Утраченные иллюзии

Переехав в гостиницу «Клюни», Люсьен, как все новички, в первые дни вел скромную и размеренную жизнь. После злополучной попытки пожить по-щегольски, поглотившей все его сбережения, он ушел в работу с юношеским рвением, которое так быстро охлаждают заботы и забавы, предоставляемые Парижем каждому человеку, и богатому и бедному, и устоять перед которыми может только буйная энергия подлинного таланта или мрачная воля честолюбца. Люсьен являлся к Фликото в пятом часу дня, заметив, что выгодно приходить одним из первых: кушанья в это время более разнообразны, можно еще получить то, что предпочитаешь. Как все поэтические души, он облюбовал себе место, и выбор его в достаточной мере свидетельствовал о проницательности. В первый же день своего появления у Фликото он приметил столик возле конторки, и по лицам сотрапезников, по отрывкам фраз, перехваченных на лету, он угадал собратьев по литературе. Затем некое чутье ему подсказало, что, поместившись близ конторки, он может вступить в разговор с хозяевами ресторана. Со временем установится знакомство, и в случае безденежья ему, несомненно, будет оказан необходимый кредит. Итак, он усаживался за квадратный столик возле конторки, накрытый на два прибора, с белыми салфетками без колец, предназначенный, конечно, для случайных посетителей. Против Люсьена сидел худощавый и бледный молодой человек, по-видимому, такой же нищий, как и он; его красивое, уже поблекшее лицо говорило об утраченных надеждах, оставивших на его челе следы утомления, а в душе – глубокие борозды, где брошенные семена не давали более всходов. Люсьен почувствовал влечение к незнакомцу в силу этих поэтических примет и необоримого порыва сочувствия.

Молодого человека, первого из сотрапезников, с которым ангулемскому поэту удалось через неделю, после взаимных мелких услуг, беглых слов и взглядов, завязать беседу, звали Этьеном Лусто. Два года назад он, как и Люсьен, покинул провинцию, городок в Берри. Нервные движения, блеск глаз, речь, порою отрывистая, изобличали горестное знакомство с литературной жизнью. Этьен приехал из Сансера с трагедией в кармане, увлекаемый тою же приманкой, что влекла и Люсьена: славой, властью, богатством. Этот молодой человек, прежде обедавший у Фликото каждый день, вскоре начал появляться все реже и реже. Когда Люсьену случалось после пяти или шести дней перерыва вновь встретиться со своим поэтом, он надеялся увидеться с ним и на завтрашний день; но на завтрашний день оказывалось, что его место было занято каким-нибудь незнакомцем. У молодых людей, видевшихся накануне, огонь вчерашней беседы отражается в сегодняшней; но случайность встреч принуждала Люсьена каждый раз сызнова ломать лед, и тем самым замедлялось сближение. Первые недели оно мало подвинулось. Из беседы с дамой, сидевшей за конторкой, Люсьен узнал, что будущий его друг состоит сотрудником маленькой газетки, для которой он пишет отзывы на новые книги и дает отчеты о пьесах, идущих в Амбигю-комик, Гетэ или Драматической панораме[77]. Молодой человек сразу стал видной персоной в глазах Люсьена, который решил завязать с ним задушевную беседу и пойти на кое-какие жертвы ради поддержания дружбы, столь нужной для начинающего литератора. Журналист отсутствовал две недели. Люсьен еще не знал, что Этьен тогда только обедал у Фликото, когда бывал не при деньгах, и в том крылась причина его мрачной разочарованности, той холодности, которой Люсьен противопоставлял льстивые улыбки, вкрадчивые слова. Однако ж эта дружба требовала серьезных размышлений, ибо безвестный журналист вел, по-видимому, широкий образ жизни, не уклоняясь от рюмочек вина, чашек кофе, бокалов с пуншем, зрелищ, пирушек. Люсьен в первые дни своего пребывания в Латинском квартале держал себя как ребенок, ошеломленный первым уроком парижской жизни. Оттого-то, ознакомившись с ценами и взвесив свой кошелек, Люсьен не осмелился подражать Этьену из боязни впасть в прежние ошибки, в которых он все еще раскаивался. Он жил под игом провинциальных законов: Ева и Давид, его ангелы-хранители, вставали перед ним при малейшем дурном побуждении, напоминая о возложенных на него надеждах, о том, что он обязан составить счастье своей старой матери, о всем том, что сулил его талант. Утренние часы он проводил в библиотеке Сент-Женевьев, изучая историю. При первых же изысканиях он заметил ужасающие ошибки в романе «Лучник Карла IX». Когда библиотека закрывалась, он шел в свою сырую и холодную комнату, исправлял свой труд, перестраивал его, выбрасывал целые главы. После обеда у Фликото он направлялся в Торговый пассаж, просматривал в литературном кабинете Блосса произведения современной литературы, газеты, периодические издания, сборники стихов, желая войти в жизнь искусства, и в полночь возвращался в свою жалкую комнату, не потратившись ни на освещение, ни на дрова.

