Рапсодия для двоих

Робкий Василёк при виде Виталины застывал с широко открытым ртом, вожделенно глазея на шикарный бюст и округлые колени разбитной девчонки. Наивный бессребреник забавлял знойную женщину своей детской непосредственностью и откровенным страхом перед её аппетитными формами. И однажды, ради смеха, она предложила Васильку поужинать в настоящем японском ресторане, где она прошлым летом потеряла невинность с богатеньким байстрюком. За свидание с девушкой щедрый мажор заплатил пачкой иностранных купюр, небрежно достав их из толстого крокодильего портмоне.

С той ночи её жизнь не то чтобы покатилась под откос, но стала напоминать не то плановый девичник, не то внеочередной субботник. Василёк, конечно же, был наслышан о подвигах Виталины. Но поскольку, лишних денег у него отродясь не водилось, то он и представить себе не мог любовных приключений с такой фифой. Будучи коренным сельским мужиком, Василёк привык тратить заработанные кровушки только на самое необходимое. Поэтому идти в ресторан с Виталиной категорически отказался. Первая красавица института не то чтобы расстроилась, но её девичья гордость была слегка уязвлена, а абсолютная уверенность в собственной неотразимости даже дала небольшую трещину.

Виталина, несмотря на свой юный возраст, успела набраться жизненного опыта от взрослых мужчин, изредка совершающих безобидные для своих законных жён адюльтеры. Проницательная девушка научилась мгновенно распознавать в своих любовниках их самую суть. В один миг она открывала то, что многие жёны едва ли смогли разглядеть в своих мужьях за долгие годы совместного проживания под одной крышей.

Очень скоро Виталина осознала, что женские прелести со временем приедаются. Новизна телесных ощущений меркнет. А вот причуды и запросы престарелых ловеласов продолжают расти, как на дрожжах, удивляя своей ненасытностью и несуразностью. Веселящиеся в ресторанах папики, дядечки и дедулечки снова и снова ищут наивных жертв навязчивой рекламы свободной любви, порою забывая не только имя, но даже смазливое личико своей прежней возлюбленной. Да и самим девушкам также быстро надоедает и ресторанная еда, и дорогие авто, и пьяный угар в чужих постелях.

Виталине, находившейся в независимом от чужого мнения возрасте, всё же приходилось считаться и с матерью, и с отчимом, недавно перебравшимся в Москву. Всякий раз, когда девушка приезжала к ним погостить, ей поневоле приходилось и косметику смывать, и платьица надевать по самые коленки. Хотя своенравной девице очень хотелось назло всем выкраситься в ярко-зелёный цвет или побриться наголо. И в таком виде заявиться в отчий дом, надев вместо платья широченный балахон или крошечную маечку с глубоким вырезом до самого пупка.

Родителям, редко интересовавшимся личной жизнью дочери, было невдомёк, что их любимое дитя уже давно перестало быть ребёнком и выросло в продажную девку, умело потрошащую чужие кошельки.

Будучи прирождённой транжирой, Виталина родилась явно не в том веке и не в том сословии. С самого детства она гордилась своей неземной красотой, считая себя достойной только самого лучшего. Всё, что соприкасалось с её телом, было дорогим и сделанным по заказу самой девушки. Но за всё в жизни надо платить: либо раскошеливаться, либо находить иные способы, не всегда законные или этичные.

Виталина пошла самой простой и короткой дорожкой, хотя и была не в восторге от своих приключений. Но красивая жизнь без оглядки на любые запреты настойчиво манила её свой внешней мишурой и призрачной вседозволенностью. Поэтому для особенных случаев всегда были наготове узенькие чёрные брючки, высокие лаковые ботильончики и белоснежная блузка с настоящим пионерским значком вместо брошки. Институтские девчонки исподтишка подсмеивались над её нелепыми причудами и откровенными нарядами, но в глаза ей и слова не смели сказать.

Никто толком не знал, где и каким образом Виталина производит отбор своих поклонников. Но среди них никогда не было ни начинающего наркомана, ни спившегося банкира, ни криминального авторитета или свихнувшегося извращенца. Видимо, не такой уж пропащей была девчонка, если её ангел-хранитель не позволял себе вздремнуть даже минуту во время своего дежурства. Как правило, почти все любовники Виталины обладали солидным возрастом и таким же брюшком, крупным банковским счётом и широкой известностью в верхних эшелонах народной власти.

