Вектор: Жизнь и смерть

– А как ты нашел меня? – Света шла почти вровень с ним, не сводя взгляда с его лица, пытаясь уловить любые сигналы, выдающие ложь. – Там, где был взрыв и погиб мой напарник, а ты так удачно успел спасти меня от нападения?

– Как я там оказался? Случайно. Вчера прогремело, казалось, словно весь Вектор тряхануло. Ну я и стал искать, направлений тут много. Дальше ты знаешь.

Портер осмотрелся, словно вдруг осознавший незнание окружения, но тут же определил направление, взглянув на разметку под потолком, и пошел вперед по длинному, плохо освещенному коридору за правым углом. Света все же утвердила для себя необходимость отсечь вариант причастности Портера к гибели одного из людей, причем единственный способ, практикуемый ею чаще всего и редко подводящий, сочетал в себе не только угрозу, но и физическое влияние, граничащее с пытками. Грубо – возможно, грязно – еще как, но у нее нет времени на долгие беседы, а Портер – это не тот человек, по кому ее совесть будет страдать. К тому же в нынешнем положении любой иной вариант будет безрезультатен.

Внезапно Света услышала животный всхлип, отчего сразу же заняла позицию вдоль правой стены. Они замерли, осматриваясь спереди и сзади, но внезапная кромешная тьма мешала контролировать ситуацию, ведь угроза могла появиться откуда угодно. Портер сразу же посоветовал ей спрятаться за дверью спереди. Света использовала сенсор, и только дверь открылась, она зашла внутрь и, перед тем как занять оборонительную позицию, решила проверить безопасность внутри помещения, используя прибор ночного видения. Ситуация была крайне напряженная, а новая схватка со здешним созданием могла вновь отнять время, которого у нее и так остается все меньше и меньше. Все произошло быстро – настолько, что она успела возненавидеть себя за медлительность и промашку, почти стоившую ей жизни. Ее ударил разряд тока, она упала на колени, крича от жгучей боли, явно не ожидая такого не только из-за самого события, но и из-за чрезмерного уровня напряжения, погасить который костюм не смог. Упав на бок, скованная разрядом, она стонала и гневалась настолько, что, не будь сейчас обездвижена, могла бы смело вцепиться зубами в шею. Портер забрал у нее все оружие, и пока мышцы восстанавливали свою работоспособность, он молча лишил ее всего, оставив практически голый костюм.

Света смогла взять себя под контроль уже через пару минут, но это оказалось слишком поздно: Портер уже оставил ее одну, заперев единственный выход из комнаты.

ГЛАВА 21

– Быстро открыл!

– Ты правда считала меня полным дураком?! – крича, почти требовательно перебил он Свету, глядя через окошко, откуда в нее бил яркий свет. – Серьезно?! Да я же журналист со стажем, вранье вижу за версту, а здесь, в нашей ситуации, нужно лишь сложить два плюс два.

– Лучше выпусти меня сейчас, иначе…

– Я знаю, что ты не дашь мне шанса покинуть Вектор! – Она замолчала. – Все твои обещания – это ложь! А знаешь, как я понял твои намерения? Ты почти влегкую согласилась дать мне выход со станции, где любой, кто не имеет защитного костюма с фильтрами, примерно такого, как носишь ты, автоматически подхватывает заразу, превращающую одних в монстров, вторых просто убивающую страшнейшим образом, а третьих сводящую с ума! Ты знаешь это – даже не смей убеждать меня в обратном. Как и знаешь, что это за место и чем оно являлось раньше. А вот я-то без костюма, и ты даже не спросила, даже не поинтересовалась, как я себя чувствую, адекватен ли я. Нет, ты проигнорировала этот факт, потому что, как только я бы помог, ты устранила бы меня без особых проблем, ведь я еще тот балласт! Помахала передо мной спасательным кругом, но не учла, что я прекрасно знаю правила игры. Любой здравомыслящий человек не выпустит того, кто ходит здесь без защиты. Знаешь, как я узнал, что ты лжешь? Когда я упомянул возможное заражение твоего мужа или того найденыша, то ты даже не сдвинулась с места, даже не уточнила! Потому что ты и так знаешь, от чего тебя защищает твой костюм!