Чтение, столь разнообразное, чрезвычайно изменило его вкусы, и он сызнова пересмотрел свой сборник сонетов о цветах, свои милые «Маргаритки», и так основательно их переделал, что едва ли сохранилось сто прежних строк. Итак, Люсьен первое время вел простой, невинный образ жизни бедных питомцев провинции, которые даже обеды Фликото находят роскошными по сравнению с обычным столом родительского дома, довольствуются медлительными прогулками в аллеях Люксембургского сада, поглядывают искоса, с замиранием сердца, на красивых женщин, живут в пределах Латинского квартала и благоговейно предаются труду, мечтая о будущем. Но Люсьен, рожденный поэтом, скоро уступил непреклонности желания, не устояв перед обольщением театральных афиш. Французский театр, Водевиль, Варьете, Комическая опера[78], куда он ходил в стулья партера, поглотили шестьдесят франков. Какой студент лишил бы себя счастья видеть Тальма[79] в прославленных им ролях? Театр, первая любовь поэтических душ, очаровал Люсьена. Актеры и актрисы представлялись ему особыми людьми; он не верил в возможность переступить рампу и общаться с ними запросто. Им он был обязан духовными наслаждениями, они были для него существами волшебными, о которых в газетах упоминалось наряду с делами государственной важности. Быть драматическим писателем, видеть свои творения в театре – какая пленительная мечта! Мечта эта осуществлялась людьми смелыми, как Казимир Делавинь! Плодотворные мысли, порывы веры в себя, за которыми следовали приступы отчаяния, волновали Люсьена и, невзирая на глухой ропот страстей, поддерживали его на священном пути труда и воздержания. Из чрезмерного благоразумия он дал себе обет не посещать Пале-Рояль[80], то пагубное место, где он истратил в одно утро пятьдесят франков у Вери и около пятисот на наряды. Поэтому, когда его одолевало искушение посмотреть Флери, Тальма, обоих Батистов или Мишо[81], он шел в узкую темную галерею, где с половины шестого уже стоял хвост за дешевыми билетами и опоздавшим надо было платить десять су за место у кассы. Часто, простояв в очереди часа два, разочарованные студенты слышали возглас: «Билеты проданы!» Из театра Люсьен возвращался, потупив взор, не глядя по сторонам, ибо улицы в этот час были полны живых соблазнов. Возможно, и ему случилось пережить одно из тех весьма обычных приключений, которые, однако, занимают огромное место в боязливом юном воображении. Однажды, пересчитав свои экю, Люсьен весь похолодел, напуганный быстрым истощением своих капиталов, и подумал, что ему необходимо побывать у какого-нибудь книгоиздателя и заручиться платной работой. Молодой журналист, которого он сам произвел в звание друга, не появлялся у Фликото. Люсьен ожидал счастливого случая, но случая не представлялось. В Париже случай благоприятствует лишь людям с обширным кругом знакомых: чем больше знакомых, тем больше возможностей к успеху в любой области; случай и здесь на стороне крупных армий. Сохранив еще свойственную провинциалам осторожность, Люсьен не желал ожидать того часа, когда у него останется лишь несколько экю: он решил сделать набег на книгоиздателей.