Очередной партиец привлёк внимание алчной девицы заманчивым предложением не только вывезти её за границу, но и по-царски оплатить любой её каприз. Орденоносный папик мог позволить себе практически всё. Поскольку зарубежные поездки кабинетных тружеников оплачивало с необыкновенной щедростью самое противоречивое в мире государство, добросовестно помогавшее кому угодно, но только не своим собственным гражданам.

Виталинин ухажёр, заслуживший ранг народного слуги ещё лет двадцать назад, привык ни в чём себе не отказывать. Будучи настоящим гурманом, Семён Виссарионович Карпечин (так звали нового поклонника Виталины) никогда не ел что попало. И его юной подруге, волею случая оказавшейся рядом с живым раритетом, перепадала с его стола не только привычная икорка, но и деликатесная белуга, приправленная ореховым соусом.

Девчонка, жадная до красивых тряпок, золотых безделушек и курортных романов, никогда не задумывалась, почему же на самом деле она ложится в постель с пузатым папиком. Семён Виссарионович был ей вроде отца, разве что приходилось терпеть скорострельный секс и прогорклый запах испорченного чеснока, исходящий от его морщинистого тела. Ушлая Виталина постоянно себя контролировала, чтобы в самый неподходящий момент не рассмеяться над своим горе-любовником, стареющим со скоростью гоночного автомобиля.

Всё бы ничего, но после таких постельных развлечений весь мир казался ей гадко-серым, вызывая огромное желание спрятаться ото всех где-нибудь на Северном полюсе. Но, не тут-то было. На Северный полюс, как назло, не ходил ни один транспорт. А вот город Париж Семёну Виссарионовичу был вполне доступен. Туда-то и подались престарелый маразматик и юная претенциозная девушка с необычным именем и великолепными длинными волосами.

По обыкновению, московские дела надолго отвлекали папика от его любимой доченьки, и у Виталины всегда была возможность и сессию вовремя сдать без хвостов, и денег подзаработать на стороне. По сравнению со златоглавой Москвой хвалёный Париж не произвёл на неё ни романтического, ни эстетического впечатления. Юная нигилистка не готова была сдаться без боя ни непревзойдённому очарованию Эйфелевой башни, ни знаменитым Елисейским полям, ни неоспоримой красоте парижанок, горделиво проходящих мимо русской девчонки и её пожилого кавалера.

Гостиничный комплекс, где проживала сладкая парочка, располагался в самом центре города – очень удачном с точки зрения туристического бизнеса месте. Сюда приезжали и чопорные англичане со своими скучными разговорами о погодных перипетиях, и заносчивые до тошноты американцы, готовые лопнуть, но заглотить жирный гамбургер до последней крошки. Глядя во все глаза на разодетых в меха и бриллианты постояльцев отеля и исподтишка подсчитывая их щедрые чаевые, неисправимая привереда уверовала, что именно здесь кипит настоящая шикарная жизнь, о которой она всегда мечтала. Но праздное просиживание, пусть и в царских апартаментах, её не устраивало.

Опьяневшей от вседозволенности Виталине хотелось ещё вкусно поесть, шикарно одеться, объездить все самые дорогие бутики Парижа. Семён Виссарионович, несмотря на наличие кругленького банковского счёта, недовольно морщился, оплачивая очередную девичью покупку. Но не даром известная пословица гласит: седина в бороду – бес в ребро. Вот и получала студентка-красавица всё самое вкусное и самое иностранное.

Утренние завтраки в номере и вечерние ресторанные вылазки больше напоминали светские приёмы, чем простое удовлетворение банальных человеческих запросов. Походы по дорогим ювелирным магазинам и элитным бутикам казались Виталине чем-то вроде полётов в космос. Такими же яркими, как звёзды, и такими же незабываемыми, как высадка человека на Луну. Но постепенно всё это великолепие её пресытило по самое горлышко и перестало приносить радостное возбуждение, ради которого она отдавала на заклание своё молодое тело.

