Три сказки о главном. Посвящение, или Амё, дочь домового

Так на веточке он просидел до самого заката, когда солнышко совсем спряталась за горизонт, Чика полетел домой. Пролетая над знакомыми местами, он оглядывался, в тайне надеясь, что неожиданно встретит Гузяню.

Дома, забившись в своё гнёздышко, долго не мог заснуть. Ему вспоминалась необычно красивая, быстрая птичка с таким ласковым именем, Гузяня. А когда дрёма, наконец-то, сковала его веки, а его головка склонилась на грудь, ему приснился чудесный сон.

Как будто они с Гузяней летели высоко, высоко над землёй, он чирикал ей о солнышке, о первом утреннем лучике, что они с ним друзья. Показывал любимые места, рассказывал занимательные истории. А когда они опустились к озеру, то лягушки, специально для них, хором проквакали свои песни. В знак своей благодарности Гузяня даже обняла Чику своим крылышком. В таком сладостном сне Чики было так хорошо, что он проспал утренний рассвет.

Вылетев из своего гнёздышка, Чика стремглав полетел к лужайке. Так быстро Чика никогда не летал, он даже запыхался.

Пролетев над лужайкой, он распугал работающих пчёлок, они в неудовольствии зажужжали ему в след, что-то назидательное, но Чика их не услышал.

Он сел на любимую веточку, огляделся.

Небо голубело в вышине, солнышко светило тепло и ласково. Над поляной жужжали шмели, пчёлы собирали нектар цветов, стрекотали кузнечики.

Трава зеленела, поблёскивая утренней росой. Ромашки повернули к солнышку золотые, круглые личики, обрамлённые белыми лепестками, а колокольчики раскрылись, словно, открыв свои синие объятья, навстречу солнечным лучам.

Лужайка жила летней жизнью, только Гузяни на лужайке не было.

С расстройства Чика слетел на полянку, залез в саму гущу травы. Его перышки быстро пропитались росой, он трепыхался всем телом, ловля прохладную влагу и тут же сбрасывая её с себя. Когда он выбрался из гущи травы на свет, то был весь взлохмачен и мокрый. В неудовольствии Чика хотел взлететь на свою любимую веточку, но обомлел от неожиданности. Перед ним сидела Гузяня и в недоумении рассматривала его:

– Чика, это ты? Может быть я ошиблась? Тогда простите? – она в любопытстве склонила головку, ожидая ответа.

– Гузяня, – только и смог чирикнуть Чика.

– Чика, я освободилась. Мама мне разрешила немного полетать, и я прилетела к тебе. Но что с тобой? Ты совсем на себя не похож.

– Гузяня, я сейчас, сейчас, – Чика, что есть силы, взмахнул крылышками и улетел, спрятался за дерево. Задыхаясь от волнение, он трепыхался до тех пор, пока последняя бисеринка росинки не слетела с него.

– Странно, – сказала Гузяня. – Сам просил, чтобы я прилетела, а сам улетел. А может быть, это был вовсе и не Чика? – Она посмотрела в ту сторону, где скрылся воробей.

Но, словно, тенью, кем-то брошенного камешка, Чика упал в траву перед Гузяней.

– Гузяня, я думал, ты, не прилетишь! – он задохнулся от волнения. – Я тебя так ждал!

– Так ждал, что напугал меня своим взлохмаченным видом. Что ты там делал? Я подумала, что это скворец выскочил из травы, – она окинула его своим оценивающим взглядом. – Чика, ты так элегантен и симпатичен. В тебе присутствует, этакий шарм.

Чика зарделся от сказанных слов. Правда он не понимал, что такое шарм, но если говорит Гузяня, то, наверное, это хорошо. Ему и самому показалось, что он стал таким же большим, как скворец. Он почувствовал, что его крылышки выпрямились, а грудка так выпятилась, что Гузяня спросила:

– Что с тобой, Чика? Ты опять сердишься? – она вспорхнула на его любимую веточку.– Ты обещал мне показать поющих лягушек и цветы, которые растут прямо из воды. Показывай.

Чика взлетел, как ему показалось, к самому солнцу. Он размахивал крылышками и чирикал, чирикал так громко, что Гузяня спросила:

– Чика, что с тобой, что так заливаешься?