В одно прохладное сентябрьское утро Люсьен вышел на улицу Лагарп с двумя рукописями в руках. Он дошел до набережной Августинцев, стал ходить вдоль нее, посматривая то на воды Сены, то на книжные лавки, как будто добрый гений внушал ему, что лучше броситься в реку, нежели в литературу. Наконец, внимательно изучив внешность людей, мелькавших за стеклами витрин или стоявших на пороге лавок, приветливых с виду, хмурых, забавных, веселых или грустных, преодолев мучительные колебания, он наметил себе дом, перед которым приказчики торопливо упаковывали книги. Там спешно отправляли товар, стены пестрели объявлениями.

Поступили в продажу:

«Отшельник» виконта д’Арленкура. Третье издание.

«Леонид» Виктора Дюканжа. Пять томов в 12-ю долю листа, на лучшей бумаге. Цена 12 франков.

«Нравственные наблюдения» Кератри[82].

– Вот счастливцы! – вскричал Люсьен.

Афиша, новое и своеобразное изобретение знаменитого Лавока[83], в ту пору впервые расцвела на парижских стенах. Вскоре подражатели такого способа рекламы изукрасили ею весь Париж, создав новый источник государственных доходов. Наконец Люсьен, поэт, столь славный в Ангулеме и столь ничтожный в Париже, едва дыша от волнения, проскользнул у самой стены дома и, собрав все свое мужество, вошел в лавку, переполненную служащими, клиентами, издателями… «И, может быть, авторами!» – подумал Люсьен.

– Я бы хотел поговорить с господином Видалем или господином Поршоном, – сказал он одному из продавцов.

Он только что прочел на вывеске крупными буквами:

ВИДАЛЬ И ПОРШОН,КНИГОПРОДАВЦЫ-КОМИССИОНЕРЫДЛЯ ФРАНЦИИ И ЗАГРАНИЦЫ

– Они оба заняты, – отвечал продавец.

– Я обожду.

Поэт, оставшись в лавке, рассматривал связки книг. Он пробыл там два часа, изучая заголовки, перелистывая книги и читая отдельные страницы. Наконец Люсьен прислонился к застекленной перегородке с зелеными занавесками, за которой, как он подозревал, скрывался Видаль или Поршон, и услышал следующий разговор:

– Желаете взять пятьсот экземпляров? Для вас я посчитаю их по пяти франков и на каждую дюжину накину лишний экземпляр.

– Во что же обойдется экземпляр?

– На шестнадцать су дешевле.

– Четыре франка четыре су? – сказал Видаль или Поршон тому, кто предлагал книги.

– Так точно, – отвечал продавец.

– Расчет по распродаже? – спросил торговец.

– Как так? Э-ге-ге, старый шутник! Тогда вы разочтетесь года через полтора векселями сроком на год.

– Помилуйте, векселя сейчас же, – отвечал Видаль или Поршон.

– На какой срок векселя? На девять месяцев? – спросил издатель или автор, предлагавший книгу.

– Нет, мой любезный, на год, – отвечал один из книгопродавцев-комиссионеров.

Воцарилось молчание.

– Вы меня режете! – вскричал неизвестный.

– Но разве мы сбудем за год пятьсот экземпляров «Леонида»? – отвечал книгопродавец-комиссионер издателю Виктора Дюканжа. – Мой дорогой мэтр, мы были бы миллионерами, ежели бы книги расходились по воле издателей, но книги расходятся по прихоти публики. Романы Вальтера Скотта предлагают по восемнадцати су за том, три ливра двенадцать су за весь роман, а вы хотите, чтобы я ваши книжицы продавал дороже? Если вам угодно, чтобы я протолкнул ваш роман, пойдите мне навстречу. Видаль!

Из-за кассы встал толстяк и, заткнув перо за ухо, подошел к ним.

– Сколько ты сбыл Дюканжа в последнюю поездку?

– Две сотни «Старичка из Кале», но для этого пришлось снизить цену на две другие книги; спрос на них был невелик, и получились соловьи.

