественной войны

Очень в духе непростого военного времени звучит критика: «Авторы учебника не подчеркивают национальных особенностей в творчестве русских писателей, они дают лишь общие характеристики в плане отвлеченного космополитизма. Так, Горький выступает в учебнике не как великий русский писатель, борец за счастье и свободу России, а как абстрактный гуманист, борец за совершенного человека вообще»[18].

Критики, хорошо знакомые с творчеством пролетарского писателя, приводят цитаты из его произведений, которых так не хватает учебнику: «В главе о творчестве Горького лишь называются произведения, в которых говорится о талантливости русского человека, о его преданности родине, его вере в лучшую жизнь, но не рассматриваются даже прямые высказывания на эту тему самого Горького и его героев. Например, повесть «Жизнь Матвея Кожемякина» упоминается в числе произведений, «рисующих мещанскую, собственническую Русь», тогда как в этом произведении изображены патриоты из народа, глубоко преданные своей родине. (Отставной солдат Пушкарёв говорит: «Что такое Расея – знаешь? Ей конца нет, Расеи: овраги, болота, степи, пески – надо всё это устроить, бесов кум? Ей – всё нужно, я знаю, я её сквозь прошёл, в ней работы на двести лет накоплено. Вот и работай, и приводи её в порядок»).

Авторы мимоходом упоминают произведение Горького «Бывшие люди» и не приводят замечательных слов из этого рассказа о бессмертии народа. (Старик Тяпа говорит: «Народ русский не может исчезнуть… ты народ-то знаешь – какой он. Он огромный… Сколько деревень на земле. Всё народ там живёт, – настоящий большой народ. А ты говоришь – вымрет… Народ не может умереть»)»[19]… Пожалуй, приведённые критиками цитаты, действительно, очень пригодились бы для учебника военного времени.

Вполне оправданы в общей концепции поворота к патриотизму и замечания критиков о горьковских «портретах выдающихся современников», которых также не хватает в школьных учебниках. Оказывается, Алексей Максимович отмечал особенную русскость вождя мирового пролетариата: «Он был русский человек», Горький говорит, что он «нередко подмечал в нём (в Ленине) черту гордости русским искусством»[20].

И не удивительно ли, что от авторов школьных учебников теперь требуют более подробного рассказа о литературных течениях «дооктябрьского периода»? А существующий учебник, по мнению критиков, «крайне схематичен» и не рассматривает, например, критический реализм Куприна и Вересаева. В главе «Символизм» авторы дают «отвлеченно-социологический анализ этого течения, не подчеркнуто коренное отличие русского символизма от западно-европейского. Авторы учебника умолчали о том, что лучшие русские символисты (Брюсов, Белый, Блок) писали произведения, полные гневного протеста против самодержавного режима, приветствовали революцию 1905 года, в то время как большинство западно-европейских символистов – Бодлэр, Верлэн, Маллармэ и др. с презрением относились к политической борьбе прогрессивных слоёв общества».

Ну, и уж совсем невозможное – авторы учебника, рассказывая о творчестве А. Фадеева, «делают неуместные сравнения, ставящие в один ряд Л. Толстого и А. Фадеева и даже утверждающие превосходство Фадеева над Л. Толстым. ‹…› Они заявляют: «Фадеев не подчинился, однако, влиянию толстовского мировоззрения, идейный смысл «Разгрома» как бы противопоставлен толстовскому пониманию исторического процесса. В романе «Разгром» Фадеев как бы полемизирует с Толстым»…

Приговор критики строг: «очевидно, что учебник по «Русской литературе ХХ века» Поляк и Тагера, составленный не только без достаточного знания предмета, но и без любви к нему, должен быть срочно заменен другим, более совершенным учебником»[21].

Учебник русской литературы для 8-го класса Н. Поспелова и П. Шаблиовского «ставит развитие русской литературы в зависимость от западно-европейской. Авторы учебника не показывают самобытность и величие русской литературы… Исходя из совершенно ложного представления, будто бы вся русская литературы развилась под влиянием западно-европейской культуры. ‹…› Авторы начинают раздел русской литературы XIX века с обстоятельной характеристики творчества немецкого писателя Шиллера и английского поэта Байрона, и лишь после этого переходят к анализу произведений русских писателей, подчеркивая, что их творчество находилось под влиянием Шиллера и Байрона»[22].

