Тень полония

– Впечатляет… А полоний?

– У нас нет достоверных данных о контрабандной торговле полонием-210…

– Вообще нет?

– Было несколько неподтвержденных сообщений о том, что имели место кражи этого вещества. Например, больше десяти лет назад, если не ошибаюсь, «Бюллетень ученых-ядерщиков» сообщил, что несколько килограммов полония исчезло куда-то из русского города Сарова, где производятся редкие радиоактивные материалы.

– Как называется город?

– С-а-р-о-в… – по буквам продиктовал мужчина в очках.

– Постараюсь запомнить.

– Раньше, при Советском Союзе, этот город считался секретным и назывался Арзамас-16… Его описывают как российскую версию Лос-Аламоса – американской базы ядерных исследований в штате Нью-Мехико. Если хотите, я потом поищу для вас номер журнала.

– Спасибо…

– Не стоит благодарности! В этом Сарове полоний-210 производят с пятидесятых годов прошлого века в специальном отделе под названием «Авангард»… Сейчас производство изотопов полония осуществляет некая фирма «Росатом», а продажами занимается другая структура – «Техснабэкспорт». Разумеется, под контролем русской контрразведки ФСБ.

– Значит, полоний поступает на нелегальный рынок ядерных материалов из России?

– Стоп! – Мужчина вытянул перед собой руку в протестующем жесте: – Я этого не говорил. Во-первых, радиоактивные изотопы воруют не только в России… А во-вторых, нельзя сказать, что сейчас у русских все благополучно, но контроль наших инспекторов указывает на значительное повышение уровня безопасности на их ядерных объектах.

– И тем не менее этот рынок существует?

– Конечно. Всего, по данным нашего отдела безопасности, за последние четыре года по всему миру зафиксировано более трехсот случаев, когда отдельные лица и группы лиц были пойманы на попытках вынести радиоактивные материалы. Только в прошлом году произошло сто три подтвержденных случая нелегальной торговли и другой незаконной деятельности, связанной с радиоактивными материалами…

– Цифры, которые приводит немецкая разведка БНД, еще выше.

– Да, я знаком с их статистикой…

– Недавно они арестовали трех русских бандитов, которые везли в Мюнхен семнадцать унций полония. Вам что-то известно об этом?

Мужчина поморщился, как от ответа студента, явившегося на экзамен неподготовленным:

– Не полония, а плутония. Плутония! Это две совсем разные вещи… Такого количества плутония действительно вполне достаточно для подготовки ядерного заряда, способного разнести в куски какой-нибудь немецкий город… Слушайте, если вас интересует не что-то конкретное, а любые ядерные отходы и радиоактивные материалы, я могу рассказывать до бесконечности!

– Все это имеет отношение к России?

– Почему же только к России? Вовсе нет. К примеру, до сих пор так и не обнаружены два килограмма урана, украденного из исследовательского центра Сухуми в Грузии. А совсем недавно в отдаленном западном районе той же самой Грузии, группа местных лесников нашла две капсулы с материалом, от которых исходило тепло… Лесники использовали капсулы, чтобы обогреваться ночью в лесу, но вскоре у них у всех возникли симптомы острого радиационного поражения – капсулы оказались активным элементом генератора с давно заброшенного аэронавигационного маяка, содержащим высокорадиоактивный изотоп стронция.

Вообще, милая Джина, на мой взгляд, самая большая проблема – это вовсе не русские военные объекты, вроде атомных подводных лодок или ядерного оружия. Как раз за ними, как и за современными научно-исследовательскими центрами, налажен и национальный, и международный контроль. А вот гражданские предприятия… Совсем недавно, в сентябре, в российском порту Мурманск сотрудниками русской службы безопасности был арестован некий Александр Тюляков. Не слышали?

– Кажется, нет, – попыталась припомнить собеседница.

– Он был заместителем директора государственного ремонтно-технологического предприятия «Атомфлот» и, по версии следствия, собирался продать куда-то в Прибалтику материалы, содержащие уран-235. При обыске, проведенном у него на квартире и в гараже, было обнаружено еще около 2 килограммов радиоактивных веществ – уран-238, а также радий. Видимо, что для продажи предназначалось отработанное ядерное топливо с атомных ледоколов, хотя и тут остаются вопросы… На самом деле «Атомфлоту» не привыкать к скандалам. Лет пять-шесть назад несколько русских моряков сумели украсть с ледокола изотоп калифорний-252 и 17 килограммов ртути – их тоже тогда арестовали с поличным при перепродаже…

Колокола на университетской башне отбили половину пятого.