– Я не знаю, Гузяня, но мне радостно! Я пою!

– Чика, но ты ведь не соловей, ты всего лишь воробей и ты не поёшь, ты чирикаешь.

– Да? – Чика в удивлении замер на месте. – А мне хочется петь.

И он чирикал без остановки до самого озера.

Сердечко его бешено колотилось, ему хотелось показать Гузяне все красивые места озера и эти необычные цветы белые и желтые. Он, то обгонял Гузяню, то отставал от неё, а то взмывал над ней, готовый переворачиваться через голову. Чика не понимал, что с ним происходит, он удивлялся своей прыти, так лихо он никогда не летал. Он даже не заметил, как они оказались над озером.

– Вот оно, Гузяня, это озеро. А это цветы! Смотри, смотри, цветы растут прямо из воды.

Они опустились на большой лист рядом с цветами.

– Чика, так это лилии. Вот эти большие и белые, это лили, а вот эти желтые, это кувшинки. – Гузяня пробегала по большим, зелёным листьям, лежащим на воде, и рассказывала Чике о цветах. А ему стало грустно.

– Чика, а где чирикающие, зелёные лягушки? Я хочу их видеть и послушать.

– Так вон же они, – Чика подлетел к лягушкам. – Эй вы, зеленёнькие, а ну прочирикайте нам свою любимую песню. Мы хотим вас послушать.

Лягушки от неожиданности попрыгали в воду, только брызги разлетелись, да большие круги разошлись по водной глади. Но одна из лягушек высунулась из воды и проквакала:

– Ку-уак! Ку-уак! Что тебе надо, Чика? Ты нас напугал.

– Прочирикайте нам песню! Гузяня никогда не слышала, как вы чирикаете.

Но здесь сверкнула молния, ударил гром, а за ним крупные, холодные капли дождя застучали по голове Чики, да так, что он испугался за Гузяню.

– Гузяня, – вскричал от волнения Чика, – летим вон к тому большому цветку, спрячемся от дождя.

– Летим! Летим! – пискнула Гузяня, а сама взмыла вверх навстречу каплям дождя. Она летатала в дождевых струях так быстро и стремительно, что Чика залюбовался ею. Про себя подумал: « Какая Гузяня смелая. Она не боится холодного дождя, а как она быстро летает. Нет. Я так не сумею». И ему вновь стало грустно.

– Чика! Чика! – попискивала Гузяня. – Иди ко мне! Здесь так свежо и вовсе не холодно.

Но Чике было грустно. С одной стороны он радовался, что Гузяня прилетела к нему, и он показал ей озеро, лягушек, а с другой стороны отчего-то его маленькое сердечко сжималось тоской.

Он сел на веточку дерева, спрятался от холодных капель и стал ждать Гузяню. А она летала восторженно то, поднимаясь ввысь, а то, падая к самой земле. Запыхавшись, она опустилась на веточку рядом с Чикой.

– Чика! Чика! Ты зачем спрятался от меня? Ты думал я тебя не найду? – попискивала Гузяня.

– Нет, что ты! Я спрятался от дождя.

– Чика! Хочешь я расскажу тебе про океан?

– А что такое океан, Гузяня?

– О-о! Чика, это тоже что и озеро, но только большое, большое, огромное. На нём волны выше самых больших домов и у него нет края.

– Как это нет края? Как это выше самых больших домов? – Чика недоверчиво посмотрел на Гузяню.– Так не бывает.

– Бывает, Чика, бывает! А знаешь, есть такое животное у него два хвостика один большой спереди, а другой маленький сзади? У него есть небольшие крылышки на голове, но оно не летает.

– Как это? – в недоумении раскрыл свои глазки. – Как это два хвостика и крылышки на голове?

– А так! Один большой, а другой маленький! Это животное иногда машет своими крылышками, но взлететь не может. Это животное люди зовут слоном. Я даже несколько раз садилась слону на спину, и он забавно хлопал своими крылышками. – Гузяне так понравилось, что Чика в смущении слушает её, что она запищала ещё громче:

– А знаешь, Чика, есть такое животное у него длинная, предлинная шея. Оно своей головой достаёт веточки с верхушек деревьев?

