55 невыдуманных историй. #запискиалмаатинца

Многие из вас не понаслышке знают, как тяжела профессия врача. Но скажу честно, что нет, на мой взгляд, тяжелей работы, чем работа экстренных служб, врачей приемного покоя хирургии, роддомов, гинекологии и реанимации. Знаю, потому что сам много лет проработал именно в приемном покое экстренной хирургии, когда работаешь как на фронте, видишь ежеминутно кровь и отчаяние, слышишь детский плач и стоны и вдыхаешь невообразимые запахи. Ты находишься на передовой один на один с больными, принимаешь непростые решения, от которых может зависеть жизнь больного, и при этом самим врачам часто угрожают и оскорбляют, на них нападают и избивают, а одного моего коллегу на дежурстве ранили наркоманы, требуя наркотики…

Посвящается всем врачам и медработникам, с уважением!

ДЕСАНТНИК

Этот случай произошел со мной в те далекие советские годы, когда могучий Союз готовился вот-вот развалиться, но еще горделиво звался СССР и имел вполне боеспособные Воздушные десантные войска – ВДВ. Мне было 25 лет, и я работал врачом-ординатором в первом челюстно-лицевом отделении 5-ой городской больницы на углу улиц Ленина и Хаджи Мукана, что напротив гостиницы «Алатау».

В тот день я отработал свой основной рабочий день и остался на ночное дежурство ответственным врачом по больнице. Мой друг и коллега Алтай, как это часто бывало и раньше, тоже остался в клинике, и мы спустились в приемное отделение сыграть в нарды и пообщаться с коллегами. Было тихо и спокойно, плыл прекрасный теплый, летний алма-атинский вечер, больных было не много, и ничто не предвещало беды. А еще, где-то в глубине большого города, в Парке имени Горького, параллельно праздновали день десантника….

Ближе к вечеру, меня вызвали в смотровую осмотреть тяжелую больную. Скорая помощь привезла избитую девушку с переломом носа и сотрясением мозга. Обычно в таких случаях мы оказываем больным экстренную помощь, проводим репозицию костей носа и остановку кровотечения, а затем переправляем в нейрохирургию. Но девушка оказалась нашей коллегой – процедурной медсестрой нашего отделения, поэтому мы прооперировали ее и оставили на лечение у себя в реанимации. Позже выяснилось, что Татьяну избил пьяный муж, о чём она попросила не заявлять в милицию, а я не стал настаивать.

После истории с Татьяной, наш спокойный вечер как будто «сглазили», поступило много пациентов, я практически не вылезал из операционной и к ночи вконец вымотался. Алтай немного помог раскидать пациентов, а потом шатался по отделениям, заигрывая с сестрами, но в одиннадцатом часу, переодевшись, неожиданно подошел ко мне, как будто хотел сообщить что-то важное, но передумав, быстро удалился восвояси.

Ближе к полуночи я решил немного поспать и расстелил в ординаторской наш «врачебный» диванчик, чтобы с чистой совестью отдохнуть от тяжелого дня. Вдруг зазвонил телефон: пьяный, грубый мужской голос нагло на «ты» потребовал к телефону Татьяну. Я вежливо объяснил, что она в реанимации, в состоянии средней тяжести, и поэтому не может говорить, предложив навестить ее завтра. В ответ пошли угрозы и маты, и я просто бросил трубку. Он позвонил вновь и потребовал срочно позвать дежурного врача, услышав мой утвердительный ответ, спросил:

– А ты один там врач или есть другие?

Я ответил ему, что я один и больше разговоров не будет, затем положил трубку и отключил телефон от сети.

Выключив свет, я снял халат, закрыл ординаторскую на ключ, задернул прикроватную шторку и, не снимая хирургический костюм, завалился спать. Была полночь, за окном громко пели цикады и сверчки, и наша больница мирно спала. В это же время в городе официально закончился день десантника.

Внезапно от одного мощного удара, дверь в ординаторскую разлетелась пополам, разбилось зеркало, упали какие-то картины и цветы, при этом грохот был такой, как будто в комнату попала авиабомба! Несчастная занавеска, отделявшая меня от внешнего мира, была сдернута вместе с палкой, на которой она успешно висела много лет. В тот же миг огромный двухметровый мужик в десантной форме с аксельбантами и в тельняшке, в голубом берете и высоких армейских ботинках накинулся на меня, выдернул из кровати, мгновенно порвав верхнюю часть моей пижамы в клочья…

Так стремительно и страшно начался «мой» персональный день десантника!

