Братья и сестры в реестре

Тяжело дыша, Олег изо всех сил зажал ладонью культю, пытаясь остановить хлещущую кровь. В голове шумело, в глазах плыло.

– Поздравляю, Темпоратор, ты заслужил право пожить еще недельку, – усмехнулся министр, вытаскивая штык из поверженного тела и вытирая его об одежду мёртвого Свергателя.

Сзади раздались аплодисменты. На парящих конструкциях чем-то похожих на детские лошадки-качалки, только не детские и не качалки, восседали четверо незнакомцев.

Вперед выдвинулся белобрысый верзила с конским лицом, облачённый в масляно блестящий бордовый доспех и легкомысленный жёлтый плащ. В руках у него появились два ствола, больше похожие на раздутые пистолеты. Тоже с десятком дул.

– Я так не думаю, мисударье бывший, – на последнем слове он сделал ударение, – Темпоратор. Но за отличное шоу спасибо. Мы, – он сделал круговой жест рукой, – оценили. Правда, друзья?

Те одобрительно заржали.

– Но любые шоу заканчиваются занавесом.

«Друзья» восприняли фразу как сигнал, и весь их арсенал разразился залпом в бывшего Темпоратора. Олега не просто изрешетило. Его практически разорвало на куски. Министр кинул совершенно невозмутимый взгляд на то, что миг назад было Олегом, и повернулся к левитирующим убийцам.

Внимательно посмотрел на белобрысого верзилу. Тот выдержал взгляд. Почти.

Трое Свергателей удовлетворенно откинулись на спинки сидений.

А вот белобрысый поступил абсолютно непредсказуемо для своих компаньонов. Чётко и методично, как робот, он вогнал по пуле во лбы троицы. Оседая, они свалились с транспортных средств и улетели в бездну шахты. Огромные каменные ладони за спиной белобрысого, над которыми вращались планеты, казалось, едва сдержались от бурных и продолжительных аплодисментов.

Во время этой сцены никто не заметил, что тело Олега Каспера замерцало, сделалось серебристым и прозрачным, а потом как бы отмоталось назад на ускоренной перемотке: повторило наоборот все движения своего короткого боя со Свергателем, а потом втянулось в вентиляционный люк.

На месте его гибели теперь ничего не было.

– Инемуц я! – горделиво заявил верзила.

Тридварац склонился в лёгком поклоне и с почтением обратился к новому победителю:

– Приветствую девятьсот тридцать девятого Темпоратора Муны. Я ваш министр спорта, культуры и обороны. Тридварац.

Министру вдруг стало нехорошо: закружилась голова, в глазах поплыло, в голове зашумело, а ноги сделались ватными.

– Девятьсот тридцать восьмого Темпоратора Муны? – неуверенно пробормотал он.

Ему вдруг стало очень странно – как будто рябь пошла по волнам памяти.

Что он делал последние часы? Вроде кого-то сопровождал? Но кого? И почему Муна целые сутки была без Темпоратора? Так не бывает. Эти самоуверенные дураки лезут сюда непрерывно. Одного сковырнут, второй заявится.

Нет, это все чепуха, возраст, наверное. Или, может, что-то не то съел. Министр унял горько-кислую отрыжку.

Тридварац помотал головой, прогоняя наваждение, и широко улыбнулся победителю.

– Темпоратор, пойдемте я покажу ваши новые владения.

И взял приплясывающего от нетерпения новичка под локоток. Из множества дверей выходили, осторожно озираясь, гражданские. Если бы они взяли на себя труд прислушаться, то разобрали бы радостные реляции верзилы о том, что уж теперь-то он разберётся со всем этим бардаком и будет править до седин: мудро, справедливо и во славу прекрасной Муны, да продлятся её приливы и отливы вечно.

Впрочем, проводив новичка в Тронный зал с наставлениями перекусить, отдохнуть и определиться с желаниями на вечер, Тридварац заглянул в планету-библиотеку. На всякий случай.

Записей за авторством девятьсот тридцать восьмого Темпоратора с позабытым странным именем в книге «История Муны» не обнаружилось.

А значит, всё хорошо.

Просто мимолётное помутнение.

***

Глава 1. Колыбель для кошки

Рябая девочка

Воронеж-2025, 19 мая

Олег Каспер проснулся поперёк кровати на всклокоченной мокрой простыне. Открыл глаза. Под потолком висела такая уродливая и такая знакомая люстра. Конечно же, он дома! Парень вскочил на ноги и сделал несколько упражнений, больше теша молодое здоровое тело, чем в физкультурных целях.

