Дети зимы

Филипп в ответ пожал широкими плечами.

Ася положила сумку на пол рядом с дверью и послушно пошла в ванную комнату. Включив горячую воду, она присела на краешек ванны, огляделась. Отстраненно подумала: «Красиво. Как-то уютно, по-домашнему». Ей отчего-то показалось, что она когда-то была в этой комнате. На память вдруг пришла песенка, которую часто напевала мама:

«Видишь, зеленым бархатом отливая, море лежит спокойнее, чем земля,

Видишь, как будто ломтик от каравая, шлюпка отшвартовалась от корабля…»

Ася так ясно услышала мамин голос, что стало не по себе. Мамы больше нет. Ей понадобилось почти пять лет, чтобы осознать эту данность. А теперь странный ночной визитер говорит, что больше нет папы, Ани и Катюшки.

Ася дернулась, как от боли и тихо выругалась.

Почему она должна верить словам незнакомого человека? Мало ли друзей было у ее отца, когда он служил в армии и с которыми фотографировался при случае? Это в последние годы папа практически ни с кем не общался, кроме родственников, объясняя свое добровольное затворничество занятостью. А раньше, когда была жива мама, и бизнес не отнимал столько сил и времени, они всей семьей выезжали с друзьями на природу, жарили шашлыки, пекли картошку, играли в волейбол. Мама очень любила фотографировать и всегда с собой брала камеру.

Ася решительно достала из заднего кармана телефон, включила его и, дождавшись приветствия на мониторе, дрожащими пальцами набрала номер Веньки, поскольку он оказался первым в списке звонивших ей вчера. Длинные гудки показались бесконечно долгими.

– Алло, Аська, алло, ты где? Что с тобой стряслось? Все с ног сбились, разыскивая тебя…

Голос Веньки, еще вчера раздражавший донельзя, сейчас показался почти родным. Ася покрепче прижала трубку, будто боясь, что звонкоголосого парня будет слышно на кухне. Венька кричал ей в ухо, захлебываясь от переполнявших его эмоций.

–Ася, у нас Кристинку убили. Представляешь! Зарезали! Сначала, когда пришли тебя будить на дежурство, думали, что это ты лежишь убитая . Она залезла в твой спальный мешок, так ее прямо через мешок и пырнули. Все в таком шоке! Здесь с утра полиция, все на нерваке, тебя обыскались… А ты-то где? Откуда звонишь?

Дверь в ванную открылась неслышно. Ася даже не успела понять, что произошло, как загорелая сильная рука, словно клещами жестко вырвала у нее крохотный серебристый аппаратик и исчезла за дверью. Лишь слышно было, как надрывался на берегу Азовского моря Веник, кричавший в пустоту: «Ася, почему ты молчишь? Где ты?…»

Ася, резко распахнув дверь, выбежала вслед за Филиппом, столь бесцеремонно прервавшим ее разговор, и увидела, как тот достал симку из ее аппарата, вставил ее в другой телефон, набрал какую-то комбинацию цифр и быстро отключился. Затем он снова достал симку и опустил в чашку с чаем, откуда аппетитно парило. У Аси от возмущения даже дыхание перехватило.

–Что вы делаете? Там же все мои номера! Как же я теперь без телефона?!

Филипп глянул недобро на девушку.

–Я же просил отключить телефон и никому не звонить. Тебя же по этому звонку найдут в два счета, дура…

–Не смейте разговаривать со мной таким тоном! И зачем вы уничтожили мою симку?– от переизбытка чувств у Аси хлынули слезы, от которых сразу защипало обветренную кожу лица. Где-то в глубинах измученного сознания мелькнуло: «Я плачу из-за какой-то ерунды. А ведь этот громила сказал, что…» Тут она тряхнула головой и прервала ненужные мысли о том, что утверждал стоявший напротив нее мужчина с недобрым взглядом, похожий на огромную собаку, готовую к бою. Тем не менее, голос его прозвучал слишком спокойно, когда Филипп снова перешел на «вы».