Сказать, что я испугался, значит ничего не сказать. Я просто ошалел! Представьте себе, я только уснул, и вот уже меня трясут и швыряют из стороны в сторону, как тряпичную куклу, бьют о стену и пытаются задушить. Нападавший с такой силой обхватил меня своими руками, что я едва мог дышать. Его многочисленные значки и медали вонзились в меня, исцарапали мне грудь, я же, болтаясь в его объятиях, даже не касался ногами пола.

На шум сбежались ошеломленные сёстры и нянечки. Несчастные женщины попытались позвонить в милицию, но он тут же разбил телефон об стену. В какой-то момент мы вывалились в коридор, из палат высыпали больные, и с ужасом наблюдали, как бравый десантник методично избивает их доктора. Надо отдать им должное, они решили мне помочь и накинулись на него со всех сторон. Картина, конечно, была не для слабонервных, мы катались по полу, крича и ругаясь, попутно громя всё и вся на своем пути. Разбили шкаф с медикаментами, повалили подставки с цветочными горшками и фактически разгромили медсестринский пост.

Представьте разбитую дверь, обломки мебели и горшков, грязь, поломанные растения и еще кровь! Кровь была везде, все участники битвы были окровавлены так, что я думаю, мы сотворили казахский вариант Варфоломеевской ночи. В какой-то момент у меня наконец высвободились руки, и я изо всех сил начал бить его по лицу одним из цветочных горшков. Мои преданные больные, окровавленные и забинтованные, тоже били его со всех сторон кто чем мог, но все было тщетно. Гадёныш оказался огромной физической силы, периодически кто-то из больных отлетал от ударов его страшных кулаков или ног в тяжелых армейских ботинках. В какой-то момент я уже не чувствовал страха и боли, было лишь одно желание покалечить, что-нибудь сломать ему или повредить. Мне стало все равно, я просто хотел убить его, совершенно не думая ни о каких последствиях.

Наконец-то прибыла милиция, шесть бравых парней и еще следователь из РОВД. Нас с трудом растащили по углам, а десантника пристегнули наручниками к батарее. Только после этого, все начали приводить себя в порядок, и начался процесс зализывания ран.

Погром был жутчайший!

Меня трясло, я дышал как загнанная лошадь, с безумными глазами, голый по пояс, босиком и весь в крови. Всех больных перевязали, сестры и санитарки подмели и помыли пол в отделении, смыли кровь и убрали разбитые стекла. Вызвали плотника Михалыча, который временно кое-как собрал до утра дверь в ординаторскую. К тому времени я уже переоделся в больничную пижаму, обработал раны и перевязался. Кое-как приведя себя в порядок, я попросил себе крепкого чаю, так как меня било мелкой дрожью, и я никак не мог успокоиться. Только теперь я узнал, что напавший на меня десантник по имени Юра оказался мужем той самой медсестры Татьяны, которую я прооперировал вечером прошлого дня, и с которым говорил по телефону накануне. Мы все, включая меня, больных и саму Татьяну, дали показания следователю и написали заявления против этого вояки.

Когда все закончилось, менты потащили его в машину, а я аккуратно закрыл склеенную дверь на замочек и решил выпить свой чай. Чай был невозможно горячим, я поставил стакан на стол и присел рядом, переваривая последние события. Чтобы вы понимали все до конца, скажу, что наше отделение, в котором произошло сие событие, находилось на четвертом этаже. Потихоньку приходя в себя, я вдруг услышал громкие крики, удары и топот бегущих по лестнице ног и почему-то сразу понял, что «мой» праздник продолжается.

Дверь, бережно собранная Михалычем, с грохотом разлетелась повторно, в комнату опять ворвался обезумевший десантник Юра с металлическим табуретом в руке, и главное совершенно один, без ментов…

«Опять?!» – мелькнуло у меня…

Скажу честно, я дрогнул, у меня не было ни сил, ни мужества, ничего вообще, кроме отчаяния и сильнейшего желания исчезнуть из этой ужасной комнаты смерти. Между нами был только мой письменный стол, и когда он подбежал ко мне, я плеснул свой кипяток ему в лицо и, перемахнув через стол, бросился бежать прочь. На счастье, навстречу мне уже бежали побитые и совершенно озверевшие менты, полные решимостью покончить с ним навсегда. Как он вырвался от них, и что там было на лестнице, я не знаю, потому что бежал так же стремительно как Форрест Гамп. Хотя, учитывая, что я по-прежнему был босиком, полураздетый и в бинтах, то скорее в тот момент я был похож на персонажа книги «Остров доктора Моро». Навстречу бежали какие-то люди, врачи, больные и дополнительно прибывший на помощь отряд ОМОНа. Объединенными усилиями несчастного скрутили, долго били, потом зашили раны, перевязали, заковали в наручники и увезли в КПЗ.