Никто бы не рискнул вести себя так откровенно нагло с законным представителем огромной ядерной державы, как это делала маленькая развратница, удобно усаживаясь поздним вечером в огромное мягкое кресло напротив ярко пылавшего камина. Капризно надув губки, похотливая бездельница принималась ковыряться у себя в носике. Тем самым она давала понять, что снова хочет секса или, хотя бы, каракулевую шапочку. Точно такую же, как у её матери, деловой женщины с безупречным вкусом.

Семёну Виссарионовичу порою так хотелось послать куда-нибудь к чёрту на кулички и саму Виталину, и её бестолковую мамашу. Молодая «тёща» вечно путалась у него под ногами, раздражая и без того нервного партработника своими придирками и глупыми советами. Его жизнь всё больше становилась похожа на некое подобие чертёжной доски, где кем-то вначале всё было тщательно продумано, а затем аккуратно прочерчено по заранее проведённым карандашным линиям.

Но девчонка была так хороша собой и по-детски наивна, что папику ничего не оставалось, как терпеть её причуды и выполнять все её незатейливые пожелания и прихоти. А самой Виталине нравилось разговаривать со своим именитым любовником приказным тоном, порою заставляя того не то чтобы ругаться матом, но грозно хмурить кустистые брови и ронять на пол всё, что попадалось ему в тот момент под горячую руку.

Стервозная девчонка всё чаще ковырялась у себя в носике, игриво поглаживая свою высокую грудь, озорно поглядывая на «дедушку Сёму». Так она называла за глаза своего любовника, когда звонила домой матери или верной подруге Катьке, жаждавшей вырваться на волю из жёсткой кабалы мамочки Люды, державшей в страхе всех своих подопечных. В ответ на откровенные заигрывания дедушка Сёма притворялся, что очень занят важным государственным делом и просто не видит её эротических призывов. Тогда в ход шла тяжёлая артиллерия.

– Сёмочка, ну, когда мы пойдём баиньки, – кокетливо щурясь на яркий свет настольной лампы промуркивала бесстыдница. И тут же начинала легонько постукивать себя по обнажённой напоказ груди или по кончику носа втрое сложенной «Комсомольской правдой», оставшейся ей на память о недавнем перелёте через Ла-Манш.

Виталине не раз приходилось присутствовать на званых обедах и ужинах, где собирался не только мужской бомонд, но и самые красивые женщины самого лёгкого поведения. Любая из них была готова ради одной фотографии на первых полосах парижских газетёнок без долгих раздумий прыгнуть в кровать к любому выродку. Будь то жирный папик, перешагнувший романтический рубикон лет сорок тому назад или его прыщавый отпрыск, едва достигший половозрелости. Виталине в её прошлой жизни не раз приходилась обслуживать таких жирдяев.

Потому всякий раз, когда к её руке галантно прикладывалась точная копия её самого отвратительного клиента, карие глаза девушки начинали извергать пламя, красивый рот брезгливо кривился, а к горлу подкатывала предательская тошнота.

Виталине была уверена, что её папику ничто и никто не страшен, или, как ещё русские говорят: «Ему сам чёрт не брат». Но ведь бывает и на старуху проруха.

Как-то раз, в самый разгар званого обеда к Виталине подошёл настоящий негр чёрно-смоляного цвета. Молодой человек был одет в несуразный костюм, больше напоминающий вывернутую наизнанку кошку, чем цивильную одежду приличного человека. Слегка поклонившись, он протянул ей тарелочку весьма помпезной расцветки, на которой лежала какая-то гадость, жутко вонявшая рыбьим жиром.

Виталина, вздрогнув от изумления, судорожно дёрнула левым плечиком и гордо отвернулась к своему драгоценному папику, всегда готовому в любой момент прийти к ней на помощь. Женскими руками очень часто рушится мир. Но, увы, далеко не все мужчины это осознают. Вот и Семёну Виссарионовичу было невдомёк, что им крутит наглая, заносчивая до крайности интриганка с неуёмными запросами.

– Сёмочка, ну скажи этому гадкому приставале, чтобы немедленно убрал от меня эту мерзость, – противным голоском прогундосила Виталина, одновременно сморщив свой милый носик.

