Сатана

Вспомнив об электрике Проненко, управляющий немного усмехнулся. Уже почти год деревня живет обещаниями от верхов района, что вот-вот в ней появится электрический свет. Районные власти об этом еще в прошлом году обещали, но воз и ныне там оставался. Первый секретарь районного комитета партии в районной газете 9 Мая, в день Победы клятвенно заявлял, что он лично сам включит рубильник. После всенародного праздника минуло почти две недели. Назаровцы как сидели, так и продолжали сидеть без электрического света, даже несмотря на то, что в отделении была выделена ставка для электрика. Столбы стояли, провода висели, электрик ходил по деревне. Кое-кто из селян имел лампочки даже про запас, но все равно света не было…

За своими думами управляющий не заметил, как быстро пролетело время. До начала его официального «визита» на свадьбу оставалось час с небольшим. Вдруг мимо окон конторы кто-то прошел. Федор Иванович неопознанному пришельцу не придал никакого внимания. Он прекрасно знал, что все селяне от мала до велика заняты свадьбой. В дверь кто-то постучал. Он на стук не реагировал. Опять постучали. Киселев встал и с неохотой пошел открывать дверь. Он не успел еще ее открыть, как сразу же опешил. В высоком мужчине с коротко остриженными волосами и мужественным лицом, он сразу же узнал первого секретаря районного комитета КПСС Яшина Ивана Николаевича. Секретарь был в длинных резиновых сапогах и не по его росту в плаще.

Видя то, что у Киселева отвисла челюсть, да и, скорее всего, одеревенели ноги, вошедший весело улыбнулся и по-дружески протянул ему руку. При этом он скороговоркой проговорил:

– Федор Иванович, я тут решил к Вам на часок забежать, а может и более… Сейчас посевная, дел по горло. Все бегаем, бегаем, то одного, то другого нет, а дела то не терпят…

На какой-то момент он замолк. Причиной этому была растерянность подчиненного. Понимая его состояние, Яшин решительно взял мужчину за его плечо и также решительно повел его к столу, за которым так свободно и вальяжно сидел буквально несколько минут назад самый главный начальник деревни. Уже сидя на своем стуле, Федор Иванович постепенно «входил» в курс дела и преданно смотрел в глаза партработнику. Иван Николаевич решил на какое-то время дать ему передохнуть от нервного потрясения и стал рассматривать схемы, которые были аккуратно прикреплены на стенах. Его, как партийного руководителя радовало, что на простых листах ватмана были четко графически изображены достижения молочно-товарной фермы, выделялись передовики социалистического соревнования. В списке животноводов, трактористов и полеводов он находил фамилии, которые до боли в сердце были ему знакомы: Шараповы, Козы, Лесковы, Сериковы, Севериновы…

Изредка бросая взгляд в сторону управляющего, он не мог не заметить перемен в его поведении. Федор Иванович, скорее всего, обрел былую силу и что-то помечал карандашом в ученической тетради. Он посмотрел на часы, было ровно двенадцать. Время торопило. Через час в деревню должны были подключить электрический свет, который с нетерпением ждали его земляки.

Федор Иванович, чувствуя над собой внимательный взгляд секретаря райкома партии, быстро встал со стула, принял строевую стойку, и как солдат, начал уверенно рапортовать:

– Товарищ первый секретарь районного комитета КПСС… Я хочу Вас проинформировать, что на Назаровском отделении совхоза «Путь Ильича» проделана большая работа. Первое, в отделении…

Информации, как таковой, у него не получилось. Яшин, слегка улыбнувшись, подошел к стоящему навытяжку мужчине и по-дружески сказал:

– Федор Иванович, ты так и не догадываешься, почему я приехал в Назаровку. Нет, нет, я приехал сюда не ругать тебя за то, что только в твоей деревне из-за погодных условий не происходит сев зерновых. К сожалению, советская наука не может сегодня направлять силы природы. Я уверен, через два-три дня мои земляки выйдут в поле и сделают все возможное и необходимое для богатого урожая… Ты, знаешь Федор, сегодня для нашей, для моей деревни великий праздник. В час дня, как мне обещали энергетики, к нам прийдет ток, о котором мои земляки, как и я, еще пацаном, мечтал ни один десяток лет…