Мужчина в очках сделал паузу и прислушался. Потом продолжил:

– Конечно, с точки зрения террористической угрозы эти случаи не представляют большого интереса – но они показывают, насколько уязвимы ядерные объекты.

– Давайте все-таки вернемся к полонию?

– С удовольствием.

– Скажите, Англия, к примеру, производит свой полоний?

– В Англии? – удивился вопросу мужчина. – Нет.

– Откуда в Англии может появиться изотоп полония-210, о котором ничего не известно властям?

– Только из-за границы. И только нелегальным путем.

– Вы уверены в этом?

– Да. Англия – ядерная держава, но полоний там не производится, по крайней мере официально. Производить его вне контроля государства – это значит иметь не только подпольную лабораторию, но и подпольный ядерный реактор… Несерьезно, согласитесь! В Англии есть подходящий ускоритель, у фирмы Amersham, но он, насколько мне известно, на производство полония-210 не настроен.

– А те радиоизотопы, которые находятся в стране легально? К примеру, изотопы, ввезенные англичанами для исследований в какой-нибудь физической лаборатории? Их ведь теоретически можно украсть так, чтобы это не обнаружилось?

– Теоретически возможно все. – Мужчина в очках встал, и прошелся по кабинету декана. – Но практически… Знаете, Джина, как у нас шутят? Чтобы сделать открытие, настоящий ученый обязан в первую очередь усомниться, что Земля – круглая! Вы вообще представляете, как осуществляется контроль за регламентными работами в западных лабораториях? Исследователь должен заранее описать и послать на предварительное утверждение буквально каждую свою операцию. Когда – и если! – его бумагу все-таки рассмотрят в десяти различных инстанциях, заставят провести кучу перестраховочных мероприятий и все утвердят – вот только тогда можно начинать. Причем работать придется под непрерывным и жестким контролем инспектора-дозиметриста, подчиняющегося только руководству своей собственной службы радиационной безопасности, которая, в свою очередь, совершенно прозрачна для МАГАТЭ…

– А в России – по-другому?

– По нашим данным, у русских все теперь тоже очень строго…

– И все же там воруют? Значит, это нельзя исключить и для Запада.

– Честно говоря, я не представляю себе, как вообще можно украсть, скажем, полоний-210 – чисто технически… При работе с ним приходится соблюдать особую осторожность – пожалуй, это один из самых опасных радиоизотопов.

– Почему?

– Активность полония-210 настолько велика, что, хотя он излучает только альфа-частицы, брать его руками нельзя – сразу будет лучевое поражение кожи и, возможно, всего организма. Полоний довольно легко проникает внутрь сквозь кожные покровы, но он опасен и на расстоянии, превышающем длину пробега альфа-частиц, из-за способности быстро переходить в аэрозольное состояние и заражать воздух. Поэтому работают с полонием лишь в герметичных боксах… Так что, если отбирать полоний из открытого источника и где-то его запаивать на стороне, все равно, как у нас говорят, измажешься! Можно, конечно, сделать закрытый источник внутри бокса и его унести, но… хранить полоний долго нельзя – распадется. С каким-нибудь плутонием или ураном – и то далеко не так трудно.

– Значит, в нелегальном обороте, как правило, находятся отработанные отходы ядерного топлива или приборы бытового назначения с радиоизотопами?

– Да, пожалуй. И это хорошо, так как из подобного материала чрезвычайно трудно сделать ядерное оружие. Но это и плохо, так как именно такие вещества являются лучшим материалом для создания грязной бомбы…

Мужчина поправил очки и совершенно неожиданно прервал пояснения:

– Послушайте, милая Джина! Я уже взрослый мальчик, и ни за что не поверю, что вы приехали ко мне сюда из штаб-квартиры Интерпола только для того, чтобы получить сведения, которые приводятся в любом открытом справочнике. А если нет времени или лень добраться до ближайшей библиотеки – можно просто сесть за компьютер, набрать в любой поисковой системе слова…

Надо отдать должное женщине – она достаточно быстро и вполне профессионально справилась с замешательством, вызванным внезапной переменой в поведении собеседника:

– Не обижайтесь. И не сердитесь на меня, пожалуйста! Конечно, вы правы.