«Гадкий приставала», сверкнув голливудской улыбкой, похоже, и не подумал отойти от их столика. Казалось, ещё момент, и Виталину вырвет прямо на дурно пахнущую тарелочку. Выручая свою спутницу, Семён Виссарионович достал несколько мелких монеток из дорогого портмоне и небрежно бросил их на злосчастную тарелку с устрицами. А это были именно они, свеженькие, чистенькие, обильно политые лимонным соком.

Виталина, раскрасневшаяся от радостного возбуждения, неожиданно даже для самой себя, вызывающе захихикала. Выудив нечто квадратное из своей косметички, она тоже бросила эту штуковину на тарелочку.

На деле, странный предмет был презервативом, прихваченном ею в дорогом супермаркете. Такие вещицы совершенно бесплатно прилагались к бутылке самого дорогого шампанского, стоившего иногда целое состояние.

Распоясавшейся Виталине удалось с одного раза попасть в устричную тарелку, заставив высокого иностранца побледнеть от циничной наглости русской барышни и громкого хохота сидящих рядом с ней гостей. Оскорблённый лакей яростно прошипел прямо в лицо Семёну Виссарионовичу какую-то абракадабру и выскочил из зала, не забыв бережно поставить на стол злосчастных устриц.

Оставленную без присмотра тарелочку тут же подхватил на большой округлый поднос тощий официант, вышколенный на безупречное выполнение любых капризов гостей и хозяев дома. Разыгравшейся девчонке понравилась бурная реакция захмелевших зрителей, и она решила напакостить ни о чём не подозревающему официанту. Чернявый паренёк, спешащий в сторону кухни, никак не ожидал подвоха от презентабельно выглядевшей молоденькой женщины и поэтому не увидел брошенный ему прямо под ноги ещё один презерватив, по воле случая превратившийся в настоящую мину.

Тяжёлым подносом, загружённым тарелочками, фужерами и ложечками для десерта, очень сложно управлять без специальных навыков. Поэтому далеко не каждого желающего допускают к работе на званых приёмах, где обстановка всегда бывает напряжённой, и может произойти любая неожиданность. Несчастный парень, хотя и заметил на своём пути нечто, завёрнутое в скомканную салфетку, всё же не сумел вовремя среагировать на опасность.

Новый козёл отпущения, благоухающий чистотой и розами, как свежевымытый пол, попытался обойти опасный предмет, почтительно улыбаясь гостям строго в соответствии с деловым этикетом.

Но не тут-то было. Виталина, будучи коварной девицей, не заметно для окружающих сильно толкнула официанта под руку, тем самым усугубив и без того сложную ситуацию. Растерявшийся не на шутку парень, решительно не понял, почему его новенькие мокасины предательски разъезжаются в разные стороны, не давая ему удержаться на тощих, прямых, как палки, ногах. И тут Луи, так звали обладателя круглого жетона с названием ресторана, обслуживающего званый вечер, случайно наступил на злосчастный презерватив, растянувшись в полный рост. Драгоценная ноша упала на пол, прямо на длинный шлейф вечернего платья не то герцогини, не то самой королевы бала.

Виталина, нимало не смутившись от последствий своей проделки, состроила невинную рожицу, слегка наморщила лобик и снова прошептала что-то на ушко своему любовнику. Семён Виссарионович, всегда необычайно сдержанный в проявлениях своих эмоций, сначала негромко прыснул в кулак, а потом разразился гомерическим хохотом.

А несчастный Луи, горько всхлипывая, старательно собирал с пола деликатесные объедки, фарфоровые и хрустальные осколки раритетной китайской супницы и четырёх испанских фужеров.

В это время из кухни вышел «гадкий приставала», заметно сутулясь и сильно прихрамывая, точно на его плечах лежала безумно тяжёлая ноша, а к ногам были пристёгнуты трёхкилограммовые гири.

– Сёмочка, глянь-ка, кто к нам идёт, – громко прошипела обнаглевшая Виталина своему кавалеру.

И тут же крепко зажмурилась, жеманно поджала губки и почти упала на Семёна Виссарионовича, будто на самом деле увидела нечто уродливое.

«Гадкий приставала» сделал вид, что не заметил произведённого эффекта на крикливо одетую молодую женщину, картинно рухнувшую на руки своего поклонника. Уже не сутулясь, он подошёл прямо к столу и взял самую большую маслину с красивой тарелочки, стоявшей чуть поодаль от Виталины. Спокойным голосом, не выдававшим его истинные чувства, молодой человек на чистейшем русском языке негромко попросил Семёна Виссарионовича передать ему соль.

