Путешественница. Книга 2. В плену стихий

– Она ответила, что не выдаст меня за бастарда! Сказала, что он преступник! И что…

– Но так и есть: Фергюс бастард и преступник. К тому же калека, не имеющий ни доброго имени, ни собственности. Думаю, Лаогера знает об этом. Неудивительно, что она отказала ему в твоей руке.

Возглас Марсали заглушил последнюю фразу Джейми.

– Ну и что, пускай! Он мне нужен, я его люблю. – Взгляд, которым девушка наделила Фергюса, свидетельствовал о любви лучше всяких слов.

Джейми не сразу нашелся, что сказать на это. Повозив пальцем по губам, он поразмыслил, а потом изрек:

– Ты совсем молоденькая. О какой свадьбе может идти речь?

– Я взрослая – мне уже пятнадцать! Неужели этого мало?

– Да, но ему уже тридцать! – отрезал Джейми. – Малышка, нет. Прости. К тому же мы уходим в море надолго. Кто знает, вернемся ли мы…

– Но ты берешь ее с собой! Почему же нельзя мне?

«Она» – это я. Марсали говорила обо мне, даже указала на меня. Хорошо, что не пальцем.

– Какое тебе дело до Клэр? Предоставь это мне, дорогуша. – Джейми был на удивление невозмутим.

– Что ты говоришь? Эта английская потаскуха вскружила тебе голову, и ты бросил маму ради нее! Да она еще и ведьма! О тебе судачит вся округа, а ты говоришь, что это не наше дело? Как ты смеешь теперь указывать мне? Я сама распоряжусь своей жизнью, а ты займись своей шлюхой!

– Смею, поверь. – В голосе Джейми послышались угрожающие нотки – он уже начал закипать. – Я тоже сам хочу распоряжаться своей жизнью, девочка.

– Так и я тоже! Отстань от меня со своими нравоучениями, папочка!

Фергюс, видя, что дело принимает серьезный оборот, встал и попытался увещевать Марсали, но ему плохо это удавалось.

– Ma chère, держи себя в руках. Не нужно так говорить с милордом. Он…

– И ты не указывай мне! Я сама решу, как с ним говорить! И вообще, я говорю так, как он заслуживает.

– Нет, он не заслуживает!

Марсали хотела было парировать, но осеклась. В свои тридцать Фергюс был не намного выше ее, но в его словах слышалась какая-то внутренняя сила, заставлявшая в критические моменты прислушиваться к его советам, превращавшимся тогда в распоряжения. Благодаря этому он выглядел сильнее и значительнее.

– Нет, он не заслуживает такого отношения к себе, – рассудительно повторил он. – Сядь, ma petite[5].

Когда Марсали села снова на койку, француз принялся объяснять ей свое отношение к Джейми. Меня тронул этот рассказ.

– Милорд почти отец мне, даже больше чем отец. Он не раз спасал мне жизнь, поэтому я верен ему как собака. И он твой отчим, а это обязывает тебя выполнять его приказания. Пускай вы и не живете сейчас как одна семья, но он поддерживает твою мать, тебя и твою сестру, а это многого стоит. Он заслуживает только уважения. К тому же он не выгнал нас, как видишь, хотя мог бы, поскольку я, его слуга, ничего не сказал ему о своих планах и он будет вынужден объясниться с твоей матерью.

Слушая это, девушка хмурилась и кусала губы, но молчала: Фергюс был кругом прав. Когда парень закончил говорить, она повернулась голову в сторону Джейми, но не стала смотреть на него.

– Прости, – выдавила она. – Теперь можно было спокойно поговорить.

– Ничего, девочка, это ничего, – проговорил Джейми с хрипотцой. – Но, Марсали, я буду вынужден все-таки отправить тебя к матери.

– Нет, я не вернусь к ней.