Больше времени для разговора не было. Мужчины быстро вышли из конторы и направились в сторону дома семьи Проненко, который находился на самом конце улицы. Ходьбы до дома было минут десять, не больше. Улицей мужчины не пошли, пошли задами, вдоль огородов. Проселочная дорога была так исковеркана тракторами, что в некоторых ее местах зловеще сияли лужи, наполненные водой. По пути Киселев уже чувствовал себя полным хозяином. У него на нет ушла не то боязнь, не то страх перед такой важной персоной. Ему было приятно осознавать, что несмотря на большую разницу в занимаемой должности, Яшин держался с ним очень просто, давал ему возможность высказывать свое мнение. Взаимная сипатия друг к другу, в первую очередь, окрыляла Киселева. Он то и дело говорил о своих планах по перестройке работы в деревне. Рассказал и о том, кто в Назаровке умер, кто родился. Иван Николаевич внимательно слушал собеседника, который, как и он сам, то и дело чавкал сапогами по грязи. Он иногда поддакивал, а иногда и переспрашивал идущего, особенно тогда, когда это касалось новых поселенцев. К числу таких относился и Павел Проненко, приехавший с семьей из Украины. Киселев с улыбкой на лице дал его краткую характеристику. В отличие от многих назаровчан Павел был не только балагур и весельчак, но и человеком слова и дела. Семейство Проненко оказалось на редкость трудолюбивым. Буквально через полгода после приезда, некогда заброшенное строение превратилось в приличный дом с благоустроенной оградой. Обзавелись новоселы и скотиной.

Молодожены уже ждали желанных гостей. Неизвестно откуда семьи жениха и невесты были уже в курсе того, что первый секретарь райкома партии в деревне. Однако никто не знал того, зачем и почему он приехал в деревню, да еще в такую погоду, когда хороший хозяин собаку во двор и то не выгонит. Кое-кто даже подумал, что семья Проненко навряд ли была известна первому лицу района. Заслуг, как таковых, ни у электрика, да и у лесника не было. Все были в догадках. Тем более, «башковитый», так иногда «величали» Яшина, давненько не посещал родную деревню.

Под аплодисменты, свист, да «ухабистые» песни женщин два руководителя вошли во двор, где под навесом из досок, покрытым толью, проходило свадебное торжество. Свадебный стол был накрыт на сотню, а может и больше человек. Угощения были чисто крестьянские, как говорят, все было со двора. Иван Николаевич сразу же был приглашен к молодым, и как полагалось высокому гостю, произнес тост. Все сидящие за столом, и те, кто стоял, не могли не видеть волнения своего земляка. Высокий гость, несмотря на все усилия, не мог его скрыть. Яшин, сжимая руками стакан с водкой, который был наполнен до краев, несколько приглушенным голосом начал говорить:

– Дорогие мои земляки, сибиряки, молодожены! Мне сегодня приятно приветствовать это торжество. Я, как и все, рад поздравить двух молодых людей, которые решили создать новую социалистическую семью. Хочу от души пожелать молодым здоровья, счастья, много детей и взаимного понимания. В качестве подарка молодоженам, да и всем моим землякам, я привез то, что так долго обещал. Это великое достижение социализма – электрический свет…

Секретарь подошел к молодым, по-русскому обычаю обнял жениха и поцеловал невесту. Участники торжества встали из-за столов и начали кричать «Горько!». Затем все они дружно «опрокинули» по стакану за любовь и счастье виновников торжества. После этого стали внимательно наблюдать за тем, как молодые друг друга целуют. И как раз в этот момент Федор Иванович щелкнул выключателем в доме. Большая электрическая лампочка ярко осветила комнату .

Люди, впервые увидевшие электрический свет в доме электрика, сразу же рванулись в дом. Многие от радости плакали. Плакал вместе со своими земляками и первый секретарь райкома партии. Он, наверное, плакал так же сильно, когда в глухую деревню пришла похоронка, в которой извещалось о том, что в танковом сражении под Курском погибли Николай Денисович Яшин и Надежда Ивановна Яшина, отец и мать. Погибли в один день, муж и жена, командир танка и санитарка. Погибли как герои, отдав свои молодые жизни ради мирного будущего своего единственного сына. Похоронка пришла на имя бабушки, которая присматривала за пятнадцатилетним внуком. Через полгода от голода умерла и она, успевшая в день смерти отдать своему внуку похоронку. Ванька очень переживал смерть близких ему людей. Высох, стал как тростинка, но не сдался. Наоборот, смерть отца и матери, бабушки закалила юношу. Младший Яшин поехал в город, работал на танковом заводе, после работы учился. Стал комсомольским вожаком в цехе. После заочного окончания технического вуза молодого коммуниста Яшина направили директором совхоза в соседнюю область. В сорок два года он возглавил партийную организацию Машинского района Ктомской области, у себя на родине.