Удивлённый происходящим старикан грозно насупился и также негромко произнёс:

– А не соизволите ли выйти вон, когда господа отдыхают.

Тем самым он не только выказал своё личное презрение к чёрному нахалу, но и преподал достойный урок тощему официанту, согнувшемуся в три погибели перед «гадким приставалой».

Неверное слово может иногда погубить даже иностранца в России, не то что русского недотёпу в дальнем зарубежье. Колючие тернии и благосклонные звёзды неотделимы друг от друга. Так, по крайней мере, считает большинство людей. Только не Семён Виссарионович, никогда не знавший недостатка ни в деньгах, ни в женском внимании, ни в почётных званиях и наградах. Но в этот раз, похоже, звёзды на его небосклоне то ли забыли вовремя зажечься, то ли вообще погасли. Если не навсегда, то очень надолго.

Лёгкими шагами уходила из его жизни голубая мечта, взлелеянная им ещё в далёкой юности, когда он вместе с родителями ходил на Красную площадь поприветствовать столичных чиновников и их именитых гостей.

Смазливый паренёк, по обыкновению, стоял в первом ряду встречающих, весело размахивая разноцветными флажками и громко выкрикивая патриотические лозунги. В эти звёздные минуты Сёма напоминал живую марионетку, попавшую сюда лишь для того, чтобы его незаурядные способности оценил хотя бы один постановщик политического шоу. А, если повезёт, то и самый настоящий генерал, гордо восседающий в правительственном лимузине.

Вот тогда-то и зародилась в юношеской головушке будущего великого партийного стратега страстное желание стать самым знаменитым коммунистом всея Руси. Чтобы его имя было у всех на слуху. Чтобы каждый советский гражданин знал его в лицо, напечатанное на всех первых полосах самых главных советских газет.

Шли годы, а мечта так и оставалась мечтой. Но не было бы счастья, так несчастье помогло… Вопреки воле своих родителей, потомственных педагогов и военнослужащих, Семён поступил в МГИМО, по окончании которого, без тени сомнения в своей уникальности, начал карьеру личного телохранителя известного на всю страну военачальника.

Семён Виссарионович матерел, становился изворотливее и мудрее, укрепляя свою фанатичную веру в светлое коммунистическое будущее. По мере привыкания к тому образу жизни, который вели не только его хозяева, но и поневоле сам юноша, он постепенно превращался в негодяя и пошляка среди таких же, как он, молодых адъютантов.

Годы, проведённые в генеральской семье, наложили неизгладимый отпечаток не только на манеры Семёна Виссарионовича, но и на его внешность. Молоденький адъютант научился виртуозно водить машину по любым дорогам, разговаривать в совершенстве на нескольких вражеских языках, одеваться по самой последней моде.

Дела шли в гору, хотя многое из того, что ему приходилось делать, не приносило всех тех благ, о которых он так мечтал в юности. Казалось бы, настоящее счастье прилетело к нему в обнимку с синей птицей удачи, принеся с собой и участие в серьёзных переговорах на высшем уровне, и собственный особняк в Подмосковье, и хорошеньких женщин, умеющих не только кувыркаться в постели, но и вполне сносно щебетать по-французски. Но вместе с тем пришлось принять, как неотъемлемое приложение к своей новой жизни, и фальшивые улыбки лже-друзей, и потные рукопожатия на официальных приёмах, и сальные взгляды чужих жён, умело маскирующихся под порядочных женщин.

Громогласные аплодисменты, неожиданно прогремевшие в дальнем конце зала, нарушили тихий ход воспоминаний престарелого партократа. Всеобщее внимание привлекли «гадкий приставала» и настоящий хозяин этого великолепного дома, больше похожего на сказочный дворец, чем на земную обитель простого смертного.

Счастливая парочка, нисколько не стесняясь пристального внимания присутствующих, привычно смотрела в объектив огромной камеры, нацеленной прямо на их улыбающиеся лица.

Пойманной врасплох Виталине захотелось залезть от стыда под стол и просидеть там до конца ужина, но тут ей показалось, что Фред-старший внимательно посмотрел прямо на неё и приветливо кивнул. Видимо, не держал он зла на молоденькую девушку и воспринял её хулиганскую выходку, как досадное недоразумение или невинную шалость.