Дыхание ее уже пришло в норму, но взгляд был упрям. Она решила стоять на своем до конца. Посмотрев поочередно на мужчин, она заявила:

– Он не признался, что мы спали, но я правда отдалась ему. По крайней мере я скажу об этом дома. Так что либо я выйду за него, либо приму позор.

Логика Марсали была безупречна, нужно отдать должное изобретательности юной любовницы, а тон ее не терпел возражений. Услышав такое, Джейми закрыл глаза:

– Господи, избавь меня от женщин, особенно взбалмошных и молоденьких. – Открыв глаза и тяжело вздохнув, он с недоверием посмотрел на падчерицу, но, встретив упрямую решимость в ее взгляде, махнул рукой.

– Что ты будешь делать… Черт с вами, женитесь, коль уж так хочется! Только чур все как положено, с венчанием. Думаю, в Вест-Индии можно будет найти хорошего священника. Только я ставлю условие: пока святая церковь не признала брак действительным, вы будете спать в разных каютах. А тебе, Фергюс, я даже запрещаю касаться ее, ты понял меня?

Джейми подкрепил свое требование свирепым взглядом.

– Ах, милорд, merci beaucoup![6] – просиял француз.

Марсали же надула губки, что означало ее несогласие с постулатом Джейми, но вовремя оценила свои возможности и решила довольствоваться малым. Опустив очи долу и послав мне украдкой взгляд, она тихонько пролепетала:

– Хорошо, отец, спасибо.

Эти события отвлекли внимание Джейми, и он, по-видимому, на время забыл о том, что путешествует на корабле. К сожалению, осознание этого прискорбного для него факта вернулось к нему слишком быстро. Я отмечала, как он зеленеет и меняется на глазах, но все мои попытки отцепить его руки от палубы были безуспешными: мой муж не хотел покидать палубы, пока вдали еще виднелись родные берега.

– Как знать, может, я вижу Шотландию в последний раз, – поделился он своими опасениями. Это был его ответ на мои убеждения, что ему стоит пойти прилечь, потому что его непрестанно рвет.

Линия берега неуклонно удалялась из виду, и это было еще одной причиной для тревоги Джейми, которая усугублялась пониманием обреченности всего предприятия, может быть, всей жизни.

– Не в последний, уж поверь мне. Я точно знаю: ты вернешься в родные края, правда, не могу сказать тебе даты.

Джейми вытаращился на меня, затем, сообразив что-то, растянул губы в слабой улыбке:

– Понимаю. Ты, наверное, видела мою могилу, да?

Мгновение я колебалась, стоит ли говорить ему, но Джейми не был расстроен, поэтому я молча кивнула.

– Хорошо, я не боюсь. – Он помолчал и попросил: – Но не говори только… ты понимаешь… не хочу.

– Если бы и хотела сказать, то не смогу – не знаю. Там не были указаны даты, просто два имени, твое и мое.

– И твое?

Он вытаращился на меня, и было непонятно, чего больше в этом взгляде: испуга или удивления.

Переборов себя и сглотнув подступавшие к горлу слезы, я опустила и подняла голову. Я видела брачный камень, на котором были высечены наши имена, но только одну его половину. Вторая должна была замыкать дугу.

– Там были перечислены все твои имена. Так я поняла, что это ты. А в конце было написано «Любящий муж Клэр». Тогда я не поняла, зато понимаю сейчас.

Джейми тоже кивнул, осознавая то, что я сказала ему.

– Хорошо… Это значит, что я вернусь домой и буду твоим мужем. Выходит, можно не переживать когда. А уж если я вернусь в Шотландию, то только с мальчонкой, с Эуоном, и не иначе, англичаночка. Ты принесла мне хорошую весть.

– Конечно, мы вернемся вместе с мальчиком. – Положив руку на плечо мужа, я тоже смотрела, как вересковая Шотландия подергивается туманной дымкой.