– Что вы сказали человеку, которому позвонили? Вы сообщили ему, где находитесь?

Казалось, он готов растерзать свою жертву. « Наверное, ему хочется и меня утопить в чашке с горячим чаем», – промелькнуло в голове у Аси, прежде, чем она смогла перевести дыхание и подавить очередной поток слез.

–Ничего я ему не сказала. Даже не собиралась,– она громко всхлипнула и рассердилась на себя за это. – Говорил только он. И он сказал…– тут до девушки, наконец, дошел смысл услышанных ею новостей и она, запнувшись, прижала руки к лицу, словно пытаясь сдержать крик ужаса. Филипп подошел к побледневшей Асе и заглянул в глаза.

–Что вам сказал собеседник? И объясните, в конце концов, кому вы звонили?

– Я звонила в лагерь, говорила с Вениамином, молодым археологом, первокурсником, студентом, одним словом…Он сказал, что мою соседку по палатке Кристину нашли мертвой в моем спальном мешке. Они думали, что это я, а потом долго меня искали… Там полиция…

С трудом сказав все, что ей поведал Венька, Ася смолкла, совсем лишившись сил.

Филипп взял ее за локоть и довел до диванчика, уютно стоявшего у окна, за которым буйствовал зелеными красками солнечный кисловодский день.

–Очень оперативно. Практически не оставляя времени на размышления… У вас слишком серьезные противники, Ася. Ваша соседка погибла случайно, просто она оказалась на вашем месте. Сегодня кто-то был уверен, что убрал вас с дороги. Мы всего лишь на немного опередили их…

Знать бы кого, их…– неожиданно закончил нахмурившийся Филипп.

–Еще раз пытаюсь объяснить вам, милая девушка, что никто, слышите меня, абсолютно никто не должен знать, где вы находитесь. Надеюсь, отследить ваш звонок им не удастся, но это была очень большая глупость с вашей стороны.

Филипп подошел к ней и дотронулся до безвольно поникшей руки. Голос его зазвучал несколько мягче.

–Я понимаю, что вам сейчас очень трудно. Вы не хотите мне верить, отторгаете очевидное, но, Ася, ради вашего отца вы должны меня слушаться беспрекословно.

–Ничего вы не понимаете! Вы явились среди ночи и заявили, что мои родные погибли, притащили меня на край света и погубили мой телефон,– Ася снова расплакалась. – Я не хочу вам верить!

–А придется!– голос Филиппа снова стал жестким.– Вы не можете отмахнуться от сообщения, что вашу соседку убили этой ночью, когда она случайно оказалась в вашем спальном мешке. И об этом вам сказал уже не я, заметьте.

Филипп отошел к окну, потом резко повернулся к собеседнице.

–Но чтобы окончательно развеять ваши сомнения, включите телевизор. Здесь достаточно каналов, чтобы найти интересующие нас новости.

Видя, что девушка продолжает сидеть неподвижно, он сам взял в руки пульт и начал переключать каналы. На НТВ шел выпуск утренних новостей. О трагедии в Греции сказали почти сразу. Ася сжалась на диване и, раскачиваясь из стороны в сторону, тихо произнесла:

–Я все равно вам не верю…И им не верю.

Филипп сердито посмотрел на нее. Он, видимо, спешил уехать, ему было недосуг возиться с истерикой девушки, которая раздражала его своим упрямством.

Презрительно хмыкнув, он подошел к столу, брезгливо поморщившись, взял чашку, из которой больше не шел пар, и вылил чай в сверкающую мойку. Оглянувшись на Асю, затравленно наблюдавшую за его действиями, он двумя пальцами выудил из никелированных недр симку и выбросил ее в мусорное ведро, традиционно оказавшееся в шкафчике под кухонной мойкой. После этого скорее демонстративного, чем необходимого поступка, он снова включил чайник и вернулся к столу.

–Сейчас мы с вами позавтракаем и я уеду. Вы, Ася, останетесь в этом доме одна. Не бойтесь, это ненадолго. Я вернусь дня через два, – поспешил он ее успокоить.

