Исход. Апокалипсис в шляпе, заместо кролика

– Если один раз у него получилось вывести из тупика своего существования, даже не одного человека, а целый народ, то и в моём случае это удастся. – Глядя на табличку с этим именем, так рассудив (не надо забывать, что клиент по-прежнему ассоциативно мыслит), не пройдёт мимо потенциальный клиент и направит свой ход в объятия Моисея Моисеевича. А он (потенциальный клиент), дурак, хотел ещё завтра принять это стратегическое решение о своём разводе, и если бы не такая удача с этим именем, то он может быть никогда и не решился.

И ещё одна удача для Моисея Моисеевича заключается в том, что потенциальный клиент, в этих своих впопыхах от радости встречи со знаковым для себя человеком, упустил из виду сроки, с которыми работает этот великий человек. А Моисей Моисеевич никогда не отрывался от своих корней, и он, как и всякий человек права, очень основательно подходит к рассмотрению каждого дела. И хотя о таких больших сроках, как в древности не идёт, – всё-таки человек прогрессирует, – тем не менее, если человек относится к себе и своему будущему серьёзно, он должен понимать, что это дело не двух и трёх месяцев, а …А вначале вы ответьте, на что вы в этом своём деле рассчитываете? Теперь скажите, какой у вашей супруги на ваш счёт расчёт? И что она, по своей недалёкости, а может она всё о ваших тайных счетах и ухода от налогов знает, может против вас выдвинуть? И только после этого ряда общих вопросов составляется примерный план будущих действий по бракоразводному процессу:

«Ну а теперь всё это в своей совокупности складываем, делим на число заинтересованных в этом деле лиц, которые информированы о вашей второй жизни больше чем следовало, затем отнимаем из вашего таксопарка «Плимут», переводим его в дар благотворительного фонда майора Тупило из следственного комитета, в результате чего, число заинтересованных лиц кратно уменьшается, а ваша необлагаемая этим налогом собственность увеличивается. Далее, если вас всё-таки не устраивает полученный результат, а за ценой вы, в общем, не постоите и за вашу часть, несомненно, только вами нажитого имущества, готовы бороться до последнего человека, желающего откусить от него кусок, то этот вопрос стоит обсудить за закрытыми дверями». – Куда и уходят заинтересованные лица, чтобы там сделать необходимые уточнения.

В общем, на этом мы решили, насколько удивительная и налогами не всегда облагаемая личность у этого адвоката по бракоразводным делам, зовущимся здесь, что уж поделать, никаким там не Моисей Моисеевичем Весьвашим, а вот так запросто: «Оторва ты, Сеня, а не адвокат». И всего вероятней, что он от этого панибратского к себе обращения (а может это его именование Сеня, было ласкательно-уменьшительное от Моисея), без заискивающего взгляда, к которым он там, у себя в конторе, привык, так недовольно выглядит, и ему спокойно не сидится на стуле. Из-за чего его товарищи по столу, вынуждены ему делать эти оскорбительные замечания, что приводит его уже в буйство своего возмущённого духа.

– Да кто он такой, чтобы ко всем нам так неуважительно относиться?! – в возмущении вспылил наш адвокат Сеня, заёрзав на своём стуле. Из чего (из его слов) можно сделать последственный вывод – выходит, что наша первоначальная версия о количественном составе клуба не выдерживает проверкой времени. И в клубе состоит не шесть человек, а семеро. Правда, только до тех пор, пока не получены новые доказательства для присутствия здесь ещё людей (а свободный стул, почему-то и не был замечен). И получается, что мир ими будет делиться не на шесть, – что было бы легче, каждому по континенту, вот и всё деление, – а на семь частей. А вот что можно разделить на семь частей, то ничего кроме семи грехов на ум и не приходит.

А, впрочем, и здесь есть свои заманчивые перспективы. К тому же любой процесс деления, редко не сопровождается без своего греха. А это уже о чём-то говорит людям, понимающим и разбирающимся в перипетиях собственной и чужой мысли. Но об этом молчок и лучше не будем делать поспешных выводов на их собравшийся счёт (грех любит тишину и скрытость). А то, что за них говорят, что их от греха подальше нужно держать, то это как раз указывает на то, что они к этому грешному делу имеют своё пристрастие, и так сказать, близки к нему.

