Дневник

Денис Шлебин

Дневник

18/09/15

Я не знаю точно, что послужило толчком к тому, чтобы я начал вести записи. Возможно это моя предстоящая женитьба, возможно резкая смена деятельности. Но отдельно хотелось бы отметить влияние сериала «Блудливая Калифорния» с Дэвидом Духовны в главной роли. Он великолепно вписывается в роль спившегося писателя-ёбыря, даже больше, нежели в роль агента ФБР Фокса Малдера.

Ух ты, неожиданный поворот для меня самого, абсолютно не хотел посвящать этому актёру целый абзац. В общем-то это мой дневник и пишу я для себя. Накопилась куча невысказанного окружающим, а в первую очередь, самому себе.

Итак, такая «заметка на полях», так сказать, для самого себя:

Ни при каких обстоятельствах не останавливаться, даже если зайду в тупик.

Писать всё, что хочется, не думать, хорошо это или плохо. Высказываться.

Не сочинять, а писать правду.

Сегодня восемнадцатое сентября, пятница (как в школе, блядь). И я начал вести дневник. Утро началось не у меня «дома», да у меня его и нет (по привычке хочется поставить смайлик). Проснулся у друга Егора с лёгким недопониманием реальности, видимо, вчерашняя трава ещё не отпустила. Выпили кофе, я съел Ашлян-Фу, купленное заранее вечером для завтрака. Посмотрели две серии «Блудливой Калифорнии». Знатно обосрался и поехал на велосипеде, на репетицию. Я играю на тарелках в барабанном шоу «Ener Beat», занятие так себе, но денег приносит достаточно для моего скромного существования. Настроение с утра было просто великолепное, проезжая по микрорайону, среди четырёхэтажных панельных домов, по аллее, решил немного срезать и поехал по видневшейся впереди тропинке, через пустырь с редко расставленными, железными гаражами с ржавыми потёками по бокам от мочи. Засмотрелся на девушку, не заметил арык и перевернулся, ничего серьёзного, поцарапал колено и ушиб ладони. Надо признать мне удалось привлечь к себе внимание, и не только её .

– Вы в порядке?

– Всё охуительно. – Ответил я и на этом наша беседа закончилась.

На репетицию опоздал, я часто опаздываю, возможно это такое амплуа распиздяя, а может и черта характера. Надо на досуге исследовать это явление.

На репетицию пришли не все. Прогнали два номера, немного попридумывали новый номер, а остальное время сидели, пили кофе, пацаны усердно накуривали и без того вонючий подвал. И всё время трещали, в основном над Упырём, что он толстый и педик, хотя, вроде и не педик.

После репетиции заехал в то место, которое называю «домом» и узнал, что братишка спалил движок на мотоцикле, а как раз накануне я решил его продать, чтобы поехать к будущей жене в Ташкент и привезти её сюда. Вот такая жопа.

Затем поехал в художественную «Мастерскую», сегодня у меня был первый урок, который я отвёл самостоятельно, должно было быть около 10-ти детей, а пришли всего две девочки. Прошли с ними построение рисунка, светотень и штрих.

После занятий поехал к другу Джону, путь до него занял минут 15, погода была пасмурная и по пути пришлось надеть кофту. О чём думал пока ехал, не помню, но мысли однозначно были неплохими.

С Джоном пили кофе и пиздели о всякой хуйне: о траве, былых тусовках. Да, тусили мы знатно. Он с мамой и братом Саней снимал дом, по которому ползали толстые и противные слизняки, он посыпал их солью и они растворялись, словно маленькие вампиры под лучами яркого солнечного света. Во дворе у него росла яблоня, а летом его мама сажала цветы – розы, пионы и ещё какие-то маленькие, похожие на лица бородатых старичков. В углу стоял сортир, в нём валялась куча пластиковых бутылок – бульбуляторов, через которые курилась трава, так много, что когда я ссал то слышал глухой стук струи по бутылкам. Перед входом в дом был высокий навес, накрытый шифером, под ним стояла кровать с растянутыми железными пружинами, Саня летом спал на этой кровати, когда сильно напивался, рядом расположилось кресло, старое, подранное, на нём почти всегда лежал пёс по кличке Гоша. Джон говорил, что он мопс, но общего с мопсом у него было только то, что он собака. А был Гоша маленький, с сильно выдающейся вперёд нижней челюстью, на которой сохранился только один передний зуб. Гоша не гавкал, а издавал звук похожий на хрюканье. Когда мы выходили из дома курить под навес, то он слезал с кресла и охотился за нашими ногами, стоило только отвлечься, он наскакивал на ногу и принимался ее трахать, это было отвратительно.

