Армейские записки. Начало

Гарик Торосян

Армейские записки. Начало

Армейские записки. Начало

:

Монолог товарища военкома

– Штука баксов и ты плоскостоп. Считай, на всю оставшуюся жизнь. До 27 лет точно! За 700 – энурезник, ну да, ссыкун, а дешевле только дураком стать. Шестьсот за дурака. Что ты смотришь так? Ладно, 500. И будешь ты тихий шизофреник. Сможешь даже на работу устроиться. Да хоть бы и дворником! Буйный – 450. На работу не возьмут, зато на пенсию раньше. И успокоительные будут колоть бесплатно. Между прочим, некоторым нравится!

Что, думаешь у "иеговистов" справку взять? Поверь, там батюшка меньше, чем за полтора косаря́ (*) – даже не благословит! Ниже чем у меня – расценок не найдешь!.. Ну давай триста, придумаю что-нибудь. Больше не уступлю. За двести пятьдесят могу на курорт отправить или рядом с домом часть, хочешь? Можешь даже выбрать, куда окна в казарме. На север или на юг. На запад и восток совсем другие расценки. И вообще это для командиров. Молодые офицеры обычно окна на запад хотят, пенсионеры – на восток. Сам подумай, почему.

Ну и что, что единственный кормилец в семье? И что, что справка? У меня вас таких, "единственных" – на целую роту, ха-ха!

Да ты пойми, я тоже кормилец. И тоже, блин…единственный. И у меня тоже семья, прикинь? Товарищ генерал ещё, и выше… А у меня недобор! Кóсарей (*) же развелось! А я что должен делать?

Что значит, сроду столько денег в руках не держал? Ты ещё скажи, бакса не видел! Ну не видел и не видел, какая разница теперь? Я тоже таких упрямых призывников, как ты, не видел может!

Чую, меня обойти хочешь! На повороте… С батюшкой сторговался, да?

Ааа, к тебе на медкомиссии проктолог подходил!? Ты его не слушай, я тебя заранее предупреждаю! Если под голубого закосить он тебя совращает, то запомни, сынок, в УК статья за мужеложство есть! (**) И будет у тебя только такой выбор: 3 года на зоне или 1,5 (***) в армии оттрубить! Сколько я таких отправил под Черкассы, ты б знал…

Ну что ты мне свою справку тычешь, кормилец? Говорю же: вот прайс, вот недобор. По-другому никак. Давай так: с тебя сотка, мы быстренько оформляем тебя, в учебке покажешь свою справку, там тебя сразу домой отправляют, я предупрежу (****), и все довольны! У меня план, у тебя легкий испуг. Плюс экскурсия за государственный счёт. На дно школы жизни, так сказать, ха-ха!

Нет, ну достал! Займи! Да откуда я знаю? Где хочешь!

Ну, смотри, я предупредил.

Потом не обижайся. Да всё, всё, шучу! Знаю я тут одну хорошую часть… Всё, свободен, иди собирай вещи. А, малой! Стоять! Куришь? Последняя? Ладно, покурить хоть оставь.

(*) жаргонизмы тех лет, частично дошедшие до сегодняшнего дня. Для юных читателей:

Бакс – доллар

Штука, косáрь – тысяча

Кóсарь – человек, отлынивающий от обязанностей, для этого обычно притворяющийся больным или немощным.

(**) товарищ военком, конечно, лгал. Можно допустить, что был не в курсе, (но это вряд ли) К моменту разговора эта статья была уже несколько лет как декриминализирована.

(***) военком и здесь солгал, на тот момент служба длилась 2 года, независимо от рода войск.

(****) в учебке, и в самом деле, кто-то заранее предупредил командный состав, что к ним едет некий "умник" с якобы поддельной справкой.

Чуть позже, комиссия из офицеров (на девятнадцатой примерно секунде после начала заседания) пришла к выводу, что раз военкомат меня "пропустил", то говорить больше не о чем, дело закрыто, добро пожаловать! И пошёл я. По этапу Подобру-поздорову, нести крест службу.

Призывной пункт

Заметил Кузьму, я его в последний раз в садике видел, на соседних нарах чалились, как говорится.

Он смотрит на меня, тужится, пытаясь вспомнить. Ну, думаю, скотина, уж мою-то рожу сложно перепутать с чьей-то ещё! Да ещё и в нашей провинции, практически мононациональной, где наверное, по сей день при виде чернокожих из мединститута – мамки в парках крестятся и детишек прячут от греха.

Спросите любого в нашем районе в те годы: а нерусские есть у вас? А вон, в соседнем дворе Гарик.