После осознаний он всегда просыпался бодрым, счастливым и полным сил, чем бы ночное приключение ни окончилось. Пусть даже и весьма неприятной смертью – как сейчас.

Впрочем, секунд через десять он словно медленно погрузился в омут, когда яркие краски и светлые эмоции тускнеют, уступая место густой апатии и тоске.

Как и каждое утро весь последний год.

После того кошмара, который он пережил.

И теперь переживает постоянно, пусть уже и не в такой убийственной концентрации.

Как в густом горьком киселе.

Привет, жестокий мир.

Отвратительно ныла, временами постреливая болью, «отрубленная» рука и все те места, которые ему повредили перед смертью в осознании. Такого с ним раньше никогда не случалось – что произошло во сне, остаётся во сне. Никаких последствий!

Почему же на этот раз иначе?

Он придирчиво изучил конечность – видимых повреждений нет. Что и требовалось доказать.

Обдумать эту странность Олег не успел, потому что взглянул на телефон, лежавший рядом, и понял, что опаздывает на работу.

И это тоже была странность – даже будильник на телефоне Олег ставил больше по привычке. Он мог проснуться в любое нужное время самостоятельно.

Сновидения-то его – управляемые.

И ещё он всегда помнил в деталях все события своих осознаний.

Они буквально спасли его жизнь, появившись как раз в тот момент, когда на этом свете его буквально ничего не держало. Стали той дверцей из невыносимого существования, куда можно сбежать.

Куда хочется сбежать.

В реальности – робот, который просто выполняет базовую программу выживания в современном мире. И во снах – герой, что может попасть в любую интересную ситуацию и поступить не так, как большинство людей в реальности – то есть поджать хвост и уползти в безопасную норку, а… как хочет или как считает правильным. Без оглядки на ожидания общества. Без колебаний.

Вот такую свободу дали ему осознанные сновидения.

Олег подошел к календарю на стене и переставил число на сегодняшнее – 19 мая 2025 года. Это стало ежедневным ритуалом, ведь календарь подарила сестра, и Олега каждое утро как магнитом тянуло к нему. Календарь был необычный: из палисандра, круглый, с окошками в три кольца. Стилизован под штурвал. Актуальное окошко было больше остальных, с латунной рамкой. Остальные затенены тёмными стёклышками. Самое большое, внешнее кольцо перечисляло годы, среднее – числа, а внутреннее, самое маленькое, месяцы. Календарь был разграфлён с 1998 по 2090 год. Похоже на годы чьей-то жизни, право слово…

В центре календаря были размещены часы-шторки, похожие на американские будильники восьмидесятых годов. Когда сменялись минуты или часы, шторки со щелчком перелистывались. Героев кино и литературы («День сурка?» – «Дорожные работы?») этот звук, помнится, бесил до невозможности.

Ссутулившись, Олег проследовал в туалет, сделал свои дела и переместился в ванную. Из зеркала на него посмотрел мужчина двадцати семи лет, с волевым лицом и светло-русыми волосами. Чёлка почти доставала до бровей, левая из которых была вздёрнута и перечёркнута шрамом – результат давнего неудачного приземления. Узкие выразительные глаза, волевые губы, ямка на подбородке, самые обычные уши, почти скрытые густой шевелюрой, – Олег Каспер-Наговицын собственной персоной. Откуда только взялась зияющая оспина на правой щеке? Ещё вчера её не было…

Из-за того, что Олег пренебрегал важным правилом осознанных сновидений, и не спал перед погружением обычным сном два-три часа (для восстановления сил), последние полгода организм работал фактически на износ. Олег похудел, обзавёлся кругами под глазами, а руки порой начинали предательски подрагивать. Куда делся поджарый жизнерадостный паркурщик? А вот туда – куда однажды смыло его яркую и счастливую жизнь.

Вернувшись из ванной, он проследовал на кухню, где торопливо сделал бутерброд с маслом и тунцом. Потом навёл растворимый кофе, чтобы тут же всё это употребить.

Быстро оделся, цапнул с тумбочки телефон и уже обуваясь, встретился взглядом с портретом молодой женщины, висящим на стене. Она не была красива в традиционном смысле, потому что сложно быть женственным эталоном, будучи почти точной копией того мужчины, которого Олег каждый день видел в зеркало. Худощавая и подтянутая, она стояла, одетая в чёрную водолазку, под огромным резным пальмовым листом и обнимала себя за плечи. Её спокойный и смелый взгляд был устремлён куда-то вдаль. Явно не на фотографа, а как будто в какую-то бездну.