Через полчаса Яшин и Киселев покинули гостеприимный дом, где только начиналось «разгораться» свадебное торжество. На какое-то время молодые «вышли» из центра внимания. Практически у каждого на устах была новость о том, что наконец-то и в ихней деревне появился свет. Каждый строил свои планы, надеялся более рационально использовать это чудо техники для домашнего хозяйства.

К часам десяти вечера подавляющее большинство сидящих за свадебным столом было доведено до «кондиции». Молодые исчезли как-то незаметно и неизвестно в каком направлении. «Остальной мир» улегся спать там, где его свалил «зеленый змий». Люди спали в разных местах и в разных положениях. Кто-то спал в доме, кто-то в бане, кто-то нашел «ночлег» прямо под столом. Нашлись еще и такие, кто пошел в клуб в надежде «посмотреть» фильм, не забыв прихватить на «посошок» и бутылочку спиртного.

Обиженных за свадебный прием не было: каждый выпил столько, сколько душа и голова воспринимала, и скушал столько, на сколько растягивался желудок. Всем и вся были довольны и родители молодых. Две женщины и двое мужчин, легонько перешагивая то здесь, то там через спящих гостей, собирали со стола грязную посуду, пустые бутылки из-под спиртного.

Особено «усердствовал» сегодня на всех этапах свадебного торжества отец невесты Павел Проненко. Он бегал как молодой, стараясь угодить всем тем, кто пришел к ним в гости в этот торжественный день. А сколько песен, в том числе и украинских, спел в этот день «хохол», так ласково называла Павла Ксения, его жена. В этот же день все от мала до велика в деревне получили «гостинцы» со стола свадебного пиршества. По указанию родителей молодых один из братьев жениха то и дело разъезжал по деревне верхом на лошаде с полной корзиной «гостинцев». За счастливое будущее невесты и жениха, а также за здоровье их родителей, а также и за здоровье курьера выпили все, кто по каким-то причинам не мог присутствовать на свадьбе. К этой категории относились не только те, кто в этот день работал в кузнице, но и даже те, кто немощный лежал в постели или на печи.

Не остались без внимания и дети. Практически все деревенские ребята побывали на свадьбе и получили конфеты или все возможные пироги и пышки. Дети близких знакомых и родных в счет не брались. Ксения Ивановна еще рано утром заявила своей детворе о том, что и она по силе своих возможностей должна помогать родителям в проведении свадьбы. Ребята старательно выполняли разные поручения как организаторов свадьбы, так и всех гостей. Кто-то из взрослых просил мальчишек принести пачку махорки из сундука хозяина дома. Были и те, кто спрашивал у молодых помощников, куда ушел муж или жена, или сосед по столу. Ребята постарше иногда выполняли более ответственное «поручение» – сопровождали «несведущих» ни в чем мужчин к туалету, дожидаясь «победного конца». Молодые «конвоиры» боялись, как бы посетитель приятного заведения не оступился по пьяному делу и не провалился в яму.

У девочек работа была иного рода.По строгому указанию Ксении Ивановны они в случае надобности подносили гостям чистую посуду, иногда собирали грязную и уносили ее для мытья. Основное же назначение родственной и близкой к хозяевам детворы состояло в том, чтобы глазеть на то, что делали взрослые. Чего только за день свадьбы дети не наслушались, каких только историй и приключений не восприняли их уши!? Это уже не говоря о клубах табачного дыма и матерщине, которая раздавалась то в одном, то в другом месте свадебного пришества, а иногда здесь и там одновременно. Поначалу кое-кто из взрослых стремился приструнивать соседа или соседку по столу, если кто-либо из них «выпускал» не то слово в присутствии детей. По мере увеличения тостов и здравиц в адрес молодых и их родителей, а также и в адрес сидящих именитых гостей, а именитыми были все, строгость первой категории гостей постепенно угасала. Мат достигал в иные времена невиданной остроты и размеров.