Да и если на то пошло (на такую откровенность), то делить мир секторально, по своим грехам, наиболее перспективное занятие – эта область жизнедеятельности человека, практически охватывает все слои населения, начиная… Скажем так, когда надо.

Но об этом поговорим как-нибудь при случае, – и он обязательно выдастся, уж за что, за что, а за это уж точно не стоит переживать, ведь все мы грешные, – а сейчас вернёмся к Сене, которому никто не сделал замечание дисциплинарного характера, – порядком ты уже всем надоел, Сеня, лучше рот закрой, пока его тебе кулаком не закрыли, – а всё потому, что сидящий по другую стола от Сени человек, сейчас тасовал колоду карт. А это дело такое, что за руками тасующего карты нужен глаз да глаз, чтобы он хотя бы не ошибся. А то бывают такие тасовальщики, что они там у себя в голове о чём-то задумаются, за всем этим делом отвлекутся и как результат, карта передёрнута и ни у кого, в отличие от раздающего, нет приличной карты. Так что лучше некоторое время потерять во внимании к тасующему карты, чем потом потерять все деньги за столом.

Ну а Сеня, значит, всем этим пользуется и всё возмущается. – Мы в точно назначенное время, отложив, быть может, неотложные дела, приходим сюда, занимаем свои места, а он и не думает так о себе беспокоиться. Вот где он спрашивается? – вопросил Сеня, обведя всех людей за столом требовательным взглядом. И только он прошёлся по лицам этих людей своим взглядом, как дверь, ведущая в это помещение, открывается и на её пороге появляется человек весь в тёмном (он стоит в тени), в руках которого находится в том же чёрном исполнении среднего размера коробка, с крышкой и ручкой наверху, так что можно предположить, что это шкатулочного типа ящик.

Ну и этот человек, видно по нему, что придерживающийся строгих взглядов на себя и на окружающих людей, но при этом без своего серьёзного деспотизма (на его лице присутствовала снисходительная ко всей этой серьёзности язвительная ухмылка), сразу с ходу обозначает себя, как человека здесь не последнего, а может быть и самого первого – он обращается к Сене.

– Ну и что на этот раз вызвало на вашем лице всю это суровость, Семирамид Петрович? – задался вопросом вошедший, напрямую обращаясь к Сене, чьё настоящее имя, наконец-то, прояснилось для нас. Если, конечно, вошедший, а он явно себе на уме и любит съязвить, таким образом, не подчеркнул в Сене нечто такое, что должно его было осадить и умерить его пыл.

Ну а Сеня или Семирамид Петрович, недовольно передёрнулся в лице (всё ему не так, а может и в правду вошедший сумел его подцепить этим именованием) и, дабы подчеркнуть свою самостоятельную позицию, не без укола в адрес вошедшего человек, молча подтягивает рукав пиджака и, оголив руку с часами на них, знаково указывает на них вошедшему – вон посмотри, как ты не пунктуален, в отличие от нас, между прочим, по твоей вине теряющим своё драгоценное время. Но этот тип не проявляет такую дальновидность мысли, на какую рассчитывал Семирамид Петрович (будем так его называть для солидности), а он, то ли обиделся на Семирамида Петровича за такое его пренебрежительное отношение к нему (слов пожалел), то ли на расстоянии плохо видно вложенную им в этот поступок мысль, и поэтому от него Семирамид Петрович, не только не слышит шаркающих ногами извинений, а он начинает пугающе озадачивать Семирамида Петровича собственным пониманием и интерпретацией этого его знака.

Так этот припозднившийся на собрание клуба человек (пока он нам не был представлен, то назовём его Седьмым), в ответ состроил на своём лице выразительное недоумение, но не без желания разобраться во всём и понять, что его уму сейчас не удаётся уловить в том, что ему хочет сейчас показать в пределах его понимания уважаемый Семирамид Петрович, человек хоть и пакостный и временами не без вреда к окружающему миру и атмосфере (газы и недержание естества, когда он шибко много выпьет, видите ли у него), но всё-таки терпимый. Кто не без греха и без своего бзика – только человек неестественной конструкции, с искусственным, то есть приобретённым интеллектом. А Семирамид Петрович в себе всё это имеет в достатке, и с ним, по крайней мере, можно об этом поговорить.

