Пепел человечества

Действительно, вокруг сгустилась уже такая кромешная и почти что осязаемая темнота, которая бывает только перед рассветом. Единственное, на что они ориентировались – приборы ночного видения. Хотя, виден в них, в основном, был лишь плотный туман.

Через какое-то время идти стало тяжелее, они начали подниматься в гору. Это было хорошим знаком, ведь, в таком случае, они почти добрались до нужной точки. Витя оглянулся, чтобы посмотреть на Дубовского – тот стал идти еще медленнее, чем прежде, и хромать еще сильнее.

«Оставить его здесь или тогда он точно потеряется без карт?» – проскользнула в голове Невольского мысль. С вероятностью девяносто девять процентов, с холма они спустятся, как только посмотрят, как обстоят дела в квадрате, который нужно зачистить, так и зачем заставлять бедного Дубовского мучиться с его ногой и подниматься туда, откуда он спустится через пару минут. С другой стороны, спускаться они могут по совершенно другой дороге, и тогда Юра будет отрезан от них холмом, что недопустимо.

Еще минуту Витя размышлял над дилеммой, но, наконец, принял решение идти всем вместе и не разделяться. Так будет проще сохранить единую группу. Тем более, вдруг на него снова нападут неживые, и он не сможет ни сражаться с ними в полную силу, ни убежать, и просто впустую погибнет, а они с товарищами даже не будут знать, что что-то случилось, и не смогут его защитить.

Возвышенность встретила их ветром. Он был неожиданно сильным и холодным, и пробирал до костей даже сквозь комбинезоны, рассчитанные на достаточно низкие температуры. Тем не менее, ужасно дуло, и солдаты зябко поежились от неприятного ощущения холода.

С холма открывался очень любопытный вид. Даже сквозь прибор ночного видения было заметно поселение, больше напоминавшее какой-то парад хижин, построенных из палок и всего, что под руку попалось вокруг трех небольших полуразрушенных кирпичных двухэтажных домов. Старые машины в качестве жилищ, каркасы из шин, натянутые между вбитых в землю кольев тряпки, и это только малая часть тех импровизированных убежищ, которые было видно. Зараженные люди пока не показывались, скорее всего, почти все они спали, в любой момент готовые проснуться и растерзать любого, кто к ним приблизится, а кто-то один или двое стояли с другой стороны руин, готовые подать сигнал тревоги. В целом же поселение вызывало только чувства бесконечной жалости и бессилия. До войны, скорее всего, эти зараженные в тех полуразрушенных домах и хижинах даже помыслить не могли, что будут жить так – непонятно в какой грязи и болезнях, скрываясь, будучи вынужденными с кровью биться за еду, и отчаянно пытаясь выжить. Все инстинкты были направлены только на сохранение и поддержание жизни, теплившейся еще в этих телах, но все они уже были обречены.

Зараженных людей здесь было достаточно много, и Витя, одной рукой держа бинокль, другой сжал покрепче в нашивном на штанину кармане гранату. Их у него было с собой еще несколько, как и у остальных сослуживцев, но он предпочитал экономить боеприпасы и обходиться двумя-тремя.

– Так, план действий, – прокашлявшись от внезапно снова накатившего волнения, позвал всех Витя. – Мы сейчас спускаемся и незаметно проходим поближе, на то расстояние, с которого можно кинуть гранату, бросаем по моей команде. Лучше кидать в каждое здание, скорее всего, там больше всего зараженных, а обломки от них разлетятся и задавят остальных в менее защищенных хижинах.

Товарищи кивнули, признавая, что план вполне себе логичен.

– На случай, если выжившие, все же, будут, а я в этом не сомневаюсь, – продолжал Невольский, – так как они бывают всегда, хоть пара зараженных, на возвышенности с винтовкой останется Юра, – он посмотрел на Дубовского, и тот понимающе кивнул, – а все остальные окружат и перекроют пути отступления. – На взрывы и выстрелы сбегутся неживые, так что после того, как проверим, все ли зачищено до конца, уходить оттуда надо будет быстро. Двигаемся обратно на возвышенность, потом отступаем к ближайшему лесу.

– Так точно, – ответили парни.

– Стреляем на поражение, – напомнил Витя, и все энергично закивали.