Более того, критики замечают, что в учебнике «вовсе не освещено патриотическое содержание творчества русских писателей. Единственная глава, имеющаяся в учебнике на эту тему – «Патриотические мотивы в юношеской лирике Пушкина», на самом деле посвящена сравнению стиля Пушкина и Державина»[23].

Не секрет, что предвоенные и военные годы – время коренного идеологического поворота к патриотизму. Происходит переоценка многих исторических персонажей, таких, например, как Пётр Великий и Иван Грозный, кинофильм о котором становится заметным явлением в жизни страны. «Учебник, – отмечают критики, – содержит немало грубейших ошибок и извращений в освещении важных вопросов истории русской литературы и русской истории. Так, эпоха Ивана Грозного характеризуется как «разгул произвола и ненужных жестокостей»; творчество Жуковского рассматривается с вульгарно-социологической точки зрения и расценивается как реакционный, консервативный романтизм»[24]…

Учебник «Грамматика русского языка» авторства Бархударова составлен «без учета воспитательного значения приводимого материала, примеры и упражнения подобраны по формальному признаку и, ни в какой мере, не способствуют воспитанию в школьниках патриотических чувств. …Не использованы краткие изречения Александра Невского, Суворова, Кутузова, имеющие большое воспитательное значение; почти совершенно отсутствует военный материал»[25].

Недостатками в преподавании географии эксперты считают: «отвлеченность и сухость изложения, недостаточность физико-географического материала, слабую ориентировку по карте, перегрузку преподавания и учебников по географии статистико-экономическим материалом и общими схемами, вследствие чего учащиеся выходят из школы, не обладая зачастую элементарными географическими познаниями»[26]. Поэтому замены требуют и учебники «Физическая география СССР» и «Экономическая география СССР» Баранского.

И даже учебник «Зоологии» Цузмера критикуется за то, что почти целиком состоит «из перечня анатомических данных, не показывает многообразную жизнь животных и возможности использования животных в хозяйственной деятельности людей»[27].

Принимается решение организовать конкурс на лучшие учебники. В качестве экспертов привлекаются учёные и опытные педагоги. Затем учебники должны обсуждаться на коллегии Наркомпроса РСФСР и утверждаться к изданию лично наркомом просвещения. ЦК обязывает Наркомпрос РСФСР проверять на практике работы школ пригодность учебников, учитывать отзывы педагогов, постоянно совершенствовать учебники. И даже «ввести в практику рецензирование всех учебников для школы на страницах центральных газет и специальных журналов»[28].

ЦК ВКП(б) считает: «Учебники для средней школы должны волне соответствовать уровню современной науки, давать яркое, понятное, увлекательное изложение предмета и сопровождаться хорошими иллюстрациями»[29].

Учебники на украинском и английском – уходят в печать. Потрясающий воображение факт – одновременно с пересмотром учебников для средних школ готовились к изданию и учебники для национальных школ освобождённой от фашистской оккупации Украины, естественно, на украинском языке. По строгим законам военного времени решение ЦК ВКП(б) от 27 июля 1943 г. требует разработать план издания украинских учебников в трёхдневный (!) срок и обеспечить выполнение плана к началу нового 1943/44 учебного года[30].

И выделяются издательству «Радянска школа» в III квартале 1943 года для издания школьных учебников дополнительно 25 тонн печатной бумаги. А ОГИЗ РСФСР обеспечивает печатание школьных учебников на украинском языке в срок. Для этого ЦК ВКП(б) просит ЦК КП (б) Украины подобрать и направить в распоряжение ОГИЗа РСФСР двух наборщиков-линотипистов, знающих украинский язык[31].

