Друзья и враги

Александр Афанасьев

Друзья и враги

Достойный человек не может не обладать широтой познаний и твердостью духа.

Его ноша тяжела, а путь его долог.

Конфуций

Он слишком удачлив, чтобы иметь только друзей.

Никколо Макиавелли

Российская Империя и Северо-Американские Соединенные Штаты – несмотря на их громадные внешние различия – были просто обречены на союз, к этому их раз за разом подталкивала сама геополитическая логика существования, развития и крушения государств. Увы… каждый раз что-то мешало. Или кто-то.

До открытия Америки, до того, как Америка перестала быть страной, куда ссылают каторжников, и стала страной свободных и отважных – место Америки занимала Россия. Именно туда, на обезлюдевшую после страшной междоусобицы 1612 года территорию – направляли свои стопы молодые отпрыски европейских семейств, благородных и не очень, в надежде найти для себя счастье, процветание, страну, которой можно служить и за которую можно умереть. Все это они находили на бескрайних просторах Российской Империи.

Со Средних веков, со времен образования современной геополитической конфигурации, у Северо-Американских Соединенных Штатов и Российской Империи был один враг. Враг подлый, коварный и жестокий враг, который за счет этих качеств смог выстроить империю, над которой не заходило солнце, империю, многократно превышающую по размерам метрополию – на порядок, а то и на два порядка. Удивительно, как один мог управлять сотней, – но это было.

В конце семнадцатого века произошло так называемое «Бостонское чаепитие» – проникшие на британские корабли колонисты выбросили в море ввозимый из Англии чай, что послужило началом Войны за независимость САСШ. Это была война кучки колонистов против самой сильной державы в мире, против Британской Империи. Она могла закончиться сразу – военным поражением на суше. Она могла закончиться со временем – в результате военно-морской блокады портов и невозможности торговать и принимать мигрантов. Но она могла закончиться только одним.

На стороне САСШ сразу выступили Испания и Франция, имеющие свои, давние счеты с Англией. Англия могла это вытерпеть – у колонистов не было военного флота совсем, а позиция Англии в военно-морских делах была такой, что ВМФ Британии должен был быть сильнее двух следующих по силе флотов, вместе взятых.

Но против Великобритании выступила и Российская Империя. Именно Россия собрала так называемый «северный концерт». Объявление вооруженного нейтралитета нанесло сильнейший удар попытке Англии блокировать новообразованное государство колонистов, вышедших из-под контроля. Англия уже находилась в состоянии войны с американскими колониями, Францией и Испанией. Теперь еще целый ряд государств, во главе с Россией, был готов вступить с Англией в войну, в случае если бы она продолжала нарушать их торговлю. К северным странам – России, Голландии, Дании и Швеции – позже присоединились Пруссия, Австрия, Португалия и Королевство Обеих Сицилий. В 1782 г. в войну против Англии вступил один из крупнейших участников вооруженного нейтралитета – Голландия. Теперь господство Англии на море было безусловно подорвано, а продолжение блокады было невозможным.

В тысяча восемьсот двенадцатом году Северо-Американские Соединенные Штаты объявили Великобритании войну. Основой для этого послужили противоправные обыски британскими военными судами американских торговых – под предлогом того, что на них скрываются британские дезертиры. Об этой войне мало кто помнит за пределами самих САСШ. Но и здесь проявилась позиция России. Между правительством САСШ и Императором Александром Первым был налажен постоянный канал обмена информацией, с американской стороны его поддерживал Джон Куинси Адамс, с русской – граф Румянцев. Российская Империя не выступала прямо на стороне САСШ, но не приходится сомневаться в том, что тайные договоренности были. Иначе американцы вряд ли бы осмелились объявить войну.

В одна тысяча восемьсот шестьдесят первом году в САСШ началась Гражданская война. Это было больше, чем просто гражданская война между территориями, имеющими разные взгляды на проблему рабства. Это был конфликт взглядов на будущее развитие страны. Либо это будет сырьевой придаток развитого мира – хлопок тогда был не менее важен, чем сейчас нефть, теплый климат, обилие воды для полива и рабский труд делали его себестоимость минимальной, а прибыли от продажи огромными. Либо северный путь – за счет инвестиций в промышленность, развития банковского дела становиться экономически независимым и сильным государством.