Олег сглотнул предательский комок, надел щит-маску10, с лёгкой тоской вспомнил о своем красавце-велосипеде, который томился в ремонте, и вышел из квартиры.

Во дворе чирикал, шелестел и струился задорным ветерком май – тот единственный месяц, когда природа приходит в равновесие и наслаждается балансом между безнадёгой зимы и эйфорией лета. Разве что сентябрь ещё такой. Равновесный.

Сияло солнце.

Двор был окружён оштукатуренными хрущёвками и старыми четырехэтажками из красного кирпича. К одной присоседилась избушка родом будто бы из маленького купеческого городка – с четырехскатной крышей и наличниками на окнах. Рядом с крыльцом курил полноватый полицейский. Естественно, щит-маску он не снял – на улице это строго запрещено. Курил, вставив сигарету в специальный разъём. От полицейского виска струился табачный выхлоп. Выглядело это немного инфернально. Слуга закона помахал Олегу, одноклассник всё-таки.

Взгляд мужчины упал на цветастую детскую площадку в центре двора. По случаю раннего времени она пустовала. Хотя нет. На красной горке, бликовавшей металлическим языком-желобом, сидела девочка лет пяти-шести. Лицо её было неуловимо античным. Ветерок трепал огненно-рыжие кудри. Девочка вцепилась в поручни до побелевших костяшек. Словно хотела скатиться, но смертельно этого боялась.

Она посмотрела на Олега длинным взглядом, словно из другого измерения. Или иного времени?

Щека её была рябой.

Олег вздрогнул, отвернулся и быстрым шагом направился к остановке. Деловито шелестела листва. Жужжали проезжающие машины.

– Дядьолег! Дядьолег!

Его догнала невысокая стройная девушка. Явно смешанных кровей, она могла похвастаться почти негритянски пышной гривой, которая жила своей жизнью. Смуглое с почти правильными чертами лицо всегда улыбалось и отличалось быстрой и очень располагающей мимикой.

Это была Янка, девушка из квартиры этажом ниже. Дитя любви русской студентки и темпераментного араба, который учился на смежном факультете, Яна быстро перестала быть дитём кого бы то ни было. Сначала исчез жизнерадостный папка, получивший диплом, а спустя несколько лет умерла от болезни мать. Иных родственников на всем белом свете у девчушки-муваллада11 не было. Яна выросла в детдоме, но впоследствии никогда и ничего о той своей жизни не рассказывала. На совершеннолетие она получила от государства квартиру, которая осталась после старушки-затворницы – тоже одной на всём белом свете.

– Дядьолег! – Янка не отставала. Голос её был глухим из-за щит-маски. – Как вы вообще? А представляете, я вот тут на новые онлайн-курсы записалась. Там такая клёвая тема… – и защебетала, частя, какую-то фигню, в которую Олег даже вслушиваться не стал. Тело снова кольнуло в нескольких местах, а руку резануло так, что Олег на секунду зажмурился, а потом принялся на ходу её массировать.

После того как случился кошмар, Олег надолго заперся дома, где часами сидел, уставившись в одну точку. Днями забывал есть и, конечно, сразу же потерял работу, о чём ему сообщил, срываясь на визг, злой телефон. Тот самый, оставшийся после сестры.

Однажды Янка позвонила в его дверь. Она каким-то сиротским чутьём поняла, что соседу нужна помощь. Девушка была с пиццей подмышкой и тонной новостей, которые просто необходимо обсудить. Затворник совершенно не хотел её видеть, но моральных сил выставить незваную гостью попросту не нашлось. Так и повелась традиция: звонок в дверь, весёлая Янка с общепитом и долгие её беседы с самой собой, пока Олег сидит рядом и отсутствует.

Она раздражала его своим весельем, девичьей глупостью и энергичностью, но постепенно вернула ему… нет, не вкус к жизни, а привычку к ней. Каспер по-прежнему постоянно хотел от Янки избавиться, но почему-то терпел её визиты.

В конце концов идею освоить осознанные сновидения принесла ему на хвосте именно Янка – существо взбалмошное, непостоянное и, конечно же, быстро охладевшее к очередному увлечению.

Они вышли на Плехановскую. Широкая улица, четырёхэтажные сталинские дома, узкие тротуары, чересполосица деревьев, – обычный центр обычного провинциального миллионника.