И уже осенью 1943 г. Г.Ф. Александров рапортует секретарю ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкову: «План издания учебников на украинском языке выполнен. Тиражи всех учебников, которые были обеспечены рукописями, отпечатаны и приняты издательством «Радянска школа». ‹…› В октябре месяце издательство «Радянска школа» подготовило и сдало в типографии сверх плана рукописи ещё пяти учебников. Эти учебники будут выпущены в ноябре 1943 года[32].

А в январе 1944 г. был подготовлен к печати даже учебник по истории СССР на английском языке объёмом 22 печатных листа (!), так как Торгпредство СССР в Лондоне и Посольство СССР в США сообщили, что союзники вдруг заинтересовались нашей историей, а «английские издатели издают свои книги, извращая историю СССР»[33]. А многое ли изменилось с тех пор?

Психология и логика возвращаются в школу. В это же время педагогическая общественность активно обсуждает введение в школу курсов психологии и логики, предлагая начать преподавание в 9-х классах средних школ «университетских городов» – Москвы, Ленинграда, Свердловска, Томска, Казани, Саратова.

Управление пропаганды и агитации при ЦК ВКП(б) считает целесообразным экспериментально ввести преподавание логики в московских школах, так как вначале следует подготовить преподавателей новой дисциплины («кадры преподавателей логики не готовились в течение более чем двадцати лет») и выбрать «доброкачественный учебник»[34].

Выяснилось, что учебник логики проф. Асмуса «не доступен для учащихся…ввиду трудности и абстрактности изложения. Например, об основных законах мышления автор пишет: «Таким образом, выполнение закона тождества обеспечивает определенность мысли о предмете. Мысль эта определенна, если всякий раз, когда известное понятие появляется в наших рассуждениях, мы мыслим в точности это самое. А не какое-либо другое, хотя бы и близкое к нему понятие»[35].

В учебнике логики проф. Кольмана изложение логики «дано без необходимой последовательности, сумбурно и спонтанно». А «определения нагромождены в таком количестве, что затрудняется понимание»[36].

Специалисты утверждают, что «лишь учебник проф. Виноградова обладает методическими достоинствами, так как автор много лет преподаёт логику, и по его учебнику учились гимназисты ещё до революции. Среди недостатков учебника – преобладание примеров из криминалистики, потому что заслуженный профессор преподаёт в юридических ВУЗах. «Обилие примеров судебно-правового характера создает впечатление, что главное предназначение логики – раскрывать преступления»[37].

Решено организовать в Москве в июле – августе 1943 г. полуторамесячные курсы подготовки преподавателей логики. Наркомпросу РСФСР к 15 июля представить в ЦК ВКП(б) предложения о подготовке преподавателей логики для всей страны[38].

Владимир Петрович Потёмкин смог в те военные годы ввести в учебные программы школ важнейшие для становления личности науки – логику и психологию. В нескольких школах Москвы экспериментально – латынь. Повсеместно и срочно – краеведение.

Нарком против соцсоревнования и процентомании. Нарком просвещения В.П. Потёмкин категорически возражает, когда планируется ввести социалистическое соревнование в школе. И, как отмечалось в последующем Постановлении ЦК ВКП(б): «Органы народного образования вместо борьбы с завышением оценок успеваемости и организации надлежащего контроля за качеством обучения стали на путь поощрения соревнования и связанной с ним процентомании в учебной работе школы и допустили ухудшение качества обучения в школе. В результате соревнования в школе формальные показатели успеваемости растут, а в действительности оканчивающие школу не становятся грамотнее и образованнее»[39].

Меж тем об истинных, глубоких школьных проблемах честно и смело рассказывают письма с мест. Так, школьные учителя с. Таштып из Хакасии 24 мая 1943 г. прислали секретарю ЦК ВКП(б) А.А. Андрееву жалобу на 10-ти страницах. Самые вопиющие строчки документа подчёркнуты красным карандашом, резолюция на письме гласит: «т. Крапивину. Просьба показать т. Щербакову письмо учителей из Хакасии. Если будет указание А.С. Красноярскому крайкому, то некоторые вопросы будут исправлены и разрешены на месте. Кстати, общий вопрос о материальном обеспечении учителей (снабжение) готовится у т. Косыгина. 28.7.43. Кудрявцев»[40].