Ася, которая только что боялась и почти ненавидела человека, принесшего ей страшные вести, испугалась, что ей придется оказаться наедине со своими мыслями.

Она порывисто поднялась с дивана, столкнув на пол маленькую розовую подушечку в форме сердечка с вышитыми глазками и пухленькими губками, которая, оказывается, лежала у нее под спиной.

–Я не останусь в чужом доме, в незнакомом городе, без друзей и знакомых только потому, что вы так решили…

–У вас есть знакомые, способные защитить вас от убийцы, который режет спящих девушек по ночам?– невинно поинтересовался Филипп, сощурив свои холодные серые глаза.

Вот почему-то именно сейчас, в разгар спора, Ася вдруг заметила, что у него глаза цвета сумеречного неба в дождливый вечер. И щурит он их, как чеширский кот.

–Я могу вернуться в родительский дом под защиту папиной службы безопасности,– запальчиво произнесла она, стараясь не смотреть в лицо своего оппонента и избегая слишком взрослого и ироничного взгляда столь неожиданно удививших ее глаз.

Филипп резко выдохнул и опять перешел на «ты». Чувствовалось, что так ему проще.

–Я не стал бы этим ребятам безоговорочно доверять. И вообще, мне надоело спорить с тобой и уговаривать тебя. Твой отец просил, чтобы в случае опасности я взял тебя под свое крыло. Так что лучше тебе, Кассандра, слушаться меня во всем и не отнимать у меня время дурацкими спорами. После завтрака я еду в аэропорт, откуда лечу в Грецию.

С этими словами Филипп налил в чашку кипятка из чайника, бросил пакетик зеленого чая, насыпал две ложки сахара и откусил от огромного бутерброда с сырокопченой колбасой.

Ася стояла неподвижно, внимательно наблюдая за движениями его загорелых рук. Что-то спрятанное глубоко внутри нее заставляло поверить этому человеку. Нет, даже не фотография с надписью, не разговор с Венькой, что-то совсем другое. Наверное, чисто интуитивно она понимала, что этому человеку можно и нужно верить. В нем ее спасение. Вот только опасности лично для себя она пока не ощущала.

–Садись за стол, Кассандра. Тебе тоже нужно поесть,– любезно пригласил ее Филипп.

Ася послушно села напротив него и взяла в руки бутерброд. Филипп тут же налил кипятка в другую чашку.

–Тебе зеленый или черный?– вежливо поинтересовался он, протянув руку к ярким коробочкам с чаем.

–Я бы лучше кофе выпила, – откусывая бутерброд, сообщила Ася.– И не называйте меня, пожалуйста, Кассандрой. Я не люблю это имя.

–Да?– искренне удивился Филипп, погружая в чашку пакетик с черным чаем и игнорируя ее удивленный взгляд.– А я думал, что тебе нравится столь необычное имя. Девушки в твоем возрасте любят выделяться из толпы чем-то особенным.

–Не настолько особенным. Меня с детства все звали Асей. Вообще-то я попросила кофе, – с недоумением посмотрела она на придвинутую чашку.

–Кофе нет. Я не пью растворимый и не держу его дома, а заваривать натуральный для тебя мне сейчас некогда. Отдохнешь и выйдешь вечером в город пополнить запасы продовольствия. Кстати, тебе нужно гулять побольше. Ну, вот и все. Я отправляюсь в путь. – Филипп встал.– Будь умницей, Ася. Держись. Звонить никому не нужно. Я буду перезванивать тебе на городской телефон, он подключен. Но ты, прошу, больше не делай глупостей. Поверь, люди, вступившие в игру, шутить не будут. Постарайся ни с кем не общаться. Придумай себе имя попроще, если придется вдруг с кем-то объясняться. Скажи, в случае чего, что ты моя дальняя родственница, приехала на воды поправить здоровье после болезни.

