КОЛЛЕКЦИЯ ХАРАКТЕРОВ. Сборник рассказов

GLORIA MUNDI*

Студент консерватории Cаша Пучков отправился на репетицию. Так он называл ежедневные упражнения у парадного подъезда особняка на центральной проходной питерской улице. Студент любил погожими летними днями совмещать нужное с приятным и полезным. Во-первых, он действительно часами репетировал, не досаждая соседям по хрущёвке, а во-вторых, зарабатывал какие-никакие деньги.

Студент установил пюпитр, разместил на нём папку с нотами, достал скрипку, положил открытый футляр на землю и начал, как положено, с гамм и упражнений.

Потом он играл с листа, разучивал новые вещи, вспоминал свои любимые произведения. Народ шёл хмурый и озабоченный, деньги бросал вяло и нехотя, в основном мелочь. Оживление наступало при появлении группы туристов, страшно раздражавших своими любопытством и назойливостью, но, однако же, оставлявших немного больше, чем просто прохожие. Впрочем, Саша старался не обращать внимания на публику, играя для себя.

«Интересно устроен мир, – думал он. – Когда играешь дома, тебе стучат в стену, требуя прекратить, А когда делаешь то же самое, но на улице, люди проявляют интерес и платят деньги. А если на сцене – то ещё больше интереса и ещё больше денег».

Этот философский поток сознания вместе с темой из Паганини был вдруг прерван.

– Эй, миннезингер! Слышь, братан, дело есть.

Перед студентом стоял коротко подстриженный качок с толстой шеей в чёрном костюме и белой рубашке.

– Телохранитель, – усмехнулся про себя студент, – и печать на лоб ставить не надо, и так всё видно.

– Хорошо играешь, – качок положил в футляр приличную купюру.

– Тут такое типа дело, – продолжал он, – у нашей фирмы как бы юбилей. Послезавтра будет презентация. Мы в этом доме находимся. У нас тут свои как бы дела, – он с трудом подбирал слова, мероприятие называется «150 лет»… типа… дома.

При этих словах студент внутренне напрягся.

– Ну, так вот, – продолжал качок, – шеф просил договориться чисто насчёт музыки. Послезавтра в шесть. Сможешь?

– Смогу, – сходу и легко согласился Саша.

– Ну, вот и хорошо. Если найдёшь ещё кого, там типа для дуэта, будет ещё лучше. А если инструмент какой почудней – ну там арфа или контрабас – совсем хорошо.

– Арфы нету. Флейта будет. Устроит? – по-деловому ответил студент.

– Ладно, давай флейту.

– О’кей, – ещё легче ответил Саша.

– Насчёт оплаты не сомневайся. Не обидим. Денег типа дадим, довольны будете оба. Только вот что, – качок подумал и продолжал. – Надо, чтобы вы были во фраках. Ну, а если баба, – то в вечернем платье. Но чтобы тёмного цвета. Усёк?

– Бабы не будет. Фраки найдём, – бодро сказал Саша.

– Репертуар играй свой. Шефу нравится. Мы тебя давно заметили, – улыбнулся качок.

– Договорились – послезавтра в шесть, – сказал студент и поправил ногой футляр, случайно сдвинутый качком с места.

– Вы пораньше приходите. Ну, там в половине шестого. Охране внизу скажете, что к нам. Вот моя… как бы… визитка, – качок протянул помпезный кусочек картона, украшенный виньетками, – поднимайтесь на второй этаж. Ну, до послезавтра. Ждём.

– До послезавтра, – спопугайничал музыкант и принялся разглядывать визитку.

Потом он отыграл свой положенный час, собрал выручку, убрал скрипку в футляр, сложил пюпитр и пошёл на перекрёсток к светофору. Перейдя дорогу, он направился в кафе, которое находилось как раз напротив парадного подъезда дома, возле которого он играл. Вскоре к нему подошёл друг и соратник по искусству Гоша, репетировавший в соседнем квартале, учившийся вместе с ним, да к тому же и живший в одном доме с Сашей.