В доме у Джона всегда было очень жарко и летом, и зимой, пахло сыростью и едой, мы постоянно выметали всё, что было съестного, когда собирались у него, его мама вкусно готовила, особенно торты, у Джона всегда был торт. Рядом с прихожей располагался дверной проём, без двери, но с петлями на косяке, в кухню с мебелью и холодильником советских времён. Во всё это не вписывались современная микроволновка фирмы LG, электрический чайник и цветной китайский телевизор, на котором постоянно, фоном, без звука кто-то обязательно включал порнуху. Напротив входа в дом, также без двери, был проём в проходную комнату, часть которой они отгородили шифоньером, таким же старым и убогим, как мебель на кухне. В той части стояла кровать, на которой Джон спал, с другой стороны стоял поломанный диван, им его отдали мои родственники, у которых я живу. Олег – мой дядя всегда напоминал Джону при встрече, а встречались они часто, так как играли в одной рок-группе, что на этом диване они зачали четверых детей. За этой комнатой находился большой зал с двумя диванами, старинным, не рабочим проигрывателем на тонких, длинных ножках, и окнами, выходившими в переулок. В этой комнате мы с Джоном записали как-то целый альбом вдвоём, я притаскивал магнитофон Sharp, который писал на кассету, сначала записывали партию барабанов с драм-машины, затем запускали запись, включали поочерёдно инструменты – бас-гитару, электрогитару и записывали наложением на другую кассету, в самом конце так же переписывали и поверх закатывали голоса.

Вспомнили, как устраивали «голые тусы», собирались толпой, раздевались, накуривались и бухали, стараясь не возбуждаться друг от друга, да и не обращать внимания, что мы все без одежды. На одной из таких тусовок Димончик танцевал стриптиз, вернее голым он уже был. В общем, мы вышли все во двор курить, шлёпки и тапочки разобрали, Димончику не досталось, а надевать свои кроссовки ему не хотелось. Он снял со стены пластмассовый таз, что висел над кроватью под навесом, поставил посреди двора, залез в него, прикурил косяк и стал танцевать, прерываясь на то, чтобы хапнуть. Интересно, что о нас думали соседи, ведь забор был из штакетника и если кто-нибудь был в это время у себя во дворе, то мог прекрасно видеть всё это безобразие.

Поперемывали с Джоном кости знакомым, ещё о моей женитьбе поговорили, и о том, что я начал вести дневник. Беседа заладилась, и я понял, как, а главное зачем решил жениться – мне надоела модель моего существования, я перерос сам себя, захотелось чего-то экстремального. И я надумал жениться.

От Джона уехал к Егору, встретил его после тренировки, зашли с ним в магазин, я взял овощей и сыра для сырной пасты. Приготовил, поужинали, накурились, посмотрели «Калифорнию» и легли спать.

Я долго не мог уснуть, вспомнил, как в первый раз поехал работать под пик имени Ленина на юге Киргизии портером. Это был снежный год и тропа от базы в долине Ачык-Таш была заметена снегом, так сильно, что вещи и провизию в первый лагерь невозможно было доставить на лошадях, приходилось носить людям.

Ночью раздался телефонный звонок, позвонил мой тренер по скалолазанию Василий Васильевич.

– Привет, Денис, хочешь под пик Ленина поехать работать?

– Здравствуйте, а там опасно? – Спросил я.

В ту ночь я сидел во дворе под орешиной и курил сигареты одну за другой, пытаясь переварить в себе гибель девушки, которая была мне дорога.

– Да, опасно.

– Хорошо, поеду. – Ответил я. – Когда выезжать?

– Через три дня. – Ответил Тренер и положил трубку.