– А знаешь? – Но здесь Чика перебил Гузяню.

– Где? Где такие животные?

– Эти животные живут там, – Гузяня показала в сторону, где из-за облаков едва выглядывало солнышко.– Там далеко, далеко за океаном есть земля и там всегда тепло. Но, что бы туда попасть надо долго, долго лететь.

– И ты там была, Гузяня?

– Да, Чика, я родилась здесь, но когда у нас наступают холода и на землю ложится снег, мы улетаем за океан. Там есть земля, на которой всегда тепло и много, много разных животных и деревьев. Там никогда не бывает снега. Когда же здесь тёплые дни возвращаются, возвращаемся и мы.

Дождь давно закончился, а они сидели и сидели. Гузяня так много рассказала Чике о далёкой, тёплой земле, что он, нахохлившись, молчал, сидел и слушал. Ему почему-то было грустно.

Гузяня рассказывала, а он думал, что никогда, никогда ему не увидеть той далёкой, тёплой земли, никогда.

– Чика, – неожиданно встрепенулась Гузяня. – Мне пора.

– Гузяня, а ты когда улетишь туда, за океан? В ту тёплую землю? – Он прочирикал это так грустно, что Гузяня на мгновение замерла.

– Мы скоро начнём собираться. Чика, а, ты, если хочешь, полетим вместе. Ты мне нравишься, Чика. Ты такой забавный и смелый и… рассудительный и так красиво чирикаешь. Чика, ты сильный и, и… могучий.

– Да? – чирикнул Чика.– Я ещё с этим… с шарфом.

– Что, ты, Чика, не с шарфом, а с шармом. В тебе есть что-то притягательное с тобой очень интересно. Ты не такой, как все воробьи. – Она вспорхнула над веточкой:

– Ты мне нравишься, Чика!

– Гузяня, ты мне тоже нравишься. Даже очень. Очень! Когда я увидел тебя первый раз, на меня, словно сосулька упала. Ты мне нравишься даже больше, даже больше чем, чем, когда я купаюсь в придорожной пыли. Ты такая красивая и смелая. Ты такая умная… ты летаешь даже… даже в холодный дождь, ты, ты …летаешь над этим, где волны выше самых больших домов…

– Сосулька? – Гузяня недоверчиво посмотрела на Чику.

– Да, Гузяня, я никогда раньше не видел такую, красивую, очаровательную птичку, как ты. Мне хочется с тобой летать. Мне хочется тебя слушать. Мне хочется быть с тобой.

Не зная зачем, Чика, вспорхнул и так стремительно улетел, что Гузяня в недоумении посидела ещё некоторое время на веточке оглядываясь.

– Чика! Чика! Ты где? – пропищала она несколько раз. – Чика, а что такое сосулька?

Но Чика не ответил и Гузяня улетела домой..

Чика сидел в своём гнёздышке, его отчего-то знобило. Он корил себя за то, что улетел, не попрощавшись с Гузяней.

«Она сказала, что я ей нравлюсь. Она сказала, что я не такой, как все воробьи, что я смелый, что я рассудительный, что я сильный и могучий …Милая моя Гузяня».

В его маленькой головке проносились картинки рассказанные Гузяней. Вот огромные чёрные волны океана вздымаются к самому небу и небо само серо в расщелинах молний. А посредине этого ужаса летит его Гузяня.

Чика вздрагивал от увиденного, ему чудилось, что ещё мгновение и огромная волна поглотит Гузяню, и он уже никогда больше с ней не встретится. Так, в своих надуманных страхах, он заснул, то вздрагивая, то попискивая.

Утром, не дожидаясь первого солнечного лучика, Чика полетел на свою полянку. Вдоволь накупался в холодной росе он сел на веточку и стал ждать Гузяню. Но её не было.

Вот уже солнышко скользило по верхушкам деревьев, и друзья несколько раз звали Чику купаться в пыли, но Гузяни не было. Чика совсем загрустил. Ему было так плохо, что даже не хотелось кушать.

Его крылышки опустились ниже его ног. Он прыгал по земле то и дело, цепляясь кончиками крылышек за что нибудь, но у него не было сил, а может быть желания, прибрать их.