А как только Семирамид Петрович, при виде всего того, что посмотрело на него с лица Седьмого, почувствовал недоброе, то он в момент напрягся в себе и особенно в руках, которые вдруг онеменели и он не мог с ними ничего поделать, оставаясь в этом своём указующим на часы положении. А Седьмой между тем, не стоит на месте, и он, громко вопрошая: «Семирамид Петрович! Не томите мою разрывающуюся в любопытстве душу, немедленно открывайте секрет ваших, как я вижу, новых часов», направляется прямиком к Семирамиду Петровичу.

А Семирамид Петрович и рад бы был раскрыть этот неизвестный даже ему секрет своих часов, если бы он, конечно, был, но его, по тому, что он знает о своих часах, вроде бы нет (а всю историю своих часов он не знает). – А может они того, краденые? – на одно мгновение взволновался в сомнении Семирамид Петрович, вдруг допустив такую невозможность. – Да не может такого быть, чтобы Марта купила часы не у официального поставщика, а в переходе у барыги. – Тут же отверг Семирамид Петрович все эти поклёпы своего, не всегда осознающего что думает мозга (это всё издержки его профессии, где он сталкивается с такими изворотами разума в деле обмана людьми бывших своих половин, что со временем начинаешь терять доверие к людям, и особенно к тем, кто ближе всего к тебе). Хотя полностью от сомнений избавиться не получилось. Но здесь всему виной суеверие Семирамида Петровича, считающего, что дарить часы на день рождение плохая примета. И он даже осмелился спросить у Марты, когда ему вручила этот подарок: И что всё это значит?

– Ты это о чём? – спросила Марта, сделав непонимающее лицо (но кого она хочет обмануть, она всё преотлично понимает).

– Я о часах. – Поглядывая на Марту через призму часов, пока лежащих в подарочной коробке, на столе перед собой, спросил Семирамид Петрович.

– И что тебя в них не устраивает? – уже с нотками «не трепли мне нервы Сеня» вопрошает своего, ничем ему не угодишь, муженька, Марта. Ну а Семирамид Петрович в момент и на лету схватывает все эти посылы Марты, и он, как может, смягчает свой ответ. – Так дарить часы на день рождение, говорят, плохая примета. – Говорит он.

– И кто это говорит? – уже сурово посмотрев на своего мужа, задаётся вопросом Марта.

– Люди. – Ничего другого не найдя у себя в памяти, сказал Семирамид Петрович.

– Кто именно? – не выпускает из клещей Семирамида Петровича Марта.

– А я не знаю. – Следует его ответ.

– Вот и не ссылайся на недостоверные источники. И как не тебе это должно быть известно, что это, как минимум, не профессионально. – Ставит точку в этом разговоре Марта.

– Что-то с этими часами всё-таки не так? – про себя подленько размышлял Семирамид Петрович, в то время как расплывался в улыбке Марте, с такой же бесхитростной улыбкой надевавшей ему на руку часы. – Я понял! – только сейчас догадался Семирамид Петрович. – Ремешок мне сразу подошёл, и не понадобилось протыкать дырки на нём. А ведь до этого, такого никогда не случалось. Но что тогда это может значить? – вопросил себя Семирамид Петрович, почувствовав, как неуютно его руке в тисках этого ремешка.

А между тем Седьмой, вот он уже здесь, рядом с Семирамидом Петровичем и его часами, которые он ухватил свободной рукой (под мышкой другой руки находился этот чёрный ящик) и со словами: «А ну-ка, дай посмотреть», начинает вгонять Семирамида Петровича в недоступную для его разумения тревогу – он теперь и не знает, чего боится и за что переживает.

– Небось, отвалил за них целое состояние…– Седьмой делает внимательную к Семирамиду Петровичу паузу и добавляет знаковое уточнение, которое уж точно не пришлось по нраву Семирамиду Петровичу, – своего очередного клиента. – На что Семирамид Петрович сказал бы ему, – это всё дикие инсинуации вашего воспалённого в зависти разума, который вечно находится в предубеждённом ко мне состоянии, – но он не мог не учесть того, насколько Седьмой был острым на язык человеком, и поэтому решил благоразумно промолчать.

Ну а Седьмой на этом не заканчивает свою беседу с Семирамидом Петровичем, и он приступил к разгадке его часов и поданного им знака. – Ну так что вы, Семирамид Петрович, пытались мне таким интересным способом сказать? – вопрошает Седьмой и, не давая возможности Семирамиду Петровичу и слова сказать, начинает скорее гадать, чем на основе глубокого анализа, выдвигать гипотезы. Хотя первая выдвинутая им версия, что-то такое научное и отчасти логичное в себе умозаключала.

