Без воды

– Чего это он так неистовствует? – с некоторым изумлением поинтересовалась Нора.

– Он явно снова попал в беду.

– Надеюсь, ты не собираешься немедленно броситься туда, чтобы его спасти?

Они бы почти наверняка сумели устоять перед соблазном переехать в Амарго, если бы не пожар. Их дом оказался самым последним в ряду строений, которые сентябрьской ночью вспыхнули, как сухой хворост, когда повар в «Золотом гвозде», то есть через два дома от Ларков, позволил бекону на плите не только обуглиться, но и загореться. Всего одной случайной искры, угодившей в их дом, оказалось достаточно, чтобы огонь уничтожил все – крышу, кровать, книги и записи Эммета. Нора сразу поняла, что им придется вернуться к ее родителям, хотя они в разные годы уже предпринимали подобные попытки, оказавшиеся неудачными. Но думала она именно так, стоя на противоположной стороне улицы и держа под мышками двух юных ярочек, пока пожарная команда осуществляла всякие необходимые, но совершенно бесполезные действия. Однако она буквально нутром чувствовала, что Эммет все-таки воспримет этот ужасный поворот судьбы как некий знак, сулящий новые возможности. Все остальное он явно воспринимал как некий поворот назад, а это, конечно же, никак не могло бы удержать его здесь. И Нора поняла, что для нее это последняя осень в Шайенн.

Итак, стадо овец, пожар и письма златоуста Сэнди Фрида – вот тот клубок переплетающихся нитей, который в 1876 году привел их на Территорию Аризона вместе со всем уцелевшим скарбом. Лишь по прибытии они обнаружили, что «город» Амарго – это всего лишь несколько рядов палаток, выстроившихся вдоль речки Биг-Форк-Крик, более известной как Большой Раздвоенный Ручей. А Сэнди Фрид между тем уже строил мечты о новой жизни в штате Монтана, не успев толком начать знакомить Эммета с достоинствами и недугами вашингтонской прессы – и Эммет не без волнения со всем этим знакомился, однако северные газеты и журналы уже практически устарели и не стоили ни гроша, хоть Сэнди и заплатил за них изрядную сумму. Но Сэнди был прежним: все такой же очаровательный и полный добрых намерений, но абсолютно безнадежный и как автор статей, и как издатель газеты. К сожалению, он по-прежнему частенько посещал игорный дом и к ноябрю имел такую отчаянную задолженность, что Эммет был просто вынужден в качестве поручителя поставить на его банковских бумагах свою подпись. Вскоре после этого Сэнди верхом выехал во Флэгстафф за новыми материалами для газеты, и лишь шесть лет спустя Ларки получили от него письмо – это было его последнее письмо к ним – с почтовым штемпелем Онтарио. Об этих местах Нора знала лишь то, что там очень холодный климат и малое количество жителей, а сама провинция отличается изолированностью от прочего мира; кроме того, по слухам, там водилось немыслимое количество всяких злодеев, так что человеку ничего не стоило «случайно» утонуть, замерзнуть или упасть в глубокое ущелье; его также могли избить до полусмерти, если он кого-то обманул чересчур радостными посулами.

Мама, раздался голосок Ивлин, и Нора поняла, что накатала уже около двадцати страниц, – ты снова подменяешь одно другим. Тебе же совсем не об этом нужно писать.

– Ты права, – вслух сказала Нора. – Нужно писать по существу.

Почему бы тебе не написать о нашем доме? У каждого ведь есть дом.

Их дом. Эммет тогда настоял, что их первый дом он будет строить сам. Но после того, как тот первый дом августовские муссоны буквально смыли с лица земли, этот, второй, они строили уже вместе и без конца спорили, как лучше обустроить его внутри. Эммет тосковал по белым колышкам ограды в палисаднике и бархатным обоям своего детства. Ему хотелось, чтобы у Норы было хотя бы это. Но она ничего не могла с собой поделать: подобные мелкие «роскошества» она воспринимала как верный путь к постепенному разорению. Должна же быть причина, по которой каждый poblador[17] в радиусе ста миль строил себе не дом, а скромную хижину с земляными стенами, из-за чего эти убогие домишки выглядели крепкими, приземистыми, замкнутыми, скрывая то впечатление, что их хозяевами являются уязвимые невежды. И если они с Эмметом тоже намерены во всех отношениях стать невежественной деревенщиной, то им, наверное, стоит быть практичнее, когда речь идет о строительстве собственного жилья, не так ли? И потом, они ведь наверняка надолго здесь не задержатся – снова снимутся с места уже в течение ближайшего года.