–Чей это дом?– перебила его Ася, поднимаясь из-за стола, так и не притронувшись к чаю.– Вдруг сюда придут хозяева, что мне говорить? Для них вы тоже придумаете отдельную легенду?

–Никто сюда не придет. Это мой дом, вернее моей тетки. Она давно умерла, и мне он достался в наследство. Я иногда приезжаю сюда, правда, очень редко,– Филипп отвечал ей уже на ходу, из ванной, где он мыл руки с мылом.

–Но здесь так чисто, ни пылинки, и за цветами кто-то ухаживает,– Ася растерянно оглядывалась по сторонам, словно отказываясь верить словам Филиппа.

–Бабушка-соседка следит за порядком, но я ей уже позвонил и сказал, что здесь поживет моя знакомая, она и цветы польет. Так что тебя, Ася никто беспокоить не должен. Только будь очень осторожна,– Филипп посмотрел на нее внимательно, словно решая про себя, сказать ей еще что-то важное или нет, но в последний момент передумал .

Он медленно подошел к двери.

– Кстати, дом не настолько тебе и не знаком, как кажется. Первыми гостями в этом доме, после моего вступления в наследство, а я, нужно сказать, не жил здесь ни одного дня, так что даже первыми обитателями были твои родители и ты вместе с ними. Фотография, которую я тебе показал, сделана во дворе этого дома. Но ты, наверное, была слишком маленькой и ничего не помнишь.

– Не помню…– Ася беспомощно посмотрела на спешащего Филиппа.

– Скажите, Филипп, вы едете в Грецию…Вы надеетесь, что все это недоразумение, что на самом деле ничего не произошло?

– Нет, Ася.– Филипп посмотрел ей прямо в глаза. И этот сухой холодный взгляд сказал больше, чем последующие его слова.– Я звонил твоему отцу на специальную линию, и он мне не ответил.

Мужчина снова заговорил официально.

– Я еду на Крит, чтобы осмотреться на местности и узнать детали того, что произошло. Держись, ты сильная девушка. Я позвоню тебе, как только проясниться хоть что-нибудь. Посмотри, как работает дверной замок изнутри. Да, вот это тревожная кнопка. Если сюда нажать, приедут ребята из вневедомственной охраны. Есть еще одна, под крышкой стола на кухне. Ну, это так, на всякий случай. Все, до встречи. Замкнись за мной.

И он вышел, плотно прикрыв дверь. Ася осталась совсем одна. В чужом доме. В незнакомом ей городе. В огромном мире, где кто- то желал ей смерти.

Глава 2

Вернувшись в кухню, Ася вылила свой остывший чай, вымыла чашки, убрала продукты в холодильник, попутно отметив про себя с равнодушием, что кроме сухой колбасы, полбатона черного хлеба, банки балтийских шпрот и персикого компота там ничего нет, и поднялась по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж.

Дом был очень небольшим, напоминал теремок. Внизу располагались кухня, ванная и туалет. Двери трех комнат выходили в небольшой холл, весь уставленный живыми цветами, сквозь которые с трудом просматривалось старое советских времен трюмо с большим мутноватым зеркалом. На втором этаже было две комнаты. Одна выполняла функции гостиной, на что указывали традиционный мягкий уголок и новый телевизор с жидкокристаллическим экраном, который, казалось, занимал все свободное от мебели пространство. Вторая небольшая светлая комната с окном во всю стену Асе сразу понравилась. По-видимому, это была спальня, поскольку именно здесь располагалась широкая кровать, накрытая вязаным клетчатым пледом.

Ася неожиданно для себя поняла, как безумно хочет спать. Настолько, что сопротивляться этому желанию, нет никаких физических сил. Мелькнувшая мысль о горячем душе, который стоило бы принять после дороги, показалась просто ужасной, потому как означала необходимость спуска вниз, а Ася всерьез опасалась, что заснет прямо в ванной комнате или даже на лестнице. Девушка заползла под теплый плед, свернулась калачиком, и с облегчением закрыла глаза, сразу погрузившись в тяжелый сон. В последний миг она успела подумать, как в детстве: «На новом месте приснись жених невесте».