– Если соединить воедино ваше недовольное выражение лица и этот ваш направленный на часы жест, то можно предположить… – здесь Седьмой внимательно посмотрел на Семирамида Петровича, который слегка приободрился в лице, видя, а точнее слыша, верное направление мысли Седьмого. Но Седьмой, как это всегда бывало, не то чтобы не оправдал возложенных на него надежд со стороны Семирамида Петровича, а он даже и не думал себя так отягощать. И, пожалуй, узнай он об этом на свой счёт позволении со стороны Семирамида Петровича, то этого самонадеянного Семирамида Петровича, как минимум, ждал бы серьёзный, на повышенных тонах разговор с Мартой, которая бы даже в первый момент потеряла дар речи, когда узнала, что Семирамид Петрович крайне левых взглядов человек (а говорил ведь, что он аполитичен), куда он частенько наведывается к некой Надежде, которая разделяет во всём эти его взгляды на жизнь, и в особенности на его дуру жену.

Седьмой между тем делает свой аналитический вывод из увиденного. – Вы недовольны настоящим, типа это не ваше время. Хотя здесь могут свои отклонения и уточнения. Вы ведь указали на часы. – Начал рассуждать Седьмой. – Тогда может быть, вы, указав на часы, этим хотели уточняющее сказать, что время слишком быстро идёт, и вы не поспеваете за ним. Что ж, это вполне для вашего случая подходит. – Проговорил Седьмой. А вот тут Семирамид Петрович не удержался и вскипел. – Это вы на что, Ной Фёдорович, намекаете?! – побледнев в лице, Семирамид Петрович нервно вопросил Седьмого, чьё имя нам отныне известно, и мы теперь будем называть вещи и людей своими именами, без применения цифры (что сложно в наше цифровое время).

– Да ни на что я не намекаю. – Искренне удивившись такому нервному расстройству Семирамида Петровича, сказал Ной Фёдорович. – Я всего лишь хотел сказать, что научно-технический прогресс не стоит на месте и этого никогда не нужно забывать. – И, хотя Ной Фёдорович ничего такого не сказал, чего бы все не знали, Семирамид Петрович был удовлетворён его ответом. А вникать в то, что он мог бы подразумевать под научно-техническим прогрессом, который стучится в каждый дом, и если ты его будешь игнорироваться, то он тебя в итоге всё равно застанет дома или по дороге к нему, но уже врасплох, Семирамид Петрович, как человек слабо разбирающийся в робототехнике, не стал.

Да и вообще, даже страшно себе подумать, а представить ещё жутче, как постучавший тебе домой научно-технический прогресс в виде робота, один в один похожий на соседа Леонтича (с кого-то же нужно лепить этих роботов, а Леонтич, когда трезв, не так потрёпанно и пошло выглядит, да и много не потребует за патент на своё андроидное производство), в последствии, когда ты не в урочный час заглянешь домой, может застать тебя врасплох с твоей супругой, по каким-то неведомым тебе обстоятельствам оказавшейся в этот неурочный час тоже дома (а что удивляться-то, а кто тогда бы открыл дверь этому научно-техническому прогрессу в виде робота Леонтича).

Ну и тот же Семирамид Петрович, человек не идущий в ногу с научно-техническим прогрессом, и понятно, что совершенно ничего не знающий о роботах, об их функционировании и потребностях в электроэнергии (все создаваемые роботы экологически нравственны и чисты в своих микросхемах), невесть чего себе вообразил, застав одного из них у себя дома (в его оправдание можно сказать, что робот был изготовлен безукоризненно схоже с человеком, как уже упоминали, с соседом Леонтичем – так что перепутать можно было запросто), и не став разбираться, сразу вскипел и наполнился вопросами безусловно обвинительного характера.

– Это, бл**ь, кто такой?! – вот так громко вообразил Семирамид Петрович, что он тут, в жениной квартире, главный, когда увидел, что на его любимом кресле и в его пижаме комфортно расположилась до чего же знакомая рожа. Ну а Марта ни в чём таком не виновата, чтобы на неё тут ещё голос повышали и такими словами коверкали её честное имя. – Это ещё как, милостивый государь, Семирамид Петрович, понимать эти ваши, безусловно пакостные слова, ввергающие меня в сомнение на ваш умственный счёт? – с яростным взмахом прикрыв на себе халат, доступ к содержимому которого отныне недоступен, ни глазам, ни тем более всему остальному, что имеет в наличии Семирамид Петрович, пока он не осознает свою неправоту и не покается, жёстко вопросила Марта этого нахала, Семирамида Петровича, посмевшего сомневаться в её честности.