Я-то Кузьму сразу опознал. В садике он ковырял в носу. Этим сегодня никого не удивишь, конечно, сходите хотя бы в любое общественное место в полдень. Но вот потом он их поедал. Это незабываемо.

Понял, что пожать руку ему я не смогу. По крайней мере невозмутимо. Перебрался на другую сторону асфальтированной площадки, которая, как я уже знал, называлась "платц". Впрочем, немецко-голландское "т" давно утеряно, а вообще, этимология могла быть и из англо-французского "place". Есть простор для размышлений неудавшемуся филолуху!

Я в драных трениках, такая же футболка, потерявшая товарный вид ещё при тоталитаризме. Остальные посмеиваются над моим видом, кто явно, кто тайно. Многие, я бы сказал, одеты торжественно, кто-то в совсем новом, красуются шмотками перед друг дружкой. Один вообще в костюме. Молодец.

Ошивались здесь и "старожилы", зависшие здесь на неделю-две, то ли забыли про них, то ли ещё чего. Вид бомжеватый, жадно стреляют сигареты. Всё это напрягает.

Наконец, что-то там решилось, нас вывели в город и погнали стадом на вокзал. Начало июня, стоит жара неимоверная. В общем-то, можно было спокойно затеряться по пути, на толпу человек в 250 малолетних придурков пара офицеров, в рядах разброд и шатание. Кто-то периодически бегает за водкой в привокзальные "комки", некоторые тут же распивают, а у меня мысль стучит: "Последний шанс!"

Поезд в учебку

Скорее всего везут в Одессу или область. Отдельный вагон. Пока некоторые с удивлением обнаруживают, что призывников намного больше, чем мест в вагоне, входные двери захлопываются, снаружи закрываются на ключ и, кажется, опечатываются. Полдень.

Окна специально заклинены, ни малейшего притока воздуха, на полу собираются лужи, потеют, кажется, даже ногти. Забиты даже третьи полки, на нижних по трое-четверо, уснуть же невозможно. Жара, духота, гул в ушах. У кого-то сдают нервы, стучит и орёт в запертую дверь, всё как в тумане.

Под вечер нас выпускают в туалет по одному. Прохожу мимо купе проводника, там сопровождающие офицеры, на столе пистолет, водка.

Один из них, лейтенант Загоруйко до этого "ходил в народ". Предупредил: впереди шмон, сначала всех обыщут офицеры на предмет бухла, потом, в части, будут "деды" (он говорил: "годки́"), которые заберут то, что осталось после шмона офицерья. Но можно оставить все ценные вещи на хранение лейтенанту Загоруйко, а после принятия присяги, объясняет он, на нас будет распостраняться устав, и тогда спокойно можно носить часы, иметь деньги, цепочки, крестики и т.д. Пиджак, кстати или курточку, тоже можно оставить лейтенанту, потом в увольнительные ходить чтоб было в чём. Если куртка не кожаная, то нет, можешь не сдавать лейтенанту, такую точно не отберут.

Если у меня и были какие-то деньги, то буквально на пару пирожков, как не было и ценных вещей.

Прибытие в учебку сопровождалось зоопарковым шоу "Мяяяясо! Прибыло новое мясо!" Уроды всех мастей кривлялись и выхватывали по одному-двое из толпы, самых модно одетых и чистеньких, раздевая и грабя на ходу. Вторая и самая тотальная волна грабежа прошла на складе, где нужно было снять всё своё гражданское барахло на входе, скинуть в кучу, пробежать голяка дальше, и в следующей куче выхватить не слишком потрепанное "военное", а если повезло, то и почти нужного размера. Тем, кто задерживался или пытался забрать из карманов что-то своё, весьма доходчиво вменяли, что это не приветствуется.

Носки и трусы, впрочем, выдали новые, трусы семейные, глубокого фиолетового оттенка, "морские". Как и новые ботинки, ласково называемые: "гады". Хорошие ботинки, на них никто так и не покусился в дальнейшем, несмотря на массовое воровство и всеобъемлющий грабёж.

Все, кто не вверился в заботливые руки лейтенанта Загоруйко заблаговременно, и кого не ограбили годки́ по пути от ворот до склада обмундирования, были окончательно освобождены от всего "мирскóго" на складе. А в мало-мальски приличных шмотках никто даже половины пути не прошёл до склада, не подвергшись процедуре заранее…

Скидывая свои треники, я умудрился незаметно зажать деньги в кулаке, в итоге, к выходу со склада я оказался самым обеспеченным среди одногодок. В это время у нас на глазах нещадно потрошились карманы и подкладки скинутых нами вещей.

"Передел имущества, экспроприация, гляди-ка! Как по учебнику" – подумал я.