В ту ночь я не рискнул ночевать в своей ординаторской, и переночевал в самом тихом и безопасном месте больницы – в отделении анестезиологии и реанимации и только утром вернулся на рабочее место.

Как позже выяснилось, этот Юра – герой Афганистана, имел кучу наград, был гордостью ВДВ и только получил от государства за заслуги 2-х комнатную квартиру в новом доме. Его сослуживцы пришли в отделение и жестко поговорили с больными, участвовавшими в драке, после чего они на всякий случай забрали свои заявления, отказавшись от своих ранних показаний. Сам Юра заставил жену забрать заявление, в противном случае обещая развестись с ней, забрать детей, а её выдворить на улицу. Таким образом, во Фрунзенском РОВД, осталось только мое заявление, на основании которого меня и вызвали спустя некоторое время в суд.

В суд я приехал сразу с ночного дежурства: небритый, помятый, жутко уставший, с красными глазами, сопровождаемый своим другом и коллегой Мухтаром Имбергиным.

Когда мы зашли в зал, мы опешили от огромного количества пришедших десантников, их было не меньше, чем при штурме дворца Амина в Кабуле, все как один в форме, красивые и сильные. Там же сидел Юра, при полном параде: в форме, с медалями, орденами, побритый и чистенький, этакий герой боевой и политической подготовки…

И вот обвинитель, некрасивая толстая тетенька, зачитывает всему залу нашу историю, записанную со слов Юры.

В день праздника, он с друзьями был в клубе боевого братства, когда узнал, что его жена попала в больницу. Обеспокоенный он тут же позвонил в отделение, где ему г нахамили и послали куда подальше. Когда он вечером зашел поговорить с дежурным врачом (со мной), то тот, будучи пьяным и не адекватным, напал на него вместе с больными, избил, да еще и впоследствии сдал в милицию по ложному обвинению.

Под глухой ропот зала, следующим выступал я со своей версией, поддержанный только Мухтаром. Все это время присутствующие в зале люди были настроены против меня и дружно негодовали на врача-алкаша, а десантники сверлили меня тяжелыми недобрыми взглядами. Прессинг был настолько жесточайший, что местами мне самому светило наказание за злостное хулиганство. Я был поражен и подавлен, но не забрал заявление, и рассказал все как есть. В итоге ему дали 2 года, и прямо в зале он пообещал отомстить мне…

А дальше, я два года жил в постоянном напряжении, ожидая, когда он выйдет из тюрьмы и сдержит свое обещание. Его жена Татьяна выздоровела и, не сказав мне даже спасибо за операцию и лечение, тут же уволилась с больницы. Но вскоре рухнул Союз, и они с мужем, который к тому времени вышел из тюрьмы досрочно, уехали на ПМЖ в Россию, так и не попрощавшись со мной.

«Уф!» – облегченно подумал я, а сам все гадал, что же произошло в тот летний вечер, и почему же он так хотел расправиться со мной? Помню, когда я часто рассказывал эту историю в разных компаниях, то иногда ловил на себе странные взгляды Алтая. Не помню, сколько лет прошло, но как-то раз, после очередного моего рассказа о десантнике, крепко выпив, Алтай раскрылся и рассказал мне всю правду:

В тот злополучный день Алтай выпил после работы с нашими коллегами и мирно собирался домой в той самой злосчастной ординаторской, когда впервые позвонил Юра, муж Татьяны. Диалог был примерно такой:

– Ты кто?

– Дежурный врач, – и Алтай называет мою фамилию.

– Быстро Таньку позови к телефону…

– Не могу, это служебный телефон, и больных мы не зовем…

– Эй, урод, видимо, ты не понял с кем говоришь. Или зовешь её, или тебе конец, сейчас я приеду и кончу тебя на месте!

Кто хоть немного знает Алтая, может представить, как и что он ему ответил…

Писать об этом, конечно, нельзя, да и так понятно, что нормальных слов там, в принципе, не было, и в конце апофеозом разговора прозвучало что-то типа:

– Ну, давай приходи, я прямо здесь и сейчас тебя кончу…

После чего швырнув трубку, гордый Алтай сообщил Татьяне, что звонил её муж, но поскольку был пьян, то получил от него достойный отпор.