Я приобрёл в секонд-хенде кроссовки, тогда ещё не знал, что такое снежные горы, лазал только по скалам в ущелье Чон-Курчак рядом с городом и не поднимался ни на одну вершину. Подумал, что кроссовок будет достаточно. Василий Васильевич дал мне свой рюкзак фирмы «Манарага», красного цвета, я пришёл в гостиницу «Горы Азии», где познакомился со своими попутчиками, которых звали Лёша, только один был мой ровесник, нам было по шестнадцать лет, а второму Лёше за тридцать. Мы отправились на такси на рынок Дордой, погрузили рюкзаки в полу грузовой бусик Мерседес, набитый тканями и бытовой техникой, выехали в город Ош с четырьмя узбеками. Приехали в город утром, ехали пол дня и всю ночь, разместились в гостинице рядом со стадионом. Это был просто двор частного дома, посередине которого брызгал маленький фонтан, а по краям, вдоль забора раскинулся виноградник. Номера барачного типа, очень маленькие с тонкими, фанерными перегородками. Леша, что постарше, выдал нам по 50 долларов на питание и мы отправились в город. Поели шашлык, выпили пиво, поднялись на Сулейман гору, что возвышается посередине города, местные жители почитают её как священную, они считают, что на ней восседал царь Соломон. Преодолели кучу ступенек под палящим солнцем, поднялись на смотровую площадку, я выкурил сигарету, полюбовались панорамой – весь город как на ладони. Потом прошли по тропинке вдоль «горки» – гладкий камень, по которому как по детской горке скатываются люди на спине, считается, что так исцеляется спина, там стояла большая очередь из женщин преклонного возраста, они скатывались и вновь занимали очередь. Дальше вдоль тропинки, мощёной плиткой мы прошли несколько гротов в которых сидят попрошайки, мнение местных на их счёт расходится. Одни утверждают, что они отшельники и чуть-ли не святые, а иные уверенны, что они клянчат деньги у туристов, прикидываясь, что живут здесь. Мы решили свернуть с тропы и подняться немного выше, но стоило нам отойти несколько шагов в сторону, как мы наткнулись на целую кучу говна, видимо отшельники ходят сюда по нужде, а может и туристы. Вернулись на тропу, и она нас привела к музею в пещере, ничего особенного там мы не обнаружили – осколки древней посуды, макеты старинных городов, чучела животных, национальная одежда на манекенах, всё вперемешку, и за это ещё пришлось заплатить как туристам – нам не поверили, что мы местные. Спустились с другой стороны, ещё раз поели шашлык, в Оше он очень вкусный, пить пиво не стали, вернулись в гостиницу, завалились на койки, но уснуть было невозможно, потому что в соседних комнатушках трахали проституток, которые дико орали, скрипели пружины на кроватях, а их спинки бились о фанерные перегородки, казалось, что вот-вот одна из кроватей проломит стену и вкатится к нам со всем происходящим на ней. Мы пошли выпить, долго ходили по городу, покупая в ларьках пиво, потом проголодались и зашли в первое попавшееся кафе, оно уже закрывалось, но Лёша уговорил официантку накормить нас и даже присоединиться к нам. Мы взяли пол литра водки и ещё пива, напились в стельку. Леша начал клеится к официантке, а я пошёл блевать в туалет, когда вернулся за столиком никого не было, уборщица сказала мне, что кафе уже закрылось и мой друг ждёт меня на улице, я вышел к Лёше.

– Пойдём в номер, там, наверное, уже всё утихло. – Предложил я.

– Не, давай дождёмся, когда она выйдет. – Сказал Лёша.

– Кто она?

– Официантка. Она сказала, что её встречать придёт парень с другом, я хочу посмотреть, что за парень, если лох какой-то, то заберу её в номер и выебу.

– Зачем тебе это? Пойдём, завтра весь день ехать в базовый лагерь.

– Всё равно там все трахаются, уснуть не получится.

Мы стояли в стороне, пили пиво и ждали. Подошли два парня, в широченных джинсах, кепках с прямыми козырьками и огромных ботасах, у одно на шее висела толстая цепь со значком NY. Вышла официантка, тот, что с цепью поцеловал её, взял за руку и они пошли по аллее.

– Пойдём за ними. – Сказал Лёша.

– Сдалась она тебе? Я спать хочу.

– Да, ты чего? Смотри, они лохи какие-то.

– Всё равно она с тобой не пойдёт! Ты перепил!

В итоге, мы с ними во дворе микрорайона, на лавочке пили водку, Лёша, сочинял, что мы с ним работаем сутенёрами у себя в городе, да именно работаем, развозим проституток по саунам на минивене. Я напился почти до беспамятства и время от времени убегал в кусты блевать. Официантка в итоге отшила Лёшу, и мы ушли, шатаясь, к себе в номер. Проходя мимо стадиона, он зачем-то полез через забор, я следом, не удержался и ёбнулся с этой проклятущей ограды, прям на задницу. Походили по рядам, попинали сидушки, а потом насрали посередине футбольного поля. Как я зашёл в номер и уснул, не помню.