Но Эммет твердо стоял на своем. Так что они тащили с гор бревна; вырубали заросли похожего на мимозу мескитового дерева и манзаниты; с утра до ночи стучали молотками; отмеряли и засыпали нужное количество песка, пока не построили нечто вроде весьма симпатичной, хотя и кривоватой дорожки для бега трусцой. Норе казалось, ничего лучше она в жизни не видела. Затем они построили курятник, но любая предприимчивая лисица, обитавшая в радиусе десяти миль от их дома, запросто в него проникала, пока они не поумнели и не начали подкладывать в курятник стрихнин – в результате одна за другой отравились и погибли несколько их собак. К концу года они расчистили и распахали тридцать акров земли и посеяли свою первую озимую пшеницу – а когда весь урожай пшеницы к чертям собачьим погиб, они принялись выращивать на продажу зелень и овощи, тоже, разумеется, обреченные на гибель, пока над ними не сжалилась Десма Руис и не подарила им семена тыквы и турнепса, а также – что было куда ценнее – дала массу полезных советов насчет того, как можно «задобрить» эту насквозь прожаренную землю и «упросить» ее оставить посаженным растениям жизнь. В заявке на владение земельным участком Ларки написали, что собираются «выращивать пшеницу и овец». Эммет теперь мог бы посмеяться над этим, словно эта пасторальная фантазия пришла в голову не ему, а какому-то неведомому незнакомцу из далекого прошлого – но факт остается фактом: они тогда еще не один год продолжали заниматься овцами, продавая животных, разбирая мили перепачканной навозом шерсти и принимая во время окота бесчисленных ягнят, покрытых еще дымящейся кровью. Каждый год осенью они приводили свое стадо с пропеченных летним зноем пастбищ на холмах, надеясь хоть чуть-чуть сдвинуться с мертвой точки – выплатить наконец долг за печатный станок и получше обеспечить своих троих сыновей, которые до сих пор спали на соломенных тюфяках прямо на полу у очага, хотя бы купив им книги и карандаши; а еще они мечтали собрать достаточно денег, чтобы превратить старую веранду в две комнаты, а затем и в три, а потом и второй этаж надстроить, чтобы у каждого мальчика была собственная комната, где он мог бы спокойно расти, взрослеть и становиться настоящим мужчиной.

Все это они сделали, но, если теперь место в Законодательном собрании округа перейдет к Эш-Ривер, их усилия окажутся напрасными. Напрасными будут все полученные ими раны, увечья и солнечные удары. Как и все те мелочи, что составляли их жизнь. Как и все их попытки спастись от смерти.

А ваши заслуги, мама, – напомнила Ивлин. – А достоинства вашей здешней жизни.

Заслуги, достоинства… Что ж, если верить тому, что Эммет написал на опорном столбе у них в спальне, заслуги и достоинства их жизни достаточно просты. Они довольно долго здесь прожили. И жили, может быть, не слишком счастливо, но все же счастливее многих. Эммет, Нора, мальчики и, конечно же, Ивлин. Она, правда, провела среди живых всего несколько месяцев, но и потом оставалась с Норой, с каждым днем становясь взрослее, проявляясь в каждой паутинке, в каждой пылинке, в каждом солнечном зайчике на полу. Когда Нора представляла себе их пустой дом, она видела, как Ивлин пробирается среди потолочных балок, перелезает через перила на крыльце, трогает пальцем наплывы на бревнах и непобедимые пятна на оконных стеклах, ковыряет ноготком жирные кляксы, оставленные мальчишками на кухонном столе. Ее дочь была в той же степени частью их дома, как и любой живой член семьи, – даже больше, наверное, потому именно с Ивлин было связано само его основание, закладка фундамента, начало строительства, да и похоронена она была совсем рядом, в той земле, на которой стоит их общий дом. Она, конечно, давно стала взрослой, превратившись в тонкую, умную, прагматичную и, может быть, несколько резковатую девушку, и уж она-то наверняка будет против, если Эммет все-таки вздумает покинуть этот дом.