Позже Люсьен узнал, что соловьями книгопродавцы называют книги, которые залежались на полках в глубоком уединении книжных складов.

– Кстати, тебе известно, – продолжал Видаль, – что Пикар[84] подготовляет серию романов? Он обещал нам двадцать процентов скидки против обычной книгопродавческой цены, чтобы мы обеспечили ему успех.

– Воля ваша! На год, – уныло отвечал издатель, сраженный последним доверительным сообщением Видаля Поршону.

– Следовательно? – решительно спросил Поршон неизвестного.

– Я согласен.

Издатель вышел. Люсьен слышал, как Поршон сказал Видалю:

– Уже есть требование на триста экземпляров. Расчет с издателем задержим. «Леонида» пустим по сто су за штуку. А сами разочтемся за него через полгода и…

– Вот уже полторы тысячи франков барыша, – сказал Видаль.

– О! Я сразу заметил, что ему туго приходится. Он зарывается! Платит Дюканжу четыре тысячи франков за две тысячи экземпляров!

Люсьен прервал Видаля, появившись в дверях клетушки.

Книгопродавцы едва ответили на его поклон.

– Я автор романа, в манере Вальтера Скотта, из истории Франции, под заглавием: «Лучник Карла IX». Предлагаю вам приобрести.

Поршон окинул Люсьена холодным взглядом и положил перо на конторку.

Видаль, свирепо посмотрев на автора, ответил:

– Мы, сударь, не издатели. Мы книгопродавцы-комиссионеры. Ежели мы издаем книги за свой счет, то эти торговые операции мы ведем только со светилами. Притом мы покупаем лишь серьезные книги, исторические сочинения, краткие обзоры.

– Но моя книга очень серьезная. Я пытался изобразить в истинном свете борьбу католиков, сторонников неограниченной монархии, и протестантов, желавших установить республику.

– Господин Видаль! – крикнул приказчик. Видаль скрылся.

– Не спорю, сударь, что ваша книга – чудо искусства, – продолжал Поршон, сделав достаточно невежливый жест, – но мы интересуемся только вышедшими книгами. Обратитесь к тем, кто покупает рукописи: хотя бы к папаше Догро – улица Дюкок, близ Лувра; он берет романы. Вот бы вам прийти раньше! Только что ушел Полле, конкурент Догро и издателей из Деревянных галерей.

– У меня есть еще сборник стихотворений…

– Господин Поршон! – крикнул кто-то.

– Стихотворений! – сердито вскричал Поршон. – За кого вы меня принимаете? – прибавил он, расхохотавшись, и исчез в помещении за лавкой.

Люсьен перешел через Пон-Неф, поглощенный своими думами. То немногое, что он понял из этого торгашеского жаргона, внушило ему, что книги для таких книгопродавцев то же самое, что вязаные колпаки для торговцев вязаными изделиями: товар, который надо сбыть подороже, купить подешевле.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Смехом исправляет нравы (лат.).

2

…Эльзевиров, Плантенов, Альдов и Дидо… – Эльзевиры – семья голландских печатников XVI–XVII веков. В их типографиях был выработан особый шрифт – так называемый «эльзевир». Плантен Кристоф (1514–1589) – французский печатник, внесший ряд улучшений в технику печати. Альды (или Мануче) – семья итальянских печатников XV–XVI веков. Дидо – семья французских типографов XVIII–XIX веков. Во времена Бальзака парижская типография Фирмена Дидо считалась образцовой.

3

Кипсей – ящик с краской в печатной машине.

4

…аббат, отказавшийся принять присягу… – В период Великой французской революции священников обязывали приносить присягу на верность конституции; отказывавшихся от принесения присяги лишали права совершать богослужение и рассматривали как противников республики.

5

…город, который он называл раем рабочих… – Игра слов: французское слово «paradis», означающее «рай», употребляется в народе также и как обозначение общей могилы для бедняков.

6

Сешар (Sechard) – сохнущий (от фр. secher).

7

…образы францисканцев из сказок Лафонтена. – Французский баснописец Жан де Лафонтен (1621–1695) был также автором остроумных стихотворных новелл – «Сказок».