Утром с тяжёлым похмельем и головной болью загрузились на переднее сидение КАМАЗа с полной будкой альпинистов из Италии и отправились через перевалы в базовый лагерь, на Памир. Дорога казалась для меня адом, болела жопа после ночного падения и я никак не мог усесться, всё время елозил и приподнимался. Водителя мы называли дядь Славка, он слушал Высоцкого, разрывавшего динамики маленького, китайского магнитофончика, который болтался под потолком кабины на проволоке. Дядь Славка рулил и по его щекам катились крупные слёзы от душераздирающего голоса и слов. Лёша спал, высунув ноги в окно. Тогда я понял Высоцкого, он для меня был открытием другого мира – гор, машин, альпинистов и шоферов. Особенно мне запала в душу песня «Банька по белому», почему, не знаю, просто запала и всё.

Приехали в базовый лагерь под вечер, поужинали и легли спать, ночью пошёл дождь и нашу палатку затопило, мы всю ночь пытались спасти свои вещи и спальники, но ничего не удалось. Под утро, когда дождь закончился, уснули, но ненадолго, нас разбудила Кузя – начальница лагеря, накаченная баба, почти чёрная от загара, с афрокосами по пояс. Она дала нам лопаты и отправила копать яму под мусор. Мы выкопали возле палатки, в которой жили два педика, когда мы проходили мимо неё в поисках места под мусорку, то услышали, как они трахаются и стонут. Так мы и определились где копать. Копали весь день с перерывами на еду, а педики куда-то смылись и до вечера не появлялись. За ужином Кузя сказала, что завтра отправит нас в первый лагерь с грузом, выйти надо в пять утра.

Уснуть долго не получалось, да ещё и живот прихватило, я вышел ночью в туалет, который стоял на холме возле озера. Поднялся на холм и увидел толпу голых девушек, плескающихся в воде, в свете полной луны. Они что-то кричали по-польски, некоторые целовались в воде, а две девушки ласкали друг друга на берегу. Я сходил в туалет, постоял ещё немного, полюбовался на женщин, потом вернулся в палатку, лёг спать.

Утром аппетита не было, я сунул в рюкзак газовый баллон, нас довезли до «луковой поляны», так её назвали из-за того, что там растёт много дикого лука. Мы нацепили рюкзаки и потелепались по узкой извилистой тропе к перевалу Путешественников, дальше по протоптанной в снегу тропе, извивающейся серпантином вверх. Спустя много лет я помню свои ощущения как наяву – солнце палило, снег слепил, голова болела как никогда, воздуха не хватало, мысли лезли в голову, хотелось бросить рюкзак и уйти, уехать домой, я жалел, что приехал, самое трудное было – это совладать с самим собой, заставить себя идти дальше, вверх. Вот это работёнка! Когда поднялись на перевал, передо мной открылся большущий ледник, покрытый белоснежным снегом и узкая тропа, она тянулась к леднику и исчезала в его складках. Мы перекусили на перевале, накинули тяжеленные, жёсткие рюкзаки и пошли вниз, меся снег промокшими ногами, перешли по камням реку с грязной водой. Нас догнали Артур и Миша.

– Как самочувствие, ребята?! – Крикнул Миша с другого берега реки.

– Неважно. – Ответил Леша.

Они перебрались на нашу сторону. Когда карабкались, соскальзывая вместе с камнями по крутой тропе на ледник, река наполнилась водой со льдом и грязью, вся эта жижа с грохотом смыла камни, по которым мы перешли.

– Дамбу прорвало! – Крикнул Артур. – Нам крупно повезло, так бы смыло к чертям.

– Как обратно идти?! – Спросил я.

– Так же, через час уже всё будет как было. – Ответил Миша. – Там озеро ледниковое вверху небольшое, спустит его и всё. Так уже было в этом сезоне, наполняется и прорывает.

Мы вышли на ледник, связались вчетвером верёвкой и пошли по льду с ручейками, еле волоча ноги, впереди шёл Артур и постоянно подтягивал меня на верёвке. У меня пошла кровь носом, вырвало, разум затуманился, но я дошёл до первого лагеря, оставил газовый баллон, съел бутерброд с колбасой и сыром, мы с Лёшей пошли обратно. Река и вправду обмельчала, перешли по камням, поднялись на перевал, начало холодать, Лёша побежал вниз по тропе, я следом. Не понял, как я уже летел лежа на спине, вниз по ледяному насту, я пытался пробить его локтями и ногами, пробил ногами, меня перевернуло на живот, вниз головой. Полёт, перевернуло в воздухе… Удар… Я лежал внизу на тропе, болела спина. Аккуратно поднялся на ноги – «Вроде цел» – прошептал и пошёл по тропе в лагерь напевая песни себе под нос.

