Яша. Глазами кота

Куркиёка оставался верен своей семье, той, которая жила здесь когда-то и убежала от страшных бубухов и нашествия чужих.

«Он» затеял городить забор вдоль дороги. Сроду там заборов не было. А за сараем какие-то люди начали стройку, строили новый дом. Сосну срубили. Куркиёка даже не смотрел в ту сторону, чтобы не расстраиваться.

Где всю жизнь был лес, эти новые чужие стали строить новые дома. Расширили лесную дорогу, по ней забегали люди и заездили машины. Грязь, конечно, развели жуткую, но люди были весёлые, соседний дом строили добротно, куркиёка оставался на чердаке и иногда ел сухарики, которые оставляла ему «она».

«Она» постоянно стирала, младенчик у них народился. Пелёнки бесконечно сохли на верёвке, которую «он» протянул между соснами.

Хозяйское радио – так, оказывается, называлась музыкально-разговорная коробка – они тоже слушали. Это радио сначала погрузили в свою машину первые чужие, но главный велел вернуть его на место.

Повторилась та же история, что и в первый раз с радио: сначала люди слушали музыку, а потом всё больше разговоры. «Она» принималась плакать, а «он» хмурился. Наступила осень. Прошёл год с тех пор, как ушли хозяева и кончилась нормальная жизнь. Пелёнки переехали сохнуть в дом. Над дровяной плитой протянули несколько верёвок, и, когда её топили, пелёнки покачивались от тепла, поднимавшегося от плиты. Сохли быстро. Прошла зима. Дом за сараем достроили, куркиёка опять всё больше лежал на чердаке, глядя на верхушки сосен и скучал по своим. Он грустил, но чувствовал, что правильно сделал, что остался. Как бы дом в одиночку переживал нашествия всех этих чужих? А так хоть кто-то свой. Кот, конечно, не в счёт. С кота какой спрос – захотел пришёл, а захотел – убежал в лес на неделю. Пришла и кончилась весна, наступило лето, «она» вскопала и засеяла огород. Куркиёка одобрил, хорошо вскопала, аккуратные получились грядки. Вымыла окна, постирала занавески.

И вдруг… в одночасье связали свои тюки и уехали. За ними пришла машина. Уезжали с чем приехали, с теми же тюками. Плюс ещё младенчик. Хозяйского ничего не взяли.

Правда, «она» пол не успела помыть, но он у неё и так довольно чистый всегда был.

И в один прекрасный день… куркиёка подумал, что он повредился в уме от всего пережитого. На пороге стояла его семья. Но кого-то не хватало. Хозяина. Хозяина почему-то с ними не было. Обе хозяйки и старший хозяин были серьёзные и грустные. Глаза у них были какие-то потухшие. Хозяйки первым делом сели плакать. Дети побежали во двор, удивлялись произошедшим переменам. Куркиёка слез с чердака и немедленно занял своё законное место в чуланчике.

Без хозяина, конечно, жить было труднее, чем с ним. Соседи им помогали, новую корову привели. Коз больше не было, старые с хозяевами не вернулись. Вечерами хозяева опять слушали разговоры из этого своего радио. Выбросить бы его, все беды от этих разговоров.

Разговаривали тихо, хозяйки часто плакали по своим комнатам. Так и жили. Куркиёка маялся оттого, что с хозяевами неладно. Несколько раз сменились зима и лето. Дети подросли.

А однажды ранней весной хозяева опять выволокли свой сундук из чулана. Вымыли полы и прибрались в доме. И ушли, на этот раз уже навсегда. Увезли с собой всё, что поместилось на телегу. Куркиёку опять забыли позвать с собой. А он бы и не пошёл. Он решил остаться с домом. Раз уж жизнь больше не будет прежней, куркиёка не покинет свой чердак.

Яша замолк.

– Батюшки, что делается-то, – вздохнул Тюпа, – бедные, бедные люди, ишь как их мотает.

– Так и тебя помотало. И в твой дом чужие приходили.

