Наследие. Я зависим от всего

Пусть они знают от нас, детей 70-х и 80-х, как мы учились справляться с трудностями и искали выходы из разных ситуаций. Может, не всегда находили, но пытались, включали сноровку и смекалку. Мы наслаждались и были благодарны тому, что имеем, а не требовали постоянно все больше и лучше. Мы учились понимать цену деньгам, ходили на городское озеро мыть машины, сдавали алюминий, искали возможности заработать для того, чтобы купить себе то, о чем так мечтали.

Ведь только мы можем показать им, как круто ходить с отцом на рыбалку или по грибы, насколько приятно помочь маме, скажем, почистить квартиру или протереть пыль и услышать заветное- «помощничек ты мой». Что такое забить решающий гол в матче и стать героем, хоть и на мгновение. Не в виртуальном мире, а сам, своими силами.

Мне очень хочется верить, что человечество не приближается к саморазрушению, когда без интернета и гаджетов остановится мир. И мы не сможем работать, делать покупки, развлекаться.

Лишь только если мы научим наших детей тому, что поиграть в компьютер, например, это поощрение, которое надо заработать хорошими оценками со школы или порядком доме. Да хоть чем-то полезным. Только тогда они начнут по-настоящему ценить это и по-настоящему наслаждаться. Как мы когда-то, идя в игровые комнаты с компьютерами, которые только появились, накопив денег с обедов, которые нам давали родители в школу. И мы шли туда с таким предвкушением.

Цените детство, помните, какими мы сами были сорванцами, и дайте своим детям насладиться этим неповторим периодом своей жизни.

3. От болезни

В этой главе я хочу рассказать вам об ужасном периоде, который я пережил в детстве. Хотя он явно стал переломным и очередную сдвинул цепь событий, впоследствии изменившую мою жизнь.

Итак, мелкий я, лет так в 10, впервые переношу болезнь, которая привела к ошибочному решению врачей. Моя кожа и глаза приобрели явный желтый оттенок, и у меня не раз случались резкие боли в области печени. Доктора, сильно не «заморачиваясь», автоматически списывают это на гепатит и отправляют в инфекционную больницу города Благовещенск. Оттуда и началось мое неприятное приключение – вплоть до 16-летнего возраста. Маленький тогда еще мальчик, который постоянно занимался спортом, активный, веселый, стал подобен птице, загнанной в клетку. И меня «посадили» на карантинное лечение. Никого не впускать, никого не выпускать. Меня взялись лечить всевозможными иглами в виде уколов и капельниц в диких количествах, горой неизвестных мне таблеток и садистских диет. Чтобы вы понимали, в больнице меня кормили, ввиду разрешенных продуктов и способов приготовления, чем-то вроде перетертых отходов вперемешку со рвотной массой. Так мне тогда казалось. Ни грамма специй, ни грамма жира. Наверное, в тюрьме кормят лучше, думал я.

Это был явный удар по детской психике. Ввиду карантинного режима мне не давали видеться ни с кем из близких и родных. Помню, часто приходила мама, приносила мне что-то вкусное, чтобы как-то «подсластить» мне жизнь. Передать можно было через медперсонал, а увидеться и пообщаться только через зарешеченное окно с 3 этажа. Мрачная больница с их уставами и правилами, никого моего возраста, только какие-то мужики и тетки карикатурных образов, оставшиеся у меня в памяти, с неизвестными мне заразными заболеваниями. Они же лежали со мной в палате. Боже, как я от них ничего не подцепил?

С одной стороны от больницы была тюрьма, с другой – психиатрический диспансер. Соседство так себе. И порой моим развлечением по вечерам было наблюдать за психбольными и их выходками. Тогда, представляете себе, до сих пор не было ни телефона с выходом в интернет, ни игровых гаджетов. А если и было что-то подобное, типа тетриса, не каждый мог себе это позволить. Но я все равно был на позитиве и воспринимал все, как какой-то аттракцион с комнатой страха. Что сказать, ребенок.