Гневу Светы не было предела: ее не просто раскусили, а непосредственно довели зачатую ранее мысль до логического финала. Ведь сама она не знала, как поступить с Портером, оставляя это решение на будущее. И вот сейчас вместо адаптации под ситуацию, где требуется не привычная ей сила, а дипломатический подход, она вновь корит себя за нынешние чувства вместо просчитывания ходов в игре с противником, который, скорее всего, сам не контролирует себя. Раз у него незаметны внешние изменения, значит, ментальных должно быть вдоволь, потому что он прав: кто здесь дышит – умирает. Она постаралась взять себя в руки и несколько в оправдательной манере плавно доносила новую ложь:

– Ты прав. Я легкомысленно отнеслась к тебе, такое бывает. Когда есть единственный быстрый шанс найти любимого человека, то закрываешь глаза на проблемы ради важнейшей цели для любого из нас. Уверена, ты бы так же поступил на моем месте, просто игнорируя любые факторы, которые могут лишить тебя того, чего ты хочешь больше всего. В моем случае это мой муж, и вряд ли кто-то на моем месте не сделал бы все что угодно ради спасения любимого человека.

У нее нет оружия, а взломать дверь уже не представляется возможным – и недолго думая она осматривает резервное открывание через физическое воздействие, которое, к ее сожалению, оказалось сломано: видимо, Портер готовил это место для подобных случаев.

– Слушай, я знаю, ты уже давно здесь и, уверена, многое пережил, как и уверена в том, на какие крайние меры тебе приходилось идти ради выживания. Каждый выживает как может – такова природа, это нормально. Никто тебя не осудит, но держать меня здесь…

– Да, я многое делал, даже слишком, тут ты права. Но, знаешь ли, мы можем еще долго душу изливать и делиться солидарностью, но тебе все равно не понять, каково это – быть здесь и не иметь возможности выбраться.

– Ты прав, не понять. Но это не значит, что я не могу сочувствовать тебе, я же тоже человек. Все мы мечтаем о большем и лучшем.

– Расскажи свою историю – тогда я смогу лучше узнать и понять тебя! Потому что точно так же, как ты используешь меня, я использую тебя. Разница лишь в том, что я спасаю себя, а ты – кого-то другого, из-за чего у нас разное отношение к средству достижения цели. Лишь сообща у нас получится чего-то добиться, иначе нет и смысла продолжать.

– Постой!

– Я дам тебе время подумать!

Портер закрыл окошко, оставив Свету одну в четырех стенах, наедине с беспросветной темнотой. Как бы она ни кричала в яростном гневе, ударяя без устали в дверь то руками, то ногами, требуя отпустить ее, ситуация была неизменна. Проклиная себя всеми возможными словами, ей ничего иного не оставалось, кроме как быть запертой в этой пустой комнате, где нет ничего: ни стола, ни кровати, ни стула, вообще ничего. Не было таких слов, которыми она сейчас не оскорбляла Портера, влегкую загнавшего ее в ловушку, что само по себе казалось немыслимым. Ведь она всерьез была уверена в контроле над ситуацией – но нет, обычный гражданский смог ее запереть и лишить оружия. Она кричала от злости, вымещая весь гнев на двери, причисляя себя к худшим из людей. Такое было невозможно принять трезво и осмысленно, точно не ей, не с ее упрямым характером. Все очень просто: она ошиблась в нем, и это – строго ее ошибка, кричащая о слабости и глупости. Портер вконец сошел с ума на этой станции, а она, видя все признаки и доказательства прямо перед глазами, все равно позволила ему стать частью ее задания, тем самым подпустив врага слишком близко.

– Портер! Послушай меня внимательно! Лучше выпусти меня, пока я не разозлилась окончательно, потому что если ты не сделаешь этого, а я все же выберусь, то грохну тебя и даже бровью не поведу. Никакого спасения тебе не будет, ты также помрешь вместе со мной! Чего ты добиваешься, а?!

Сердце стучит как отбойный молоток: не находя себе места, Света наворачивает интенсивным шагом круги, периодически ударяя кулаками стены ее тюрьмы, пытаясь тем самым хоть как-то понять, как действовать дальше, все время ощущая немыслимое напряжение из-за нашептывающей в голове мысли: «Тут ты и умрешь».