– Да… – поморщился Тюпа. – Теперь уже, наверное, совсем никого нет в нашем доме. Зато теперь я с вами. А куркиёка так там и остался? А, ну да. А ещё кто чужой в дом пришёл? Или те опять вернулись?

– Те не вернулись. После их ухода куркиёка надолго впал в спячку, вот вроде как ты. А когда проснулся, в доме уже жили совсем другие люди.

Тюпины проделки

– Яша… пойдём на кухню, залезем в шкаф, пожуём что-нибудь. Ты мне только потом обязательно про куркиёку доскажи. Просто я не могу столько грустного сразу.

– А что тут грустного? Одни ушли, другие пришли. Лишь бы кормили и не обижали. И за хвост не тянули. И за лапы. И…

– Экий ты, Яша… Как всё просто у вас, у котов. Хвост, лапы. А мы, домовые, постоянство любим. Где завелись, чтобы там и жить. То есть так обычно должно быть. Сейчас сам видишь, как всё в мире перепуталось. Ох, Яша, Яша.

– Что ты ворчишь? Там у них дальше хорошо было. Ты что, обиделся? Ты плачешь?

Яша тронул Тюпу лапой.

– Я расстроился. Домовому такие перемены хозяев трудно переживать. Разбередил ты меня.

Тюпа поковылял к кухне. В полумраке коридора его было совсем не видно, но Яше это не мешало, он чувствовал присутствие Тюпы, даже если тот делался вовсе невидимым. Удивительное всё-таки существо этот Тюпа. Впрочем, он, кот, тоже непрост.

Распотрошили пакет с пряниками. Хозяин не обидится, он только смеётся Яшиным проделкам. То есть хозяин так думал, что это Яшины проделки, откуда ему было знать про Тюпу. А хозяйка поворчит и перестанет, сама же обгрызенные пряники Яше доедать положит. «Ах ты, хулиган такой, безобразие ходячее», – скажет.

– Ну, давай дальше рассказывай про новых куркиёкиных хозяев, – попросил Тюпа, когда друзья, подкрепившись пряниками, забрались на подоконник. За окном угасал пасмурный денёк, по небу летели низкие серые облака, в соседних домах одно за другим зажигались окошки.

– Не хозяев. Хозяевами он считал только тех, первых, и тех, кто были до них, давно-предавно. А как хозяева ушли, то куркиёка новых людей за хозяев не считал. Только дом охранял. Даже не столько охранял, сколько был его духом. Так понятно?

– Мне-то, конечно, понятно. А ты откуда такие слова знаешь?

– Не знаю. Само всплыло. Смотри, дождик начинается.

– Скоро наши придут.

И верно – за дверью послышались шаги, шуршание, голоса детей и хозяйки, в замке повернулся ключ. Тюпа мгновенно исчез, а Яша побежал прятаться, ждать, пока хозяйка из-за пряников не отворчится. Потом надо будет к ней прийти потереться и в глаза позаглядывать. И помурлыкать. Она от этого всегда добреет, всё прощает и чешет за ухом.

– Раздеваемся! Миша, варежки на батарею. Саша, руки мыть. Чьи штаны посреди коридора? Миша, с мылом руки мой. Не толкай Сашу! Ах ты, хулиган такой, безобразие ходячее! – это уже Яше.

Яша надёжно сидел под кроватью, ждал, когда хозяйка подобреет.

– Что у нас сегодня на ужин? – спросил Саша.

– Еда!

Почему-то хозяйка не любит этого вопроса. А Саша любит его задавать. Интересно же, к чему готовиться. Неужели так сложно ответить.

– Ну, маааам! Что на ужин?

– Дрова деревянные, – отвечает.

Саша обиделся и ушёл с кухни.

– И штаны переодень на домашние! – крикнула ему вслед хозяйка.