Когда наступил вечер, мы уже были достаточно далеко в море и не видели родной земли, да и сгущавшийся сумрак не дал бы нам рассмотреть ее, если бы она и была видна. Тогда-то Джейми, чье лицо к тому времени приняло цвет свежевыстиранной и накрахмаленной простыни, позволил уложить себя в постель, не имея больше отговорок против лечения. Здесь оказалось, что уговор Джейми с молодой парой имеет неожиданные последствия.

Поскольку Фергюс и Марсали, согласно уговору, не должны были жить в одной каюте, я поместила девушку у себя, а Джейми, соответственно, парня: на корабле было только две отдельных каюты. Удивительно, но это обстоятельство очень осложнило наше путешествие.

Мне казалось, что проявления морской болезни сгладятся, если Джейми не сможет видеть движение линии горизонта, смещающейся из-за качки, но, к сожалению, моим надеждам не суждено было сбыться.

– Господи, снова? – забормотал Фергюс, лежа на койке и опираясь на локоть. Была глубокая ночь, но Джейми было все так же плохо. – Он ведь целый день просидел на одной воде! Разве так бывает?

– Раньше я тоже думала, что так не бывает, – проворчала я, пытаясь вынести тазик из тесной каюты, не опрокинув его содержимое на себя и не задохнуться.

Мне было в новинку идти по палубе – я еще не приучилась держать равновесие при качке, а тут еще и ноша.

– Миледи, дайте я, – пришел мне на помощь Фергюс.

Он сел на постели, затем поднялся на ноги, но пошатнулся и чуть не сшиб меня.

– Миледи, ступайте отдохнуть. – Француз отобрал у меня тазик. – Я займусь милордом. Не переживайте.

– Вообще-то…

Возможность поспать, предоставляемая Фергюсом, выглядела очень заманчиво. Приходилось нелегко, но я не могла сдаться и пойти отдыхать, когда нужно было заниматься Джейми.

– Англичаночка, не выступай. Иди. Мы справимся. – Джейми был в поту, и в свете масляной лампы казалось, что он белый, словно призрак.

Признаться, я не была уверена в том, что с помощью Фергюса он справится, если не смог справиться с моей, но француз мог сделать все необходимое, то есть то, что можно было сделать при морской болезни, средства от которой нет. Джаред говорил, что в Атлантике качает не так, как при выходе из портов. Хотелось верить, что это правда, иначе…

– Ладно, уговорили. – Взвесив все, я решила уступить. – Надеюсь, что утром будет немного лучше.

Один открытый глаз Джейми сверкнул злобой, а его обладатель нахохлился и задрожал.

– А я надеюсь, что умру к утру.

Я не стала разубеждать его в этом и отправилась в темноту прохода, где споткнулась обо что-то. Этим чем-то оказался китаец – он спал у двери свернувшись калачиком. От неожиданности он издал звук удивления – видимо, он рассчитывал, что никто не потревожит его сон, и намеревался провести здесь всю ночь, – на четвереньках вполз внутрь каюты и свернулся вокруг ножки стола, несмотря на протесты Фергюса, мгновенно уснув.

Предназначенная мне каюта располагалась напротив сходней, так что я быстро добралась до нее, но мне не хотелось сразу же ложиться: с верхней палубы шел свежий воздух, привлекавший меня. Корабельные доски скрипели и трещали, паруса хлопали и щелкали, снасти завывали, а люди, которых было почти не слышно за этим разнообразием звуков, кричали далеко на палубе.

В каюте уже спала Марсали. Она не проснулась, хотя из двери потянуло холодным воздухом, и я обрадовалась, что не придется говорить с ней. Жаль, что все сложилось так, и в ночь, которая должна была стать брачной, девочка спит не с мужем, а одна, да еще и под бдительным присмотром отчима и его жены. С другой стороны, у них с Фергюсом впереди еще столько ночей.