Почему-то люди, оказавшись в трудной ситуации, с которой они не в силах справиться, начинают мысленно избегать ее. Будто бы включается внутреннее автоуправление, спасающее разум от перегрева и направляющее мысли в другую сторону.

Ася всегда возвращалась в свое счастливое детство. Она выросла в семье военного, и не привыкла подолгу жить на одном месте. Частые переезды ребенком воспринимались как праздник, который дарил новые знакомства, множество друзей в разных концах страны и массу впечатлений. Она любила наблюдать, как мама обустраивает новое жилье, как чужие комнаты, наполняясь привычными вещами, становятся родным домом.

Укладывая дочку спать в новую постель, мама всегда рассказывала сказку, целовала ее и обещала, что именно в эту первую ночь ей обязательно приснится принц, и, засыпая, Ася произносила про себя как заклинание :«На новом месте приснись жених невесте».

Это была их с мамой маленькая тайна, потому что строгий папа не одобрял подобных глупостей. Утром, проснувшись, Ася в первую очередь спешила рассказать маме придуманный сон о прекрасном незнакомце, который катал ее на белом коне, показывал ей море и горы. Иногда полет фантазии шел еще дальше, и принц отправлялся с ней на дно морское или поднимался в поднебесье. Мама всегда внимательно слушала ее, поощряя детские сказки. А на самом деле ей, действительно, не снился никто из знакомых мальчишек, поэтому она и прибывала в уверенности, что ее суженый-принц из сказочного далека.

На этот раз ее сны были наполнены какой-то неясной путаницей, где сквозь густую тяжелую темноту проступала бесконечная дорога, а прямо перед глазами Аси все время маячил затылок Филиппа. Проснулась она с тупой головной болью и осознанием того, что человек, привезший ее в этот дом, был прав, и с родными произошла непоправимая беда.

Ася не хотела выползать из-под пледа, наоборот, она укрылась с головой и лежала не шевелясь. Можно было бы спуститься вниз и включить телевизор, еще раз найти на каком-нибудь канале новости, но ей было страшно.

До тех пор пока оставалась надежда, что ее ночной визитер не прав, что это все глупое недоразумение и что вот-вот раздастся телефонный звонок и чей-нибудь незнакомый голос сообщит, что все сказанное раньше Филиппом нелепое недоразумение, было легче жить. Оставалась хотя бы призрачная надежда.

Но когда сегодня утром равнодушный голос диктора , который, не отрываясь от монитора перед собой , поведал стране о том, что при взрыве на яхте в Греции пострадала российская семья предпринимателя Кирилла Быстрова , отдыхавшая там по приглашению, стало понятно, что трагедия реально произошла, и ее близкие погибли.

Ася лежала не шевелясь. Вокруг стояла оглушающая тишина. Она была одна в этом доме. Но еще страшнее было от того, что она осталась одна в целом мире.

Эта мысль привела Асю в чувство. Нельзя поддаваться отчаянию. Об этом ей постоянно говорил отец после смерти мамы. «Мы обязаны жить дальше, котенок. Ради того, чтобы память о маме жила в нас». Ася будто услышала мягкий голос своего любимого папочки. «Ведь ничего еще не ясно. Их никто не видел мертвыми. Нужно надеяться и верить, даже если весь мир будет доказывать очевидное, я никогда не поверю в то, что папа оставил меня одну»,– Ася сбросила с себя душную темноту пледа и встала с кровати.

Ей показалось, что она увидела одобрительный прищур отцовских глаз и услышала его голос: «Молодец, дочка!»

Девушка спустилась на первый этаж, ориентируясь в темноте на ощупь и рискуя сломать себе шею на крутой лестнице. За окнами было совсем темно, но Ася всегда хорошо чувствовала время и без часов. Она определила, что уже около восьми вечера. Стоило ей включить на кухне свет, как стало понятно, что она не ошиблась.