Но писать об этом было невозможно. Так что же тогда осталось ей сказать?

«Для многих из нас сады и огороды – это кладбища наших сердец, нашей души. Так неужели же, когда Амарго окончательно разорится, мы попросту бросим здесь наших мертвых?»

Нет, мама, об этом ты лучше не пиши, – тут же вмешалась Ивлин. – Это лишь привлечет излишнее внимание ко мне.

Наверное, ей лучше вообще ничего не писать. Нору вдруг охватил ужас при мысли о том, что подумают люди, если все эти чепуховые мысли и соображения, которые она столько времени изливает на бумаге, действительно будут кем-то прочитаны. Даже написанное подвергнуть строжайшей цензуре, все равно ее излияния только разожгут сплетни, которые, похоже, в настоящий момент являются единственным связующим звеном между Амарго и Эш-Ривер. Она не хотела писать об Ивлин, но без Ивлин ее история выглядела столь же обыденной и начисто лишенной фантазии, как и у любого из здешних жителей – если, конечно, не думать о том, что у других дочери живы, а ее Ивлин больше нет.

И все написанное ею полетело в огонь.

Но стремление как-то воплотить в жизнь задуманное уже горело в ее крови. Только б удалось найти нужные слова! Отыскать ту отправную точку, с которой только и можно обращаться к жителям Амарго!

А еще лучше, если б Десма согласилась что-то написать. Но Десма в данный момент была неприступна. А ведь она куда раньше всех остальных – ну, почти всех, черт побери! – поселилась в этих местах, и это было задолго до того, как возникли хоть какие-то надежды на возможное процветание этой местности. Пожалуй, ни одному человеку в этой долине не удалось встать на ноги без помощи и поддержки Десмы – и она всегда была готова помочь, дать хотя бы небольшой толчок, хоть это и шло вразрез с ее собственными фундаментальными убеждениями, а также с вечным требованием оставить ее в покое. Но Десма со всем сумела справиться и вот теперь после двадцати четырех лет нелегкой жизни была «вознаграждена» – смертью самого дорогого и любимого человека, ее истинного друга, и на нее тут же набросились безжалостные рейдеры, инспекторы, агенты и прочие хищники, желающие оспорить законность ее владений. Вот уж что точно переходило границы всякого терпения.

И в итоге примерно месяц назад Нора остановилась на следующем тексте:

Увы, отныне, похоже, даже само слово «Амарго» не может появиться на страницах газеты «Горн Эш-Ривер» без того, чтобы это название не было незамедлительно соотнесено с постоянными нарушениями закона, грабежами и катастрофической нехваткой воды. Мы, жители Амарго, только из этой газеты с удивлением узнали, сколь ужасны наши перспективы. А предложенная властями Эш-Ривер мера – это не что иное, как завершающий удар в долгой кампании злостной клеветы и на сам город, и на его жителей; удар, ставящий под угрозу развитие Амарго и его безопасность. Сам же Эш-Ривер в такой ситуации только выигрывает. Хотя издателям «Горна» не грех было бы вспомнить, как достойно Амарго исполнял свои обязанности в качестве главного города округа, представительствуя в Законодательном собрании, чем наш город был в значительной степени обязан усилиям таких доблестных людей, как Десма Руис, дважды вдова, поселившаяся здесь двадцать лет назад и никогда отсюда не уезжавшая; ей довелось неоднократно переживать и засуху, и голод, и кражу скота, и порчу имущества, организованную членами Ассоциации скотоводов, много раз пытавшихся отнять у нее землю, но она сумела доказать всем, что это ее земля. Разве это не яркое доказательство возможности существования между нашими городами добрососедских отношений, благодаря которым мы вместе будем стремиться к достижению благородных целей и всеобщему процветанию? Все мы в долгу перед Десмой Руис, все мы глубоко ее уважаем, все мы восхищаемся ее преданностью – но что станется с ее домом, с дорогими ее сердцу воспоминаниями, с ее безупречным хозяйством, в которое она вложила все свои силы, всю свою жизнь, если наш город будет сознательно подведен к полному разорению? Амарго не должен сдаваться без боя, сколько бы еще лживых заявлений ни напечатали в «Горне Эш-Ривер», сколько бы еще драконьих зубов ни посеяли на своих полях мистер Меррион Крейс и его Ассоциация скотоводов!