Из-за холода, царившего в каюте, я не стала снимать с себя одежду и так и улеглась на койку. Звуки не утихали, кроме того, у меня над головой шумел океан: корпус «Артемиды» рассекал воду и она плескалась, успокаивая и даря надежду на скорое прибытие в Вест-Индию. Дул, не стихая, ветер. Не утихал Джейми, все так же страдая. Под эти звуки я и уснула.

«Артемида», будучи восьмидесяти футов в длину и двадцати пяти в ширину, несла на себе шесть тонн шкур, сорок две бочки серы, тяжеленные листы меди и жести, а также нас – тридцать двух мужчин и двух женщин. Разношерстная команда пыталась поддерживать чистоту и порядок, но это не удавалось: на второй день я встретилась с крысой и не могу сказать, чтобы эта встреча была очень приятной. Фергюс заметил, что эта гостья, проникшая в трюм, еще маленькая, однако я была не рада ей. Мои снадобья по ошибке погрузили в трюм вместе с другими ящиками, так что я отправилась искать их и была неприятно поражена тем, что грызуны могли повредить мой ящик, да и вообще тем, что на корабле не обошлось без вездесущих крыс. Кстати говоря, не только их: ночью я слышала, как в каюте кто-то копошится, но не могла понять источника издаваемых звуков. Посветив, я поняла, что это тараканы и что их довольно много, несколько дюжин, но не успела ничего сделать – они немедленно разбежались, как только я зажгла светильник.

Гальюны, наспех сколоченные из досок, располагались по обе стороны от носа корабля и были, собственно, кабинками с дыркой в полу. Самым пикантным было то, что человека, посетившего гальюн, могло обдать водой, ведь кабинка размещалась прямо над волнами. Если исходить из гигиенических соображений, это было правильно, но если из психологических, то нет. Это вкупе с провизией в виде солонины и галет способствовало тому, что большая часть команды страдала запорами.

Штурман мистер Уоррен убеждал, что матросы ежедневно драят палубы, полируют металл, какового на корабле было немного, и что стараются изо всех сил что касается поддержания порядка. Я же думала, что даже ежечасное мытье палубы не могло помочь, если из тридцати четырех людей мылся только один.

Это настроило меня на определенный лад, который нарушило посещение камбуза, куда я пришла за кипятком.

На «Артемиде» царил неряшливый полумрак, а здесь медь кастрюль и чанов, словно светящихся изнутри, выедала глаза. Кухня сияла и сверкала, и мне понадобилось время, чтобы глаза смогли рассмотреть убранство камбуза.

В стенки были вделаны полки и шкафы, то есть даже при шторме за сохранность посуды можно было не беспокоиться. Банки со специями, сложенные в стекло, были укутаны в войлок и поставлены над кастрюлями, чтобы обезопасить падение. Разнообразные ножи, тесаки и вертела были приспособлены для разделывания и приготовления любой, даже самой крупной туши. Срезанные верхушки репы находились в глиняных плошках и стеклянных стаканах. Подумать только, здесь росла и зелень! Котел с каким-то варевом издавал приятные звуки и запахи. Хозяин же этих хором стоял посередине, явно не желая пускать меня в свои владения, и буравил меня тяжелым взглядом.

– Вон! – бросил он.

– Здравствуйте. Я – Клэр Фрэзер, – придала я голосу теплоту.

– Вон! – Видимо, других слов я не удостоилась.

– Я – Клэр Фрэзер, жена суперкарго, и выполняю функции корабельного хирурга в этом рейсе. – Теперь в моем голосе звучал металл. – Мне нужно шесть галлонов кипятка, чтобы вымыть голову.

Кок прищурил голубые глазки и пронзил меня взглядом, жалея, что он не василиск.

– Я – Алоизий О’Шонесси Мерфи, кок этого корабля. И я только что выдраил палубу. Так что убирайся вон. Женщины не топчут полы моего святилища. Мой закон суров, но справедлив.