Что-то привлекло ее внимание на столе возле забытой сахарницы. Подойдя ближе, Ася увидела четыре пятитысячные бумажки, аккуратно прижатые спичечным коробком. Было странно, что она не заметила их днем.

Видимо, настолько погрузилась в свои горестные мысли, что не видела ничего вокруг.

Деньги были кстати, поскольку у нее не было с собой никаких вещей. Она, конечно вместе с документами забрала ту небольшую сумму, что была у нее в кошельке, но на покупку белья и питания этого могло бы не хватить. Банковскую карточку Ася с собой в лагерь не взяла, считая, что Танаис рядом с Ростовом, всегда можно быстро добраться, а на побережье в степи шопинг совершать негде.

Было неприятно брать деньги у чужого человека, однако девушка решила, что по приезду домой рассчитается с незнакомцем.

Для начала Ася отправилась в душ. Выйдя оттуда, она отметила про себя, что нужно будет купить еще и шампунь, и гель-душ, и мыло. Хотя все это и было в наличии, более того все было новое, а зубная щетка вообще в упаковке, рассчитаны моющие средства были явно на мужчину с ярко выраженными мужскими запахами. Пахло приятно, но необычно и непривычно.

В душе нашелся фен и даже пенка для волос, что девушку удивило, поскольку не вязалось со всем остальным. Представить, как хозяин дома сушит короткий ежик своих жестких волос, не получалось, а зачем ему могла понадобиться пенка для укладки и вовсе было сложно понять.

Ася, недолго думая, предположила, что в доме Филипп появлялся с женщиной. В конце концов, город курортный и располагает к отдыху и развлечениям. Отчего-то мысль эта показалась ей неприятной, и она решила на данную тему больше не размышлять.

Пришла пора собираться в магазин, ибо время для небольшого, пусть и курортного, города было уже достаточно позднее, и нужно было найти приличное место, где можно запастись продуктами.

Магазин нашелся совсем недалеко. Но еще до того, как Ася удивлялась провинциальному изобилию, не уступающему столичным супермаркетам, ее воображение поразил Никольский собор, который буквально парил в воздухе прямо напротив дома, где она нашла приют.

Любуясь золотыми куполами, Ася чувствовала, как вера в чудо становится прочнее, а радоваться жизни хочется несмотря ни на что.

Настроение несколько улучшилось, и девушка бодро пробежалась по центру города, нашла круглосуточный магазин, в котором купила все необходимое и поспешила к дому.

Здесь, разложив покупки, Ася, невзирая на позднее время, затеяла уборку. Ей хотелось обжить пространство, где предстояло провести два дня.

Для начала она протерла полы, вымыла плиту и холодильник. Вслед за кухней пришла очередь спальни. В этой комнате было изначально чисто, как, впрочем, и на кухне, но Ася упорно вытирала пыль, переставляла вокруг письменного стола, где сиротливо лежал ноутбук последней модели, стулья, которых было почему-то целых три. Наконец, она устала.

Присев на краешек постели, Ася окинула взором комнату. В ней мало что изменилось, вряд ли стало чище, но теперь она ощущалась своей. Что-то все-таки стало иным. Возможно, энергетика, о которой любила порассуждать Аннушка. Вспомнив о мачехе, Ася расстроилась. Мысли снова вернулись к трагедии с родителями, а она пыталась об этом не думать.

Ася резко встала на ноги, тряхнула распущенными волосами(это движение головой отчего-то всегда прибавляло ей уверенности), и начала переставлять книги на полке, висевшей над столом. Книг было немного, в основном детективы. Внимание Аси привлекла кожаная черная папка, аккуратно лежавшая сверху на книгах.

Ася села за стол и открыла папку, звонко щелкнувшую кнопкой. О том, что читать нечто чужое неприлично, мыслей даже не возникло. Наконец, хоть что-то заинтересовало девушку по-настоящему.

Сверху лежало несколько фотографий. От удивления девушка ахнула. Руки у Аси задрожали, а на глаза набежали слезы. Этим снимкам было не меньше пятнадцати лет.