Где-то к одиннадцати вечера «пришла» очередь сесть за стол и детворе, тем, кто хоть каким-то образом оказывал посильную помощь родителям невесты и жениха в проведении свадьбы. Детей набралось и не так уже и много. Человек десять. Ксения Ивановна для «шпаны», так она ласково и шутя называла своих помощников, приготовила отдельный стол. Те, кто был постарше и посмелее, ринулись за стол, заранее предусмотрев для себя любимое кушанье. «Шпана» со стремительной быстротой стала лакомиться всем тем, что было на столе: прироги, салаты, конфеты, печенье. Среди робких оказались две девочки. Одной было где-то лет двенадцать, другой около десяти, не больше. Видя то, что все места за праздничным столом заняты, старшая девочка заплакала. Младшая с белыми волосами и очень красивым личиком, реагировала на происходящее по-другому. Она, непонятно почему, то тихонько смеялась, то опускала головку вниз и что-то разглядывала под ногами. Ксении Ивановне по-матерински стало жалко этих девочек. Она со слезами на глазах быстро подбежала к старшей и стала ее успокаивать. Женщина поняла, что эти девочки были со стороны родственников жениха. И ей не очень-то хотелось иметь какие-либо проблемы с новыми родственниками. Хозяйка быстро побежала в дом, через пять минут женщина вернулась назад. Затем, ласково взяв обеих девочек за плечи, она повела их в дом. В центре комнаты, ярко освещенной электрическим светом, стоял небольшой столик. На нем стояли такие же блюда и угощения, что и для детей под навесом. Скорее всего, для этих девочек отдельный столик был даже лучше. Им никто не мешал. Каждый из них неспеша лакомился тем, что было на столе.

Приятную трапезу двух девочек неожиданно прервало какое-то кряхтение, не то сопение. Затем из угла комнаты раздался явно пьяный мужской голос:

– Ей ты, Верка, где ты, курва? Ты слышишь, лярва, сейчас я тебе морду разобью…

Девочки невольно оглянулись. Старшая из них поняла содержание слов, которые произнес пьяный мужчина, и тихо засмеялась. Юные гостьи, немного прищурив глаза, так как яркий электрический свет был для них еще непривычным, в самом углу увидели довольно пожилых людей, мужчину и женщину. Женщина крепко спала и поэтому не реагировала на слова мужчины. Тот, скорее всего, из-за перепития никого и ничего не воспринимал. Он, сидя на заднице, пару раз смачно высморкался на пол. Часть содержимого из его носа осталась на тыльной стороне его ладони. Затем он начал рыться в кармане брюк, наверное, искал курево. Не найдя такового, старик опять смачно плюнул на пол и потом стал расстегивать брюки. Дети, невольно увлеченные таким представлением, продолжали наблюдать за тем, что делал пьяный дед. Неожиданно для молодых зевак он из левой штанины вытащил какой-то обрубок. Через некоторое время дети поняли, что это был протез. Сидящий в углу, невзирая ни на что, продолжал материться. Потом он со всей силой швырнул протез, который очутился на столе, за которым мирно кушали девочки. Деревяшка звонко ударила по стоящим тарелкам и в ту же секунду отскочила на пол. Одна из падающих тарелок оказалась металлической, и она еще долго издавала бряцающий звук, катаясь по полу.

Пьяница не мог угомониться и все настойчивее призывал свою Верку к сексу. Она сквозь сон, оставаясь в плену алкогольного дурмана, на физическое притязание мужа отвечала кулаками. Ее удары получались иногда точными. Из носа жаждующего секса, сочилась кровь…

В разгар этой перепетии в комнату вошла хозяйка дома. Она сразу же обратила внимание на плачущих девочек. Молодые участницы свадебного торжества выли в один голос. Ситцевые платьица девочек были не то в киселе, не то в салате. Переведя взгляд с тех, кто сидел за столом, в угол, женщина чуть было не лишилась дара речи. Перед ней открылось поистине уникальное зрелище. В самом углу комнаты возле полуспавшей на полу женщины, без штанов и без трусов сидел одноногий мужчина, который то и дело хватался за женскую юбку. Процесс «ласки» к женщине старик сопровождал отборным матом с кулачным добавлением.