– Тогда давайте все-таки вынем из-под стола вашу дохлую кошку — и перейдем прямо к делу. Не возражаете?

– А что мне остается делать? – с демонстративным смирением вздохнула Джина.

– Прямо к делу… ну что же! Отлично. Скажите, чем этот ваш полоний может заинтересовать международных террористов?

– Даже не представляю.

– Вы упомянули про грязную бомбу…

– Полоний как радиоактивная начинка?

– Отчего же нет? Так называемая грязная бомба – мечта любого уважающего себя террориста.

– Да уж, как говорится – дешево и сердито!

– Дешево?

– Относительно дешево, разумеется… Кстати, если уж зашла речь о ядерном оружии! У стран, которые считают себя цивилизованными, в арсеналах имеются так называемые чистые бомбы, с минимальными радиоактивными выбросами. Или нейтронные бомбы – с увеличенной радиацией, но с ограниченной силой взрыва. Представляете, как удобно? Пустые, нетронутые заводы, фабрики, банки… Ну а грязные атомные бомбы вообще-то делают от бедности – тогда, когда не могут создать настоящую, то есть такую, чей взрыв основан на ядерной реакции. В сущности, это ведь что такое? Это агрегат, в котором обычная взрывчатка сочетается с обработанными радиоактивными материалами. Сами понимаете, в настоящих боевых действиях против армейских подразделений, имеющих средства радиационной и химической защиты, это оружие не слишком эффективное. Зато против так называемого мирного населения, против промышленных объектов в глубоком тылу, против продовольственной базы противника… Больших разрушений с помощью такой бомбы вызвать нельзя, зато можно заразить радиацией достаточно большую территорию. Например, если взорвать такую бомбу в центре Манхэттена, то на пару столетий непригодным для жизни станет весь Большой Нью-Йорк – и добрая половина штата Нью-Джерси в придачу. Да что там Манхэттен! Трех-четырех приведенных в действие взрывных устройств, начиненных ураном, вполне хватит для того, чтобы арабы с евреями перестали друг другу рвать глотки из-за Палестины – на ее месте просто образуется радиационная пустыня, в которой никто не сможет больше жить. Ну и помимо прочего, такой взрыв произведет деморализующее воздействие.

– В общем, идеальное оружие для террора… – Черноволосая красотка задумчиво потянулась за очередной сигаретой. – Но ведь компоненты для грязной бомбы еще надо нелегально доставить на место взрыва? Через границу, через таможенный досмотр…

– С этим-то как раз, применительно к полонию-210, нет практически никаких проблем.

– Но ведь полоний, как вы говорили, металл? Почему его не могут обнаружить детекторы?

Мужчина в очках посмотрел на собеседницу как человек, изо всех сил пытающийся сообразить: пошутил его собеседник, издевается или просто сказал откровенную глупость.

– В виде соли? В количествах, измеряемых десятыми долями микрограмма? Об этом вообще не может быть речи! Да и обнаружение полония детектором радиации – например в аэропортах – затруднено из-за низкой проникающей способности альфа-частиц, которые изотоп испускает при распаде. С другой стороны, даже небольшое количество полония-210, рассеянное в воздухе силой обычного взрыва, способно поразить множество людей – и вызвать буквально демографическую катастрофу.

– В каком смысле?

– Попадание в организм источника полония-210 радиоактивностью всего в десять тысяч беккерелей соответствует эффективной эквивалентной дозе облучения в двенадцать миллизивертов – это для взрослого человека. Между тем максимальная доза облучения, которая не влечет за собой каких-либо канцерогенных и мутагенных последствий, составляет всего один миллизиверт в год…

– Нельзя ли чуть проще? – нахмурилась слушательница.

Мужчина спохватился, что он не в подготовленной студенческой аудитории:

– Пожалуйста! Иными словами, даже сравнительно небольшие количества полония-210, которые не обладают немедленным негативным эффектом, таят в себе опасность раковых заболеваний либо генетических болезней, передающихся по наследству.