Зараженных нужно было убивать на месте, таков приказ генерала, и они не могли не подчиниться.

В конце концов, они здесь ради этого.

– Хорошо, тогда за дело, – Невольский убрал бинокль и выдохнул. Операция началась.

Глава 3

Было даже странно, что они, будучи в полной экипировке и вооруженные до зубов, передвигались настолько быстро и бесшумно. Но факт оставался фактом, они, оставив Дубовского на возвышенности с винтовкой, стремительно почти что скатились вниз с холма и теперь бежали к поселению, не производя практически никаких звуков.

Снизу оно казалось немного больше, чем когда они смотрели на него в бинокль, у двух из трех кирпичных развалин даже были какие-никакие, дырявые, не закрывающие все полностью, местами вообще развалившиеся, но крыши. Они вырастали из земли темными угловатыми фигурами, и расположившиеся вокруг них хижины выглядели еще более убого, чем с высоты.

Подойдя на нужное расстояние к одному из домов, Витя сделал знак рукой Способину, чтобы оставался на позиции. Денис кивнул, исполняя приказ и приседая на одно колено, чтобы достать гранату. Невольский продолжил обходной пусть вместе с Черепом и Костей, и они вскоре достигли вторых кирпичных руин, выглядевших более развалившимися, чем предыдущие. Здесь они оставили Керна, который так же не сводя глаз с поселения доставал гранту, готовый в любой момент заменить ее в руке на автомат и выпустить очередь по внезапно вылезшим зараженным обитателям.

Они с Черепковым продолжали путь, согнувшись и перебегая к последнему наполовину уцелевшему дому. Витя готов был молиться на то, чтобы коммуникатор сработал как надо и не заглючил, как с картой и датчиками, именно поэтому на последней точке остановился вместе с Игорем – в случае чего, нужно будет передать сигнал через него. Облажаться с самой зачисткой было просто недопустимо. Если они сейчас все провалят и зараженные сбегут – назад можно будет не возвращаться, генерал их на кусочки порежет, и повторяя эту мысль у себя в голове, Невольский не шутил, Потапов действительно был максимально серьезен и суров, иногда даже чересчур жесток.

Он достал из нашивного кармана гранату и сжал ее в руке. Она была холодная и гладкая, конусовидной формы – Государство начало производить такие совсем недавно. Бо́льший радиус действия, бо́льшая ударная сила, мощнее взрыв, больше урона, такая граната могла сносить небольшие здания. Чуть больше времени до взрыва, чтобы успеть спрятаться от разлетающихся обломков, ошметков и огня. Вместо кольца чеки – легко и с едва слышным щелчком слетающая крышка. Эта граната была идеальна, но в эту секунду оттягивала Невольскому руку так, как будто весила несколько сотен килограммов. От того, что сейчас произойдет, зависела вся операция.

Необходимо было максимально сконцентрироваться, и Витя прикрыл глаза. Все абсолютно так же, как их натаскивали на все это на боевой подготовке. Ничего сложного.

– Все получится, – еле слышным шепотом проговорил Череп, и это немного отрезвило Невольского.

В конце концов, он солдат, который побывал не на одном задании, и сейчас вместо того, чтобы принимать решения с холодной головой, нервничает и распускает слюни как какой-то новичок, первый раз вышедший за пределы базы и с трудом удерживающийся от того, чтобы завизжать не своим голосом и скрыться обратно в перенесшем его сюда вертолете.

Витя нажал на кнопку рации в коммуникаторе – к его величайшему облегчению, она подсветилась оранжевым, что означало, что со связью все в порядке – и тихо, но отчетливо, проговорил:

– Готовность пять секунд.

Вспотевшая в перчатке рука сжала гранату сильнее.

– Четыре. Три.

Он занес большой палец над крышкой.

– Два.

Опустил его на холодный металл.

– Один.

Надавил, и услышал тот самый тихий щелчок – крышка отлетела ему под ноги. Рядом стоящий Череп тоже сорвал чеку, и ждал последнего приказа.

– Пли.

Витя на мгновение закрыл глаза, представляя себе траекторию полета гранаты, а потом молниеносно и с силой кинул. От такого мощного импульса она на огромной скорости влетела в разбитое окно второго этажа дома, а граната Игоря на первый.