Подойдя к двери, упираясь на нее руками со всей силы, опустив голову и выгибая спину, она практически делала растяжку, насколько это было возможно в этом нелегком костюме, дабы получилось как можно лучше расслабиться и убедительно произнести следующее:

– Ты хочешь знать, почему я позволила тебе идти со мной и обещала то, что, по-твоему, невозможно? Хорошо, ответь-ка ты мне, почему же, раз ты знаешь отлично про заразу на этой станции, так рьяно хочешь покинуть ее? Ты сам лично станешь распространителем смертельной угрозы за пределами Вектора, где по твоей и только твоей вине умрут не тысячи, а целые миллионы людей. Умрут страшной смертью. Портер! Ты правда хочешь этого? Молчишь… Потому что тебе плевать на людей, на их жизни, на детей и матерей, женщин и мужчин, которые ничего плохого не делали в своей жизни. Тебе плевать на что-либо и кого-либо, кроме самого себя. Как ты думаешь, могла бы я допустить такое? А? Нет, и только нет! Но… но мы могли бы что-нибудь придумать, раз уж ты умудрился сохранить рассудок, возможно, теоретически есть шанс на то, чтобы ты все же обрел спасение с этой станции…

Все эти слова она старалась говорить спокойно, как бы идя навстречу и пытаясь найти взаимное понимание, выводя на рассуждение, а не осуждение. Но в конце речи проскочила мысль: «С хера ли я должна оправдываться?» Злость от сути самой ситуации, где ей приходится быть податливой и прогибаться, вспыхнула с новой силой, чуть ли не вынудив ее произнести громко и строго, обвиняя во всем Портера: «Хотя, знаешь что, да пошел ты на хуй, ебаный псих, никуда ты не улетишь без меня, поздравляю, ты здесь и подохнешь!»

И вот она вновь – безвыходность, ненавистное ей ощущение, впервые давшее о себе знать еще в детстве. Света злилась, прекрасно осознавая свою правоту, как и его безумие, заключившее ее в этом месте. Это изначально была плохая идея – брать его с собой, когда могла бы справиться и сама, не говоря уже о том, что тут вообще не должно уже быть живых людей. Но он как-то смог, чем пренебрегать было нельзя. «Говенная ситуация с самого начала, дура, дура, дура…» Скорее всего, Портер также расправился с Тони, спрятав все улики, создав новое место преступления. А возможно, он так поступил со всеми. И он бы так и водил ее кругами, пока не настанет момент признать провал задания и покинуть Вектор. Хотя, кто знает, возможно, его желания были куда хуже, все-таки он долго был здесь один, без людей, без женщины… «Надо было убить его, когда был такой шанс, идиотка, тупая идиотка!» – вновь думает про себя Света, представляя, какое разочарование сейчас чувствовал бы Альберт, будь он жив и знай, какай ее постиг исход.

Как же так? Неужели он всерьез оставит ее здесь, просто так, чтобы она умерла от голода и обезвоживания? В четырех стенах, где нет ничего, кроме темноты да собственных мыслей. Видимо, да, ведь не было более ни вопросов, ни разговоров, вообще ничего: он просто оставил ее здесь, словно бешеное животное, заслуживающее лишь клетки. Прошло уже полчаса, как она осталась наедине сама с собой, и хоть гнев чуть поутих, а боль обеих рук от бесчисленных ударов по двери наконец стала спадать, все это не имеет уже значения. Она проверила все: вручную дверь не открыть, вентиляция заварена, а большего и нет ничего, словно этот гроб специально был подготовлен, оставалось лишь наполнить его жителем. Возможно, он делает так не впервой – и где-то совсем рядом, может, через дверь, а может, уже за стеной покоится человек, так и не выбравшийся, закончивший свою жизнь в темноте, холоде и одиночестве. Возможно, даже Питер или Ос сейчас рядом, и это – их братская могила.