Семёну Виссарионовичу только сейчас стало неловко и за свою фривольную спутницу, и за себя, как официального представителя великой державы. Не заставили себя долго ждать и запоздалое раскаяние за шутовское поведение, и ясное понимание того, что победное шествие по жизни заканчивается. Блистательная ещё вчера карьера начала всё быстрее катиться под откос, с каждой минутой набирая скорость и раскручиваясь против часовой стрелки.

Русскому «барину» ранее не приходилось так близко сталкиваться с неграми, коих он считал отбросами общества, место которым в самый раз в трущобах и на помойках. Поэтому никак не ожидал седовласый владелец многих регалий, среди которых были даже международные награды, что у вполне белокожего президента огромной компании по производству антибиотиков может оказаться в родне чёрный, как уголь, парень, да к тому же сносно изъясняющийся по-русски.

Расфуфыренная дамочка, стоявшая рядом с Виталиной, уничижительным шёпотком прошипела, не глядя в сторону «сладкой парочки»:

– Вырвать бы его сыночку яйца по самые гланды, чтобы не якшался с черножопыми девками, – и, повернувшись всем телом к хозяину торжества, моментально надела на только что кривившееся от презрения и ненависти лицо приторно-сладенькое выражение. Тем самым старая лицемерка как бы извинялась перед ним, что не сразу заметила его внука, приехавшего погостить к своему знаменитому на всю страну деду.

Кто бы мог подумать, что «гадкий приставала» окажется родным внуком хозяина дома. Чернокожий ребёнок появился на свет в результате внебрачной связи его единственного сына и молоденькой студентки одного из самых престижных колледжей, где тот работал преподавателем экономики.

Обесчещенную девушку пришлось срочно отослать домой, заплатив её родителям кругленькую сумму, едва не вдвое превышающую годовой доход всех жителей их захолустного городка. Там она и разрешилась от бремени красивеньким мальчиком, очень похожим на своего отца.

Женщина, родившая внебрачного ребёнка, в любой стране становится для своей семьи персоной нон грата. И Марианну, так звали молодую распутницу, не миновала горькая чаша презрения, выпитая ею до самого дна. Что только не говорили о ней благочестивые прихожане небольшой церквушки, как нарочно построенной прямо напротив дома, где она проживала со своими родными.

Ребёночка, хоть и рождённого от белого разгильдяя и развратника без благословения родителей, всё же пришлось окрестить по строгому христианскому обычаю, назвав его Фредом. Дедушка категорически не признавал родного внука до тех пор, пока не увидел его собственными глазами и не подержал ребёнка на руках. Чёрный, как смоль, малыш радостно улыбался беззубым ртом, крепко ухватив своего деда за палец, явно не собираясь расставаться с живым трофеем. Дедушку, которого «по чистой случайности», тоже звали Фредом, весьма порадовало такое совпадение.

Фред-старший торжественно заявил, что непременно завещает незаконнорождённому внучку всё своё многомиллионное состояние, если тот останется его единственным кровным потомком.

Так и случится спустя многие годы после рождения темнокожего мальчишки, ставшего по воле случая не только полноправным наследником огромного состояния своего деда, но и будущим продолжателем всего семейного бизнеса. Сегодняшний приём должен был юридически узаконить нового хозяина. Того самого «гадкого приставалу», которого Виталина по наивности приняла не то за домашнюю прислугу, не то за официанта по вызову.

Сипло прошептав что-то невразумительное, вроде:

– Простите меня, люди добрые, – она нерешительно посмотрела на стоявшего неподалёку солидного мужчину.

Все уже знали, что тот был приглашён на светский ужин специально для участия в передаче символического ключа, лежащего на небольшом серебряном подносе. Убедившись, что никто не обращает на неё внимание, повеселевшая девушка выстрелила в «гадкого приставалу» одной из своих самых очаровательных улыбок. К своей великой радости, она увидела ответную улыбку на его пухлых губах и явное одобрение на лице.

В этот самый момент произошёл ещё один казус, но уже не с Виталиной, а с ключами, которые вдруг рухнули со стола вместе с подносом.