Ну а Семирамид Петрович, наткнувшись в своём возмущении на куда как более твёрдую позицию в виде невозмутимости Марты, оказался в растерянности и уже не столь уверен в себе и своей правоте. – Может я чего упустил? – мысленно почесав себе затылок, подумал Семирамид Петрович, переведя свой взгляд на этого типа в его пижаме, да ещё и в тапочках. Но реальность со своей подчёркивающей очевидностью вот она, и это ещё больше разориентирует Семирамида Петровича, уже и не знающего, что и думать о происходящем и о Марте. Впрочем, о Марте он знает, что думать, он ею восхищён – это же надо быть настолько безоговорочно нахальной!

И Семирамид Петрович собирается с силами и даёт ответ Марте. – Как моё желание разобраться, что в моё отсутствие здесь происходит. – Марта в упор на него смотрит и, посчитав его доводы разумными, немного смягчается. – Ваше право, Семирамид Петрович. – Говорит Марта. – Как-никак вы вносите свою скромную лепту в оплату этого жилища. – Семирамид Петрович чуть не лопнул от возмущения, услышав такое пренебрежение правдой и манипуляцией Мартой их вкладами в совместное счастье – да он один за всё платит и оплачивает все её покупки из магазинов.

– Будьте знакомы, – говорит Марта, рукой указывая на этого типа в пижаме Семирамида Петровича, вслед за её поданным знаком вставшего навстречу Семирамиду Петровичу, – это опытный экземпляр нашего домового консьержа, RX-2019. Я же его назвала Леонид, а то в цифрах я всегда путаюсь. – И не успевает Семирамид Петрович осознать сказанное ему Мартой, и значит, не поверить или поверить ей, как этот тип в его пижаме, оскалившись в улыбке, протягивает значит, ему руку для рукопожатия. И Семирамид Петрович, глядя сейчас на эту ухмыляющуюся рожу в его пижаме, с протянутой рукой, должен сейчас и притом немедленно, сделать выбор – между безоговорочной верой и доверием к своей Марте, либо указать на то, какая он беспринципная скотина, для которого слова и заверения жены в своей честности, пустое место.

А тут ещё этот, до чего же знакомый и противный рожей тип, так недвусмысленно лыбится, глядя на Семирамида Петровича, – и ничего ты, тряпка половая не сделаешь, а сейчас же пожмёшь вот эту самую руку, которая ещё совсем недавно мяла собой совсем другие мягкие поверхности (ну ты и сам понимаешь какие), – и сбивает его со всякой спокойной мысли.

Ну а Марте, заметившей всю эту нерешительность Семирамида Петровича, пришлось его поторопить, цыкнув. И Семирамид Петрович, одёрнутый ею, с возмущением (само собой про себя): «Да что тут на хрен происходит!», ухватился за руку этого Леонида и ни фига не почувствовал в нём какого-либо отличия от человека. И в Семирамиде Петровиче, что поделать, вот такой он человек недоверчивый, в особенности к научно-техническому прогрессу, вновь укрепилось всё его ретроградство и мракобесие, и он решил посредством наводящих вопросов подловить этого Леонида (а впоследствии может и Марту) в его подлоге.

Но для начала он решает расколоть этого подлеца Леонида, маскирующего свою вероломную сущность под робота. – Это надо же до чего дошли эти любители поживиться за чужой счёт! – Семирамид Петрович просто потрясён и вначале слов не находит при виде этих ухищрений современных ловеласов. И Семирамид Петрович крепко так посмотрел на этого Леонида, чью коварную и подлую сущность он насквозь видит, – да-да, Леонид Эриксович (не нужно объяснять, откуда он прознал отчество этого вероломного робота – по материнской плате RX), Семирамид Петрович хоть и далёк от робототехники и электроники, но его так легко не проведёшь, и он видит, что там у вас внутри: ни одной там микросхемы нет, а только одни хитрые схемы по его одурачиванию, – и потребовал от него ответа.