История этой войны содержит много тайн, и практически никто не знает ее истинную, а не прописанную в учебниках историю. В истинной истории Гражданской войны в САСШ огромную роль снова играет Российская Империя. Великобритания, а вместе с ней и сложившийся к тому времени концерт европейских держав просто обязаны были вторгнуться в САСШ с целью помощи Югу. Во-первых, из-за наличия значительных экономических интересов в хлопковых плантациях юга. Во-вторых, из-за нежелания допустить возникновения экономически сильного конкурента, пусть даже и за океаном. В-третьих, Британия жаждала мести, и мести кровавой. Это вообще одно из основных побуждений, которые заставляли Британскую Империю начинать войны. Как изначально слабое, расположенное на маленьком островке государство, Британия всегда мстила. Месть ждала и Северо-Американские Соединенные Штаты, чья судьба в тот момент зависла на волоске.

Всем известно о присылке Россией двух военно-морских эскадр в порты США в самый разгар противостояния. Нельзя недооценивать этот жест – ведь в случае атаки американских портов, в которых стоят русские эскадры, у России появлялся повод для объявления войны. Но мало кто помнит о начале в это же самое время похода на Кокандское ханство. Этот поход, в общем-то часть большой игры Британской и Российской Империй в Азии, подозрительно совпадает по времени с Гражданской войной в США. Вкупе с твердым предупреждением Императора Александра Второго правительству Великобритании – не показался ли этот поход правительству Великобритании началом общего наступления России на юг, в сторону Индии? И не явилось ли это той маленькой гирькой, которая склонила мнение Великобритании на невмешательство в Гражданскую войну в САСШ на стороне американского юга. Ведь Российская Империя, униженная в Крыму, только и ждала повода, чтобы расквитаться…

В одна тысяча девятьсот шестьдесят втором году началась война, которую потом многие историки назовут Второй мировой, хотя официальное ее название – вторая тихоокеанская. Эта война, официально начавшаяся из-за французского наследия в Азии, которое сама Франция удерживать не могла, затянулась на двадцать один год, унесла жизни миллионов человек, прямо или косвенно вовлекла в боевые действия все мировые державы, кроме Австро-Венгрии, и едва не привела к ядерному апокалипсису. Это было больше, чем война за французское наследство, – это была война за господство в зоне Дальнего Востока, Восточной Азии, а потом – и Латинской Америки. И снова Российская Империя, имеющая в регионе свои интересы в виде русского Дальнего Востока, Монголии и Желтороссии, оказалась в одном окопе с Северо-Американскими Соединенными Штатами, противостоя Великобритании, Франции и вскормленному Британией монстру – Японской Империи.

Увы… Северо-Американские Соединенные Штаты вели по отношению к России совершенно другую политику. Темная и грязная история с покупкой Аляски. Привечание на своей земле махровых русофобов и подрывных элементов, таких, как Якоб Шифф, Отто Кан (Кун), которые вложили все, что могли, в поражение России в японской войне, в заражение ее бациллой большевизма. В этой же компании вращался и некий Бронштейн Лейба Давидович, прогрессивный журналист из России, позднее ставший известным по всему миру под своим псевдонимом – Троцкий.

Раз за разом Северо-Американские Соединенные Штаты отвергали возможность союза с монархической Россией. Раз за разом отвергалась протянутая через Тихий океан рука дружбы. И стоит ли удивляться тому, что на рассвете нового тысячелетия пришла пора расплатиться за прошлые грехи…

29 мая 2012 года.

САСШ, федеральный округ Колумбия.

Вашингтон, 950 Пенсильвания-авеню,

федеральное здание

Офис генерального атторнея САСШ

Конечно, стрельба из винтовки пятидесятого калибра и погибшие полицейские не могли остаться без внимания североамериканского правосудия – и не остались. Находясь на свободе, я сделал несколько звонков – и в результате меня вызвали не в офис прокурора Нью-Йорка, а к генеральному атторнею САСШ, на высший уровень. Моих звонков хватило, чтобы привлечь внимание к трем трупам в канадской машине СРС, а Мишо подсуетился, и делом занялись ребята с Федерал-Плаза, нью-йоркский офис ФБР. В итоге повестка пришла и мне поразительно быстро – явиться к одиннадцати тридцати.