Он, конечно, не стал ничего переодевать. Пошёл запускать машинку. Саша уже привык к тому, что иногда его игрушки лежали немного не в том порядке, в каком он их оставил. То машинка переехала, то кубики не так составлены. Или какая-нибудь книжка открыта. А то пазл высыпан из коробки и даже частично собран. Как-то Саша спросил маму, не она ли играла в его игрушки. Мама сделала круглые глаза и сказала, что даже если бы вдруг ей в голову и пришла мысль поиграть, то она всё равно весь день на работе. И если бы у неё было свободное время дома, то она скорее книжку почитала бы или фильм посмотрела.

– И то если бы это время у меня осталось после всех уборок. Вон, пол неделю не мыт. Только в игрушки мне и играть, – засмеялась мама, – может, у нас завёлся домовой? Идите ручки мыть, приходите ужинать.

Насчёт домового хозяйка уже подозревала и раньше. В шутку, конечно. Мысль в многоэтажной новостройке странная, но в жизни чего только не бывает. Вон, на дачной веранде ведь у них иногда стучит кто-то, и они давно решили, что это домовой. Ещё при дедушке разные знакомые лазали, искали, что там может постукивать. Ничего не капало. Ничего не рассыхалось. А постукивало и постукивало. Да ещё и в разных местах потолка.

Но в дачном доме никакие вещи без спросу никогда не перемещались. Всё оставалось нетронутым, как оставляли, так и лежало.

Разве только если воры забирались. Такое редко, но случалось. Но так как ничего ценного в доме на зиму не оставляли, то воры только переворачивали в доме всё вверх дном и уходили. Хозяин потом менял сломанный хлипкий замок на веранде на очередной хлипкий замок. Прочного не ставили, чтобы воры всю дверь вместе с замком не вынесли – так ещё дедушка говорил.

И в предыдущей квартире не было такого, чтобы предметы перебегали с места на место. И Яша столько раз в шкаф с печеньем раньше не залезал.

Чаще всего странности происходили, когда она не успевала разобрать стирку и накапливалась огромная гора белья. Или когда дети неаккуратно расставляли обувь в прихожей. Бельё оказывалось примятым и разваленным, а обувь дети потом собирали изо всех углов. И если примятость белья можно было объяснить Яшей, то как многочисленные кроссовки за ночь расползались по дальним углам – этого никто объяснить не мог. Даже хозяин. А уж он-то знал всё на свете.

На кухне у хозяйки тоже не было идеального порядка, но там вещи не перепутывались и никуда не расползались. И так ей на этой кухне забот хватало. По-хорошему, конечно, она должна была Тюпе и пряничек положить и молочка налить, да где ей, неразумной, знать, как следует обращаться с домовым.

– Мааама, а можно я пойду в ванну? – спросил Миша.

– Я тоже хочу! – воскликнул Саша.

– Ребята, уже поздно. Пора чистить зубы и спать, а в ванную давайте завтра сразу после садика. И по одному. Миша первый, он первый придумал. А ты послезавтра.

– Нееет!

– Хочу сегодня!

– Всё, стоп! – повысила голос мама. – Начинается тихий семейный вечерок! Поели? Посмотрите на часы. Сейчас же чистить зубы, а то почитать не успеем. И со стола за собой уберите!

– Слышали, что мама сказала? – пришла поддержка от папы.

Дети поняли, что дальнейшие споры ни к чему хорошему не приведут. Пока мама убирала после ужина, а папа привинчивал отвалившийся карниз, они бесились в ванной, делая вид, что чистят зубы. Потом пришла мама, отобрала щётку у Миши, намазала её пастой и стала чистить ему зубы. Саше велела чистить над ванной и не пихаться. Саше было трудно не пихаться, потому что ровно перед маминым приходом его пихнул Миша, и ему необходимо было пихнуть брата в ответ. Но при маме пихать Мишу было опасно. А долго таить зло Саша не умел, и к концу чистки зубов он уже забыл о сдаче.