Когда Нора показала Эммету свою заметку, он озадаченно на нее посмотрел и спросил:

– А почему ты решила использовать здесь слово «безупречное»?

– Потому что теперь я знаю его значение.

– А что, если другие люди его не знают? Они могут на нем споткнуться и ошибочно его истолковать – в точности как и ты раньше. Это слово не подсказано тебе твоей интуицией. Оно не от души.

– Не больно-то ты веришь в своих читателей.

Эммет промолчал; он все еще внимательно изучал листок с «письмом в газету».

– И вот еще здесь… что ты имеешь в виду под зубами дракона?

– Эллины считали, что, если посеять зубы дракона, то пожнешь готовую к сражению армию. – Страшно довольная собой, Нора посмотрела мужу прямо в глаза, но он снова углубился в текст, и она спросила: – Когда ты это напечатаешь?

– Напечатаю? – Он глянул на нее с неподдельным удивлением. – Дорогая, но я предложил это тебе исключительно для поднятия твоего духа. Так сказать, в качестве умственного упражнения.

Для поднятия ее духа? Да ее дух кипит уже несколько дней! Но еще хуже было то, что Эммет оказался не в состоянии понять, почему она вдруг так замкнулась, почему отвечает отрывисто и односложно.

Но, мамочка, разве тебе не стало легче, когда ты все это написала?

Нет, никакого облегчения она не почувствовала. Потрачено столько времени, столько усилий. Исписано и переписано бесчисленное множество страниц. Весь первоначальный текст перестроен и перекроен, однако и сама она теперь уже не уверена в собственной логике. А Эммет… Эммет по-прежнему тянет с обещанным опровержением; утверждает, что пишет, но, похоже, только зря тратит время, царапая пером по бумаге и пытаясь собрать вместе какие-то обрывки неискренних мыслей, которые он даже показать Норе отказывается. Куда же девался пресловутый «рыцарь пера», который так яростно протестовал против войн с индейцами, отмечая каждый несправедливый захват их земель, каждое несправедливое тюремное заключение, каждую казнь через повешение, совершавшуюся без суда и следствия?

Итак, в настоящий момент Эммет, взяв повозку, укатил в Кумберленд, надеясь разыскать этого Пола Григгса, черт бы его побрал, и выяснить насчет доставки воды, а Роб и Долан остались хозяйничать в типографии. И вот через день-два после отъезда мужа Нора, слегка пошатываясь после бессонной ночи и исполненная решимости, сунула свою заметку Долану и сказала:

– Это срочно. Вставишь в последний момент.

Долан прочитал и, глядя на мать совершенно круглыми от изумления глазами, спросил:

– А папа это видел?

– Конечно.

– Но, скажи на милость, кто такая эта «Эллен Франсис»?

У Норы попросту не хватило воображения, и она ничтоже сумняшеся подписалась именем своей матери. Но Долан, разумеется, никакой Эллен Франсис Фольк не помнил; он никогда ее не видел, никогда ей не писал. И Нора очень удивилась бы, если б Долан сумел вспомнить, что у него вообще когда-то была бабушка по имени Эллен.

– Ты ее не знаешь. Она в этих краях недавно поселилась и довольно далеко от нас, в Ред-Форке.

– Но написала именно тебе?

– Твоему отцу. Еще на прошлой неделе.

И ведь у нее еще было время признаться, выйти из игры. Тем более и Долан все медлил, все торчал в дверях, вертя в руках шляпу. Потом все же снова спросил:

– А ты уверена, что папа это одобрит?

Роб, который, как оказалось, давно уже наблюдал за этой сценой из-за ограды, подошел к ним, взял из рук брата заметку, прочел ее и вынес вердикт:

– Давай, действуй. Папа одобрит.

И заметка была напечатана – но что же она дала Норе? Мимолетную дрожь наслаждения при виде знакомых слов, еще пахнущих типографской краской и занимающих весь «подвал» первой полосы. Заметка выглядела такой официальной, такой вечной… Вот уж действительно, «что написано пером…». В общем, это был какой-то коротенький сон наяву, над которым они с Десмой, наверное, потом всласть посмеются. И ведь Нора даже позволила себе поверить – хоть и всего лишь на несколько мгновений, ибо достаточно хорошо знала Десму, – что сперва Десма раскричится, рассердится, а потом смутится и станет робко упрекать Нору за то, что она так превознесла некие ее «добродетели», которых сама Десма в себе никогда не замечала и уж точно превозносить бы не стала.