Следующие три дня мы провели в базе, окапывали юрты и палатки, чтобы во время дождя не подтекала вода, помогли дядь Славке разбортовать колесо, за это он отблагодарил нас пачкой сигарет – «Полёт» с фильтром. Работали на кухне, чистили картошку, мыли посуду, таскали воду вёдрами из реки, наполнили три двухсотлитровые бочки. Я раздобыл удобные высотные ботинки у одного умственно отсталого детины, огромного роста, он был чьим-то сыном и нихуя не делал, болтался в лагере, жрал, купался в озере и запускал воздушного змея. Но ботинки его пришлись мне впору.

И вот мы снова отправились в первый лагерь, на этот раз я тащил мешок картошки, и пластиковый стол примотанный к рюкзаку, столешница как парус то подгоняла меня, то тормозила, ловя порывы ветра. Во второй раз идти было значительно проще, мы донесли груз до первого лагеря, оставили, поели и пошли вниз по леднику. У меня из-под ног ушла земля (если так, конечно, можно выразиться, потому что под ногами были снег и лёд). Полёт… Удар о стену… Я висел на верёвке, в узкой, ледяной расщелине, внизу журчала вода и было темно как в жопе у негра, дна не видно.

– Дэн, как ты?! – Крикнул Лёха.

– Вишу. – Ответил я. – Вытянешь?

– Не знаю! Попробую! – Я чувствовал, как соскальзываю, а Лёша кряхтел наверху.

– Давай я упрусь и попробую приподняться, а ты подтянешь! – Я крикнул, встал в распоры и стал, скользя приподниматься. Соскользнул и спустился ещё ниже, подтянув Лёшу к трещине, я медленно спускался. – Режь верёвку! – Крикнул я. – Я тебя утяну.

– Пробуй ещё!

Я снова встал в распоры, выпрямил ноги, немного приподнялся, повис, затем ещё раз так, потом ещё и ещё. Лёша меня вытянул. Мы посидели немного у края трещины, скурили по сигаретке, то смеясь, то плача и пошли дальше.

Я лежал ночью в палатке и меня переполняли чувства от того, что выжил, а ведь мог погибнуть, я готов был к этому, когда болтался на верёвке в трещине. Всегда думал о смерти, но впервые подобрался к ней так близко, почувствовал её холодное дыхание, ощутил, как неизбежность. Она случится со всеми нами и нет в этом ничего плохого или страшного. Как же, бляха – муха, приятно выжить, чувствовать, как бьётся сердце, вдыхать воздух и мыслить…

Я проработал ещё около недели, поднялся в третий лагерь, всё также с Лёшей. Но на вершину выйти не удалось, точнее, мы сделали выбор не идти, а спустить вниз умирающего от обезвоживания альпиниста из Японии. Жизнь человека дороже всего, жизнь это единственное, что у нас всех есть в этом мире, без неё всё исчезает, перестаёт существовать. Но, увы, он не дожил до первого лагеря, умер между вторым и первым, мы спустили тело, Лёша жалел, что не поднялся на вершину, если бы он знал, что этим кончится, то не потащился бы, я не жалел, моя вершина была выше всех вершин этой планеты, я победил себя. Во мне родились новые ценности за эти пару недель. Чего стоят все вершины и богатства этого мира, если рядом с нами кто-то умирает, кому-то плохо? Победа любой ценой – это огромный провал, настоящая победа в другом…

Я незаметно провалился в сон.