Умывшись и помывшись, дети переоделись в пижамы. Мама села читать. Сначала «Муху Цокотуху» для Миши, потом «Денискины рассказы» для Саши. В этот вечер они всё успели вовремя. У мамы на телефоне стоял вечерний сигнал, он обозначал, что пора гасить свет. Он прозвенел, мама дочитала рассказ и погасила свет. Миша попытался скандалить, чтобы мама полежала с ним. Мама сказала, что сейчас сама почистит зубы и умоется, и тогда уже придёт. И пошла разбирать бельё, которое после стирки лежало огромной лохматой стопкой. Потом пошла зарядить новую стирку на ночь. Потом наскоро протёрла пол на кухне, потому что он уже довольно сильно заляпался и явственно были видны пятна от чего-то пролившегося, причём даже не сегодня. И только после этого пошла чистить зубы.

А когда заглянула в детскую, то на обоих этажах двухэтажной кровати сонно сопели Саша и Миша, убаюканные колыбельной песенкой суседки Тюпы, совершенно неслышной взрослым, в отличие от детей.

Окончательные жильцы куркиёкиного дома

Когда на следующий день все ушли по своим делам, Тюпа первый залез на подоконник слушать продолжение Яшиного рассказа про куркиёку и его дом. Яша после завтрака неторопливо умывался, веселясь про себя над Тюпиным нетерпением. Ему льстило, что его рассказ так заинтересовал суседку. Яша растягивал удовольствие, заставляя Тюпу ждать.

Наконец, он домылся и стал готов рассказывать. Впрочем, там уже немного осталось.

– Так вот, куркиёка от всех этих перемен впал в долгую спячку. А однажды проснулся оттого, что кто-то влез к нему на чердак. Там надо с улицы приставлять деревянную лестницу и залезать в специальную дверцу с круглым окошком. Вот кто-то и влез. А потом ещё кто-то. Это были две девочки. Одна побольше, другая поменьше. Они громко переговаривались, смеялись, солнце играло в длинных светлых косах. Спросонья куркиёка обрадовался было, что это свои вернулись, но потом услышал, что они говорили на языке чужаков и понял, что девочки с виду хоть и похожи на его любимых хозяев, но всё же не они. Куркиёка расстроился и забился подальше в угол. Он хотел спать дальше, но уже не получалось. Девочки так громко вскрикивали, хохотали, бегали по всему дому, топали. Их мама тоже всё время весело смеялась – то тут, то там. А хозяин был большой, важный, но тоже весёлый.

Иногда вечерами он пел песни. То на веранде под абажуром, а то на скамейке рядом с домом. А жена его и дочки подпевали. Уж на что куркиёка был верен своим ушедшим хозяевам, но за те песни немного к чужакам смягчился. Не простил, нет. Как своих не принял. В чулан и не подумал возвращаться. Сидел себе дальше на чердаке, а на лето перебирался под крышу веранды.

А днём хозяин сидел за столом и много писал. То в тетрадях, то на отдельных листах. В доме появился новый шкаф и заполнился книгами. Новый хозяин дома их постоянно читал, ставил на страницах пометки. И покрывал лист за листом мелкими буквами.

Уцелевшее имущество хозяев эти новые жители сложили в свой сундук и затащили его на чердак. Вернее, сначала затащили сундук, потом перенесли туда хозяйскую посуду, скатерти, одежду, какую-то мелочь, фотографии. Они там и сейчас лежат. Куркиёка сказал, что с тех пор в сундук никто не заглядывал. А шкафы и кровати остались. И правильно, их на чердак не утащишь. Всё цело, до сих пор на тех кроватях спят. Плетёное кресло-качалка тоже осталось в доме. Новая хозяйка, весёлая мама девочек, связала на него новый чехол.

Яша помолчал. Дальше куркиёкины картинки смазывались и были отрывочны. Атмосфера в доме и вокруг него царила уютная, семья жила дружно. Странно только, что наезжали они в дом всё больше летом, а на зиму уезжали. Куркиёка снова оставался один со своими воспоминаниями. Вместо огорода новая хозяйка посадила цветы. Да и от огорода того вокруг дома остался крошечный кусочек, несколько сосен, а вокруг забор. А за забором ещё дом, и через дорогу забор и там тоже теперь дом. Угораздило куркиёку проснуться и увидеть это всё…

– Так, а первые хозяева когда-нибудь вернулись? – прервал Тюпа Яшины размышления.