После нескольких раз нахождения в этом «заведении» врачи пришли к мнению, что настолько часто повторяющихся симптомов гепатита у одного человека быть не может.

Так я неволей переехал в гемолитическое отделение детской городской больницы.

Мое появление там становилось настолько частым, что это переросло уже в образ жизни. Украл, выпил, в тюрьму… Шутка.

Я лежал там неделями, а порой и месяцами, выписываясь домой, а ровно через месяц после очередного проверочного анализа крови я возвращался в больницу. Все потому, что в моей крови обнаруживалось большое скопления токсичного для организма продукта распада, название которому – билирубин. У нормального человека он выводился из организма самостоятельно, через мочевой пузырь. У меня же он застревал и скапливался критическим количеством, от которого можно было и умереть.

Так я стал «постоянным клиентом» столь «замечательного» заведения. Ребенком, оторвавшегося от друзей, школы и привычной для него жизни. Я ходил получать образование и школьную программу в классы, которые были организованы в самой больнице. То есть надо было самостоятельно делать домашние задание в палате, ведь домой меня выпускали либо по выходным, либо не выпускали вовсе.

И конечно же, мне пришлось бросить легкую атлетику. Не допускалась вообще никакая нагрузка в принципе. Ни бегать, ни прыгать, не поднимать ничего тяжелее 3 килограмм, как утверждали врачи. Я просто стал заключенным своей болезни. Гиперактивный ребенок, замотивированный разум которого «заковали в кандалы и посадили в тюрьму» под названием тело.

Меня продолжали «пичкать» абсолютно невкусной едой, соблюдая, типа регулярный пост. Этому даже придумали свое название. Как сейчас помню: десятый стол.

Лечили меня попросту наугад. Методом «научного тыка», так сказать. В меня продолжали втыкать иголки по несколько раз в день, периодически меняя лекарство и наблюдая, как очередная смена лечебной жидкости повлияет на меня.

Никогда не забуду, как меня прокапывали капельницей с чистым калием. Это было подобно пытке, очень болезненное ощущение, словно в мои вены вливали ядовитых змей, и они снова и снова жалили меня изнутри. Словно кипящее масло, лекарство максимально медленно вливалось в мою кровь, причиняя максимальную боль, которую может терпеть ребенок. Один в тот момент, без родителей, без друзей, привязанный к кровати, чтобы случайно или специально не выдернуть иглу. Я лежал на кровати, ноги закинув и на стенку и страдая от боли, плакал и молился, чтобы это поскорее закончилось. Трагичность той ситуации добавляла атмосфера больниц Российской Федерации с ее серыми, похожими на комнату пыток, стенами из какого-нибудь культового фильма ужасов. Именно так мне врезались в память те моменты, которые я переживал снова и снова. И снова. И снова.

Это была жесть. Надо мной просто экспериментировали, меняя мне курс лечения и назначая все новые и новые садистские процедуры. Так я видел это своим детским сознанием, но никак не мог повлиять на это. Впоследствии я просто свыкся. Я привык ко всей этой несправедливости, которая происходила со мной, к образу жизни, который стал у меня, к одноразовым больничным друзьям, которые менялись с очередным заходом, к этой «долбанной» еде и всем запретам того, что нравится детям. А самое дикое, что я смирился с тем, что больше не спортсмен. Я надел на себя ярлык тяжелобольного ребенка, которому впоследствии дали статус инвалида детства. Мне вроде как ничего не оставалось, как углубиться в учебу, получать удовольствие от общения и дружбы с пациентами этой больницы. Благо, она была детской. Я целых 3 года своей жизни просто зарыл в «бесплодную почву», из которой никогда ничего не вырастит.

Порой я плакал по ночам и спрашивал себя: почему именно со мной? почему я не могу быть как все? Но, не получая ответов даже от дипломированных специалистов, продолжал жить этим по инерции.

Впоследствии, конечно, врачи пришли к какому-то выводу и в итоге диагностировали мне гемолитическую анемию, дефицит глюкозы 6 фосфат. Это была генетическая болезнь крови, которая досталась мне от мамы. Особенностью которой также является проявление «кризовых» обострений у мужского пола и менее ярких проявлений или будучи просто носителей – у женщин. Кстати, мой младший брат вовсе не перенял это по своей линии и не страдает данным заболеванием. Зато я хлебнул сполна!