Среди педагогов таштыпской школы оказались эвакуированные специалисты из Москвы и Ленинграда, чужие для местной власти, не желающей обеспечивать педагогов, как того требовали постановления партии и правительства, самым необходимым – продуктами питания, одеждой, дровами, керосином, спичками: «…Представьте себе, Андрей Андреевич, учителя, который в холодный зимний вечер идёт по улицам села и высматривает, где ярко и мирно горит свет. Вот он сворачивает к одной из хат и робко стучится в дверь. У вышедшей хозяйки учительница виновато просит разрешения посидеть у лампы, чтобы проверить тетради. Проходит час, другой; хозяева начинают шевелить постели. Учительница поспешно сворачивается и, прося извинения и благодаря за гостеприимство, срочно удаляется, – живописует злоключения педагогов автор письма, и продолжает: «За всю зиму и вообще за весь год учителя не получили ни одного литра керосина, хотя в райпотребсоюз поступает не только керосин, но и распоряжения свыше о выдаче керосина, мыла, соли, спичек и т. п. В первую очередь учителям, врачам, агрономам. За весь год учителя получили один раз по 400 граммов соли и один раз по 400 граммов мыла»[41]. И, наконец, самое страшное признание: «… Учителя начинают прямо проклинать свою специальность, свое образование. Они говорят часто и даже слишком часто: «Зачем я кончала институт? Гораздо лучше быть малограмотным и работать продавцом, зав. складом, зав. столовой или пред. сельпо. И тогда бы я жила припеваючи»[42].

Из учителей – в буфетчицы. О том, что письмо учителей из глубинки не осталось незамеченным, говорит удивительный факт – все его основные проблемы оказались поднятыми в последующих документах ЦК и Наркомата просвещения. В докладной записке «Об учительских кадрах» на имя секретаря ЦК ВКП(б) А.С. Щербакова нарком просвещения В.П. Потёмкин сообщает, что общая потребность в учителях в 1943/44 учебном году по 40 территориям по предварительным подсчётам составляет 29 846 учителей. А «выпусками из педагогических учебных заведений, подготовкой на краткосрочных курсах, возвращением учителей из эвакуации возмещается только 18 890 чел.». И при этом у наркома нет возможности вернуть в школу старые кадры, ввиду военного времени сменивших профессию: «одни из них отозваны на предприятия оборонного и хозяйственного значения, другие, в силу крайне тяжелых материальных условий, сами ушли на другую работу, более выгодную в материальном отношении. Некоторые работают официантами, буфетчицами, уборщицами, но на педагогическую работу не возвращаются»[43].

«Следует признать, – пишет нарком, – что довольно низкая заработная плата и неудовлетворительное материально-бытовое положение учительства в значительной мере способствовали переходу их на различного рода работу в другие ведомства. Известно, что зарплата учителям не повышалась с 1936 года. Учитель начальной школы получает в сельской местности 240 руб., а в городе 270 руб. в месяц, тогда как дворник и тот получает больше. Естественно, такая зарплата не обеспечивает прожиточного минимума. Снабжение учителей продовольствием и промтоварами поставлено исключительно плохо. Особенно в тяжёлом положении находятся эвакуированные учителя»[44].

Нарком уверен, что нужно провести ряд серьёзных социальных мер «по закреплению учительских кадров». Прежде всего, «улучшить материально-бытовое положение всех учителей – увеличить их заработную плату, регулярно снабжать их хлебом, довести хлебный паёк сельскому учителю до 600 г. Улучшить снабжение учителей промтоварами и предметами первой необходимости (соль, спички, мыло)». А также разрешить постоянно действующие курсы по подготовке учителей, освободить от платы за обучение всех учащихся педагогических учебных заведений, обеспечить стипендиями всех успевающих учащихся педагогических училищ и студентов учительских и педагогических институтов. Тут же нарком просвещения Потёмкин просит разрешить проведение Всероссийского совещания по народному образованию в Москве[45].