Возможно, все это сраная карма. Она заслужила подобную смерть, заслужила уже давно. Заслужила за то, что оттолкнула единственного мужчину, которого любила, но который не смог быть с той, что не уследила за единственной дочерью, утонувшей в озере во время загородного отдыха всей семьей в честь дня рождения, когда ей стукнуло пять лет. Сейчас бы ей было уже десять… Тогда Света нашла спасение в работе, глушащей чувства и мысли, всю боль и вину, – ведь тут все понятно, где добро, а где зло, что делать дальше, а чего не делать и вовсе, ибо первоочередная задача – это выживание, дабы приказ был выполнен. Ей давно предлагали и повышение в должности, и работу с рекрутами, но в свои тридцать пять лет ей все еще нравится быть на поле, в самой гуще, где все происходит на острие лезвия, не давая мыслям забить голову и превратить саму себя в жалкий кусок ненужного мусора, мало чем отличающего от любого бесполезного создания. Она много раз думала о том, что бы было, будь у нее другая жизнь – та, в которой ее дочь жива, а любимый рядом. Она бы точно не оказалась здесь, а закончила бы свою жизнь, возможно, в старости, нянча внуков, а может, и правнуков, кто знает. При мысли об этом она непроизвольно улыбнулась, почувствовав, как давно делала это в последний раз, отчего чуть не заплакала, что, собственно, также было ей в редкость. За это она и ненавидит такие моменты, вынуждающие ее чувствовать боль: ведь ничто не меняется – лишь гнетущее самобичевание и осуждение собственных решений и поступков, коих за жизнь набралось немало. Она знает это, поэтому и любит быть на передовой, чтобы изгонять мысли и чувства и наслаждаться процессом, где контроль достигает такого уровня, который ей даже не снился в гражданской жизни и, будь который у нее там, жизнь бы сложилась совершенно иным образом. Но прошлого не воротишь – и сейчас, если ей и суждено умереть, то последнюю мысль она бы хотела оставить как раз на то, какой была бы ее жизнь, будь она чуточку сильнее. Света вновь подошла к двери, позволяя смирению с возможной участью чуть взять верх над ней, всерьез поощряя упрямство. Ведь Портер не знает ее возможностей, а идти ва-банк, рискуя, да и брать на слабо – для нее почти что вызов, которого она никогда не избегала.

– Знаешь, а ведь я могла отказаться. Не обязательно было самой спасать его, могли быть другие люди. А я тихо и мирно ждала бы. Не знаю, слышишь ли ты меня, но надеюсь, что да, во всяком случае я хочу в это верить, ведь кому-то я должна это сказать… Я не лучший человек, но я всегда была честна с собой, так что я приму эту смерть. Хуй с ним, много раз избегала ее, может, в этот раз наконец получу заслуженное. К тому же так будет даже лучше, ведь ты не покинешь без меня Вектор, даже на корабль не взберешься. Ты заражен, как и все те, кто дышит здешним воздухом, все эти монстры и твари… Ваше место тут, а значит, моя смерть лишит тебя пути за пределы Вектора и ты не распространишь эту херню по всему миру, и не будет повторения здешних событий. Моя совесть будет в порядке, сама виновата, бывает, с этим у меня нет проблем. Меня никто дома не ждет, не к кому возвращаться – все здесь. Если ты убил Питера, то значит, мы встретимся с ним там, в другой жизни, где меня уже давно ждет еще один человек, и я… – Света осеклась, чуть не начав откровенничать с Портером о своей дочери, самом чистом и милом человеке, которого она знала, использовать которую в этом месте для спасения, давя на жалость надзирателя, она никогда бы себе не позволила.

– Если ты так думаешь, почему согласилась мне помочь? – его голос был спокойным и понимающим, словно он переживает даже больше, чем она.

– Потому что мне нужна была помощь. На моем месте ты поступил бы так же, даже не думай иначе.

– А потом?

– А ты как думаешь? Ты заразен. Неужели кто-то в здравом уме позволит кому-то, кто является разносчиком смертельной болезни, покинуть зону его обитания, дабы заразить остальных? Конечно, нет. Я бы воспользовалась тобой, а потом… не знаю, бросила бы, потому что, как ни посмотри, одна жизнь не может быть важнее миллиардов жизней. Если ты этого не понимаешь, то безумен, причем болезнь тут не важна. И если для спасения мира придется принести в жертву меня или Питера, то вперед!

– Откуда ты знаешь про Вектор, про эту болезнь, про воздух?

– Мой муж все поведал в сообщении. Он биолог, всегда параноит, ну и первым делом, когда оказался здесь, сделал все тесты, какие мог.

Неожиданно громкий скрип вынудил Свету отойти на шаг. Створки двери раздвинулись, немного ослепив ее ярким светом из коридора, вынудив даже рукой прикрыть глаза. Медленно вышла, осмотрелась по сторонам, явно ожидая подвоха, – но его не было. Портер стоял в паре метров слева от нее, вдумчивый и явно твердый характером. Он был безоружен, но в руках его был небольшой наушник, назначение которого Света не могла знать. Он быстро убрал его в карман, заметив ее интерес. Но Свете было не до этого: она по понятным причинам уже готова кинуться на него, но только Портер снова удивил, показав на стоящий рядом с дверью автомат и остальное оружие.