Я прикинула соотношение сил: Мерфи – косая сажень в плечах – был малость ниже меня, но зато фута на три толще. Его голова походила на ядро пушки, а вместо одной ноги была деревяшка. Он посылал мне убийственные взгляды в надежде, что я испугаюсь и покину камбуз.

Я шагнула назад – ровно шаг, не больше – и оказалась в коридоре, откуда продолжила наступление:

– Тогда пошлите мне воду с кем-нибудь из ваших помощников.

– Ха, пошлю. Если захочу, – отрезал он и отвернулся, выказывая всяческое презрение к моей персоне. И то дело: ему нужно было разделывать баранью тушу, чем он не мешкая занялся.

Мистер Мерфи застучал тесаком по колоде, где лежала баранина, затем не глядя привычной рукой стащил с полки какую-то банку со специями и сыпанул на мясо. Запахло специями – это был шалфей. Тесак продолжил работать над луковицей, добавившей свой запах к предыдущим. Капитан Рейнс недаром выглядит так хорошо: при таком поваре это неудивительно.

Я сунулась в дверь, но не зашла, а осталась в коридоре.

– Теперь кардамон. Целый мускатный орех урожая этого года. Экстракт аниса, тоже свежий, – диктовала я. – Имбирь, корень. Две штуки, большие, без пятен.

Кок замер, но не обернулся. Стук ножа по колоде прекратился.

– Штук шесть целых ванильных цейлонских бобов.

Мерфи обернулся, вытирая руки о грязный кожаный фартук. Следовало сказать, что его одеяние не отличалось чистотой.

Я могла видеть широкое румяное лицо и жесткие песочные бакенбарды, окаймлявшие его. Губы были поджаты, и по ним не замедлил пройтись язык в нервном жесте.

– А шафран?

– Конечно, нужен. Пол-унции, – с готовностью ответила я, внутренне торжествуя.

Мерфи вздохнул и предложил:

– Мэм, там в коридоре коврик, воспользуйтесь им, и прошу на камбуз.

Фергюс принес столько воды, сколько смог и сколько позволил кок, но этого хватило только на голову. Помыться я не могла, поэтому вернулась к себе, чтобы посмотреть, что можно сделать без воды. Марсали уже не было – видимо, девчонка убежала к возлюбленному. Тяжко же им приходится.

Причесавшись и продезинфицировав ладони с помощью спирта, я прошла к Джейми, надеясь, что ему захотелось кушать или хотя бы пить, но эта надежда была иллюзорной.

Каюта, где ютились мы с девушкой, была самой просторной, ведь там каждая могла располагать шестью квадратными футами, правда, вытянуться на койке могла только Марсали, а я спала скрючившись и согнув ноги.

Постели Джейми и Фергюса были похожи на наши. Джейми, свернувшись в комочек при своем росте, был жалок, эдакая бледная рыжая улитка с серым лицом. Когда он зеленел, это составляло жуткий контраст с рыжей шевелюрой. Заслышав шаги, он послал мне туманный взгляд и закрыл глаза.

– Все плохо? – то ли спросила, то ли констатировала я.

На мою реплику Джейми открыл один глаз и даже рот, но передумал и выдавил только «да».

Я провела было по его волосам, но эта ласка не подействовала на него, я не знаю даже, почувствовал ли он ее.

– Хорошие новости: капитан сказал, что завтра море утихнет, – я обнадежила мужа.

Отчасти это было правдой: качка хотя и ощущалась, море постепенно успокаивалось.

– Угу. Может быть. – Глаза его были закрыты по-прежнему. – Но я уже умру. Скорее бы, намучился.

– Знаешь, думаю, что ты ошибаешься. То есть ты, конечно, намучился, но и не умираешь! Кстати говоря, я не знаю случаев, когда бы умирали от морской болезни. Но если что, ты будешь первым.