Янка, вспомнив о чём-то ужжасно важном, остановила повествование на середине фразы, попрощалась и убежала.

К остановке подкатила «Газель-Клавесин» и захлопала многочисленными дверцами. Люди вышли и вошли. Олег уже не успевал, поэтому спокойно проводил микроавтобус глазами.

В конце концов, чего нервничать – опоздаю и опоздаю.

Сел в следующую «клавесинку», распахнув дверь в двухместное купе, – прямо в тающее облачко антисептика.

Задумавшись, Олег попытался захлопнуть дверцу, но невидимые упоры не дали ему этого сделать. Чертыхнувшись, мужчина поднёс телефон к терминалу, тот принял оплату с довольным трезвучием и позволил, наконец, закрыть дверцу.

Маршрутка тронулась. Олег смотрел в окно на проплывающий зелёный город, на киоски и редкие будки Самоконтроля12, с ностальгией вспоминая времена пятилетней давности. Как спокойно и безопасно было тогда!

Обычные автобусы, куда можно напихаться всей толпой! Не нужно носить чёртовы маски, из-за которых все уже забыли, как пахнет окружающая жизнь, и какие звонкие у людей от природы голоса.

Уже пять лет мир жил в какой-то упругой пелене беспомощной непредсказуемости.

Зимой 2020-го люди смеялись над новым «почти-что-гриппом». Весной, болтая ногами, бездельничали на карантине. Летом им надоело, и правительство, опасаясь, что народ с жиру сбесится, выпустило человеческую массу из бетонных норок на работу и к развлечениям. Осенью планету накрыла вторая волна. В декабре закончился парад вакцин (Pfizer, AstraZeneca, «Спутник V» и так далее). «Большая фарма» срубила на массовой вакцинации столько денег, что по миру даже грянул внеочередной финансовый кризис.

Народ ликовал и готовился забыть пандемию как страшный сон. Поголовная вакцинация сделала эту мечту реальностью. Но… ненадолго.

Уже весной 2022 вирус мутировал до неузнаваемости. Мутировал и вернулся.

На все вакцины новому штамму было чихать.

Началась новая волна эпидемии.

Процент смертности подскочил с терпимых трёх до пугающих двадцати.

Новое закручивание гаек никого не удивило, и даже было принято с молчаливым одобрением.

Олег проводил глазами полицейского, который отчитывал гражданина без маски. Того ожидал крупный штраф, уведомление на работу о серьёзном проступке, а если гражданин безмасочник – рецидивист, но и тюремное заключение в одиночке. Камеры теперь все такие.

Парочка уплыла за границы окна, и Олег снова погрузился в воспоминания.

Розничные точки стали закрываться одна за другой ещё в 20-м: в первую очередь, кафе, барбершопы и прочая пена развитой цивилизации. Самые умные придумали, как организовать пространство, чтобы у людей не было возможности контактировать – вплоть до парикмахерских, где мастер стрижёт клиента, отгородившись от него стеклом и просунув руки в герметичные рукава – как хирург, оперирующий младенцев в боксе.

Довольно потирали руки в перчатках всевозможные службы доставки – они разглядели во всеобщей беде неразменный пятак и озолотились.

Появились кинотеатры с местами-кабинками. Даже транспорт теперь строили по принципу викторианского вагона – с отдельной дверью на каждое двухместное купе. Новинку сразу оценили влюбленные парочки и сомнительные личности. Первым нашлось неожиданное место для забав и милований, а вторые получили кабинки для обсуждения сомнительных делишек.

Рекламщики стали выпускать маски-визитки – с ФИО, должностью и QR-кодом, ведущим на аккаунты хозяина в разных соцсетях. Тогда ещё маски были тряпочными.

Осенью 2022 года появились щит-маски.

Вирус мутировал еще несколько раз. На данный момент процент смертности застыл на отметке тридцать три процента, а инкубационный период приблизился к двадцати четырём часам.

Люди, чья профессия позволяла удаленную работу, сидели по домам чуть ли не круглые сутки.

Потому что альтернативой стала мучительная смерть на аппарате ИВЛ или пожизненная одышка из-за дырявых лёгких.

Надежды больше нет

Олег всё-таки опоздал. Он прибыл на производство, когда часы на проходной показывали 9:14. Ну и фиг с ним. C директором всё-таки не совсем чужие люди. Да и давно было Олегу наплевать на такие мелочи.