У них было всего восемь секунд, чтобы, не задерживаясь, как можно быстрее отбежать на относительно безопасное расстояние, и они им воспользовались, сорвались с места, услышав при этом чей-то вскрик внутри дома.

Как только они упали на землю в пепел, прикрыв головы руками, прогремели четыре взрыва одновременно, звучащие, как один, а за ними послышались дикие крики и грохот – дома рушились. Обломки, к счастью, пролетели мимо Невольского и Черепкова, так что они вскочили, подняв автоматы и готовясь стрелять.

На месте убежищ вперемешку с взметнувшейся пылью и пеплом в воздухе полыхал огонь. Кирпичные дома продолжали рушиться, действительно падая на хижины под своими стенами. Жестокий план Вити претворился в жизнь как нельзя точно.

Невольский, прищурившись и ни на секунду не теряя концентрацию, оглядывал место взрыва – еще немного, и оттуда должны были начать выбегать выжившие зараженные.

Так и получилось, буквально через несколько секунд после этой мысли Вити из пелены дыма и пыли показался мужчина в лохмотьях. Он дико кашлял и махал перед собой руками, как будто пытаясь отогнать наваждение. Невольский прицелился ему прямо в желтоватую клоками лысеющую голову с темными синюшными провалами вместо глаз, и, ни секунды не раздумывая, выстрелил. Мужчина, последний раз нелепо взмахнув руками, упал замертво рядом со своей головой, секундой ранее превратившейся в кровавую слегка подпаленную кашу.

Череп рядом тоже не отставал – выстрелил в еще одного зараженного, а потом снова, в неизвестно откуда взявшегося неживого. Неужели они стали появляться на месте бойни так быстро?

Невольский огляделся по сторонам – нет, на горизонте не было видно больше никаких мутировавших тварей, значит, этот неживой просто оказался не в то время и не в том месте. Для него, конечно, а не для солдат, простреливших ему череп разрывной пулей.

Из пожара выбежала какая-то костлявая женщина с обвисшей кожей, держа что-то в руках. Витя уже прицелился было, чтобы выстрелить и тоже снести ей голову, но вдруг понял, что прижимала она к себе не просто кучу тряпиц, а младенца.

Рука Невольского дрогнула – он знал, что зараженные могут рожать детей, и некоторые даже каким-то образом выживают, в большинстве своем становясь уродцами, но есть и те, которые похожи на обычных людей. А вдруг этот младенец вырастет в человека?

С другой стороны поселения прогремели выстрелы, и Витя встрепенулся. Не время было размышлять, нужно было действовать, и срочно. Стараясь не приглядываться особо, он пустил пулю почти наугад, не промазал конечно, но и удовлетворения от того, что убил мать сквозь голову ее же собственного ребенка одним выстрелом, не получил.

Долго размышлять об этом не пришлось, потому что выбегали все новые и новые выжившие, которых Невольский уже так пристально не разглядывал. Оставалось только стрелять и смотреть, как они падают, и вместе с этим продвигаться ближе к месту взрыва. Необходимо было проверить, не осталось ли кого-то в живых. Судя по тому количеству зараженных, которых они уже перестреляли, вряд ли кто-то остался там, но не перепроверить это было недопустимо.

По мере приближения Витя чувствовал, как становится все теплее, и когда они с Черепом вошли в облако, стало уже совсем жарко. Невольский моментально вспотел под комбинезоном, и поежился – чувство было не из приятных, тем более, когда ты в полной экипировке и даже сквозь респиратор тяжело вздохнуть. Однако, отвлекаться на мешающие ощущения ему не позволило время, и он, все время оглядываясь по сторонам и переводя дуло автомата с одной точки на другую, шел впереди Черепа, петляя между обломками развалившихся до конца домов и валяющихся теперь везде наполовину раскрошенных кирпичей.

Из-под руин то тут, то там, выглядывали обугленные конечности, и Витя не видел смысла разбирать завалы, чтобы добивать их владельцев. Без какой-либо помощи они скорее умрут сами, а облегчение их участи времени группе точно не сэкономит.

В дымной пелене показались знакомые фигуры – Костя и Денис.

– Мы осмотрели остальную половину квадрата, – проговорил Способин. – Кого надо, добили.