Но ничего этого не произошло. Наоборот, все полетело к чертям собачьим. Уже на следующий день Долан размахивал у Норы перед носом свежим номером «Горна» – его издатели медлить с ответом не стали, и этот ответ был опубликован так быстро, что Нора почти не сомневалась: он был написан заранее, задолго до начала всей этой заварушки. Черт бы побрал могущество ежедневных газет!

Несмотря на горячее желание выступить в защиту наших предыдущих публикаций – безосновательно очерненных газетой «Страж Амарго», – мы все же предпочли воздержаться от излишне громких выражений, ибо они могут вызвать сомнения в нашей журналистской объективности. Нам и без того предстоит неприятная задача – опровергнуть обвинения, бессовестно порочащие честь газеты «Горн Эш-Ривер». Во-первых, как нам представляется, сообщать о фактах, касающихся затруднительной ситуации в Амарго, – это вопрос социальной ответственности. Неизбежность банкротства и краха этого некогда весьма достойного города воспринимается нами, его друзьями и соседями, не менее болезненно, чем его собственными жителями. Во-вторых, давно доказано, что округа извлекают для себя немалую пользу, когда в законодательных органах происходят передвижки. Этот процесс вдохновляет общество на участие в политических процессах, пробуждает в массах заинтересованность и, наконец, служит решающим шагом в процессе вступления Территории Аризона в Соединенные Штаты. И в-третьих, несмотря на то что мистер Меррион Крейс действительно входит в число соучредителей нашей газеты, легкомысленное толкование уровня его непосредственного участия в текущих делах редакции свидетельствует, скорее всего, о том, что «Страж Амарго» выдает желаемое за действительное и является попросту чьей-то необоснованной догадкой – это, впрочем, неудивительно, особенно если учесть связь издателя «Стража» с гипнотизерами и медиумами. Реальные же факты таковы: наша газета была создана, дабы наиболее полно обеспечивать политическими, общественными и иными новостями жителей долины Инес, однако мистер Крейс никогда не имел никакого отношения к ее выпуску или руководству. Что же касается миссис Десмы Руис и ее «двойного вдовства», то для начала требуется доказать: а была ли она вдовой, когда вступала в брак – кстати, незаконный – с ныне покойным мистером Реем Руисом? Нам из достоверного источника известно, что и тогда, и в настоящий момент она являлась и является законной супругой мистера Роберта Гриза, и наша прямая обязанность – указать на этот факт и подчеркнуть, что никакой вдовой упомянутая особа отнюдь не является.

– Теперь нам чертову пропасть штрафов платить придется! – в отчаянии воскликнул Долан. – И отцу, и Ассоциации скотоводов.

– Значит, заплатим, – отрезала Нора. Но сердце у нее мучительно билось. Она снова перечитала последнюю строчку. Как же это похоже на Бертранда Стиллса! Жалкий пустозвон! Но как успешно компенсирует нехватку материала, публикуя чистейший вымысел – да еще и о таком человеке, как Десма, да еще и всего через несколько дней после смерти Рея! Проклятый навозный жук! Только и знает, что шарики из всякого мусора катать!

По-моему, Десмы в этом мусоре нет, – услышала она голос Ивлин. – Если только ты, мамочка, сама ее с этим мусором не смешала.

Наверное, было бы куда умнее оставить все это в покое, и постепенно эта неприятная тема сама собой забылась бы. И если бы камни летели только в огород самой Норы, она бы, наверное, сумела заставить себя как-то эту историю пережить. Однако публикация была оскорбительной для Десмы, и уже через два дня Нора стояла перед Робом, протягивая ему сложенный листок с ответом – она нутром чуяла, что Долан подобной ошибки во второй раз не сделает и никакой заметки у нее не примет.

А Роб только ухмыльнулся:

– Эта Эллен Франсис, видно, та еще штучка! Так и строчит один газетный материал за другим, причем куда быстрее, чем мы.

– А ей больше заняться нечем, – пояснила Нора. – Она же совсем старуха и понимает, что ее время давно миновало.

– Старуха, а почерк на редкость уверенный, – удивился Роб. – И черт меня побери, если мне этот почерк не кажется странно знакомым.