На проходной в него тыкнули лазерным термометром, заставили проглотить полосатую пилюлю13, убедились, что с лицом видимых изменений не произошло, заставили расписаться в конторской книге и, наконец, пропустили. Вымывшись в служебном душе с антисептическим мылом, Олег облачился в стерильный халат, надел на волосы шапочку с резинкой, на ноги – бахилы и зашёл в цех: яркий, как операционная, смердящий, как химзавод.

Олег работал наклейщиком этикеток на производстве духов.

Вся банда уже была в сборе: Вертиглаз, Резкий, Индиферент и ещё несколько персонажей, которых мы упоминать не станем, потому что Олег с ними практически не общается. Первые трое всё-таки однокурсники, да и люди забавные.

– О, Голый 14явился! Когда-нибудь дождёшься волшебного пенделя, опоздун, – это беззлобно брякнул Вертиглаз.

Олега звали то Голым, то Вициным, то и вовсе – Голым Вициным.

Он ненавидел свою фамилию, и поэтому в ЗАГСе сначала сменил её, а потом поцеловал свою свежеиспечённую жену – и стал Каспером, а не Наговициным (именно из-за своей дурацкой фамилии он и не любил отличного советского актера).

Поздоровавшись с коллегами, Олег сел на рабочее кресло. Оно было развёрнуто к узенькому конвейеру, по которому ползла бесконечная шеренга флакончиков. Их расставлял на другом конце ленты Индифферент. Специальная машина с множеством комариных носов-дозаторов впрыскивала резко пахнущие духи. Задача Олега состояла в том, чтобы завинтить на горлышки крышечки и наклеить на них круглые этикетки с номером.

В фирме служили и люди, которые возились с настройкой дозаторных машин, и химики, разрабатывающие всё новые и новые ароматы, и множество других полезных людей.

Бригада, в которой трудился Олег, завинчивала крышечки и наклеивала этикетки.

И Олега это полностью устраивало. Он погружался в безмысленный транс, который помогал убивать ненавистное время.

Косой Вертиглаз, как всегда, горбился, выпятив губы. Резкий чрезмерно суетился и дергался. А Индифферент нацепил на лицо привычную маску коматозника – и только его руки сновали как угорелые. Пузырёк. Лента. Пузырёк. Лента. Пузырёк. Лента.

На одном из столов у стены цеха привычно бубнило радио. Его поставили, чтобы хоть немного скрасить быт сотрудников, и оно постоянно фонило – песнями, рекламой или новостями. Сейчас транслировали информационный блок. Олег вслушался.

«Сегодня законодательное собрание штата Флорида, легистратура (диктор заметно споткнулся о незнакомое слово), приняло закон о так называемой полисемье (Polyfamily Act, PFA). Согласно документу, отныне ячейка общества должна состоять минимум из четырёх экономически активных граждан. Хотя бы двое из них должны быть способны зачать потомство. Как сообщает The Washington Post (диктор сделал вид, что правильно артикулировал английское словосочетание), все участники полисемьи должны иметь разный цвет кожи и относиться к разным ветвям древа LGBTQ+. То есть быть геями, трансгендерами, лесбиянками, бодипозитивцами, феминистками и так далее. Источник настаивает, что очерёдность в данном перечислении и фигура умолчания «и т. д.» никак не дискриминируют все пятьдесят восемь ветвей древа LGBTQ+. Все они будут перечислены в бегущей строке.

Взамен полисемья обязуется зачать (или усыновить) не менее четырёх детей (коэффициент рассчитывается индивидуально исходя из десятка параметров). Источник сообщает, что принятый закон уже вызвал по стране множество одиночных пикетов и несколько массовых протестов. Количество пострадавших оценивается в 1488 человек. Убиты 39 граждан. Данные о жертвах предоставил «штаб оперативных инициатив во спасение великой Америки».

В конце новости диктор чихнул и большинство сотрудников цеха, как заметил Олег, вздрогнули.

Родион Дмитриевич относился в такому типу людей, которые всегда заходят впереди себя, ну, знаете, такое странное ощущение, что человек уже здесь, тогда как появится он только через секунду-две. Наверное, это эго в нём не помещалось и окружало требовательной аурой.

Подчинённые звали его РоДимыч, о чём директор, конечно же, знал, но не сердился. Во время корпоративов сотрудники всегда поднимали универсальный тост. Самый пьяный кричал: «За РоДимыча!» И нестройный хор подхватывал: «За него, родимого!»