Ксения Ивановна, конечно, ни могла не реагировать на происходящее, Тем более, семейная пара в углу была из приглашенных со стороны жениха. Сдерживая слезы и закрывая своей спиной происходящее в углу от девочек, женщина полушепотом начала говорить семейной паре:

– Гости мои дорогие… Вы бы хоть детей постеснялись. А ты, гостенек мой одноногий, ну зачем ты так громко матом ругаешься? Лучше по-ласковому подойди к своей голубке и попроси ее о том, чтобы она дала тебе ее Величество… Тогда все будет нормально. Все будут довольны, и Вы к тому же… Да и девочки ничего не знали и не понимали бы…

Дальше нотации хозяйки маленькие гостьи слушать не стали. Они были уже сыты, да и им спать хотелось. Первой покинула комнату старшая, через пару секунд за ней последовала младшая с белыми волосами. Младшую звали Евой.

Глава вторая.

«Евка не девка»

Прошло пять лет с того дня, когда в Назаровке состоялась первая в истории деревни свадьба при электрическом свете. Отрезок времени был небольшой, но богат событиями. Да еще какими! Через каких-то полгода после свадьбы состоялся съезд «партейных», который провозгласил о том, что через четверть века в Советском Союзе будет построен коммунизм. Все и вся об этом только и говорили. Под сомнение генеральную установку партии никто не брал. Да и зачем? Ведь впереди еще целых двадцать пять лет! Кое-когда и в глухую деревеньку забегали «партейные» агитаторы, разъясняющие внутреннюю и внешнюю политику КПСС. Под строгим контролем управляющего всех жителей собирали в клубе для ознакомления с будущим коммунизмом. Кое-кто из крестьян пытался задавать вопросы типа того: что можно будет купить при коммунизме, будут ли деньги, будет ли водка? Напыщенные «от ума» посланцы руководящей партии бойко и четко отвечали на вопросы назаровцев. Общий ответ всех приезжающих теоретиков, да и залетных руководителей состоял в том, что при коммунизме все будут сыты, пьяных не будет, будет только изобилие всего и для всех, и для каждого. Сейчас и тогда будет действовать главный принцип – кто не работает, тот не ест. Жизнь еще будет лучше и слаще, если на всей земле победит коммунизм.

Довольными выходили из сельского клуба назаровцы. Хорошее дело коммунизм, да вот строить его долговато. Пожилые селяне чуть-чуть грустили, думая о том, что они до «коммунистического рая» вряд ли доживут. «Слава Богу, хоть дети наши будут жить при коммунизме», – размышляли старики и старухи и тут же разбредались по домам. Надежда пожить побольше и получше с каждым днем укреплялась в душах селян. И эти надежды селяне подкрепляли на деле. Кое-кто из назаровчан за высокие производственные показатели получал ордена и медали. Об этих людях знали не только в деревне, но и за ее пределами. Кое-кто с успехом набирал «обороты» и на поприще карьеры. Ивана Николаевича Яшина, первого секретаря Машинского райкома партии опять перевели в соседнюю область, перевели с повышением.

Преуспел в карьерных делах и управляющий отделением Федор Иванович Киселев, причиной этому была кукуруза. На протяжении трех лет практически все посевные площади отделения засевались кукурузой. Пшеницы в Назаровке не было, а кукурузы хоть отбавляй. «Царица полей» была везде и в различном состоянии. На току ее были горы, как в початках, так и в зерне. До самого верха груженые машины в разгар уборки то и дело проносились по изуродованным проселочным дорогам, оставляя после себя кукурузу, которая сию же минуту «истреблялась» стаями гусей, а то и собиралась деревенской пацанвой. Назаровцам, изнывающим от жары и от пота во время уборки «царицы полей», было неведомо, куда все это увозилось.

Кукуруза все увереннее стала входить в пищевой рацион не только животных, как совхозных, так и частных, но и в рацион селян. Кукурузу варили, жарили, мололи. Кое-кто из школьников, идя в школу, загружал кукурузой карманы школьной формы. Наиболее «башковитые» использовали зерна кукурузы для всевозможных игр. В магазине появился хлеб из кукурузы…

Посевы кукурузы стали даже своеобразным зеленым украшением деревни Назаровки, да и наверное, и всей страны, которая горела желанием догнать и обогнать по экономическому развитию самую передовую страну капиталистического мира – США. По указке сверху была развернута настоящая пропагандистская кампания по выращиванию «царицы полей». Плакаты с изображением кукурузного початка, который во весь рот улыбался и шагал по полю, наклеивались не только на конторе отделения, но и на току, на ферме, в совхозном клубе, в школьных классах.