8

Спотыкаясь (лат.).

9

Также (лат.).

10

«Двойной Льежский». – Имеется в виду один из наиболее старинных и популярных во Франции календарей (выходил с 1636 г.).

11

Сентябрист. – Так называли участников стихийно возникшей народной расправы – казней заключенных в парижские тюрьмы врагов революции в сентябре 1792 года.

12

И ныне, и присно, и во веки веков (лат.).

13

…лица каноников, воспетых Буало… – Буало-Депрео Никола (1636–1711) – поэт, теоретик французского классицизма; его перу среди прочих произведений принадлежит героико-комическая поэма «Налой», в которой высмеивается распря двух каноников.

14

Жан-Поль, Берцелиус, Дэви, Кювье, Ламартин. – Жан-Поль – псевдоним немецкого писателя, сатирика и юмориста, Иоганна Пауля Фридриха Рихтера (1763–1825). Берцелиус Иёнс-Якоб (1779–1848) – шведский ученый-химик. Дэви Хемфри (1773–1829) – английский ученый-химик. Кювье Корж (1769–1832) – французский ученый, натуралист и палеонтолог. Ламартин Альфонс (1790–1869) – французский поэт, историк и политический деятель.

15

Андре Шенье (1762–1794) – французский поэт. От первоначального сочувствия революции перешел к защите короля и был казнен якобинцами. Сборник произведений Андре Шенье был впервые издан в 1819 году поэтом и романистом Анри Латушем; вот почему Люсьен и говорит в романе: «Поэт, обретенный поэтом».

16

Делавинь, Каналис, Вильмен, Эньян, Суме, Тиссо, Этьен, Давриньи, Бенжамен Констан, Ламенне, Кузен, Мишо. – Делавинь Казимир (1793–1843) – французский поэт и драматург, стремившийся соединить в своем творчестве художественные принципы классицизма и романтизма. Каналис – поэт, вымышленное лицо, персонаж «Человеческой комедии». Вильмен Абель-Франсуа (1790–1870) – французский историк литературы и литературный критик. Эньян Этьен (1773–1824) – второстепенный французский поэт и драматург, перевел на французский язык «Илиаду» Гомера. Суме Александр (1788–1845) – второстепенный французский поэт, автор драм и трагедий. Тиссо Пьер (1768–1854) – профессор литературы, переводчик произведений Вергилия на французский язык и автор исследования о нем; либеральный публицист. Этьен Шарль-Гийом (1777–1845) – французский писатель (автор нескольких комедий и либретто) и публицист; в период Реставрации занимал умеренно либеральную позицию. Давриньи Шарль (1760–1823) – второстепенный французский поэт и драматург. Констан Бенжамен (1767–1830) – французский писатель, Ламенне Фелисите-Робер (1782–1854) – французский богослов и публицист периода Реставрации. Кузен Виктор (1792–1867) – французский философ-идеалист. Мишо Жозеф-Франсуа (1767–1839) – французский историк и публицист, ряд лет редактировал газету крайних роялистов – «Котидьен».

17

Ангумуа – старинная феодальная область во Франции с главным городом Ангулемом.

18

Аббат Роз (1745–1819) – французский музыкант и композитор, сочинявший главным образом духовную музыку.

19

…она приходила в восторг… и от казни братьев Фоше, от «Ипсибоэ» виконта д’Арленкура и от «Анаконды» Льюиса, от побега Лавалета… – Фоше Сезар и Константен (1759–1815) – братья-близнецы, в период Наполеоновской империи – генералы; после падения Наполеона и реставрации Бурбонов были обвинены в оскорблении королевского знамени и казнены. «Ипсибоэ» – один из псевдоисторических романов французского писателя-роялиста Шарля Виктора д’Арленкура (1789–1856). «Анаконда» – произведение английского писателя Мэтью Грегори Льюиса (1775–1818), представителя жанра так называемого «готического романа». Лавалет Антуан-Мари (1769–1830) – адъютант Наполеона, приговоренный вскоре после его падения к смертной казни. Накануне приведения приговора в исполнение бежал из тюрьмы.