– Значит, радиоактивный изотоп полония-210 – идеальная начинка для грязной бомбы?

Сначала сотруднице Интерпола показалось, что мужчина в очках просто не расслышал ее вопроса.

Потом стало ясно, что он всего лишь обдумывает ответ:

– А почему вы так зациклились именно на радиации? Насколько я знаю, значительно проще и дешевле использовать для грязной бомбы какие-нибудь вирусы или химические отравляющие вещества – к примеру, зарин…

– Зарин?

– Такой газ, который в девяносто пятом применила в токийском метро группа сектантов «Аум Синрике». В результате, помнится, погибли двенадцать человек и еще несколько тысяч отравилось…

Женщина вздохнула:

– У нас есть основания полагать, что террористы используют именно полоний.

– Где это должно произойти?

– Предположительно в Лондоне.

– Почему-то я именно так и подумал, – покачал головой мужчина. – Но тогда, милая Джина, в вашем распоряжении не так уж много времени.

– Простите? – переспросила собеседница.

– У полония-210 есть один недостаток, жестко ограничивающий срок службы радиоизотопных источников, в которых он используется. Это относительно малый период его полураспада – всего сто тридцать восемь или, по некоторым источникам, сто тридцать девять дней…

– Что это значит?

Прежде чем мужчина ответил, часы на башне университета отбили очередную четверть часа…

* * *

Как не бывает правил без исключений, а людей без недостатков, так не встречается в природе и абсолютно целых заборов: обязательно рано или поздно образуется лаз, проем или узкая щель, незаметная и неизвестная широким туристическим массам.

Такие уж они, эти заборы, – надо только хорошенько постараться, и ты уже внутри.

Или снаружи – в зависимости от задачи.

Русоволосый джентльмен, с широким славянским лицом и с глазами, цвет которых невозможно было определить из-за темных солнцезащитных очков, бродил по району лондонских доков уже больше часа и успел по-настоящему проголодаться.

Некоторые доки до сих пор пахнут пряностями и табаком…

И это тем более удивительно, что в помещениях торговых складов, откуда еще в прошлом веке вывезли последние колониальные товары, давным-давно уже обосновались многоквартирные жилые комплексы для среднего класса, художественные галереи, рестораны и пабы.

На туриста мужчина был не похож. Скорее деловая и уверенная походка человека, знающего, куда и зачем он идет, придавала ему вид какого-нибудь служащего средней руки, возвращающегося домой после трудного дня, проведенного за компьютером в Сити.

Звали русоволосого джентльмена Алексей Литовченко, и в кармане у него лежал новенький британский паспорт на эту фамилию…

– Извините.

– О, прошу прощения, сэр!

Разминувшись в проходе с каким-то упитанным дядечкой, выводящим на прогулку домашнего любимца – такого же, как он, упитанного боксера тигровой масти, – Литовченко нырнул в подворотню и, оставив позади скучную улицу Уоппинг-Уолл, оказался прямо на берегу реки.

Через несколько минут он уже делал заказ официанту, сидя за столиком паба со странным для русского слуха названием The Prospect of Whitby:

– Фиш энд чипс, будьте любезны…

– Разумеется, сэр. Какое пиво вы предпочитаете?

– «Бест», – назвал Литовченко первый попавшийся сорт, указанный в меню.

– Одну пинту? – уточнил официант, сразу и безошибочно определив в нем иностранца.

– Да.

Публики в заведении было немного: неизменный в любой точке мира японец с видеокамерой и путеводителем, семья с детьми – тоже, очевидно, туристы, откуда-то из Скандинавии, две или три компании молодых людей и девушек, занявшие места задолго до появления в пабе Литовченко.

Очевидно, опасности из них никто не представлял.

– Ваше пиво, сэр.

– Благодарю.

Наверное, это и в самом деле оказался лучший на Темзе пункт наблюдения за неторопливой, медлительной жизнью реки – и за ее противоположным берегом. Из-за прохладной погоды все окна заведения держались закрытыми, но даже сквозь них можно было прекрасно видеть поднимающиеся по течению баржи и прогулочные теплоходы, верфи, давным-давно переоборудованные газовые хранилища викторианских времен, многоэтажные жилые корпуса с рядами окон, удивительно напоминающими орудийные порты парусных линейных кораблей.