Фикса

"Слава богу, я лейтехе отдал свой золотой крест и часы, а Фиксе, видел, ебало набили" – кто-то пробормотал рядом со мной.

Фиксой прозвали в поезде одного разбитного малого с пиратскими повадками и золотым зубом, который решил довериться флибустьерской удаче, а не слову офицера. Огроменный лиловый синячище набухал на лице Фиксы. Он стоял в рванье и совершенно по-разбойничьи криво лыбился, сверкая золотым зубом. Часы в драке разбились, но пока были у него. Как и золотая фикса, коронка на зубе – да так и оставалась с ним до конца службы.

Лейтенанта Загоруйко в следующий раз я увидел через полтора года

Не баба

(Зарисовки без чёткой хронологии. КМБ (курс молодого бойца). Перед присягой):

– Товарищ мичман, разрешите вопрос! Когда нас в баню поведут?

Мичман К. был вечно под мухой, говорил мяукающим голосом, проглатывая половину слов и звуков:

– Мужик, он ведь чистое создание, в отличии от бабы. Вот смотрите, бабе каждый день то сиську, то письку надо помыть! А мужик? Ему даже раз в месяц много. Так что – мужики вы или бабы?!

– Му-жи-ки! – орёт душистый строй.

– Ну и нахуй вам тогда баня? Идите в баню с баней! Поняли, да? В баню с баней, говорю!

Казарма стоит на берегу Дуная. На той стороне Румыния, река – граница. По берегу время от времени ходят румынские погранцы. Дунай, даром, что воспет в вальсах и поэмах – грязный ручей, свалка половины Европы. Как уверяют местные: в Германии трупы скидывают, а прибиваются к нам. Прямо Ганг.

До того берега рукой подать. Я, в детстве регулярно переплывавший Днепр в том самом месте которое Гоголь воспел – смотрю на Дунай немного свысока. Так, пожалуй, смотрят армяне на любую гору: "Эээ, брат, извины! Ты нэ Арарат!"

Течение сильное, вода пахнет и в самом деле мусоркой, мутная, желто-зеленая. Вечером сбегáю купаться, не знаю чего бояться больше: что подстрелят румынские погранцы, что наступлю на труп, или что товарищ мичман с остальными немытыми поддакивающими остолопами решит, что я баба.

После Дуная иду для алиби к уличному рукомойнику. Мокрые "флотские" трусы высыхают на мне по дороге. Пока я умывался, подошёл кто-то из сослуживцев. Заранее приготовленное объяснение: "Грибок" – "Да!? Вот тоже! И у меня" – он шел "на дело" явно неподготовленным, но сориентировался. Киваем друг другу.

Через неделю заметил ещё пару ребят, тайком бегавших к рукомойнику. Отчаянные люди, без страха и (почти) без запаха! Одним словом – как бабы.

Наутро после купания в Дунае у меня обнаружилась неизвестная болезнь: хозяйство покрылось синими пятнами. Перепугался! Мяукающий ответ мичмана К.: "Не отваливается? Строевой подготовке не мешает? И хуй с ним! Понял, да? И хуй с ним!"

Ну, думаю, не зря предупреждали, что в Дунае трупы, радиация и чуть ли не крокодилы-мутанты! Подхватил какую-нибудь гадость! Чёртов Дунай, хренов мичман, сраная армия. Привет, умытая Европа!…

Спустя пару дней синева стала проходить, да и не беспокоило ничего. Решил, что у меня уже развился иммунитет к европейской заразе, а гигиена требует самопожертвований – перед отбоем снова смотался на берег Дуная. Постирал нательное бельё, робу. Чтоб быстрее высохло – надел мокрым всë на себя, благо летний вечер.

Утром европейская зараза распостранилась по всему телу. Ничего не оставалось, как снова пойти к мичману.

– Ах ты ж, ёбамать, красота, бля, дядя пушкин! Что ж ты, сука, робу натихаря стирал? Бани не дождался?

– Никак нет, товарищ мичман! Потел! Усиленно! Во время строевой подготовки!

– А, ну молодец, матрос!

Хорошо, что я не баба!

До конца КМБ в баню так никто из личного состава и не попал. А роба продолжала линять с каждой стиркой, дойдя от густого фиолетового до цвета летнего пушистого облачка, но и тогда продолжала извергать неведомо откуда и как – синий колер с каждой стиркой.

Пираты

Перекличка:

– Петров!

– Я!

– Головка от хуя́! Га-га-га

– Иванов!

– Чо!

– Хуй через плечо, отвечаешь не по уставу!

– Сидоров!

– Да!

– Пиздаманда, в жопе ерунда!

– Лавров!

– А!

– Хуйна!