В Вашингтон я поехал на машине, решил не рисковать, тем более что машина бронированная – и проклял все на свете. Пробки на въезде в Вашингтон неописуемые, и это несмотря на то, что дорожная сеть в этой стране великолепная. Бетонные многополосные автострады, развязки – им не приходится, как нам, думать, что делать с разрушением дороги зимой, для них снег зимой – это чрезвычайное событие, в то время как у нас на него и внимания не обращают, раз зима – значит, должен быть снег. Толкаясь в своем «Майбахе» на въезде в город, я думал, что же такое могло произойти, если британцам так надо меня убить. То, что пытались убить меня, а не Дариуса, я не сомневался, ребята с винтовкой пятидесятого калибра могли проникнуть в Бронкс, могли подкупить таких же, как Дариус, уродов с дешевым автоматом и минимумом мозгов. Хотя… может, и прав был нью-йоркский коп лейтенант Ген, говоря о том, что все негры нас ненавидят и белый, пытаясь договориться с негром о разборке с другим негром, рискует получит порцию свинца в брюхо.

Заметив у тротуара «Олдсмобиль» темно-синего цвета, я поспешил к нему. Правительственная машина, почти «Кадиллак», их закупает СРС для высших руководителей.

Человек, сидящий на правом переднем сиденье, вышел, когда я приблизился к машине. Невысокий, крепкий, похож на мексиканца.

– Сэр…

Я поднял руки, и он быстро провел сканером вокруг меня. Затем кивнул, открыл дверцу машины. Пистолет у меня был – но я его держал в скрытой кобуре, которую прикрепил в прокатной машине. Хоть здесь и цивилизованный мир, а без оружия никак нельзя. Как говаривал один мой друг: только стань бараном, и волки тут как тут.

И он был прав.

– Посол…

Пикеринг улыбнулся:

– Я давно не посол. И вы, кстати, тоже.

– Ну, почему же. Можно сказать, что мы послы доброй воли. Пытаемся навести мосты над пропастью с бушующими в ней недоверием, злобой и безумием.

Пикеринг тяжело вздохнул.

– Вы все, русские, умеете так говорить?

– Не все. Но я писатель. Ничего необычного, любительские опыты в юности, не более того.

– Было бы интересно почитать.

– Уйду на пенсию – издамся. Если доживу.

– Кстати, про «доживу»…

Пикеринг ждал, что я начну что-то объяснять, – но я был не меньшим мастером, чем мой североамериканский коллега, и молчал, ожидая вопроса. Кто задает вопрос – невольно раскрывается, это что-то вроде словесного дзюдо. Самый умный человек – это тот, который зубами закрыл дорогу своему языку.

И Пикеринг понял, что начинать придется ему.

– У вас серьезные проблемы.

– У меня?

– Да, черт возьми, у вас! – Томас поднял градус разговора. – Когда британская и русская разведки устраивают разборки на чужой территории и в результате этого гибнут и получают увечья сотрудники правоохранительных органов другого государства, это, черт побери, значит проблемы у обеих сторон, вот что!

– Разве я начал стрелять?

– А те ублюдки, которые погибли в машине, – они умерли от раскаяния?

– Они умерли от того, что я принял все возможные меры к задержанию убийц полицейских. Вы не задумывались над тем, что может натворить сошедший с рельсов ублюдок с винтовкой пятидесятого калибра в городе?

Пикеринг понял, что меня так не пронять.

– С самого начала. И ни слова лжи. От того как вы будете с нами сотрудничать, будет зависеть то, какие обвинения вам будут предъявлены и будут ли они предъявлены вообще.

Я рассказал все, как было, ничего не утаивая. Смысла утаивать не было, в конце концов, я не совершил никакого преступления. Конечно, в Нью-Йорке многие завопят как резаные, если услышат про лихую разборку на Лонг-Айленде, там слишком много демократов и слишком жесткие законы об оружии, но если мне и будет предъявлено обвинение, с хорошим адвокатом оно не пройдет дальше Большого жюри.

Пикеринг какое-то время сидел молча после моего рассказа, пытаясь осмыслить сказанное и разложить все по полочкам. Через тонированные стекла «Олдсмобиля» мы наблюдали за величественным Ванден Плас с флажком Соединенного Королевства на маленьком флагштоке, причаливающим к тротуару перед нами.

– Нам не пора идти? – напомнил я.

– Нет. Фрай просил дать ему несколько минут. Август Фрай, помните такого?