– А что если бы человек, который предложил тебе помощь, оказался не заразен? Здоров, полностью?

Света взяла оружие, проверила патроны и состояние, пока Портер с интересом и спокойствием наблюдал за ее неоднозначной реакцией.

– Тогда бы проблем не было.

– Хорошо. Надеюсь, это правда, потому что если нет и ты собираешься оставить меня здесь или убить, то лучше сделай это сейчас, ложная надежда мне не нужна.

– Ты не можешь быть здоров, Портер, ты же…

Не успела она закончить, как он снял перчатку с левой руки и задрал рукав, оголив голую кожу со множеством дырок от уколов.

– Я нашел лекарство.

ГЛАВА 22

Смятение было не просто главенствующим состоянием: оно было единственным, практически оглушающим и вводящим такую непроглядную смуту в ее ориентирах, какую порой не хотелось бы и вовсе знать. Здесь, в пределах космической станции Вектор, для Светы были простые и понятные правила, в целом как и на любом задании или местности, предполагающей вооруженный конфликт или конфронтацию. Но все же станция в открытом космосе выделялась простым условием для существования, а именно – четким разделением на допустимое и недопустимое не только ради выполнения задания, но также ради выживания. Каждый, кого она тут встретит, автоматически является врагом, ведь либо он уже давно потерял связь с реальностью, проведя тут слишком большое время, реализовав непоправимый ущерб сознанию и всем социальным навыкам, либо же, что более вероятно, человек, если он таким еще остается, физически более не способен на жизнь вне этих стен, отчего по итогу каждый лишь представляет собой орудие или же преграду. Она прекрасно знала: Портер не покинет станцию, и какие бы слезы он ни лил, какие бы доводы ни приводил, он давно стал частью Вектора, который, в свою очередь, уже давно несовместим с внешним миром. Но, как видит она сейчас четко и ясно, он не просто смог сохранить человеческие черты – он остался человеком, до того трезво мыслящим, что поверить в это было бы невозможно до конца, если бы он не предоставил улики.

– Некоторое время назад я изучал материалы станции: все архивы, переписки, в общем, раскапывал то, чем тут занимались. Ну и наткнулся на людей, которые искали лекарство. Потом я нашел их лабораторию – разумеется, пустую. Там давно никого не было, но были результаты их работы. Лекарство, там было оно, и мне его хватило, чтобы сделать нужный курс и излечиться. Ты можешь мне не верить, и я понимаю это. Но если у тебя есть тест, то я легко его пройду. Они даже есть у меня дома, я нашел их, кое-как разобрался, как проводить, но результат отрицательный.

– У тебя есть еще?.. – спросила Света, рассматривая его руку, убеждаясь в правдивости его слов, ведь изуродованная кожа, словно после ожога, была истыкана иголками, вокруг точек проникновения которых были углубления.

– Нет. К сожалению, все, что мог, я использовал… чтобы наверняка, все-таки терять мне было нечего.

– Почему ты не сказал мне сразу?!

– Потому что я не знал тебя, потому что боялся. – Света увидела в нем разочарование в самой ситуации, вынудившее его ходить кругами перед ней, пытаясь собраться с мыслями, чтобы все объяснить, накидывая рукав и надевая перчатку обратно, причем совершенно не желая на нее смотреть. – Я, возможно, единственный, кто обладает иммунитетом не природным, а созданным. Ты наверняка можешь представить, как поступят с таким, как я, если узнают об этом. Думаешь, я хочу стать пробиркой, объектом исследований, словно подопытная крыса? Я жить хочу! Как нормальный человек, не здесь, не так! Хватит с меня уже!

– А как же все те, кому может помочь твоя кровь, твои антитела?