Нужда, в хорошем смысле этого слова, гнала их обоих на улицу. Соседи плохо переносили Гошину флейту на пятом и Сашину скрипку на третьем этаже.

– Привет, – сказал Гоша, – как оно?

– Привет, – ответил Саша, – нормально.

После репетиции друзья имели обыкновение пить пиво под зелёно-полосатым зонтиком уличного кафе. Только после этого священного ритуала они ехали домой.

– Слушай, – сказал Саша, – нам тут работу предложили.

– Чего хотят? – поинтересовался Гоша.

– Послезавтра в шесть надо поиграть на какой-то корпоративной фигне. Вон в том доме. Обещали не обидеть.

– Здорово, денег срубим. А ты чего такой кислый?

– Да так, думаю, – неопределённо ответил Саша.

– О чём думаешь?

– Понимаешь, тут такое дело… Я вообще-то не хотел говорить. Словом, не сочти меня за идиота, – сбивчиво начал Саша.

– Не тяни.

– Этому дому – сто пятьдесят лет. Вон, видишь на фронтоне – год строительства.

– Ну?

– Ну вот, а бюст на стенке видишь?

– Да говори уж, – не выдержал Гоша.

– Так вот, это мой пра-пра- не знаю сколько раз дед.

– Ни фига себе, – присвистнул Гоша.

– Это мой дом.

– Да?

– Ага.

– Ты таким тоном говоришь, как будто на приступ пойдёшь. Ты его что, отнимать собрался?

– Ничего я не собрался, – ответил Саша. – Просто тут фамильная история. Я там и не был никогда, и узнал-то недавно.

– А как узнал?

– Бабушка рассказала. Всю жизнь молчала. А за год до смерти разговорилась. Когда скрывать стало не нужно. Там жуткая история. Не хочу о ней.

Но Гоша заинтересовался и попросил:

– Может, расскажешь?

Саша вздохнул и нехотя начал:

– Бабушка тогда маленькой была. Лет пять. Они после революции еле спаслись со своей матерью. А отца казаки зарубили. Подъехали с красными повязками и начали стучать в дверь. Он сам и вышел. Поговорили, и они его прямо по голове шашкой. Он упал. Кровь. Крики. Бабушка с матерью в окно всё видели. Мать её сразу в охапку и вместе с прислугой – к чёрному ходу. Бежали, в чём были, даже документы не взяли. А там на какой-то телеге – в глухую архангельскую деревушку к прислугиной родне. Так они и спаслись, там и жили. Всё по Пушкину: была столбовая дворянка или кто там, а стала простая крестьянка. И золотая рыбка не потребовалась.

Гоша молчал, не зная, что сказать.

– Слушай, – вдруг ошарашенно протянул он, переводя взгляд с бюста на доме на Сашино лицо, – а как ты на этого мужика со стенки-то похож!

– Они с отцом моим – как две капли воды. Одного возраста… и вообще. Нам бабушка как показала – мы обалдели.

– А у вас документов никаких не сохранилось? – спросил Гоша.

– Да ты что! Я же говорю – они чудом спаслись. И постарались всё забыть и никому никогда ничего не рассказывали, даже своим. И фамилию поменяли. Никаких следов.

– Кроме фотографического сходства, – отметил Гоша, не отводя взгляда от дома.

– Гены в камне, – философски заметил Саша.

– Но, наверно, в архиве можно что-то найти?

– А зачем? Возвращать его себе, что ли?

– Да… С семнадцатого года нога хозяина тут не ступала.

– Послезавтра ступит. Да я – ничего, – поспешно сказал он, – просто так, свербит что-то. Где фраки-то найти? – вернулся он в реальность.

– А напрокат возьмём. Пойдём – я знаю одно место.