Прямо напротив виднелась высотка, которую лондонцы называют Кэнери-Ворф. С некоторых пор стало модным сообщать всем, кто видит ее впервые, что эта впечатляющих размеров башня построена тем же архитектором, что и Всемирный торговый центр в Нью-Йорке.

Литовченко прислушался. Где-то внизу, под огромными сваями, держащими на себе паб и соседнее здание, плескались волны…

«Фиш энд чипс», рыба с картошкой, – это было едва ли не единственным традиционным блюдом английской кухни, которое с самого начала пришлось по вкусу Литовченко. Ну, еще, пожалуй, яичница с помидорами, колбасой и беконом… А ко всему остальному, что англичане гордо именуют простой доброй пищей: к непрожаренному пресному мясу, к пресловутой овсянке без вкуса и запаха, к тушеным бобам, – организм русского человека приспосабливается тяжело – не сразу. Не говоря уже про такое издевательство над кулинарией, как разрезанная пополам булка, намазанная маслом и начиненная жареной картошкой, – «чип бати». Или взять, к примеру, пудинги, которых здесь подают великое множество и только часть которых действительно относится к десертам, подаваемым после еды!

…Вниз по Темзе, на моторе, явно не торопясь никуда, прошла яхта, украшенная эмблемой Королевского клуба. Паруса были свернуты, так что грот-мачта упиралась в небо светло-серой иглой.

Литовченко отхлебнул глоток пива и вдруг отчаянно, почти до физической боли, позавидовал тем богатым и беззаботным бездельникам, которые имели возможность проводить на ее борту вот такие, как нынешний, ветреные и холодные вечера – в компании красивых женщин и самоуверенных мужчин, с трубкой, сигарой или стаканчиком выдержанного виски…

Дело в том, что с некоторых пор жизнь самого Алексея Литовченко стала похожа на схваченный утренним гололедом автомобиль. Его то швыряло к обочине трассы, то выносило на встречную полосу, то, развернув поперек движения, волокло вообще неизвестно куда – в темноту…

Скорость движения давно уже превысила допустимую.

Впрочем, пока все ограничивалось легкими ушибами, вмятинами и яростным скрипом покрышек – однако, мастерство или хладнокровие водителя были тут ни при чем. Литовченко понимал, что все эти годы избежать столкновения или смертельного заноса в кювет удавалось только чудом.

«Наверное, – думал иногда Литовченко, – было бы неплохо регулировать течение жизни наподобие водопроводного крана: захотел – прибавил событиям интенсивности, надоело – перекрыл на какое-то время причинно-следственную связь. И отдыхай себе какое-то время, переваривай… Можно погорячее сделать, можно про запас воды набрать – тут уж кому как нравится».

Но пока, чтобы не потонуть, надо было, как на болоте, вовремя перепрыгивать с кочки на кочку – и ни в коем случае не останавливаться. Один-единственный неверный шаг запросто мог стоить Алексею Литовченко персонального светлого будущего.

…Трое парней в спортивных куртках вошли в паб, когда на тарелке уже почти ничего, кроме костей от жареной рыбы, не оставалось. Оглядевшись, новые посетители молча и слаженно пересекли зал и расположились за столиком по соседству с Литовченко.

Верхнюю одежду они снимать не стали.

Черный холодок невидимой опасности накатил на Литовченко, и он едва удержал себя от того, чтобы судорожно не завертеть головой. Сквозь негромкий шелест чужих разговоров ему даже послышался далекий щелчок – то ли фотоаппарата, то ли затвора автоматической винтовки.

Захотелось стать маленьким – или даже совсем раствориться, исчезнуть… На подсознательном уровне паб на берегу реки больше не воспринимался как нечто надежное, обещающее покой и относительную безопасность.