Как утверждали доктора, обострение вызвано гормональными изменения, которые происходили в этом возрасте, и мне просто надо было перерасти это. Но никто не обещал мне полного выздоровления.

Я попросту «обнулился» тогда. Приняв на себя удар судьбы, который надо было пережить и не сломаться. Ведь я просто не знал, когда это закончится. И закончится ли вообще…

                                   МОРАЛЬ

Мне на самом деле тяжело делать выводы по этой главе. Ведь это такое дело, непостоянное и неординарное. Случится такое может с каждым и в то же время ни с кем. Случаи бывают настолько разные, что их никак нельзя сравнивать между собой.

То, что понял я тогда, проходя через все это, что удары судьбы приходят оттуда, откуда ты совершенно не ждешь. И ты порой никак не можешь повлиять на это. У тебя попросту нет «вакцины» от этого. Болезнь, которая парализует твое сознание, как человека. Которая не лечится или стоит нереальных средств, которых мы порой не имеем. Но одно я могу сказать с уверенностью: никогда нельзя опускать руки и бросать все на самотек. Иногда просто верить и постоянно что-то пробовать – это уже много. Намного больше, чем вы себе можете представить.

Нам даются испытания не для того, чтобы мы сломались, а для того, чтобы становились сильнее. Если у нас появляются ограничения в чем-то одном, то у нас несомненно открываются потенциалы в чем-то другом. Хотя бы для того, чтобы мы начали пробовать себя в чем-то новом. Раскрывать свои границы возможностей. Может, это именно тот миг для того, чтобы «обнулиться» и стать лучше в новоявленном выбранном пути. Никогда не надо падать духом и «зарывать» свою жизнь преждевременно. Если случается так, что получаешь ограничения в физических привилегиях- развивай умственные. Именно так это работает. У каждого есть потенциал, но порой нам не хватает мотивации. Не хватает близкого, который поддержит в моменты трудностей и слабости. Который попросту скажет: «ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО. НЕ СДАВАЙСЯ». Я буду тебе этим близким! И я тебе это говорю!

И ты сам начнешь в это верить и бороться. Хотя бы для того, чтобы БЫТЬ.

Не все потеряно. В мире есть столько «дверей», что закрывая одну, мы всегда можем открыть другую. Нужно просто подобрать правильный «ключ». Не переставать искать.

Мне было очень тяжело. Тяжело и больно. Физически и морально я прошел через такое, что не желаю никому этого знать. Но тебе я рассказал.

И все же, все то, что случилось со мной, явно было неспроста. Лишь спустя годы я это пойму.

4. От знакомства, способного поменять все

Вся эта история может по-разному быть расценена каждым из вас. Я уверен. По различным моральным устоям и воспитанию. Не всем понять меня в годы моей молодости, как и не всем меня осуждать. Это был год 96—97. Молодежи тогда было трудно идти по шаткой дорожке нравственности. Многие вставали на путь криминала, наркотиков и «уличной жизни». И это считалось пиком крутости. Ну а мальчуганам, типа меня, неиспорченным «маменькиным сыночкам», как считалось, вообще дорога в УВАЖЕНИЕ была закрыта.

История, которая случилась со мной в 15 лет, полностью поменяла мою жизнь и меня в ней. Это было то, что не поддавалось ни одним критериям нормативных этапов жизни подроста. Всякий, кого как-то параллелью затронуло это событие моей жизни, знают, что произошла ситуация из ряда вон выходящая. А может, уже даже и не помнят, как было до этого, и воспринимают это как очевидное. Но было ДО и намного важнее – ПОСЛЕ. И именно тот момент большого взрыва во вселенной стремительно ударил по реалиям моей тогдашней жизни. То «послание», что я получил, каким-то образом было правильно «прочитано» мной, и именно оно сыграло роковую роль в моей жизни, изменив и перевернув ее.