– Кто эти «все»?! Оглянись, это мертвое место! Я последний человек на Векторе. Ты не представляешь, как много раз я жалел о том, что смог вылечиться, перестал видеть галлюцинации, избавился от деформации тела… Ведь, вернув себе нормальность, я не обрел ничего, кроме бесконечного одиночества в месте, где как раз-таки такой, как я, и считается уродом. Если бы я не нашел лекарства, то уже бы стал одной из тварей, и знаешь, не единожды я сожалел об упущенном шансе. Ведь тогда, пусть и безмозглым существом, но я бы жил хоть в какой-то системе… И вот появилась ты – мой шанс наконец выбраться их этих стен, увидеть свет солнца, почувствовать ветер, общаться с нормальными людьми. Мне было страшно спугнуть тебя. Пусть на время, но мысль о том, что до свободы мне осталось чуть-чуть, – это охуенно приятная мысль, пусть и временная, но опьяняющая.

Света смотрела на него и не могла отрицать невероятного сочувствия, которого всегда стремилась не допускать, ведь эмоции – не те инструменты, которые способствуют ее работе. Но сейчас, спустя уже несколько часов на Векторе, которые всерьез кажутся огромным временем, Света смогла представить, как в таком состоянии, после такой вот жизни, легко поставить одного человека выше всех вместе взятых. Это словно кольнуло ее иголкой в сам мозг, боль от чего напомнила о наличии мира вне стен Вектора, сразу же изменив степень восприятия, сменив баланс чаши весов, где на одной стоит одна жизнь, а ну другой – жизни миллиардов. Но все равно, как бы ни двигались весы, таща за собой ее приоритеты, вопрос остается один, и как решить его на данный момент, она не знает: что делать с Портером теперь?

– Зачем ты запер меня? – решила она чуть отвлечь его от выраженных в глазах и всей его физике страха и надежды.

– Потому что я испугался.

– Испугался?

– Да, именно. Угрозы от монстров – ничто по сравнению с потерей единственного шанса покинуть этот кошмар. – Света молча смотрела на него, ожидая, видя, как он собирает себя по кускам. – Заперев тебя, я смог дать нам время успокоиться и обсудить, иначе либо пришлось бы бегать за тобой, пытаясь достучаться, либо… не знаю, наверное, от тебя, ведь я бы в твоих глазах представлял угрозу. Опрометчиво, но действенно.

– Ясно. Если важно, то я бы, наверное, поступила так же.

Портер неожиданно улыбнулся, и от него повеяло спокойствием и даже уважением.

– Расскажи, есть ли шанс еще добыть лекарство? Ты уверен, что больше нет, может быть, где-то на складе или в другой лаборатории?

– Нет, нет, нет… Я искал, но нигде нет, не забывай, у меня было полно времени. Да и они работали, как я понял, втайне, не было глобального исследования с их стороны, – Он был чуть неуверен, что вновь напомнило Свете, как все же одиночество повлияло на него.

– Кто-нибудь знает о твоем иммунитете?

– Нет! – резко вырвалось у него, одновременно он был вынужден прятать глаза, словно погруженный в воспоминания. – Никто не знает. Кто вообще может знать, разве что призраки.

– Ты говорил, что прибыл с друзьями – коллегами по работе. Они не…

– Нет! – также оборвал он резко. – Они… Марго и Уолтер, так их звали, они погибли раньше, чем я нашел предполагаемое лекарство.

Портер вновь вернулся к визуальному контакту со Светой, сказав так, как будто это последние его слова, отчего ей самой стало не по себе:

– Пожалуйста, помоги мне.

– Ты где-то упоминал о нем? В записях, дневниках, сообщениях – где-то, кто может прочесть или услышать?

– Нет, конечно, нет, я прекрасно понимаю, какой это риск.

– У тебя есть документы, данные, да любая информация о разработке вакцины, которую можно будет использовать, чтобы воссоздать или… да хоть имена людей, которые смогли это сделать?

Портер задумался, вновь уйдя в себя, роясь в разрозненной памяти, где нет ориентиров времени.

– Нет, кажется, не осталось… Точнее, я не помню, где это, ведь все было давно, и я тогда вообще думал, что умру… Я постараюсь вспомнить.

– Да, ты уж постарайся, это важно, пусть не для тебя, но для многих!

– Прости, я ведь сам не знал до конца, что это такое и как сработает. Нашел и использовал, вариантов тогда больше не было, да и терять мне нечего, а ради собственной жизни пойдешь на любой риск.

– Это остается между нами, ясно?! Кого бы ты ни встретил, пока я не разрешу, не говори об этом.

– Спасибо.

– Рано, мы еще многое не сделали, чтобы выбраться отсюда, наконец.