20

Янинский паша. – Бальзак имеет в виду Али-пашу Тепеленского (1741–1822), известного своим деспотизмом и жестокостью, турецкого правителя города Янины (в Фессалии).

21

…завидовала леди Эстер Стенхоп, этому синему чулку пустыни. – Стенхоп Эстер Люси (1776–1839), племянница Уильяма Питта, а затем его секретарь, славилась красотой, отличалась эксцентричным и властным характером. После смерти Питта обосновалась в Азии (в Сирии, потом в Ливане) и сумела приобрести в окружавших ее виллу областях большое политическое влияние и моральный авторитет. Не допускала к себе никого из европейцев (этой чести удостоился лишь французский поэт Ламартин). Лишенная материальной поддержки английских властей, умерла в нищете.

22

…сочувствовала Мехмету-Али, истреблявшему тиранов Египта. – Мехмет-Али, албанец по происхождению, сражался в Египте против войск Наполеона. Воспользовавшись народным движением, захватил власть; 1 марта 1811 года по его приказу мамелюки были перерезаны на узкой горной дороге Эль-Азаб. Мехмет-Али был официально признан турками пашой Египта и боролся за независимость страны.

23

…трактаты г-на де Бональда и г-на де Местра… – Виконт де Бональд Луи-Габриель (1754–1840) – французский писатель, роялист и сторонник господства католической церкви. Де Местр Жозеф (1753–1821) – французский писатель и публицист, ярый защитник монархии и католицизма, поборник всемирной власти Папы римского.

24

Барант Гийом-Проспер (1782–1866) – французский политический деятель, роялист; в период Реставрации был главным сборщиком косвенных налогов, в годы Июльской монархии – французский посланник в России.

25

…пост посла в Вестфалии, при Жероме. – Жером Бонапарт – младший брат Наполеона I, был королем Вестфалии в 1807–1813 годах.

26

Касба (арабск.) – крепость, дворец мусульманских властителей.

27

Отель де Рамбулье. – Имеется в виду аристократический кружок, собиравшийся в салоне маркизы де Рамбулье в Париже в середине XVII века.

28

«Котидьен» – газета, основанная роялистами в 1792 году.

29

…Людовик XVIII слыл якобинцем. – Наиболее неистовые роялисты критиковали Людовика XVIII, считая его слишком «либеральным».

30

…был новым Чаттертоном… – Чаттертон Томас (1752–1770) – талантливый английский поэт; лишенный всяких средств к существованию, покончил с собой в возрасте восемнадцати лет.

31

Если бы в теле дыхание было(итал.).

32

Рака – древнесирийское слово, выражающее презрение (означает «достоин оплевания»).

33

Здесь и далее стихотворные переводы В. Левика.

34

Стерпят и щегленка… – Фамилия Люсьена Шардон (Chardon) по-французски буквально означает «чертополох», но созвучна и слову chardonneret – «щегол».

35

…принимали у себя Дюкло, Гримма, Кребильона… – Пино-Дюкло Шарль (1704–1772) – второстепенный французский историк и писатель. Барон Гримм Фридрих Мельхиор (1723–1807) – литератор и литературный критик XVIII века. Немец по происхождению, Гримм значительную часть жизни прожил во Франции, где издавал журнал «Литературная переписка» (1752–1790). Кребильон Клод-Проспер Младший (1707–1777) – плодовитый французский писатель, автор фривольных романов из жизни аристократического общества XVIII века.

36

Жан-Батист Руссо (1670–1741) – французский поэт-лирик, придерживавшийся канонов классицизма.

37

«Коринна» – роман французской писательницы Жермены де Сталь (1766–1817), принадлежавшей к романтическому направлению.

38

Вениамин – по Библии, младший сын Иакова; в переносном смысле – любимец, баловень.

39

В глубине души (итал.).

40

Любыми путями (лат.).

41

Тайну (лат.).

42

Бернар де Палисси (1510–1590) – французский художник-керамист и живописец по стеклу; занимался также химией и минералогией.

43

Чарльз Джеймс Фокс (1749–1806) – английский политический деятель, один из лидеров партии вигов.

44