Когда я стал немного реже посещать больницу, все равно приходилось состоять на учете у врачей и сдавать контрольные анализы. Моя детская инвалидность полностью себя оправдала моим внутренним состоянием души, хоть я и старался жить обычной для подростка жизнью. Встречался с девушками, проводил время с друзьями – в периоды, когда мне не приходилось находиться на диспансере. О физических нагрузках не было и речи. У меня даже было освобождения от урока физкультуры в школе. В то время даже мысли не было идти в какой-либо спорт секцию, ибо из-за постоянных внушений врачами я списал себя со всех возможных счетов. «Щадящий режим», никаких нагрузок, никакой прежней жизни. Ментально я и правда чувствовал себя больным, но не ощущал этого. Конечно, в моменты болезненных схваток в области печени все вставало на свои места. Это было невозможно терпеть и приходилось прибегать к очередному курсу лечения.

На этом фоне я чувствовал себя слабым, неполноценным подростком. И эта неполноценность отражалась на моем духе. Все больше избегал каких-либо конфликтов, всячески не ввязывался в драки, которые происходили почти каждый день. Не мог отстоять свои интересы там, где была необходима банальная грубая сила. Меня били во дворе, били в школе. Мое мнение не воспринималось всерьез.

Это был самый разгар 90-х, когда преобладающее большинство парней старались походить на образы криминальных авторитетов, нередко решая вопросы с противниками в драках на улице. Я же всего этого попросту боялся. У меня не было ни характера, ни навыков, ни попросту правильно подобранных слов, которыми я бы мог парировать людям с преобладающим криминальным уличным жаргоном. Просто находился в стороне от всего этого и наблюдал, как мои сверстники зарабатывают уважение, в очередной раз сумев постоять за себя в очередной драке. Тихо завидовал тем, кого слушались на улице другие и сверстникам которые пытались быть похожими на них, принимая их авторитет. За ними без промедления шли другие, в прямом смысле этого слова. Я же был «белой вороной».

Речь пойдет об одном очень важном человеке для меня – Вове Никотине (Жижикин Владимир Геннадьевич).

В один из очередных дней после школы, когда я проводил время в одиночестве на лавочке у подъезда дома, внезапно ко мне подошел мужчина с велосипедом. Он спросил, как меня зовут. С виду это был худощавый, ростом 160 см от силы, нос «картошкой», со сросшимися бровями, походивший на выходца из Кавказа, 30-35-летний мужчина. Но со всеми его не впечатляющими габаритами, голос и манера разговора у него были очень властные и уверенные. Представившись, я больше ничего не отвечал, ибо тупо испугался.

Кавказские ребята в стремительных темпах завоевывали авторитет в криминальной среде нашего города. Но он вовсе не являлся им. Просто был похож, что ли. На его просьбу спрятать велосипед мне ничего не оставалось, как невнятно согласиться, поскольку его слова звучали как-то особенно настойчиво и завораживающе.

Взяв велосипед, я тут же двинулся к подвалу нашей «пятиэтажки», поставить вверенное мне имущество в кладовке, принадлежавшей нашей семье. Выйдя обратно на улицу, мужчины уже не увидел. Мне стало дико интересно, кто же это такой, и я побрел по району, выглядывая его. На самом краю последних домов нашего двора на лавочке я увидел движение среди группы людей. А когда подошел поближе, узнал стоящего рядом со скамейкой того самого мужчину. Да какой он мужчина? Со своим телосложением он выглядел как мелкий пацан.

Когда я подошел совсем близко, то понял, что двое «крупногабаритных» мужиков, находившихся на той же лавочке, сидели в полной «отключке», оперевшись друг на друга плечами. У каждого из них проявлялась припухлость на одной из щек, прослеживался ярко выраженный след от удара. Этот «мелкий» нависал над ними, словно ядовитая кобра перед броском, и резкими рывками пытался привести их в чувство.