Это был плечистый коренастый гигант той редкой белобрысости, которая еще не делает человека альбиносом, но держит на грани. Поэтому когда РоДимыч нервничал, злился или пребывал в сильном веселье, его лицо покрывалось красными пятнами. Происходило это часто, потому что директор был жизнерадостным и эмоциональным типом. Правильные черты настоящего арийца, бычья шея, но почему-то музыкальные руки с длинными нервными пальцами.

Сейчас он был одет в серо-синий клетчатый костюм-тройку с бухгалтерскими нашивками на локтях. Точнее, в двойку – потому что пиджак и жилетка были, а брюки из комплекта он заменил на оранжевые джинсы. Рубашка фисташкового цвета, с золотыми запонками. Синий галстук. Завершали картину дорогие серо-синие кроссовки. Босс тащил на буксире чуть ли не брата – тоже светловолосого и плечистого, вот только наголову выше ростом и с такой голливудской улыбкой на фотомодельном лице, что хотелось вырезать и повесить на стенку. Жаль, крови будет много.

– Пацаны, я вам новенького привел. Это Паша Заречный. Будет работать с вами. Прошу любить и жаловать, сильно не обижайте. Ну, и введите в курс дела, что ли! – директор вытолкнул новичка вперед. Тот улыбался, кивал и так широко расставил руки, словно хотел всех обнять и прижать к сердцу. Подскочил Резкий с Вертиглазом. Вместе они отвели новенького, который выглядел в цехе так же уместно, как балерина в борделе, знакомиться со служебными обязанностями.

«И одет ещё в эдакий кэжуал» – мысленно сплюнул Олег. Новичок ему сразу не понравился. У Каспера родилось стойкое ощущение, что не судьба Заречному остаться в его жизни разговаривающей декорацией, ох не судьба.

РоДимыч поискал глазами Олега, нашёл и велел на пять минут в кабинет. Олег остановил конвейер. Индифферент на том конце ленты замер, будто выключился.

Робкая надежда сменялась глухим отчаянием, и наборот – как сердце-то прыгает, – пока Олег шёл куда звали.

В кабинете шеф тут же плюхнулся на потёртое кожаное кресло, водрузил ноги на стол, достал из ящика стола толстую сигару, отщипнул кончик и закурил.

Олег было открыл рот, но шеф замахал ладонью.

Каспер сел на стул.

– Не-не-не-не-не! – пустился с места в карьер шеф. – Сначала поговорим о том, что нужно мне. Если начнём с тебя, ты опять разнюнишься, пустишь соплю и испортишь всё удовольствие. Так что говори – есть чего?

– Да так, сюжет один… Сегодня ночью пришёл в голову. – И Олег принялся излагать свои последние приключения. Как всегда, от первого лица. Во время рассказа он даже немного повеселел.

РоДимыч пучил глаза, ржал и вставлял комментарии:

– Ну ты и недотыкомка!.... Служба королевского будильника, во ржака!… Какая чудесная система воспитания, ах, Макаренко, ты повержен!… Боевые пидарасы, ой, я сейчас обоссусь…

Когда Олег закончил, шеф еще пару минут не мог отдышаться от смеха:

– Вот это ты меня порадовал! Вот это позабавил. Беру! Будет чем заняться долгими одинокими вечерами.

Шеф откровенно врал. Ему и так было чем заняться. С такими бабками, да ещё и владея шикарным загородным коттеджем «под финку», РоДимыч от девок отбоя не знал. Но жадные пронырливые «шкуры» в промышленных количествах ему быстро надоели. Поэтому он вспомнил родной РГФ15, а также то, что он дипломированный гуманитарий, и принялся писать книги. Правда, РоДимыч оказался этаким Гоголем, который без Пушкина родил бы «Ревизора» или «Мёртвые души» несколько в другом формате – менее сумасшедшими и более мистическими. Грубо говоря, его перо тяготело к реализму, а душе хотелось бесшабашенных приключений. А тут подвернулся Каспер. РоДимыч, который не без протекции предприимчивого брата выбился в солидные люди, от природной доброты собрал вокруг себя всех нуждающихся однокурсников и друзей-гребцов, с которыми занимался в студенческой молодости. А тут посреди выбора между бытописательством и фонтаном фантазии подвернулся Каспер – который оказался ходячим кладезем сюжетов, причём на их разработку не тратил ни грамма усилий. Он продавал шефу то, что с ним реально происходило.