– Отдел внутреннего взаимодействия, – вспомнил я свой прошлый визит в это здание.

– Теперь – заместитель генерального атторнея. Сделал себе имя на разоблачениях коррупции предыдущего кабинета. Метит в Конгресс.

– Поздравляю.

– Не стоит. Чертовски неприятный тип, себе на уме. Но это неважно.

– Правительство САСШ намерено что-то предпринимать в связи с убийством русской подданной на ее территории?

Пикеринг поморщился:

– Гибелью…

– Убийством, – настойчиво повторил я. – Это было убийство, наглый вызов всем нам и откровенное попрание всех норм человеческого существования. Государственная машина охотится за двадцатилетней девчонкой, которая виновата лишь в том, что не проявила предусмотрительности при выборе кавалера. Это не может быть терпимо. Что завтра придет в голову этим ублюдкам, кого еще они попытаются убить?

Пикеринг, не найдя, что ответить, открыл дверь машины:

– Пойдемте.

Августа Фрая я видел всего один раз в жизни, но запомнил, как и всех, кого встречаю на своем жизненном пути – у меня хорошая память на лица. За то время, что прошло с нашей последней встречи, он почти не изменился – словно законсервировался. Если бы нужна была модель для написания картины «идеальный чиновник» – Август Фрай подошел бы лучше всего.

– Сэр…

– Рад вас видеть, мистер Воронтсов… – он выговорил мою фамилию, с трудом, но выговорил, тоже запомнил. – Прошу присесть вот здесь. А вы, мистер Пикеринг, – вон туда. Да, вон туда…

Здесь было что-то вроде суда, неофициального – но все же суда. От того, чем закончится сегодняшняя встреча, будет зависеть то, выдвинет ли прокуратура уголовные обвинения.

Напротив меня сидел лорд Тимоти Арчер, барон Хоу, его отец был пэром Англии, сын этого титула пока не выслужил, но, вероятно, выслужит. Второй секретарь Посольства Ее Величества Королевы Великобритании в Вашингтоне, писатель, публиковался под псевдонимом Джеймс Хоу. На мой взгляд – весьма средне.

– Прежде всего, господа, – продолжил Фрай, – хочу предупредить всех, что наш сегодняшний разговор записывается, запись разговора может быть использована в суде, а также – при дальнейшем расследовании дела. Поэтому любой из вас может пригласить адвоката и ничего не говорить до его прибытия. Итак, вы, мистер Воронтсов?

– Адвокат мне не нужен, спасибо.

– Лорд Хоу?

– Какой адвокат? – не понял британец. – Мы в этом деле пострадавшая сторона!

– Мистер Хоу, вам понятны ваши права, как представителя Соединенного Королевства, и желаете ли вы пригласить барристера[1] при защите своих интересов и интересов Его Величества?

– Нет, благодарю, я вполне справлюсь сам, – исполненный презрения к бывшим колонистам, проговорил лорд Хоу.

– В таком случае начинаю. Помнится мне, вы не можете давать присягу, мистер Воронтсов.

– Совершенно верно, я не могу присягать в вашем суде. Но я могу поклясться говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.

– Думаю, этого будет достаточно. Итак, мистер Воронтсов, вам слово. Каким образом вы сумели впутаться в историю со стрельбой.

Здесь я выложил уже приукрашенный рассказ. Не то чтобы лживый, просто утаивающий некоторые моменты. Получилось так, что я в компании бывшего агента ФБР Марка Мишо ехал на его машине в небольшой поселок на Лонг-Айленде. Меня пригласили друзья Мишо, потому что у них была информация об убийстве русской подданной в Нью-Йорке, произошедшем совсем недавно. Когда мы подъехали к дому – началась стрельба, и нам пришлось спасаться. Мне удалось раздобыть винтовку, после чего я зашел во фланг нападавших и открыл огонь по их машине. Нападавшие были убиты, агент Мишо был ранен в перестрелке, и поэтому я не дождался полиции, а отвез раненого в больницу. Вот и все, что я имею сообщить по данному делу.

– Я протестую относительно того, каким образом преподносится дело о гибели русской подданной в автомобильной катастрофе, – заявил барон Хоу, – князь опускается до того, что пересказывает печатающиеся в желтой прессе сплетни и досужие домыслы.

На сей раз я сдержался.