– Не только от нее…

Джейми заставил себя подняться на локте, побелев и покрывшись испариной. «Плохо дело», – подумала я.

– Клэр, берегись. Осторожнее. Нужно было, чтобы ты знала раньше, но я молчал, ты бы волновалась, а…

Он изменился в лице, и я поспешно подставила тазик.

– Боже…

На подушки он приземлился белее полотна. Любое усилие было утомительно для него, а непрерывная рвота просто изматывала.

– Что мне нужно было знать? – Тазик был поставлен недалеко – возле двери. – Вообще-то стоило сказать об этом раньше, до отплытия.

– Я надеялся, что будет получше.

– Я тоже, – съязвила я. – Ну так что там у тебя, выкладывай.

– Обратись к французу. Передай – я разрешил рассказать. Скажи еще, что с Иннесом все в порядке, он чист.

– В каком смысле чист? Я чего-то не понимаю? Что за секреты?

Среди симптоматики морской болезни нет делирия. Это давало повод для беспокойства.

Джейми с трудом смог сфокусировать взгляд на моей скромной персоне. От этого ничтожного дела он весь покрылся потом.

– Иннес вне подозрений. Не он хочет убить меня.

– А кто хочет? Что происходит?

Я тоже вспотела.

Джейми не бредил – лихорадки не было, глаза ясные, в конце концов, он узнавал меня.

– Кто хочет твоей смерти? Ты знаешь? – Мне показалось, что на меня кто-то смотрит, расценивая как потенциальную жертву.

– Нет… Не знаю.

Начался новый позыв рвоты, но Джейми смог его подавить, закусив губу.

– Фергюс, его спроси. Лично, – прошептал он. – Он скажет, он знает все.

Выходит, ему грозит опасность, а я ничего об этом не знаю! И не могу ничего сделать для предотвращения убийства…

– Пускай он придет сюда – не хочу оставлять тебя одного.

Джейми медленно выпростал согнутую руку и сунул ее под подушку, извлекая оттуда кортик. Даже сейчас, крайне обессиленный, он уверенно держал оружие.

– Я постою за себя. Иди ищи Фергюса. Это важно. Ступай, англичаночка, оставь меня. Они не посмеют днем, при всех. Или вообще не посмеют.

Сейчас он был похож на изваяние на надгробии, неподвижный, в позе, выражающей решимость.

– Ступай. – Я поняла это слово по одним губам – голоса не было слышно.

У входа что-то шевелилось, это опять был китаец, сидевший с поднятыми коленями. Увидев меня, он произвел подобие поклона, какой только был возможен в его положении: развел колени и сунул голову между ними.

– Госпожа не бояться, нет. Моя караулить. Первая жена идти смело, быть смело, – заверил он свистящим шепотом.

– Хорошо, спасибо, – растерянно поблагодарила я, занятая мыслью, где бы найти француза.

Фергюс, конечно же, стоял вместе с Марсали. С кормы они смотрели на белых птиц, сопровождавших корабль. Первым делом он сказал, что не уверен, что кто-то покушается на жизнь Джейми.

– Бочки на складе могли взорваться сами по себе, это не редкость, такое часто случается, равно как и пожар в хлипком сарае…

Я дернула его за рукав.

– Погоди. Что у вас там произошло? Ты можешь мне объяснить, что, где и когда взрывалось, а что горело?

– Разве милорд не сказал? – вскинул брови француз.

– Милорд сейчас ни на что не годен. Он направил меня к тебе, сказал, что поручает расспросить, мол, ты все знаешь.

Фергюс осуждающе покачал головой.

– Милорд не меняется. Сколько я его знаю, он говорит, будто может управлять своим желудком силой воли и не заболеет, но всегда заболевает, как только корабль отходит от пристани футов на девять.

– Ого, я такого не знала. – Джейми не переставал меня удивлять. – Надо же, какой упрямец!