На что Татьяна с ужасом спросила его:

– А Вы, доктор, не ругались с ним? А то он такой нервный, когда выпьет, полный психопат и дурак… Он же десантник, служил в штурмовой группе, контуженный на всю голову, да и живем мы недалеко…

Дальше вы уже все знаете, выговорившийся Алтай ушел домой.

Я отметил настоящий день ВДВ, и навсегда запомнил 2 августа или День десантника!

ВЕТЕРАН

23 февраля 1986 года, в День Советской армии, мы с моим другом Мухтаром Имбергиным дежурили в приемном покое. Особенность работы в праздники такова, что сам праздник чаще всего проходил спокойно. Потому что в большинстве своем советские люди по обыкновению пили по квартирам и кабакам, а в случае получения травм и повреждений, если оставались живые, то в больницу шли только на второй или третий день, дабы не получить «волчью» справку об алкогольном опьянении. В советское время это гарантированно лишало вас премии, продвижения по карьерной лестнице и обеспечивало проблемы с партией, так что с этим не шутили, даже в ущерб здоровью. У нас самые трудные дежурства считались после праздников: 7 ноября, 1 мая, 23 февраля и 8 марта. Пик переломов, ножевых ранений и травм в эти дни был самый высокий.

Так вот в тот день, 23 февраля, ничто не предвещало беды, и наша веселая, озорная медсестра Оля приготовила нам праздничный пирог, и вкупе с бутылкой шампанского вечер обещал быть превосходным. Пока Ольга накрывала в бытовке стол, я быстренько осмотрел больных и с чувством выполненного долга устремился к бытовке.

С кушетки навстречу мне поднялся старик в полушубке, из-под которого виднелся видавший вида пиджачок с двумя рядами орденских планок:

– С праздником сынок, – сказал он и чуть поклонился.

– И Вас с праздником, дедуля, что у Вас случилось? – спросил я вежливо.

– Хотел вот кровь сдать за деньги, – серьезно ответил дед…

Я безмерно уважаю ветеранов войны и, конечно же, понимал, что старику не на что выпить в свой законный праздник День Советской армии, тем не менее, мягко и вежливо попросил его пойти домой.

– Мы не берем кровь, отец, это в другой клинике берут, на станции переливания крови.

– Да знаю я, так она вон, где находится, а мне сейчас нужно и здесь.

– А сколько нужно-то? – спросил подошедший к нам Мухтар.

– Да три рубля всего, сынки, – сказал дед со вздохом.

Было безумно жаль этого деда, видеть его старые и заношенные вещи, плохо выбритую седую щетину и руки с набухшими венами, но главное, была огромная обида за поколение стариков, влачащих жалкое существование в стране, победившей в Великой войне.

Мы, не сговариваясь, достали по три рубля, потому что было что-то такое несправедливое в этом стоящем перед нами старике-ветеране, который не просил деньги в переходе, а достойно предлагал свою немолодую кровь, возможно, не раз пролитую на войне, за несчастную бутылку водки.

К нашему удивлению, дед категорически отказался брать деньги у нас, он гневно сверкнул своими подслеповатыми глазами и сказал:

– Вы за кого меня принимаете, я не попрошайка какой-нибудь, берите кровь и платите…

Понимая, что история может затянуться, Мухтар подозвал Ольгу и громко попросил взять кровь для лаборатории, а уже на ушко прошептал:

– Возьми пару капель в пробирку, и пусть идет домой…

Дед, восхищенный своей маленькой победой, уже закатывал рукав левой руки. Ольга принесла шприц и пробирку, а я бережно придерживал деда, присевшего на кушетку.

В паре метров от меня за закрытой дверью бытовки, уже дымил горячий пирог с мясом, кипел чайник, а в холодильнике мерзло шампанское, и мы, в нетерпении переглядываясь с Олей в предвкушении праздника, начали забор крови у пациента.

Дед хорохорился и заигрывал с Олей, но как только она вонзила иглу в вену, он, видимо, от избытка чувств и переживаний, вдруг закатил глаза и, повалившись на кушетку, потерял сознание. Господи, только этого нам не хватало, подумал я и начал приводить его в сознание, но дед упорно не открывал глаза, по его телу прокатилась волна конвульсий, и бедный старик начал потихоньку умирать у меня на руках.