– До вашего протеста мы еще дойдем, барон, – с кислой миной заявил Фрай, – сначала разберемся с заявлением господина Воронтсова. Итак, вы не отрицаете того, что у вас была винтовка и вы сделали несколько выстрелов из нее?

– Не отрицаю.

– И в кого же вы стреляли?

– Я стрелял в машину, которая пыталась скрыться с того места, с которого дом обстреливали.

– И вы видели, кто находился в машине?

– Нет, потому что было темно. Но у меня достаточно опыта, чтобы сделать заключение о том, что это именно та машина, на которой пытались скрыться убийцы, обстрелявшие полицейских.

– Не сомневаюсь в вашем опыте. Вы стреляли на поражение?

– Да, безусловно.

– Но почему же? Как вы могли быть уверены…

– Извините, сэр… – перебил я Фрая. – В Северо-Американских Соединенных Штатах никогда не было терроризма, а у нас он был. Русский терроризм берет свое начало во второй половине девятнадцатого века, и террористическая активность не спадает и поныне. Мы сто пятьдесят лет живем в условиях непрекращающихся посягательств на нашу жизнь, собственность, само наше существование как народа. Поэтому у нас, сэр, принято стрелять на поражение в убийц, которые обстреливают тебя из винтовки пятидесятого калибра. И в любых других убийц мы тоже стреляем на поражение. Мы считаем, сэр, что-либо нужно стрелять на поражение, либо не стрелять вовсе.

Фрай предпочел не развивать эту тему – он прекрасно знал, что будет, если эту запись прослушать, к примеру, на Большом жюри. Североамериканцы – совсем не такие толерантные, какими бы их хотели видеть власти. Им не нравится, что власть ничего не может сделать с бандитами, расплодившимися в больших городах, и не может даже открыто признать, что подавляющее большинство бандитов – либо негры, либо латиноамериканцы. Им не нравится, что в стране существует огромный класс людей, живущих на велфер[2] и годами нигде не работающих. Им не нравится, что сначала в коммьюнити с нормальными белыми законопослушными людьми въезжает одна мексиканская или негритянская семья, потом другая, обернуться не успел – урны перевернуты, ночью в проулках тусуются рэперы и гремит музыка, в соседнем гараже разбирают краденые машины, а наркоманы рыскают по улицам в поисках денег на дозу. И дом, за который семья платила двадцать лет, теперь можно продать только за треть цены. Вопрос тут не в цвете кожи. Вопрос в том, что существует значительная прослойка населения, которая предпочитает паразитировать на обществе, не давая ему ничего взамен, и считает, что законы общества писаны не для него, что можно, к примеру, не знать английский и требовать везде дублирующих надписей на испанском, вместо того чтобы учить язык. И существует другая прослойка общества, которая считает, что таким вот социальным паразитам и эгоистам надо уступать, ущемляя интересы большинства ради интересов меньшинства. В Российской Империи такого не может быть по определению, все подданные равны перед Государем и несут определенный объем обязанностей. О них они должны задуматься прежде, чем о своих правах. А здесь назвать черное черным, убийцу – убийцей означает стать изгоем для общества и подвергнуться судебному преследованию. Но те, кто все же называет вещи своими именами, приобретают опасную популярность, и Фрай не хотел, чтобы в числе таких опасно популярных людей оказался русский дворянин.

– Вернемся к тому, как вы попали в этот поселок, мистер Воронтсов. Кому позвонили эти полицейские, вам или…

– Мишо, сэр.

– Да… Мишо.

– Агенту Мишо, сэр. Вернее – бывшему агенту.

Этот звонок на телефонном аппарате Мишо был, и он был отвечен. Если они будут проверять счета из телефонной компании и закажут деталировку – звонок будет.

– О чем они говорили?

– Сэр, я не могу ответить на этот вопрос, потому что не являлся участником разговора.

– После этого вы сразу выехали…

– Да, сэр. Мы сразу выехали на Лонг-Айленд.

– Откуда?

– Из Манхэттена, сэр. Мы выехали из Манхэттена.

– Хорошо… Мишо работает на вас?

– Нет, сэр.

– Вот как?

– Да, сэр. Бывший агент Мишо работает на компанию «Трианон Секьюрити», где числюсь консультантом и я. Владелица компании – Марианна Эрнандес.