19/09/15

Проснулся в обед, Егор ушёл на работу ещё утром рано, так что дома находилась только его мама – тётя Лена. На улице было пасмурно и холодно, с утра шёл ливень, но я его благополучно проспал. С т. Леной пили кофе, я пил его, а она не пьёт кофе, говорили о моей предстоящей женитьбе и о её сыне Егоре, которого тоже надо женить, о его кентяриках – собутыльниках. О том, что Егору нельзя пить, а то ему сносит крышу, он начинает крушить всё кругом и молиться неведомой хуйне какой-то, в общем полный пиздец, у пацана горячка от бухла. Ещё она рада, что я с ним общаюсь, даже благодарна мне за это, несмотря на то, что недавно спалила целую банку анаши, которую, понакуре , мы забыли убрать с лоджии. Она, наверное, думает, что мы больше не курим, хотя такого и не обещали. Ещё она не знает, что Егор недавно взял кредит и мы купили два питбайка, катали по горам пока Прохор не спалил на моём движок. В общем, несмотря на всю хуйню в моей голове и жизни, она рада что я общаюсь с Егором и живу с ними, кстати, уже месяц как живу у них.

После всех бесед, пяти бокалов кофе, её рассказов о Романе – двоюродном брате Егора, а вернее о его семейной жизни в Москве, в татарской семье, где его дети бабушку называют Апика, а дедушку Бабай, все дружно исповедают ислам, и живут в одном огромном доме. Он с женой, двумя детьми, её родителями, так ещё там её брат с женой и детьми живёт. В итоге он подал на развод. Я бы, если честно, тоже так поступил, но скорее всего не допустил такой ситуации в своей жизни. Хотя, хуй его знает, вот женюсь и посмотрю, до какой ебалы меня женитьба доведёт.

В итоге я уехал на велосипеде, благо у меня была кофта с собой, а то холод собачий стоял, накануне было солнечно, и я приехал к Егору в шортах, ноги заебунели. Когда ехал «домой» позвонил Гурам, спросил, чем занят, я ответил, что до вечера ничем, договорились через десять минут у меня «дома» встретиться. (Домом я называю то место, где находятся мои вещи и снаряжение, а не то место, где я ночую)

Мы посидели на кухне с Гурамом, выпили кофе. Я рассказал ему, что хочу продавать китайскую лапшу, сделать тележки-павильоны, прицепляющиеся к велосипеду, собранные из алюминиевого профиля, обтянутые ярким баннером. Красный фон, чёрный дракон и золотыми буквами написано «КИТАЙСКАЯ ЛАПША». Цепляешь такую штуку к велосипеду, подъезжаешь к универу в обеденное время и продаёшь. Лапшу с овощами и чёрными, древесными грибами разогреваешь в сковороде, в кисло-сладком соусе, переваливаешь в бумажный стакан и угощение готово. Антуражно, вкусно, а главное сытно. Не знаю, оживёт ли эта идея, если бы я воплощал все идеи, то обычной человеческой жизни на это не хватило бы. Гураму идея понравилась.

Выпили кофе, сыграли две партии в настольный хоккей, выиграл, кажется, я. Поехали на рынок искать «реснички» для машины и крышки на суппорты. Ничего не нашли, съели по шаурме, он мясную, я вегетарианскую, уже, кстати, полгода, как не ем мясо, год не пью алкоголь и полтора года не курю, только траву. Заехали в автомагазин в центре города, но тоже безуспешно. Вернулись «домой» сыграли пару партий в хоккей, повозились с мотоциклом, так и не разобрались в чём дело, то ли стартер, то ли с подачей топлива что-то, а может и свеча. Надо ехать на СТО проверять, очень «интересно», в чём же дело. К семи вечера я с братьями поехал на тренировку полазал сорок минут траверс, Прохор час лазал, я за каждый срыв добавляю пять минут. Затем боулдеринг лазали, пролез одну трассу. В конце тренировки немного побегали скорость. Постоял в планках (пиздец, как тяжело), пол часа занятия йогой. Обсудили с инструктором, молодим парнем, которого зовут толи Ильмар, толи Исмаил, (в общем как-то так), девушку, с которой я советовал ему потрещать. После тренировки поехал к Егору, сегодня его мама легла спать рано. Мы стояли на лоджии и курили косяк.

– Бля, Дэн, помнишь тебя на «поляне» Императором называли? – Спросил Егор.

– Конечно помню. – Засмеялся я.

В подземном переходе, где мы играли на гитарах, кто-то даже написал красной краской и большими буквами «ИМПЕРАТОР». Заебись было время.

– Ещё там дядь Усён, инвалид без ног, продавал самогон, ух, бля, хороший был самогон, вы пели, а потом все пили, пиздец мы напивались.

– Да, он, наверное, только на нас и зарабатывал, пили самогон и закусывали курутом.

Мы додули косяк, я завалился на кровать, а Егор сел в кресло, включили «Калифорнию», я достал тетрадь и начал записывать…