– Нет. Приходили какие-то люди, постояли у ворот и ушли. Куркиёка на таком расстоянии не рассмотрел, кто это был. Вот если бы в дом вошли, тогда сразу разобрался бы, а так – и огорчаться не стал. Новых хозяев дома в тот день не было, как раз уехали.

Они в этом доме всё время не жили. То приедут, то уедут. Хозяин иногда один приезжал. Натопит печку и сядет за свой стол на листочках закорючки выводить. Особенно осенью хорошо было или зимой. Дом спит, вокруг тишина, а он печку натопит, тепло по дому пойдёт, куркиёка одним глазом глянет, кто там пожаловал и дальше спит. Или не спит, зачем спать, когда люди дома.

В те зимние дни, когда новый хозяин топил печку и сидел за столом над книгами, куркиёка не спал. Сидел на чердаке около тёплой печной трубы и пока не стемнеет, смотрел на заснеженные сосны. Это так красиво! Я сам такого никогда не видел. Для кота это совершенно неправильное время на даче. Но красиво, очень. Вот летом да. Летом и красиво и правильно.

– В Опалёво зимой тоже красиво. Сосен, правда, нет. Берёзки, осины. Снег на них не задерживается. Зато детишки прямо в нашем дворе однажды устроили горку. Наши сделали, а вся деревня приходила кататься. С сарая снег сполз шапкой и застыл. Горка и получилась. Матрёна сначала ругалась, а потом рукой махнула. Так до весны и катались.

– У нас такого не было. Правда, иногда встречали Новый год. Пока девочки были маленькие – спокойно проходило. А однажды, как ворвались шумные в дом толпой, перепугали куркиёку, тот спросонья сначала не понял, что за суета среди зимы. Столы сдвинули, все стулья и табуретки собрали в одной комнате, где потеплее. Хохотали, кричали, песни пели. На хозяйском радио крутили колёсико, уж оно визжало и скрипело.

Котик у них был. Хороший кот, серый, с белыми лапами. Мышей ловил, белок, птичек, ужас, что за кот. Я бы так не смог.

– Кушать захотел бы – прекрасно смог, – проворчал Тюпа.

– Ну да… А в последнее время куркиёка перестал хандрить. Конечно, вниз он никогда не спускается, но надолго больше не засыпает. Разве что на зиму, когда никого нет. Зимой больше не ездят.

– Почему перестали ездить зимой? – удивился Тюпа.

– Печка у них развалилась. Дымит. Они и боятся её топить.

– Что за люди беспомощные пошли. А печник на что?

– Ну, тут я не могу сказать. Что ты меня спрашиваешь? Я даже не знаю, что такое «печник».

– Да уж, действительно. А почему куркиёка перестал хандрить?

– Во-первых, надоело. Он, конечно, до сих пор тоскует по своим, помнит и хранит им верность. Но они были так давно. Как в старой доброй сказке. Как в хорошем забытом сне. А эти новые ему понравились. Не то, чтобы полюбил. Прежних хозяев они ему не заменят, это точно, но они добрые, дружные, дом содержат в порядке более-менее, а что ещё домовому нужно. Хозяйка наша необразованная, молока домовому не нальёт, но печенье всегда в шкафу лежит, согласись.

– Согласен. Если уж меняются хозяева, то хорошо, если новые добрые и дружные, – со знанием дела подтвердил Тюпа.

– В общем, эта семья с девочками в доме закрепилась. Потом первая девочка выросла и привезла на дачу сначала мужа, а потом двух совершенно одинаковых мальчиков. Тогда ещё бабушка была, та, которая полные грядки цветов насажала и весело смеялась.