– Вы утверждаете, что компания «Трианон Секьюрити» не находится под вашим контролем?

– Совершенно верно, сэр.

– Какие отношения связывают вас с Мишо?

– Дружеские. И деловые.

– И он готов подтвердить эти слова?

– Сэр, об этом вам лучше спросить у него самого.

Фрай потер подбородок. Он понимал, что просто так меня не проймешь. И под закон RICO[3] «Трианон» вряд ли подходит. Слишком опасные связи у нас наверху. Слишком серьезными делами в вопросах безопасности мы занимаемся.

– Хорошо. Как вы поняли, из чего стреляют? Вы видели стрельбу и стрелявшего?

– Нет, сэр. Но я понял, что стреляют из винтовки пятидесятого калибра, потому что сам стрелок и неоднократно стрелял из подобного оружия. Кроме того, я являюсь владельцем лицензии на стрелковое оружие третьего класса и аккредитован в BATF как импортер и экспортер оружия.

– И все-таки – как вы поняли, по кому нужно стрелять?

– Мишо продвигался впереди меня. У него было помповое ружье. Он вскрикнул, упал, потом я увидел выезжающую машину, как раз с той стороны, куда двигался Мишо. У меня была винтовка, и что я должен был делать?

– Вы слышали выстрел, которым ранили Мишо?

– Нет, сэр. Полагаю, это был пистолет с глушителем.

Фрай пожал плечами. Он пытался меня на чем-то зацепить – и не мог.

– Пистолет с глушителем и в самом деле нашли полицейские. Но он лежал довольно далеко от машины, которую вы обстреляли.

Теперь с улыбкой пожал плечами я. Если вы ждете от меня каких-то домыслов и предположений – не дождетесь, сэр.

– Что вы сделали после того, как обстреляли машину?

– Я подбежал к Мишо и помог ему подняться. На нем был бронежилет, и он остановил пулю. Потом я и Мишо подошли к машине, которую я обстрелял, – там были все мертвы, сэр. Потом мы поехали в больницу.

– Вы видели, какую машину вы обстреляли? Какой она была марки?

– «Фарго», сэр. Это была «Фарго».

Фрай повернулся к высокомерно выслушивающему нас барону.

– Автомобиль марки «Фарго», барон. Был взят напрокат в Монреале.

– Что вы этим хотите сказать?

– Совершенно ничего. За исключением того, что мы проверили, какие рейсы прибывают в аэропорт Монреаля в то время, когда была взята напрокат машина. Лондон и Эдинбург, оба – «Бритиш Эйрвейс». Стоит ли нам копать дальше?

– Я вас не понимаю.

– Зато я прекрасно все понимаю. Двое полицейских убиты, еще двое – инвалиды.

– Какие обвинения вы предъявляете мне?

– О, никаких. За исключением того, что мы изъяли информацию о дорожном движении в городе Нью-Йорке в тот день, когда произошла подозрительная автомобильная катастрофа с русской подданной. За исключением информации из тоннеля – кто-то предусмотрительно отключил камеры, причем этот кто-то знал, как это делается. Как вы думаете, сколько канадских автомобилей мы найдем на этих пленках? И сколько из них будут взяты напрокат в Канаде в тот же день, что и «Фарго»?

– Вы верите россказням русского сумасшедшего! Право, это напоминает дурной детектив!

– Не хуже написанного вами…

– Нет, это…

– Ваш литературный талант, барон, также не заслуживает того, чтобы его скрывали, – перебил я барона, – могу даже подсказать сюжет. Наследник британского престола, желая забыть несчастливую и трагическую любовь к русской барышне, находит себе новую подружку и едет… в Монако? А следом за ним по подложным документам прилетает человек, который отправил посылкой из Северо-Американских Соединенных Штатов одну из этих новых штучек из Вестфилда[4], которые можно спрятать под пальто и которые тем не менее являются настоящей снайперской винтовкой. И как назло – этот человек не совсем в себе и очень не любит старую добрую Британию. Или возьмем Их Королевское Величество, защитницу рыцарства. Как я слышал, она обожает верховые прогулки по лесу? И на скачках в Аскоте открыты все трибуны, включая королевскую. Разумно ли это, когда вокруг столько психов, и как мы смогли убедиться – у какого-то из психов в руках может оказаться винтовка пятидесятого калибра. Или возьмем вас, барон Хоу…