Марсали прикидывалась, словно меня здесь нет, и настаивала на своей отстраненности, но не могла не слышать разговора, а услышав, не смогла сдержаться и не засмеяться. Правда, заметив, что я смотрю на нее, она быстро перевела взгляд на морской простор.

Фергюс сочувственно улыбнулся.

– Миледи, вы ведь знаете его. Он такой и ничего не попишешь. – В его голосе слышались любовь и преданность. – Даже будучи при смерти, будет молчать.

– Ну поди посмотри на него сейчас. Вид – лучше всяких слов.

Произнося эту колкость, я чувствовала удивление и благодарность. Фергюс неотлучно находился при Джейми в течение двадцати лет, но тот не раскрыл своего секрета, считая морскую болезнь постыдной слабостью, в которой зазорно признаваться. Я бы знала, что он умирает, не только потому, что я врач.

– Ох уж эти мужчины…

– Мадам?

– Нет-нет, ничего, продолжай. Бочонки и пожар, – напомнила я.

– Разумеется.

Француз убрал наползавшие на лоб волосы крюком.

– Это произошло у мадам Жанны, в аккурат за день, как вы вернулись.

Значит, в день, когда я приехала в Эдинбург, причем за пару часов до моей встречи с Джейми в печатне. Той ночью Джейми, Фергюс и еще шестеро проведали бернтислендскую пристань, где среди кулей с мукой были спрятаны бочонки с мадерой.

– Она пропитывает дерево позже, чем другие вина. С бренди так не выйдет – собаки учуют. А мадера, залитая в бочонки, является вполне невинным товаром.

– Собаки? Чьи собаки?

– На таможне появились собаки, натасканные на табак и бренди, – то, что больше всего любят контрабандисты. Вернемся к нашим баранам. Мадеру мы пронесли спокойно, без происшествий. Припрятали на складе – его формально держит лорд Дандас, а по факту – милорд и мадам Жанна.

– Понимаю. – Я вновь ощутила, как падает сердце. Именно так, как оно падало тогда, когда мадам Жанна узнала Джейми и отперла ему. – Они в доле?

– Можно сказать и так. – Фергюс с сожалением добавил: – Милорд имеет всего пять процентов, хотя он нашел это место. Зато мадам располагала живыми деньгами. Быть печатником – оно, знаете ли, не так прибыльно, как держать заведение.

Марсали продолжала смотреть на море, но подняла плечи.

– Наверное, так оно и есть.

Мадам Жанна далеко, в Эдинбурге, а мы здесь!

– Продолжай, пожалуйста. Милорду грозит опасность, а мы здесь рассусоливаем.

– Да, миледи. Мы спрятали товар, его осталось только замаскировать и продать. На рассвете все контрабандисты должны были разойтись, а пока пробавлялись напитками. Двое попросили денег, чтобы уплатить по долгам или купить еды семьям. Милорд пошел за золотом в каморку напротив.

Контрабандисты не смогли насладиться выпивкой: крепежная решетка не выдержала веса стоявших на ней бочек и треснула. Маклауд, лучше других знавший тонкости складского дела, вовремя крикнул, чтобы люди легли. Бочка с элем весом две тонны скатилась с пирамиды, развалила ограждение и лопнула. За ней покатились другие.

– Милорда спасла Пресвятая Дева, не иначе. Он как раз проходил мимо пирамиды.

Лопнувшая бочка упала в паре дюймов, а когда начали падать остальные, Джейми прыгнул в пустую винную клеть.

– Понимаете, миледи, такое часто случается, – пояснял француз. – Нельзя сказать, что это редкость. В год с десяток складских работников Эдинбурга гибнет именно так. Но был и второй инцидент – пожар.

Это произошло за неделю до события на складе. Джейми работал тогда в сарайчике с упаковочной соломой. Перед дверью висел светильник, который внезапно упал и вызвал возгорание. Между Джейми и выходом возникла стена огня.