– Ладно, не умничай. Лучше постарайся это напечатать до того, как миссис Франсис этот мир покинет.

И Роб напечатал.

Если у кого-то еще остаются сомнения насчет правдивости материалов, публикуемых в газете «Горн Эш-Ривер», достаточно обратиться к той статье, которая появилась на прошлой неделе в качестве ответа на письмо некой читательницы, опубликованное «Стражем Амарго». Этот весьма пространный ответ как бы высветил все те факты, которые следует знать об истинном положении дел в редакции «Горна» и о его отношении к действительности. Впрочем, если нужны еще какие-то доказательства истинного двуличия упомянутого издания, то достаточно вспомнить совсем недавнюю историю с публикацией в «Горне» репортажа о двух школьных учительницах, якобы заживо сожженных в собственном домишке, – разумеется, все это удалось быстро опровергнуть, однако определенная цель этой фальшивой публикацией все же была достигнута: ошеломить и запугать тех учителей, особенно дам, которые пожелают здесь поселиться. И разве не «Горн Эш-Ривер» раструбил на весь свет, как много скота погибло во время пожара в Брашинге, заявив, что сгорели по меньшей мере четыре сотни голов, тогда как их было всего тридцать? Однако благодаря этой публикации Меррион Крейс и Ассоциация скотоводов смогли заявить, что понесли «весьма существенные потери», и потребовать компенсации. Многие из тех, кто недавно прибыл в эти места и ради кого, собственно, трудятся наши представители в Законодательном собрании, могут еще и не знать, что на самом деле творится в их местной газете, но тех, кто прожил здесь долгие годы, обмануть не так-то просто! Попытка опорочить одну из старейших и наиболее уважаемых жительниц этого округа, Десму Руис, бросает тень и на Эш-Ривер, и на всех его обитателей. Ведь всем известно, что ее первый муж, Роберт Гриз, был застрелен в Новом Орлеане еще в 1868 году во время ссоры с неким аферистом из-за проданной лошади. Специально для тех, кто плохо владеет арифметикой, поясняем: это означает, что миссис Десма уже восемь лет была вдовой, когда обвенчалась с мистером Реем Руисом из округа Картер 25 марта 1876 года в той церкви, что стоит в самом центре Амарго. В той самой церкви, скамьи которой могут значительно опустеть в результате возможных перемен в законодательной власти округа. Как многим уже известно, миссис Десма Руис в апреле этого года вторично овдовела в связи со смертью мужа, Рея Руиса.

Таким образом, в течение тех восьми дней, когда Эммет Ларк по всему Кумберленду гонялся за Полом Григгсом, обязанным поставлять им воду, между Амарго и Эш-Ривер трижды произошел обмен выстрелами, а бедняга Долан похудел килограммов на шесть, мучительно пытаясь во всем разобраться и как-то эту ссору уладить. Но вскоре на всеобщее обозрение были выставлены и прочие неопровержимые факты: точные даты и места действия, а также обстоятельства «смерти» и поныне живого Роберта Гриза.

Нора только-только успела немного успокоиться, как в их почтовый ящик прилетел следующий ответ, от которого у нее буквально кровь в жилах застыла.

Написать по поводу поднятой темы мне посоветовал представитель одной газеты, весьма разумный и хорошо воспитанный молодой человек, настоящий джентльмен, который посетил меня на прошлой неделе. Дело в том, что я тот самый Роберт Гриз из Нового Орлеана, который в упомянутом городе и заключил брак с упомянутой Десмой Гриз (урожденной Загану). Своей жены Десмы я не видел с 1868 года – с тех пор как она из нашего дома исчезла. Учитывая то, что она всегда была склонна потакать кое-каким своим слабостям и не раз по этой причине исчезала и ранее, я думал, что со временем она вернется. Когда же она не вернулась, я решил, что на сей раз ее настиг некий печальный удар судьбы. Мне искренне жаль, что ее друг, мистер Рей Руис, скончался, о чем мне сообщил тот молодой газетчик, но ведь закон гласит ясно: мы оба никак не могли быть ее мужьями, поскольку она все еще моя жена. Я настаиваю на этом и прошу жителей Амарго и Эш-Ривер ни в коем случае не верить иной, весьма сомнительной информации».