Пиво Алексей Литовченко не допил: рассчитавшись, он встал из-за стола, на ходу попрощался с официантом и вышел наружу. Быстрым шагом – почти бегом! – преодолев по Уоппинг-Хай-стрит расстояние до заброшенного Табачного дока, он еще раз проверился – никого…

Доки Святой Екатерины, расположенные рядом с Тауэрским мостом, по праву считаются самой освоенной и популярной частью старых лондонских доков. На оживленной Хайвей Литовченко моментально и без труда слился с людским потоком, густеющим по мере приближения к проторенным туристическим тропам. Двигаясь вместе с праздной, веселой и неторопливой публикой, он довольно скоро свернул на улицу имени Томаса Мора и вышел на набережную, вдоль которой, борт к борту, выстроились небольшие частные парусники, катера и речные посудины для путешествий по каналам.

Только пару раз за все время пути ему показалось, что сзади следует хвост… Впрочем, скорее всего, это было очередным плодом извращенной шпионской фантазии – уж кто-кто, а Литовченко знал, что настоящее, профессиональное наружное наблюдение обнаружить нельзя, его можно только почувствовать собственной шкурой. Что же касается детективов-любителей из числа, например, журналистов, то избавить себя от них достаточно просто. Вполне хватило бы того набора нехитрых, но испытанных временем классических манипуляций, которые Алексей Литовченко проделал, добираясь сюда, в район лондонских доков.

Тем не менее сначала Алексей двинулся не к станции метрополитена, а обратно, в сторону Темзы. По пути он еще несколько раз менял направление. Приценивался ко всяческой ерунде в сувенирной лавке и подолгу глазел то на уличных актеров, то на музыкантов, то на цены, вывешенные вместе с меню перед многочисленными ресторанчиками и кафе… словом, вел себя как заправский бездельник, уже посетивший все главные достопримечательности Лондона, перечисленные в путеводителе.

В конце концов Литовченко все же нашел подходящую телефонную будку.

– Алло! Синьор Лукарелли?

Автоответчик что-то произнес по-итальянски.

Даже без перевода было понятно, что хозяина дома нет и он вежливо просит звонящего оставить свое сообщение или номер телефона, чтобы можно было связаться по возвращении.

Спасибо, но такой вариант Алексея Литовченко не устраивал.

Звук проглоченной автоматом монетки напомнил о том, что время – деньги, и он повесил трубку.

Ну что же… подождем еще.

А что еще остается?

Глава 3

Теперь в Лондоне модно быть русским.

Миллионеры и миллиардеры из стран СНГ приобретают не только роскошные особняки в тех кварталах, где издавна обитала английская аристократия, но и целые районы города.

Жилой комплекс на исторической Беркли-сквер, часто упоминаемой в английской классической литературе, купил гражданин России. Россиянам принадлежат и Стэнли-хаус – один из самых дорогих домов Лондона, находящийся в Челси, и еще один особняк, неподалеку, стоимостью десять миллионов фунтов стерлингов – с гостиной, украшенной мраморными копиями фризов Парфенона… Другой покупатель из России уже обустроил для себя и по своему вкусу дворец на Белгрейв-сквер: по слухам, там появились фонтан, бассейн, домашний кинотеатр и вмонтированные в стены ванной телевизоры… А на севере Лондона, в престижном и респектабельном районе Мэйфер, неподалеку от Оксфорд-стрит, русские нувориши потеснили даже нефтяных арабских шейхов.

Считается, что англичане предпочитают традиционные помещения – узкие и вытянутые вверх, а русским очень нравятся большие пространства… Олигарх начал приобретать недвижимость в Лондоне около семи лет назад, и с тех пор, даже по самым скромным подсчетам, ее стоимость увеличилась в два с половиной раза. Первоначально он покупал квартиру, помещение под офис и дом за городом прежде всего для того, чтобы обеспечить покой и безопасность своей семье. Однако потом догадался, что напал на золотую жилу, и всерьез занялся инвестициями в этой сфере.

Практика показала, что деньги, вывезенные из России, были вложены правильно – в Англии выгоднее всего покупать элитную недвижимость: когда-то, лет двести назад, русские богачи разговаривали по-французски и считали хорошим тоном поездки в Париж. Современные же россияне чаще говорят по-английски и чувствуют себя более комфортно на берегах Темзы… Кроме того, многим из них, как родителям, видится наиболее привлекательной именно британская система образования, которая воспитывает в ребенке индивидуальность и независимость.