– Значит, уходим, – кивнул Невольский, и только развернулся, чтобы повести группу обратно на возвышенность и соединиться с Дубовским, как вдруг заметил какое-то движение за давно проржавевшим и пошедшим трещинами кузов автомобиля слева в паре метров от себя.

Он поднял руку вверх, и двинувшаяся было за ним группа застыла с поднятым оружием. Витя сделал шаг влево, пытаясь рассмотреть, кто был за кузовом, и остановился. Это был ребенок.

Мальчик лет девяти, худой, с обвисшей на тонких костях пожелтевшей кожей, с раной на голове. Невольский смотрел на него во все глаза, и даже сделать ничего не успел, как ребенок с жутким воем достал откуда-то из-за пазухи нож в запекшейся крови и бросился вперед, на стоявшего к нему ближе всех Игоря.

Реакция сработала молниеносно, и крик оборвался так же внезапно, как и начался, а мальчик упал в пепел по частям – разрывная пуля перешибла его невозможно худое тело пополам.

Витя несколько секунд смотрел на свои руки, пытаясь осознать, что это сделал он, но потом тряхнул головой и хрипло повторил сказанное ранее:

– Уходим.

Теперь здесь точно не осталось никого живого.

Дубовский ждал их на возвышенности, сидя на земле и опираясь на винтовку.

– Все прошло успешно, – подытожил он. – Мы справились.

«Можно было бы сказать, что мы справились, если бы с твоей ногой все было в порядке» – хотел было ответить Витя, но не стал, и вместо этого произнес:

– Да, кажется, справились. Нужно доложить командиру и получить координаты следующего квадрата.

Он поднес коммуникатор ближе к лицу и уже собирался говорить, нажав на кнопку соединения, но увидел, что она не подсвечивается.

– База, прием, – все же, попытался он. – База, вы слышите меня? Полковник?

Коммуникатор ответил молчанием.

– Да что же это… – бессильно выдохнул Невольский. Неужели и связи теперь тоже не было? – База! База, ответьте! Мы завершили этап операции, зачистили квадрат, база!

Товарищи стояли рядом, словно языки проглотили. Они знали, что связаться с базой можно только по коммуникатору главного в группе, потому что за ее пределами сигнал был все еще после стольких лет после катастрофы не стабилен, и проще было направлять его на одно устройство, а остальные координировать между собой на небольшом расстоянии. Но так просто коммуникаторы не отрубались, никогда.

Витя опустил руки с автоматом и посмотрел за спины товарищей на полыхающие развалины.

Пламя рвалось в рассветное небо, которое уже окрасилось в привычный серый цвет. Оно трещало и совершенно не хотело угасать, наоборот, кажется, лишь разгоралось. Невольскому подумалось, что точно так же горели сейчас все его надежды на успех их операции.

– Уходим к лесу, – наконец, произнес он. – А там будет видно, что делать дальше.

***

Он сидел на своем рюкзаке и вспоминал.

Первая его операция, первая высадка за пределами базы. Это было где-то на побережье континента – было темно, влажно и холодно.

Когда они высадились, была глубокая ночь, поэтому пришлось использовать приборы ночного видения. Все вокруг окрасилось в зеленоватый цвет, и сквозь спины сослуживцев и главного в группе он увидел какую-то длинную полосу.

– Все после, – жестко сказал командир, уловив его взгляд.

Они справились с заданием блестяще, без шума и пыли, зачистили все, как приказал генерал, и были свободны. Вертолет должен был прибыть через каких-то полчаса, и группа выжидала.

Витя все смотрел в сторону той полосы, и не мог разглядеть, что же там, все-таки, было. Пустошь?

– В радиусе двух километров все чисто, – вдруг услышал он голос командира и обернулся. Тот смотрел на него сквозь стекло шлема. – Можешь отлучиться, у тебя десять минут.

Во взгляде бывалого солдата помимо обычной жесткости неожиданно появилось понимание. Конечно, он не мог не видеть, как любопытно было молодому бойцу увидеть что-то, о чем он раньше только читал.

Витя благодарно пробормотал «так точно, спасибо» и, не обращая внимание на недоуменные и даже немного насмешливые переглядывания сослуживцев, побежал в сторону той полосы. По мере его приближения все больше чувствовалась влажность, а под ногами вяз песок. Наконец, он стал близок настолько, что мог разглядеть – это была не пустошь, ведь пустошь не могла двигаться. Когда Невольский подбежал совсем вплотную, вдруг, словно дожидаясь его все это время, выглянула луна.