Музыканты поднялись, взяли свои инструменты и отправились за спецодеждой.

В назначенные день и час молодые люди в чёрных фраках и белых манишках стояли у парадного подъезда.

– Так вот, почему ты у этого дома играешь, – догадался Гоша.

– Я только у парадного никогда не стою. Это где-то здесь произошло. А как сюда входят? Всё закрыто. Кода не знаем.

– Ты хозяин – тебе видней, – съязвил флейтист. – В телекамеру улыбнись – может, откроют.

Саша нажал на первую попавшуюся кнопку кодового замка.

Никакой реакции не последовало.

– Ну чистый Некрасов, – сказал он, – посетители у парадного подъезда. Ты не помнишь, что там с ними случилось?

– Завернули их, – вздохнул друг, – «и пошли они, солнцем палимы».

В замке наконец что-то щёлкнуло, дверь открылась, и на пороге возник массивный и неприветливый охранник.

– Вам чего? – грубо и коротко спросил он, разглядывая юношей во фраках.

– Мы на презентацию. Вас что, не предупредили? – Саша достал визитку и прочитал название фирмы и имя качка.

– Сейчас выясним. Заходите.

Ребята остались стоять у двери, а страж куда-то позвонил.

– Всё в порядке, – сказал он важно. Можете идти, только покажите, что у вас там, – и он указал на футляры.

– Инструменты, – оскорблённо ответил Гоша.

– Слышь, Моцарт, ты не обижайся. Я должен проверить. Работа у меня такая. Открывай давай!

Озираясь по сторонам, музыканты открыли футляры. Охранник осмотрел скрипку с флейтой, успокоился и коротко сказал:

– Идите. Второй этаж.

И друзья медленно пошли наверх.

– Порядочки. Спасибо, карманы не выворачивал, – саркастично, но тихо процедил сквозь зубы Гоша, поднимаясь по лестнице. Как тебе родовое гнездо?

– Что-то уж очень хмурое, – вертя головой направо и налево, ответил Саша.

На втором этаже их опять ждала закрытая железная дверь с кодовым замком. Саша нажал кнопку звонка, и дверь довольно быстро открылась.

На пороге стояла миловидная запыхавшаяся девушка.

– Здравствуйте, – церемонно поприветствовали её музыканты.

– Проходите, – сказала девушка, не здороваясь. – Сейчас подойдёт Павел Николаевич.

Тут же показался качок. Девушка убежала.

– Привет, менестрели! – опять продемонстрировал он недюжинный словарный запас.

Потом Павел Николаевич пристально оглядел молодых людей и остался доволен их внешним видом.

– Нормально, – удовлетворённо сказал он, – проходите и можете начинать… типа… как бы… разминаться.

Ребята смотрели по сторонам, не зная, где им предполагалось находиться.

– Так, – продолжал распоряжаться качок, – будете стоять вон там – в углу, под пальмой. У окна. Играть всё время! Не пить! Вести себя прилично! Расплатимся в конце. Лады?

– Всегда готовы, – отрапортовал Гоша, и друзья пошли в свой угол под пальму.

Они положили футляры на специальный столик, установили пюпитры и принялись настраивать инструменты.

Зал был большим, светлым и просторным. Под потолком со старинной лепниной висели американизированные гирлянды разноцветных, хитроумно сплетённых воздушных шариков. У длинного стола, уставленного бутылками, тарелками с закусками и подносами с бокалами, сновали вышколенные официанты. Чувствовались суета и некоторая напряжённость перед торжественным событием.

В шесть двери распахнулись. Начала собираться публика.

Мероприятие было пышным и многолюдным. Звучали речи. Приглашённые тусовались у шведского стола, бродили по залу с бокалами, болтали и смеялись.

Немного опоздав к началу, приехала журналистка с оператором и долго выбирала место для съёмки, а потом сделала несколько дублей репортажа на фоне музыкантов под пальмой.