Совещание учителей: о хлебе, керосине и… семинариях. В моём личном архиве хранится уникальное коллективное фото, сделанное в дни того исторического совещания (см. фотовклейку). Целое историко-социальное исследование можно было бы написать, лишь глядя на него. Вокруг наркома-реформатора товарища Потёмкина сидят убелённые сединами педагоги с окладистыми бородами, выдающими «старорежимное» гимназическое прошлое этих «господ». Далее – плотное окружение учителей новой формации – отставники в гимнастёрках ещё с отложными воротничками и наградами, учительницы советской закалки – в строгих тёмных костюмах и светлых блузках, молодые нацкадры…

Резолюция по докладу В.П. Потёмкина, сделанному на том историческом совещании «О работе школ за истёкший период Великой Отечественной войны и задачах школ на 1943–44 учебный год» планирует дальнейшие преобразования в советской школе, отмечая, что совещание созвано «в момент полного провала летнего наступления немецко-фашистских полчищ, воодушевлено новыми победами русского оружия и проникнуто твердой уверенностью в приближении часа окончательного разгрома врага»[46]. Ставит ряд задач, на годы вперед определивших вектор развития школы.

Повторим, по аналогии с царской Россией, вводится раздельное обучение мальчиков и девочек в крупных городах. А значит, необходимо выделить помещения для женских и мужских школ, провести подбор преподавательского состава. Установить отпуск одежды и обуви по ордерам через школу. Расширить сеть ремонтных и пошивочных мастерских для школьников. Естественно, что такая централизация должна привести и к унификации школьной одежды – так, по сути, вводилась в школьный быт форма, отличительные значки на головном уборе (фуражке) учащихся, а ученические билеты, бытовавшие уже в довоенные годы, дополнялись строгими правилами для учащихся 5–10-х классов.

В новых школьных уставах, обсуждённых на совещании, говорилось о «креплении единоначалия директора и поднятии авторитета учителя; оживлении деятельности педагогических советов и родительских комитетов; упорядочении работы ученических организаций; укреплении дисциплины учащихся; повышении и уточнении их ответственности за своё поведение»[47].

Решено «покончить с иждивенческими настроениями мест, нередко рассчитывающих исключительно на централизованное снабжение школ такими предметами, как ученические ручки, чернила, мелки, грифельные доски и проч., – для чего добиться производства этих принадлежностей на предприятиях местной промышленности и промкооперации из местного сырья»[48]. А также «ускорить пересмотр Наркомпросом РСФСР старых и составление новых учебников… применять при этом систему конкурсов и издания параллельных учебников по одному и тому же предмету»[49].

Необходимо «расширение контингента детей, получающих через школу и детские столовые дополнительное питание и в первую очередь детей военнослужащих». И нужно подумать об улучшении качества питания. Хорошим подспорьем в этом вопросе считают «своевременный сбор и хранение продуктов, полученных с пришкольных участков»[50].

В области педагогического образования предполагаются меры по улучшению подготовки учителей для начальной школы. Например, задумывается создание учительских семинарий, как дань памяти великому русскому педагогу К.Д. Ушинскому, разработавшему «Проект учительской семинарии», финансируемой земством. Учительские семинарии, выпускающие учителей начальных классов, существовали в России с 60-х гг. XIX в. до 1917 г. Столь «архаичное» для советского времени слово в наименовании важнейшего педагогического учебного заведения высокой поддержки не нашло, в бытовании остались учительские техникумы и училища. А вот учёба в учительских институтах увеличилась с 2 до 3 лет, а выпускники обязывались быть готовыми «преподавать несколько смежных дисциплин»[51].

Особая статья – улучшение материально-бытового положения учителей – «снабжение их хлебом, продуктами питания, одеждой и обувью, керосином, предметами ширпотреба, а также своевременной выдачи им заработной платы». Предлагается разработать «систему поощрений… в соответствии с проявленным ими усердием, продолжительностью работы на одном месте, стажем и общественным авторитетом». Причем требуется повести «решительную борьбу с проявлениями бездушного отношения к учителю, привлекая виновных в этом к строгой ответственности»[52].

В целях усиления борьбы с безнадзорностью детей необходимо срочно «восстановить сеть внешкольных учреждений, свернутую в начале войны …принять меры к созданию детского спортивного общества «Смена». И упорядочить посещение школьниками театров и кино.