Управляющий Федор Киселев очень строго следил за наглядной агитацией, не говоря уже о ретивом исполнении решений верха по выращиванию кукурузы. И это усердие не могли заметить наверху. Особенно отличился Федор Иванович на третий год, после того, как в деревне появился электрический свет. К концу августа после дождей кукуруза вымахала до двух, а то и более метров высотой. Кукурузные поля, словно колонны войск на военном параде, со всех сторон окружили деревню. Жители стали жаловаться управляющему на неудобства, связанные с «царицей полей». Ягодники и грибники боялись идти в лес. Стоило из них кое-кому перейти полосу с кукурузой, считай час, два, а то и более потерял, пока выберешься из этого зеленого «небоскерба». С людьми все-таки было проще, они хоть кричать могли, хочешь жить – закричишь. Со скотиной было значительно хуже, особенно тем хозяевам, которые жили на окраине деревни.

Случай с Буренкой Петра Колесниченко, живущего на «обочине» от деревни, стал достоянием не только жителей Назаровки, но и всего совхоза, а может даже и более. Дело было где-то в начале сентября. После вечерней дойки, как обычно, хозяйка выпустили свою коровенку за огород траву пощипать. Делалось это ни один раз и ни один год. Перед отходом ко сну хозяева загоняли свою Буренку опять в летний загон. В этот вечер с коровой вышла осечка. Буренки почему-то на обычном месте не было. Поиски хозяев своей кормилицы вблизи двора и возле соседей не увенчались успехом. Да искать уже было бесполезно, покрывало темноты плотно опустилось на землю. Беглянку не нашли и на следующий день, ни через неделю. Что только не передумали хозяин с хозяйкой, каких-только версий и домыслов они не выдвигали. Думали все, конец пришел Буренке. Хозяйка баба Нина даже на своих игральных картах «прибросила». И те, к сожалению, ничего хорошего не «сказали». Муж и жена днем и ночью «прочесывали» свои головы, думая о том, что вполне возможно кто-то из селян им решил отомстить. Пострадавшим даже пришел на ум эпизод из своей жизни, как ровно год назад они сделали небольшой подвох соседу Василию Жидику, который по их вине на несколько часов «лишился» своих уток.

В тот день семейная чета Колесниченко с самого утра занималась перегонкой браги. Хозяйка после того, как ядреная жидкость оказалась в самогонном аппарате, остатки на дне фляги решила выбросить в огород, дабы скрыть следы своей «деятельности» от односельчан. На эти остатки, которые включали в себя и ягоды вишни, через несколько минут набросились соседские утки. Кузнец Жидик свою живность заметил только во время обеда, когда из кузницы домой шел по огороду. Мощный мужчина готов был на куски разорвать физически хилого соседа за гибель своих уток, которые почему-то бездыханно лежали на краю соседского огорода. Через пару минут самогонщики Колесниченко оказались в поле зрения разъяренных соседа и соседки. Жена кузнеца, размахивая довольно жирным селезнем с закрытыми глазами перед лицом испуганных соседей, требовала возмещения любимой живности. Она также грозилась упрятать некогда любимых соседей в тюрьму за самогоноварение. Компромисс между соседями был найден через час. Петр Колесниченко в срочном порядке перегнал во двор соседу три десятки своих отборных гусей, дабы «закрыть» все споры и возможные проблемы. Мужчина, к тому же, прихватил с собою и литровую банку первача. Когда все и вся было улажено, кузнец и разнорабочий стали «обмывать» несколько пошатнувшийся союз соседей. Жена Петра Колесниченко к застолью пришла через пару часов. За время своего отсутствия женщина со слезами на глазах по-быстрому общипала перья пропавших уток и потом выбросила их на скотомогильник, который находился неподалеку от дома. Стая общипанных и уже протрезвевших уток во главе с селезнем пришла на родной двор под самый конец застолья, когда пьяные соседи со страстью целовались и раскланивались, дабы покинуть друг друга. Кузнец, увидев своих родных, не только рассмеялся, но и даже прослезился. Мужчина со слезами на глазах что-то лепетал себе под нос и ласково гладил «голого» селезня, который даже несмотря на «перепой» сумел найти дорогу к дому своего хозяина и кормильца. Соседям было не до чувств кузнеца. Они спешно гнали своих гусей к себе во двор и радовались своей живности, которая чуть было не стала чужой…