Ребята играли в своём углу дуэтом и соло, непринуждённо иллюстрируя происходящее. Начали они с Вивальди, затем перешли к Скарлатти, затем к Доницетти, потом остановились на Моцарте. В конце вечера подвыпившая публика, забыв о теме мероприятия, потребовала концерта по заявкам. И флейта со скрипкой к всеобщему удовольствию исполняли «Таганку», «Мурку» и «Владимирский централ».

Все остались довольны. Когда приглашённые разошлась, в уже опустевшем зале к уставшим музыкантам подошёл качок и доверительно сказал:

– Молодцы. Шефу понравилось. Спасибо, ребята. Будем иметь вас в виду на будущее.

С этими словами он протянул им конверт. И ребята действительно остались довольны заработанной суммой.

Им предложили выпить, и они пропустили по рюмашке, закусив бутербродами.

Потом студенты взяли свои инструменты и пошли к выходу.

– Ну, как тебе родные пенаты? – опять поинтересовался Гоша, для того, чтобы что-то сказать.

– Не греют, – коротко и без энтузиазма отозвался его друг, спускаясь по лестнице, и вдруг замер.

– Полинка, – растерянно произнёс он и указал на барельеф в вестибюле над дверью.

– Ага, – протянул обалдевший Гоша, – как это мы её сразу не заметили?

– Да халдей этот привязался, – отвлечённо сказал Саша, разглядывая каменный профиль неизвестно сколько раз прабабки.

Так они и стояли, молча созерцая скульптурный портрет и никак не комментируя сходство Сашиной старшей сестры с барельефом.

– Ну, семейка, – тихо присвистнул Гоша.

– Эй, лабухи! – раздался недовольный голос охранника. – Посмотрели и пошли. Хватит тут крутиться.

– Да скажи ты ему! – возмутился Гоша.

– Молчи, – тихо отозвался Саша, – пойдём.

Дверь за ними закрылась, и они пошли по ночной улице по направлению к метро.

– Да, красивый у вас дом был, – задумчиво констатировал Гоша. – Некрасов не с него стихотворение написал?

– А кто его знает? Но у него всё было хуже – там посетителей просто прогнали, а нам и заработать дали, и угостили, и перспективу пообещали, и ещё спасибо сказали, – произнёс наследник-инкогнито. – Хорошо, что бабушка не дожила до этого. Она бы очень расстроилась.

Тут молодые люди вошли в метро и стали спускаться на эскалаторе вниз.

– А может, так и надо? – на манер Васисуалия Лоханкина рассуждал Саша. – За чьи-то грехи отдуваюсь? Может, предков этого халдея от парадного когда-то турнули, а теперь он меня… Хотя… как я отдуваюсь? Прадеду – вот досталось!

– Философствуешь? – спросил Гоша.

– Вот тебе и gloria mundi, – задумчиво произнёс Саша.

– Ничего не поделаешь, проходит, зараза, – откликнулся его друг.

Тут подошёл поезд, и музыканты поехали домой.

*Sic transit gloria mundi (лат.) – Так проходит слава мира.

ШЕКСПИР В КРУЖЕВАХ

(рассказ для дамского журнала)

– Попробуем так! – сказала Ленка и эффектно прыгнула с тумбы в голубую воду бассейна.

Здесь всегда было тепло, как в оранжерее, пахло хлоркой, но вода всё равно манила, освежала и вдохновляла.

Ленка прыгнула в воду, а дальше… А дальше были сказка и песня одновременно.

Она стремительно плыла роскошным баттерфляем, мощно рассекая воду каждым великолепным гребком и броском, красиво выныривая, нестандартно, с одной ей присущей пластикой изгибаясь всем телом и слегка выставляя из воды краешек попки, обтянутой чёрным купальником.

В бассейне она чувствовала себя как рыба в воде, впрочем, как и за рулём на дороге, впрочем, как везде и всегда.