– А у нас в Опалёво тоже были две одинаковые девочки. Они родились в один день. Близнецы. Так и росли одинаковые, их все путали, кроме родителей, – вспомнил Тюпа.

– Потом вторая девочка выросла и стала привозить на дачу двух девочек. Эти были совсем разные. Одна побольше, другая поменьше. Та, что побольше, ещё дедушку застала, того самого, что много читал и писал, и на скамейке вечерами песни пел. Он с внучкой разговаривал, читать учил, куркиёка даже несколько слов на этом чужом языке запомнил. То есть на нашем. Потом они втроём остались – мама этих двух разных девочек и сами эти девочки. Я ведь только недавно сообразил, что девочка побольше – наша хозяйка, а мама девочек – наша старшая хозяйка.

– Какая наша старшая хозяйка? – не понял Тюпа.

– А та, что иногда в гости приходит.

– Так их двое, старших, приходит.

– Так это и есть те две девочки с косами, которые тогда смеялись на чердаке. Одна из них – главная старшая хозяйка, это она привозила на дачу двух одинаковых мальчиков. А вторая – наша старшая хозяйка, она мама нашей хозяйки и второй девочки, – объяснил Яша. У него уже у самого начали путаться эти хозяйки и их дети.

– А… Где эта вторая девочка?

– Уехала, куда-то очень далеко. Поэтому они редко видятся. Она только летом приезжает. Как увидятся – ревут. От радости. А как уезжать – опять ревут. Оттого что год не увидятся. У неё тоже есть девочка…

– Ещё одна девочка? – опешил Тюпа. В его голове уже не помещались эти девочки.

– Да, маленькая. Дочка. А ещё есть два мальчика – это наши Саша и Миша. Очень было смешно, когда он мне самому меня показывал в виде котёнка.

– А есть у них ещё девочки или мальчики?

– Пока больше нет.

– Уф. Устал даже. Пойдём, пряников пожуём.

Дачные неприятности

Сейчас Яша уже поспокойнее стал, порассудительнее. Прежде чем прыгнуть куда-нибудь, хорошенько подумает. По привычным тропинкам бегал по-прежнему без оглядки, особенно по открытым местам. Мог и на сосну вскарабкаться, а то и на яблоню. У сосны кора удобнее для зацепления, но ствол ровный как столб. А у яблони ствол гладкий, зато можно угнездиться в развилке между ветками и наблюдать.

Интереснее всего наблюдать, когда хозяева собрались в город, машину загрузили, детей посадили и бегают, Яшу ищут.

Соседских котов Яша сторонился. По молодости однажды сцепился с одним… Ну как сцепился. Вышел на крыльцо, потянулся, огляделся, посидел немного, умылся. Потом спустился, вышел на тропинку. Постоял. Увидел вдали стрекозу, сразу напрягся и рванул с места через двор, взлетел на сосну (их на даче много, больше пяти), оттуда спрыгнул на крышу гаража, с неё перемахнул на сарай, с сарая на забор, потом на соседский участок, где хозяева появлялись редко.

Стрекоза давно улетела, а Яша прилёг под куст осмотреться. День клонился к вечеру, хозяева заводили костёр.

И тут произошло непредвиденное. Сбоку на Яшу надвинулся чужой кот. Огромный и страшный, ухо рваное, глаз заплыл. Бежать Яше было некуда. Такого с ним ещё не случалось, Яше стало страшно и интересно – что сейчас будет. Он встопорщился и зарычал, глядя врагу в глаза. А тот прыгнул и укусил за лапу, а потом зажал зубами шкирку и принялся валять по земле. Яша заорал.

Хозяева бросились к забору, а они же не коты, забора им не перепрыгнуть. Но хозяйка как-то перелезла. Она закричала, затопала и отняла Яшу у чужого кота. Тот неохотно выпустил Яшу. Зашипел и отступил с видом победителя.

Потом Яшу носили на ручках и жалели, и всё бы ничего, но укушенная лапа стала сильно болеть, не наступить. Приходилось поджимать при ходьбе.