На первой фотографии маленькая девочка кормила пушистую белку, вытянув вперед тоненькую ручонку с орешками на ладошке. Подобная фотография хранилась в семейном альбоме Быстровых. В школьные годы Ася часто разглядывала ее, стараясь поближе рассмотреть белку.

На других снимках они были сняты всей семьей в разных местах Кисловодска. Вот папа и мама держат ее за руки на небольшом мостике через маленькую речушку, протекающую в парке. А вот мама с дочкой прячутся под широкими еловыми ветками все в том же парке, а папа снимает их. На одном из снимков папа держит ее на плечах, а позади него угадывается знаменитый курортный бульвар, по которому Ася только что пробежалась в поисках магазина.

Ася почувствовала, как слезы текут у нее по лицу, оставляя мокрые следы на ее щеках. Она постаралась взять себя в руки.

Те далекие счастливые дни в Кисловодске, как ни странно, девушка почти не помнила. В памяти всплывал лишь неприятный железистый вкус воды, которой поили ее по нескольку раз в день. Еще вспоминались бесконечные парковые дорожки. По ним они гуляли всей семьей долгими летними днями. Вот, пожалуй, и все.

Пока была жива мама, а папа служил, они много ездили по стране. Мама не могла сидеть на месте. Ей постоянно нужна была смена обстановки. Она любила новые города, новых людей. Дорога ее не утомляла. Поэтому у маленькой Аси все семейные путешествия перемешались в памяти и воспринимались одним большим ярким клубком впечатлений.

Ася отложила фотографии в сторону и потянулась к обычной школьной тетрадке в обыкновенной зеленой обложке.

С некоторой опаской она открыла тетрадь, исписанную мелким маминым почерком. То, что в папке лежали мамины бумаги, Ася уже поняла. Неясным оставалось, как все это оказалось в чужом доме, где бережно хранилось столько лет. Хотя ведь Филипп, кажется, говорил о том, что ее родители провели в его доме отпуск, о котором и свидетельствовали старые фотографии. Почему же мама не забрала папку с собой? Это было на нее не похоже. Мама была очень аккуратным человеком, у нее каждая вещь знала свое место. Оставить снимки, которые она собирала и хранила, рассортировав по альбомам соответственно датам и событиям, мама просто не могла. Про записи и говорить не приходится. Что-то не так было с этой папкой.

Содержание тетради Асю пугало, но любопытство взяло верх. Понимая, что перед ней мамин дневник, девушка все-таки начала читать.

«5 августа.

Этого не может быть! Я не смогу жить с таким чувством вины. У меня всегда перед глазами будет стоять перекошенное лицо матери Вадима. Ее слова снятся мне каждую ночь: «Будь ты проклята, Катерина! Это ты сломала жизнь моему мальчику. Из-за тебя он погиб! Ты бросила его. Он любил тебя, а ты предала его, уехала с этим военным. Не будет у тебя счастья! Ни у тебя, ни у твоих детей. Будь ты проклята!» Самое страшное, что она права. Вадим из-за меня написал заявление в Афганистан. Он, действительно, любил меня больше жизни, и я знала об этом всегда, с первого класса. Он нравился мне, я ведь даже думала, что тоже люблю его. Пока не встретила Кирилла. Посмотрев в его глаза, я сразу поняла, что любовь-это совсем другое. Любовь не может быть спокойной и ровной, как наш Дон жарким летом, любовь-это горная река, шумная и обжигающая. Я забыла тогда обо всем на свете. И о том, как мы планировали нашу жизнь с Вадиком, и о его теплых поцелуях. Кирилл целовался совсем иначе. Неистово. У меня даже сердце останавливалось и в глазах темнело. А самое главное, что так происходит до сих пор. У нас четырехлетняя дочь, а я с ума схожу от поцелуев моего мужа. Наверное, если бы я не встретила Кирилла, я бы вышла замуж за Вадима, и мы бы жили вполне счастливо. Но вышло все по-другому».