В нашем тандеме Ленка была красавицей, а я – умницей. Моя подруга являла собой хрестоматийную яркую длинноволосую и длинноногую блондинку со всеми модельными атрибутами. Я же была стандартной серой мышью.

В отличие от моей, Ленкина голова представляла собой абсолютно девственную субстанцию, не отягощённую всякой ненужной дрянью.

Я, проснувшись среди ночи, могла совершенно спокойно воспроизвести теорему Ферма или назвать подлинное имя Эль Греко – Доменико Теотокопулли.

Ленка же за какую-то неполную пару лет учёбы в гуманитарном вузе совершенно разучилась производить любые операции с цифрами. Я подозревала, что умножить 7 на 8 представляло для неё ужасную проблему. Во всяком случае, когда дело доходило до подсчётов, она вопросительно смотрела на меня, хотя и делала вид, что шевелит извилинами. Но ответа никогда не давала.

В то же время у неё был колоссальный комплекс полноценности. Надо было видеть, с каким апломбом и уверенностью она спорила о вещах, абсолютно ей неведомых, о которых она когда-то где-то что-то слышала краем уха.

Я же со своим комплексом неполноценности, прекрасно зная истину, предпочитала придерживаться позиции «Как вам будет угодно» в отношении своего собеседника. Я считала, что от того, что я не докажу кому-то, что трава зелёная, а не синяя, ничего в мире не изменится и трава останется зелёной.

Ленка звала меня Брокгаузом, а иногда Эфроном (точнее, Ефроном), хотя я сама и не была такого высокого мнения о своём интеллекте. Зато факультет, на котором я училась, Ленка называла неприличным для девушки, хотя бы потому, что девушки там не учатся, если не считать ещё нескольких таких же дур, как я.

В бассейне мы худели к лету. Плавали (благо в детстве не один год занимались этим видом спорта), сидели в бане, а потом опять плавали.

– Посмотри, какой душка, – вдруг шепнула мне Ленка, когда мы выползли из парилки и направились к воде, – на пятой дорожке в углу.

– Да, душка, – без интереса констатировала я, посмотрев в угол пятой дорожки.

– А мне нравится, – сообщила Ленка, осторожно спускаясь по лесенке в воду.

– Что это с тобой? – я тоже погрузилась в воду, и мы поплыли свой третий километр.

Удивление моё было вполне закономерным. Дело в том, что Ленке никогда никто не нравился. Она страдала нарциссизмом, была безумно влюблена в себя и смотрела на молодых людей, окружавших её, весьма критически и очень свысока.

Она буквально подавляла своих поклонников, во-первых, красотой (а моя подруга действительно была красива), а во-вторых, волевыми качествами. За ней всё время мотался какой-нибудь Вадик, носивший её зонтик, что-то державший в руках («Вадик, подержи!»), что-то уточнявший («Вадик, какое сегодня число?»), посылаемый за чем-нибудь («Вадик, принеси журнальчик!»), плативший за кофе и булочки, и, в конце концов, исчезавший и заменявшийся очередным Владиком, Стасиком, Вовиком.

Ленка потребительски и пренебрежительно относилась к своим кавалерам. Они же, привлечённые её резкой красотой и слетавшиеся на неё, как бабочки на благоуханный цветок, в конечном итоге на Ленкином фоне терялись и под напором её мощной энергетики превращались в совершенные тряпки, расфутболиваясь затем в разные стороны. Ленка же страдала от одиночества в окружении тех, кто ей не нравился.

В отличие от Ленки, мне непроходимо не везло с поклонниками, несмотря на изобилие молодых людей в моём окружении.

– Ты распугиваешь их своим дурацким интеллектом! – говорила она мне.

– Почему? – недоумевала я.

– А потому, что в то время, как все нормальные девушки весело щебечут о тряпках, о последних голливудских фильмах, о сплетнях из мира шоу-бизнеса, ты… из тебя прут какие-то комментарии к теории относительности, – учила меня жизни Ленка.