– Так ты всё-таки кто на самом деле? – Семирамид Петрович попытался образумить этого Леонида, обратившись к его мужскому началу, которое из чувства мужской солидарности, перестанет разыгрывать этот спектакль и выдаст Леонида, как притворщика. Так, например, у него вдруг вспучит живот, – а для этого есть все основания: на столике помимо двух бокалов с вином, стояла чашка с фруктами, а рядом в тарелке, ещё отдающие паром пельмени (а от этого сочетания у Семирамида Петровича всегда пучил живот), – и он от волнения не сдержится и благозвучно озвучит свою человечность.

Но этот Леонид, что за самонадеянная и эгоцентричная скотина, а может он конченый негодяй или человек без комплексов, ни в какую не хочет идти навстречу Семирамиду Петровичу и упорно настаивает на своей не человеческой сущности (в общем, трус и больше никак). И это было надо слышать, что он в ответ заявил.

– Я ро-бот, Лео-нид. – Механическим голосом, с насмешливой протяжностью всё это непотребство проговорил этот Леонид. И Семирамид Петрович не то чтобы прифигел, когда всё это услышал, а он можно сказать, что потерял веру в человечество и в голове закружился от непонимания происходящего. – Ну и наглец же этот Леонид! – подумал Семирамид Петрович, когда пришёл в себя. После чего он, решив, что Леонид крепкий орешек и с ним не о чем говорить, только время зря потеряешь, переводит своё внимание на Марту.

И хотя Марта всегда его удивляла своим упорством в отстаивании своих убеждений, да и ждать от неё признаний в собственных ошибках не имело большого смысла, – Семирамид Петрович, – никогда не скажет вот так она, – на этот раз я с большой болью вынуждена признать, что вы оказались куда как более дальновидней насчёт этого подлейшего Леонида, чем я: он оказался не роботом, а рядящимся под робота соседом Леонтичем (так вот где я эту рожу видел, догадался Семирамид Петрович), – всё же она человечней любого робота, а тем более такого заинтересованного робота, как Леонид, и её можно поймать на её человеческих чувствах (в общем, Семирамид Петрович решил манипулировать её чувствами).

– И что он у нас забыл? – так, за между прочим, чтобы его не заподозрили в предвзятости, интересуется у Марты Семирамид Петрович.

– Он проходит тестовые испытания. Так на первом этапе он должен ознакомиться со всеми жильцами нашего дома, понравиться и найти с ними общий язык. – Сказала Марта.

– И что, нашёл? – уперевшись взглядом в Леонида, сквозь зубы спросил Марту Семирамид Петрович. И ему повезло, что Марта не заметила скрытого подвоха в его вопросе и поэтому ему такие каверзные и двусмысленные слова сошли с рук.

– Не без труда, но он сумел завоевать моё доверие. – Так это сказала Марта, что Семирамид Петрович, человек отчасти толстокожий и не ревнивый, но когда дело касается его добра, то он за себя не отвечает в своей вспыльчивости, чуть не вспылил и не вывернул этому Леониду руку. И только то, что рука Леонида была крепка, как у робота, заставило его усомниться в верности своих действий, – а может он и в правду робот, – и остановило его. Но нет, Семирамид Петрович сердцем чувствует, что здесь что-то не так. И его ночная пижама, смотрящая на него с плеча этого чёртового Леонида, укрепляет его сомнения.

– А как понимать мою пижаму на нём? – с долей нервности в голосе вопрошает Марту Семирамид Петрович. – У него что, своей нету? – Ну а Марта в свойственной ей пренебрежительной к его вещам (а коснись разговор её вещей, так она такую истерику закатит, что только уши затыкай) манере, отвечает. – Я не понимаю вас, Семирамид Петрович, – звучно зубами акцентируя внимание на имени Семирамида Петровича, сквозь зубы говорит Марта, – это что ещё за вещевизм с вашей стороны. Не хотите ли вы тем самым сказать, что вам жалко эту пижаму, которая к тому же вам совсем не идёт?

А Семирамид Петрович, видимо, и в самом деле был расстроен, раз он, не подумавши, вспылил. – А ему значит идёт! – И, конечно, Марта не без оснований удивлена этим, не укладывающимся в её обычный порядок вещей поведением Семирамида Петровича (к тому, что он дотошен на свой собственнический счёт она привыкла, но вот, чтобы он повышал на неё голос, то это ни в какие ворота умещается). И Марта имеет полное право оскорбиться в своих лучших чувствах на Семирамида Петровича счёт.