Витя застыл, потрясенный тем, что было у него перед глазами. Это был океан. Самый настоящий водный простор с попеременно набегающими волнами и рябью, искрящейся от блеклого холодного лунного света. Ветер поднимал брызги, не долетающие до стоящего в оцепенении Невольского, а плескавшиеся обратно в воду. Волны то набегали на берег прямо ему под ноги, то сходили на нет, возвращаясь обратно в океан, который поглощал эту волну следующей. Точно так же, как эта следующая волна пожирала предыдущую, чтобы выброситься на берег, еще дальше, пожирало Витю восхищение перед величием стихии. Он завороженно наблюдал за пузырьками образующейся на гребнях пены, и только наклонился, чтобы потрогать воду пальцами, как вдруг понял, что нельзя.

Величественный океан, когда-то давно описывавшийся в книгах как голубая водная гладь, был серым, а пена, маскирующая свой цвет в свете луны – желтоватой. Он знал, что почти вся вода в мире была отравлена, и это сделали люди.

Невольский, наконец, оторвал глаза от воды, и посмотрел по сторонам. Весь берег, насколько хватало возможности увидеть, был усеян лопнувшими ракушками и костями много лет назад выброшенной на берег рыбы и морских обитателей. А сколько еще мертвых животных и рыб плавает в отравленной радиацией воде, когда океан сначала выбросил их на поверхность, а потом, лизнув берег волной, забрал обратно? Некогда прекрасный голубой океан превратился в кладбище его безгласных и ни в чем не повинных обитателей, которых убила горстка людей, нажавших на несколько кнопок ядерного оружия уже почти четверть века назад. И так эти люди поступили со всем миром.

Витя попятился, только теперь чувствуя, как хрустят под ногами смешавшиеся с песком кости. Все это было настолько страшно и больно, что затмило даже прилив адреналина на только что завершившейся операции и восхищение перед бесконечной водной гладью. Это был акт зловещего торжества человека над стихией, настолько жуткий, что перехватывало дыхание. Люди не имели права так поступать.

Но даже стоя перед отравленной бесконечностью, Невольский все равно ощущал себя крохотной букашкой рядом с чем-то за пределами человеческого познания. Даже давно умерший океан представлял собой нечто, способное смести людей без особого труда, и это не могло не заставлять сердце биться быстрее.

Со всеми этими потрясениями и раздумьями, Витя спохватился, смотря на часы – у него оставалось две минуты до того, как закончится его свободное время. Он последний раз кинул взгляд на воду и, развернувшись, поспешил к своим.

– Ну и как? – насмешливо спросил его кто-то из группы.

Витя смотрел на него и не знал, какой ответ будет правильным. Да и есть ли он вообще?

– Океан прекрасен, но то, что сделали с ним люди – самое жуткое преступление, – наконец, проговорил он.

Солдаты переглянулись, явно ожидавшие услышать что-то другое. Командир, слушавший этот короткий обмен репликами, удовлетворенно кивнул.

Невольский был благодарен ему за возможность увидеть и понять что-то фундаментально новое для себя. В этом и заключалась роль старшего в группе – не только координировать и направлять, получая приказы напрямую из кабинета генерала на базе, но и давать солдатам возможность изучать и исследовать, если позволяют время и возможности.

Был ли Витя хорошим командиром группы сейчас?

Да черта с два.

И он совершенно не представлял, что ему делать дальше.

Да, это было первое его задание. Но провалить его с таким треском, это надо было еще постараться. И дело было даже не в переставшей работать технике, а в том, что, кажется, Невольский сделал все, что мог, чтобы угробить и себя, и своих друзей. Если бы он не спас Черепа в последний момент от этого злополучного зараженного мальчишки, от чего бы умер Игорь – от самого лезвия ножа, или от бактерий на нем?

Он вздохнул и вытащил из нагрудного кармана белый хлопковый платок, поднося его к глазам и всматриваясь в переплетения волокон ткани. Он достался ему от отца. Папа Вити, к сожалению, погиб на одном из боевых заданий, но до этого успел передать ему этот платок.