– Ты ничего не понимаешь! – горячо возражала я. – Ведь это же так интересно! И говорю я вроде нескучно.

– Ты лучше молчи, – отвечала она. – Молчи и хлопай ресницами.

– Тебе хорошо говорить, – оправдывалась я. – С твоей мальвинообразной физиономией это можно себе позволить. А мне и хлопать нечем.

– Ну, нечем так нечем, – соглашалась она с неопровержимым фактом. – Но уж лучше язык, как старик Эйнштейн, показывать, чем нести весь этот бред. Больше толку будет!

Я вздыхала и молчала, понимая, что она права.

Наплававшись, мы опять отправились в баню.

– Что-то он на меня не смотрит, – удивлённо констатировала привыкшая к всеобщему вниманию раскрасневшаяся Ленка, сидя на полке сауны.

– Успокойся, – ответила я, – у тебя послезавтра зачёт.

– Знаешь, на кого он похож? – не унималась она.

– На кого? – устало поинтересовалась я.

– На Шекспира, но без усов, бороды, кудрей и кружевного воротничка.

– И в резиновой шапочке, – съехидничала я.

– Да нет же, – пропела моя подруга, обливаясь потом. – Помнишь заметку во вчерашней газете? Его там на компьютере воспроизвели без всей этой атрибутики. И получился вполне современный молодой человек.

– Это у его героев были кружева, а у самого Шекспира – просто белый воротничок. Хотя нет, ошибаюсь, на одном из портретов он в кружевах, – уточнила я.

– Не знаю, не знаю, – задумчиво сказала Ленка, – но что-то такое в нём есть.

– Угомонись, – посоветовала я.

– Угу, – грустно вздохнула она, – вот только я не помню, чем статья заканчивалась. Но он мне действительно понравился!

И на этом первая серия завершилась. Тогда мы благополучно забыли об этом маленьком инциденте.

Послезавтра у Ленки была попытка спихивания очередного зачёта, который ей предстояло сдавать в третий раз.

Помимо того, что у неё была полная идиосинкразия к археологии, преподавательница по прозвищу Эта Женщина Ленку не любила. Да и любить её было не за что. Предмета она не знала, училась плохо, лекции посещала нерегулярно, одевалась вызывающе, один раз была поймана со шпорой, во второй – с «бомбой». Три дня я заставляла её сидеть над учебниками. Но подозреваю, что это мало что ей дало.

Ленка сопротивлялась, как могла. Вот и теперь она вытащила меня то ли проветрить, то ли прополоскать мозги в бассейне.

Я могла бы вдолбить в её труднопробиваемую голову эту проклятую археологию, позанимавшись вместе с Ленкой. Но у меня не было на это времени – я готовилась к своей сессии.

Мы дружили с детства. Приехав в столицу из провинциального городка, снимали квартирку в спальном районе. На выходные ездили домой, благо у Ленки была машина, и пара-тройка часов за рулём не представляли для неё труда.

Я сидела над своими формулами и жевала бутерброд, когда раздался телефонный звонок.

– Слушай, сдала! – удивлённо закричала Ленка в трубку. – Всё расскажу после. Обалдеешь!

Подробности она нарисовала, когда приехала домой.

– Эта Женщина заболела, – радостно сообщила она.

– А сдавала-то кому? – спросила я.

– Она в больнице, – продолжала Ленка, не обращая внимания на мои вопросы.

Общение с моей подругой происходило в довольно интересной форме. Дело в том, что Ленка была очень скрытной особой. Она не любила вопросов, не любила ничего рассказывать, особенно откровенничать, считая, что всё узнается само собой. Само собой оно не очень получалось, и информацию из неё надо было тянуть клещами. Причём вопросы надо было задавать со всей осторожностью и деликатностью.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.