Я быстро позвал Мухтара, Ольга помчалась за сумочкой неотложной помощи, и когда подоспел спешно вызванный врач-реаниматолог, вокруг старика уже кипела работа.

Мы ввели ему гормоны и активно делали искусственное дыхание, параллельно проводили массаж сердца и интенсивную терапию. Целый штат врачей и медсестер вместе с нами проводили все необходимые реанимационные мероприятия, и спустя 10—15 минут невероятных усилий, к нашей великой радости, старик очнулся.

Весь окутанный проводами датчиков, с инъекционными системами в каждой руке, он растерянно оглядывал взволнованных и запыхавшихся людей вокруг себя и ничего не мог понять.

Никого не узнавая вокруг, он вдруг увидел меня и слабым голосом спросил:

– Всё, уже взяли кровь? А где мои деньги?

Под недоуменными взорами собравшихся я вложил в нагрудный карман его пиджака шесть рублей и сказал:

– С праздником, отец! Больше не сдавай кровь, пожалуйста…

Через 10 минут его увезли на реанимобиле в БСМП, мы с Мухтаром крепко пожали ему руку и пожелали скорейшего выздоровления. Когда скорая помощь уехала, и все разошлись, мы в мокрых от пота хирургических костюмах обессилено уселись на злополучную кушетку и переглянулись. Все потрясенно молчали, и тут Мухтар сказал:

– Ну что, взяли крови, теперь можно и выпить…

– И, обращаясь к Ольге, добавил:

– Только, ну его подальше, твое шампанское! Неси-ка ты, Оленька, спирт, да побольше…

Кстати, к слову сказать, мы позвонили в БСМП и узнали, что к нашей великой радости дед благополучно выписался домой через три дня!

ДЕНЬ КООПЕРАТОРА

В конце 80-х и начале 90-х годов по всей стране активно процветала кооперация, или, как говорил мой папа, легализованная спекуляция. Соответственно помимо новоявленных коммерсантов появилось огромное количество бандитских группировок, рэкетиров и мошенников. Именно в это беспокойное время произошла интересная история, произошедшая со мной и моим другом Алтаем весной 1990 года, в преддверии праздника 8 марта в нашем прекрасном городе Алма-Ате.

Как вы уже знаете, мы с Алтаем работали в больнице, соответственно денег у нас было мало, и их всегда катастрофически не хватало. Но именно тогда, будучи молодыми и веселыми, мы находились в активном поиске приключений, испытывали неудержимый и постоянный гон любви, и были необыкновенно любвеобильны и доступны. В этом плане больница была очень удобна тем, что мы постоянно общались с множеством людей, в том числе и красивыми девушками. Алтай ко всему еще работал на кафедре, и у него был маленький кабинет в подвале больницы, специально для отработок пропущенных занятий, проштрафившимися студентками…

У меня тоже периодически завязывались небольшие знакомства с молодыми врачами-практикантками, а иногда – с моими пациентками. Будучи близкими друзьями, мы с Алтаем охотно знакомили друг друга с интересными девушками. Не знаю почему, но существует мировая практика гипнотического влечения пациенток к своим лечащим врачам, особенно к молодым хирургам, и, возможно, поэтому моя бывшая пациентка пригласила меня отпраздновать свой день рождения и, заодно, праздник 8 марта. Конечно же, мне очень льстило это приглашение, тем более что девушка была весьма привлекательной особой: высокая и миловидная, с длинными каштановыми волосами и безукоризненной фигурой.

Айша, назовем ее так (все имена в рассказе вымышлены), была известным в городе кооператором! Она была не только красива, но и хорошо образована, стильно одевалась, говорила на английском и французском языках, имела свою квартиру и, кроме того, была неприлично обеспеченной девушкой. Таинственно улыбаясь, Айша сообщила, что будет ждать меня в ресторане «Бригантина», что находился на углу улиц Гоголя и Мира, с парой подружек! Соответственно, она не возражала, если бы я взял с собой друга, желательно веселого и симпатичного.

Я позвонил Алтаю, он с радостью согласился, и решение было принято молниеносно, хотя у нас возникли некоторые трудности, связанные с отсутствием денег. Скинувшись на двоих, мы собрали около семи рублей, которых, конечно же, было недостаточно для покупки достойного подарка. Надо понимать, что 90-е годы были очень смутные и непростые, все магазины, включая легендарный ЦУМ, были девственно пустые, при этом кафе «Бригантина» было дорогим и культовым местом, куда не все были вхожи. Не мудрствуя лукаво, мы приняли решение просто купить цветы, но поскольку на букет роз нам не хватило, было решено взять семь гвоздик по 50 копеек за штуку, на общую сумму в три с половиной рубля!