Я вообще тогда ничего не понял. Он что, их вырубил? Да каждый них был на две головы выше него и в два раза тяжелее в весе. Что произошло? Когда они по очереди начали приходить в себя, «мелкий» начал «грузить» их плотным потоком слов, которые слагались в быстро построенные предложения и резали уши своей жесткой манерой вперемешку с жаргоном и отборным матом. И все это он проворачивал с немереным спокойствием. Он что-то им утвердительно внушал, а потерпевшие сидели, мыча от боли и виновато со всем соглашались. Тогда я понял, что они стали его должниками. Он попросту «разводил» их как детей, с такой же, казалось, легкостью и непринужденностью.

Уходя, «мелкий» сказал «увидимся» и поспешил ретироваться между домами, сквозь район, который, явно, он хорошо знал.

Немного погодя и прокручивая увиденное в голове, я спрашивал себя: «Да кто он такой, впервые вижу его на нашем районе. Или же я не обращал до этого внимание?», «Это что, был их велосипед?». Но мне уже некому было дать ответ.

Время летит стремительно, даже когда ты молодой. Дни сменялись неделями, за ними летели месяцы.

За тем злосчастным велосипедом ко мне никто не приходил. Денег всегда и всем хочется, особенно когда ты молод, а вокруг мои сверстники не весть откуда их брали. Больших сумм у нас в семье отродясь не водилось. И вот, совсем уже решив, что «мелкий» куда-то сгинул, я попросту продал то, что не принадлежало мне и стояло у нас в подвале тайком. Даже уже не помню, кому и за сколько. Да это и не важно.

Важно то, что через какое-то время мой одноклассник мне сказал: «Тебя ищет Вова Никотин. Сказал, оторвет тебе голову».

С уличными компаниями, тогда походивших на криминальные банды, которые были в каждом районе города, я не общался. Хоть и мои ровесники, в том числе тот одноклассник, имели к ним прямое отношение и пользовались немалым уважение всех, кто относился к этому слою населения. Криминал -воры и «жулики» становились все сильнее как отдельная ячейка общества. А точнее, уже целые шкафы. Манера жизни, способ зарабатывать деньги, решение проблем методами физических расправ – все стекалось к тому, что этих людей попросту боялись. Быть в банде было престижно. Это становилось брэндом. Разговоры «по фене», драки, воровство, вымогательство, «рэкет» становились все чаще и ярковыраженнее. Правоохранительные органы не справлялись со всем этим. Это давно вышло из-под их контроля. Страна катилась в хаос, где более сильные криминальные группировки делили территории власти, «крышевали» малый и средний бизнес. Системе просто платили, чтобы она закрывала на все глаза.

Итак, ввиду своей неосведомленности, я не знал, кто такой Вова Никотин и какое «положение» он имеет. Явно было видно, что элемент он криминальный и уважаемый. И однозначно речь шла о «мелком». Когда же я попытался спросить у своих друзей, то отводя взгляд, мне сказали: «Купи водки и сходи к нему. „Проставься“ и реши это».

«Да кто он такой вообще? Я же его видел. Он настолько мелкий, даже я его побью», – лишь единожды проскочило у меня в голове. Потом я вспомнил тех мужиков на лавочке.

В городе, который стоит на границе с Китаем, имевшем на своей территории уже множественное число предпринимателей с различной продукцией разного уровня и ранга из «Поднебесной», не было проблем купить дешевой завозной водки, которая продавалась прям у них в жилых комплексах. Такие были и у нас на районе. Для этого больших денег не требовалось. Я перелил содержимое пакетов, напоминающих пакеты для капельниц, в бутылки со знакомой всем этикеткой и отправился по адресу.

Когда я пришел к месту назначения, которое мне описали, то увидел одноэтажные деревянные дома, стоявшие в ряд вдоль дороги. Тот, что нужен был мне, стоял последний, в аккурат рядом с заброшенным городским кладбищем. Дом и двор были настолько просты и не ухожены, что явно не напоминали коттедж из американских фильмов. Это была деревянная изба, каких полно в российских деревенских глубинках, которые однозначно уже пережили свой срок. Но они до сих пор стояли в изобилии по всему городу, разбавляя своим колоритом новые многоэтажные дома.