Особыми постановлениями правительства регламентируется возрождение в стране детских театров и кинотеатров, оговаривается, что в репертуаре взрослых учреждений культуры должны присутствовать детские спектакли, утренники.

Всё задуманное педагогической элитой страны требует наличия многотысячной армии педагогов, желательно молодых и инициативных. И их продолжают готовить педагогические вузы, несмотря на то, что подавляющая масса студенчества сражается на фронтах Великой Отечественной войны. Например, несмотря на блокаду Ленинграда, ни на день не прекращает свою работу Педагогический институт имени Герцена. Хотя что основная масса профессорско-преподавательского и студенческого состава эвакуируется в тыл, такие светила отечественной науки, как профессор В.Н. Вернадский, профессор С.Л. Рубинштейн и другие, продолжают своё служение, чтобы жизнь в институте не замерла. Они не только пишут научные статьи и монографии, часто изменив тематику своих исследований в пользу тем, связанных с обороноспособностью страны, но и продолжают работу со студентами и аспирантами. Благодаря самоотверженности и мужеству учёных и студентов жизнь в институте продолжается: в 1942–1943 гг. в здесь обучается 287 студентов и 26 аспирантов; в 1943–1944 гг. – 811 студентов и 32 аспиранта. В 1943 г. – институт оканчивают 79 студентов и 5 аспирантов, в 1944 г. – 120 студентов и 6 аспирантов[53].

«Там, где раньше учились думать у русских, там сейчас нужно учиться думать у финнов»? В иных условиях оказываются в годы войны преподаватели и студенты Петрозаводского университета. Как пишет профессор Ю.А. Васильев: «Политика финской администрации на оккупированной территории была определена задолго до вторжения финских войск в Карело-Финскую ССР. Программа действий определялась идеологией создания будущей «Великой Финляндии», включающей территорию Карелии с этнически родственным финно-угорским населением»[54].

Именно поэтому финские оккупационные власти проводят в Карелии политику «разделяй и властвуй», раздавая «родственному» населению – финнам, карелам, вепсам, ингерманландцам – паспорта иного цвета, чем русским, белорусам, украинцам. Именно поэтому предлагается «родственным» народам паёк, сопоставимый по нормам с ленинградским блокадным, а иные, «неродственные» народы лишаются и этой малости, сгоняются в концлагеря, умирают от голода и издевательств оккупантов.

Но подавляющее большинство населения республики не воспринимает призывов пришельцев: «Открыть в Восточной Карелии окна в Финляндию для карелов», «Никогда карелу не быть русским», «В груди карельской молодёжи бьётся финское сердце», «Там, где раньше учились думать у русских, там сейчас нужно учиться думать у финнов. Там, где раньше учили опознавать Россию, там теперь нужно учиться опознавать Финляндию». В секретных отчетах Военного управления Восточной Карелии оккупанты признаются: «Несмотря на работу, проведённую в течение двух лет, мы замечаем, что в народе ещё не проснулось национальное чувство, он продолжает оставаться пропитанным большевистским духом»[55].

«Несознательное» население приклеивает оккупантам презрительно-ироничное прозвище «колопаи» («Ударил человека, значит, дал колопа́йку» – до сих пор говорят в Кондопоге – О.Ж.).

Новая дисциплина – «Сплавное дело». Советская власть, в отличие от финской, не декларирует своей особой политики по отношению к финно-угорскому населению, но, наверное, неспроста эвакуирует Петрозаводский университет именно в Сыктывкар, где компактно проживает другой финно-угорский народ – коми. Языковая и культурная близость, несомненно, помогает эвакуированным студентам быстрее освоиться в новой для себя среде и активно включиться в помощь фронту.

Добровольно отказавшись от летних каникул, студенты выполняют по несколько суточных норм, работая на лесосплаве. И даже ректор университета К.Д. Митропольский с гордостью рассказывает: «Сам же я тоже хожу с мозолями, багор часто бывает в моих руках. Более того, я научился им владеть, и неплохо».