В ресторан мы поехали на автобусе, как были, в стареньких джинсах и в одинаковых белых туфлях от «Salamander», но в отличие от меня, Алтай выгодно выделялся кожаной курткой, позаимствованной у старшего брата. В автобусной давке нам ожидаемо сломали одну из гвоздик. Раздумывая как быть, мы вначале решили подарить Айше пять цветков, но и без того чахлый букетик, стал выглядеть совсем уж немощным и убогим. Поскольку, как вы знаете, дарить шесть цветков нельзя, мы решили «прооперировать» сломанный цветочек: выскоблили стебель изнутри и вставили внутрь обгорелую спичку, сам излом замотали зеленой ниточкой и закрепили скотчем от обертки. Вид у цветка был, конечно, достаточно жалкий, но он стойко держался, замаскированный в середине букета, который мы бережно повезли имениннице.

«Бригантина» встретила нас всем своим великолепием и строгой вывеской «Резерв». Слегка заробев, мы обратились к вахтеру, и, несмотря на наш скромный дресс-код, нас провели на второй этаж ресторана. Я никогда не был в «Бригантине» до этого и, конечно же, был поражен роскошью интерьера и размерами стола, ломившегося от всевозможной еды и доселе невиданных напитков типа виски и джина. Играл джаз-банд, ресторан был пустой, посреди комнаты во главе этого богатого стола в вечернем платье сидела Айша и (внимание!) 12 подружек (!), одна краше другой.

Тут у нас, конечно же, «в зобу дыхание сперло»…

Но вот оно, преимущество молодости, мы и здесь были «на высоте»: 6,5 гвоздик, белые «Саламандры», кожаная куртка брата и, самое главное, нас было всего двое на этом ослепительном женском празднике! Под веселые крики девушек, меня посадили рядом с именинницей, почти как на свадьбе. Что касается Алтая, то он подобно Тим Роту на шабаше ведьм из кинофильма Квентина Тарантино «4 комнаты», кружил среди дам, искрил и вёл вечер, непрерывно заказывал шампанское и даже пытался вручить каждой из них по гвоздике! Было шумно и весело, мы радовались прелестям жизни и единственное, что меня смущало, что для всех я как будто бы был парнем Айши. А между тем, я не сводил глаз с другой девушки по имени Шолпан, удивительно красивой, высокой и большеглазой, белокожей с небольшими веснушками, которые, впрочем, совсем не портили ее красоту, с иссиня-черными волнистыми волосами и длинными ногами, она казалась мне просто богиней, сошедшей с Олимпа.

Выяснилось, что пианистом в джаз-банде оказался мой одноклассник по РФМШ Саша Новицкий, и он милостиво сыграл мне пару «медляков» бесплатно, тогда как стандартная такса на заказ была 3—5 рублей за песню. Хоть здесь повезло, думал я, нежно обнимая в танце свою божественную партнершу. Шолпан танцевала прекрасно и чувственно, была в меру пьяна и игрива, и в воздухе отчетливо запахло любовью. Я был на седьмом небе от счастья, а Алтай, наверное, на восьмом: он танцевал со всеми девушками подряд, обнимал, целовал и всем предлагал жениться! Мы впервые в жизни пили бурбон и текилу, не думали о деньгах, веселились в вихре музыки и счастья, и только Айша была задумчивой и грустной на своем празднике.

Как это часто бывает, счастье не длилось долго. Неожиданно в дверь вломились с десяток крепких парней в спортивных адидасовских штанах, кроссовках и коричневых кожаных куртках. Первый из вошедших с трудом нес в руках огромный букет из пяти сотен алых роз. Он властно остановил музыку и усыпал стол перед Айшой цветами, заодно похоронив, наш позорный букетик из шести гвоздик (Дело в том, что седьмая, с трудом отреставрированная раненая гвоздика все же сломалась, участвуя в ролевых играх Алтая). Оказалось, что Серик – бывший парень Айши, известный рэкетир и таэквондист, будучи человеком решительным, решил поздравить свою возлюбленную, неожиданно нагрянув в ресторан вместе со своими дружками-бандитами. Кроме того, его заместитель и лучший друг Берик, ко всему еще оказался парнем известной вам красавицы Шолпан, а я «попал» дважды…