Хозяйка его поймала, посадила в переноску и отнесла в очень неприятное место. Запах там стоял… неприятный – это ещё мягко сказано.

Яша сидел очень тихо, надеясь, что о нём забудут, но хозяйка его вытащила и посадила на холодный стол. Чужой человек стал трогать лапу. Яша дёрнулся, но хозяйка держала крепко.

Яша постарался укусить человека, но тот надел ему на морду прозрачную штуку на верёвочках. Это уже не лезло ни в какие ворота. Яша застыл в полном ужасе. Уши задрались на затылок, глаза не закрывались. Вдобавок ещё и кольнули, и от этого всё уехало вбок, и стало тепло и темно. А потом Яша проснулся. Кружилась голова, по-новому болела укушенная лапа. Лапа была замотана в несдирающуюся повязку. Уж Яша драл эту повязку, драл. Не отодрал. Только нитки между зубами позастревали. Замучился вынимать.

Потом опять ходили в то неприятное место. Опять на морду надевали штуку, теребили Яше лапу. Но в результате она скоро выздоровела.

С тех пор Яша сторонился соседских котов. Оглядывался, не идёт ли какой. В случае опасности бежал к дому, а там уж хозяйка прогоняла нахала.

Конечно, в глубине души Яше хотелось победить кота-другого, но скажем честно, в этом не было необходимости. А вдруг тот победит, опять больно куснёт? Да ну. Поэтому Яша больше не дрался с соседскими котами.

Случались и другие неприятности. Вспомнить хоть тот случай с крыльцом. Крыльцо – вещь полезная. По нему можно зайти в дом, с него можно спрыгнуть прямо на тропинку, можно запрыгнуть сбоку, можно валяться на тёплых от солнышка досках. С него можно наблюдать, в конце концов. А сбоку есть выпиленное отверстие для воздуха, если в него залезть, и тогда вообще делай что хочешь, потому что тебя никто не видит.

И вот однажды хозяин взял и вымазал всё крыльцо какой-то гадостью. Яшу позвали, показали, дали понюхать и сказали ни в коем случае не запрыгивать на крыльцо.

Яша понял. От противного запаха дышать было невозможно. Им пропахла вся дача, весь двор, сам Яша, хозяин, трава, тропинка, деревья. Яша не знал, куда приткнуться и болтался под ногами, пока об него не споткнулась хозяйка.

Она его подняла, потискала, потом вынесла во двор и отпустила в траву погулять. Так и сказала – погуляй, Яшенька, пока крыльцо не просохнет.

Яша и пошёл. Пробрался вдоль забора, залез в пересохшую канаву, проверил там всё. Потом проник глубоко в кусты и бесшумно пошёл, поминутно прислушиваясь. Листья так сладко шуршали на лёгком ветерке, что неудержимо захотелось кого-нибудь поймать и подержать тёпленького в лапах. Но никого на примете не было.

И вдруг раздался грубый треск и тяжёлое дыхание. В Яшины дремучие кусты, где он бесшумно крался с бесконечными предосторожностями, вломилось бедствие в виде огромной чёрной собаки, которая учуяла Яшу и явно намеревалась поймать его самого – тёпленького. А Яша-то расслабился, размечтался и не учуял заранее врага.

Недолго думая, он взвился с места, в три прыжка долетел до своего забора, поднырнул под него, бросился к крыльцу, а дверь оказалась закрыта.

А Яша почувствовал, что влип. Нежные подушечки его лап заскорузли и отяжелели. Наступать стало противно. Надо же – забыл про намазанное крыльцо. Спрыгнул, заметался. Как избавиться от напасти? Стал лизать – час от часу не легче, до чего противный вкус и запах. Чистая отрава. Яшу затошнило. Мяяяяу!

На Яшин плач прибежали обе хозяйки. Заахали, заохали. Старшая хозяйка схватила Яшу, стала держать, не давая облизывать подошвы, хозяйка побежала куда-то.