– Сынок, – сказал он тогда, перед самым вылетом, – это мой платок, сохранился еще с времен до катастрофы. Он может однажды спасти тебе жизнь. Используй его как белый флаг, но только в самом крайнем случае, хорошо?

– Хорошо, – кивнул тогда еще мальчишка Невольский, благоговейно принимая из рук отца кусок белой ткани.

Именно в ту злополучную операцию мужчина и погиб, и Витя до сих пор помнил ту боль, которую ощутил, когда увидел, что в числе вернувшихся нет не только других солдат, но и его папы. Этот платок – одно из немногих сохранившихся вещественных воспоминаний о нем, и Невольский с того дня брал его на каждое задание. Так его отец всегда был с ним.

– Эй, – к нему подсел Игорь. – Выглядишь отвратительно.

– Спасибо, – скептично отозвался Витя. – Поддерживать ты мастер.

– Нет, серьезно, братан, я тебя таким года три уже не видел, – не отставал Череп. – С тех пор, как на тебя тогда наехал генерал при всех, так даже тогда все было не так плохо.

Невольский хмыкнул, не желая вспоминать, как опустил и буквально смешал его с грязью генерал тогда. Это было самое унизительное, что когда-либо с ним случалось, и он упорно пытался вытолкать эти воспоминания из головы, особенно когда они пытались проникнуть в мысли и воспроизвестись подсознанием перед тем, как парень пытался заснуть.

– Я в норме, – устало ответил он, наконец.

– Ну да, конечно, – хмыкнул Игорь. – А это что такое? Белый флаг?

– Для призыва к прекращению боевых действий или признанию, что сдаюсь, – отозвался Витя, складывая платок вчетверо и убирая обратно в нагрудный карман.

– Да я в курсе, что такое белый флаг, – Череп приподнял бровь в недоумении. – В курсе.

Витя цыкнул, вспоминая, что учились и боевую подготовку они проходили вместе, и раздраженно сказал:

– Лучше проверить, что там у Юрки, чем сидеть тут со мной.

Череп покачал головой, понимая, что грубит друг не со зла, и бросил, поднимаясь:

– Переставай хандрить, мы ведь ждем указаний от полковника, что бы с твоим коммуникатором там не случилось. Наша операция еще не провалена.

Витя глянул на него исподлобья, и резко поднялся. Хотелось дернуться и уйти, но он понимал, что с такой реакцией будет выглядеть как маленький обиженный ребенок, поэтому он пару минут просто постоял, как истукан, обдумывая, что же делать дальше.

Вдруг его взгляд уловил какое-то движение где-то глубоко в лесу.

– Череп, – тихо позвал он. Всю подавленность как рукой сняло, оставляя напряжение и начинающий бурлить в крови адреналин от осознания, что что-то может быть неладно.

Друг, судя по всему, уловил перемену настроения Невольского, поэтому тут же подошел. Выглядел он встревоженным.

– Что случилось? – так же почти шепотом переспросил он, кладя руку на предохранитель автомата.

– Мне показалось, что в лесу кто-то есть, – ответил Витя. – Я пойду на разведку, а вы никуда не уходите, что бы ни случилось.

– Но… – попытался возразить Игорь, но был перебит сердитыми словами:

– Это приказ.

Оставив недоумевающих и напряженных сослуживцев с оружием на изготовке возле их импровизированного привала, Невольский выдохнул и направился в чащу леса. Вернее, то, что от нее осталось.

Деревья сомкнули над ним свои черные костлявые пальцы, а ветви цеплялись за куртку, как будто нарочно хотели задержать и предостеречь от того, что скрывается за их массивными черными стволами.

Когда Витя подумал, что уже устал продираться сквозь обугленные ветки, он выбрался на опушку. Она ничем не отличалась по степени своего выгорания от остального леса, и Невольский одновременно и облегченно, и разочарованно, вздохнул.

Значит, ему все показалось, и никто здесь не шевелился. Может, просто порыв ветра сдул надломившуюся от времени ветку, и она спланировала на землю, или же, стукнувшись о ствол, скатилась вниз. В любом случае, это был всего лишь ветер. Можно было возвращаться обратно к товарищам.

Вдруг сзади него что-то громко треснуло.