Ну и так далее, старшине не надоедало.

Перекличка неумолимо приближалась к букве "м"…

– Малы́ш!

– …

– МАЛЫ́Ш!!

– Товарищ старшина, я вам в сорок первый раз повторяю, я не малыш, я Мáлыш!

– Шаг из строя! Упал-отжался! Сорок один раз!

Старшинам не надоедал их тупой старшинский юмор. Малышу не надоедало с ними бодаться.

Мáлыш был из приазовских браконьеров. Мелкий, крепко сбитый, конопатый, упрямый, рыжий. На каждой перекличке он входил в клинч со старшинами, на каждой перекличке это, неизбежным образом заканчивалось: "упал-отжался". В конце концов он на очередного "малыша" просто молча делал шаг из строя, театрально падал на руки:

– Матрос Мáлыш упор лежа принял! – отжимался, выпрыгивал в стойку "смирно", кричал:

– Матрос Мáлыш, подход закончил!

Всем надоело до чëртиков, кроме старшин и мелкого упрямого засранца.

Вечером, в кубрике, перед отбоем к Малышу с колодой карт подвалил Фикса.

Фиксу взяли за, как он выразился, "показ фокусов" на чугуевском вокзале. Наперстки, карты, в общем – катала. И, то ли прокурор попался душевный, то ли Фикса вызвал, как обычно, симпатию своим неунывающим характером и залихватской улыбкой, но дали Фиксе выбор: срок или армия.

– Малы́ш, ты заебал. Заебал конкретно. Меня, старшин, весь личный состав. Заебываешь ты нас дважды в день, на утренней поверке и на вечерней. Мне не нравится, что ты отбираешь наше личное время на тëрки со старшиной. Утром я хочу кинуть на кишку́ кашку, а вечером я хочу посрать мамиными пирожками. А ты мне мешаешь. Сечëшь базар? Короче, так. Играем на желание.

За игрой в карты завязалась беседа, кто таков, чем на воле промышлял. Малыш рассказывал о браконьерском быте, о том, как в сезон, когда рыба прёт, рыбаки перестают брать даже ценные породы, берут только икру. Икры столько, что ею кормят собак. Белуга, кефаль, осётр, севрюга, калкан, катран, хамса и сволочные афалины. Как они с отцом ходили брать девятиметровую белугу, и как она протащила их баркас через Керченский пролив, уволокла в Чёрное море, и всё тянула да тянула, целый день и половину ночи, в сторону Турции, и они с отцом практически рыдали, когда пришлось бросить её, потому что впереди показались силуэты турецких сторожевых катеров. А турки шутить не любят, утопят и поминай как звали. И как на следующий год её взяли-таки (сбондили) другие рыбаки, в Бердянске, а весила белуга эта – тонну.

Половину, да что там, почти все названия рыб я слышал впервые. Рассказы об особенностях и способах ловли перемежались рассказами о тайных островах и коварных отмелях, не нанесенных на карты, о погонях и уходах от рыбинспекции, о штормах, о миражах в открытом море, о блуждающих льдинах, об удаче, добыче и прикопаных в укромных местах снастях…

На следующее утро. Перекличка:

– Петров! Иванов! Сидоров!… Малы́ш!

– Товарищ старшина, разрешите обратиться! – это Фикса – Он не малы́ш, он Мáлыш!

– Фффи-иксса! – это Мáлыш, показывает из-за спины кулак.

– Товарищ старшина, разрешите снова обратиться! Ку-ка-ре-ку!.. Упал-отжался, понял-понял!

Долгими зимними вечерами, когда рыба засолена, замаринована, засушена, завялена, закопчена или зажарена, а ветер завывает так, что кажется будто все черти ада пришли по их души – азовские браконьеры коротают вечера за игрой в нарды, карты, кости и немного в домино. Фокусы, уловки и шулерство наказуемы и караемы довольно сурово и неминуемо.

У Фиксы лиловел новый фингал, но улыбался он, как всегда, задорно и залихватски, прямо наглядная иллюстрация заповеди: "уныние – грех".

Ну продул так продул. Кукарекал в строю он ещё неделю. Карточный долг был отработан. Пираты своё слово держат.

Цыган

Он был довольно странным типом, нудным и каким-то…не знаю, печальным. А ещё, почему-то после общения с ним хотелось украдкой вытереть руку, которую он пожимал. Понятия "личное пространство", о существовании которого тогда мы тогда только смутно догадывались, он не признавал, вторгаясь в него. Пытаясь как будто втереться к тебе в доверие, максимально приближаясь при разговоре, прям впритык. При этом от него не исходило чувства опасности, как от большинства вокруг. Да и плохим человеком, он, пожалуй, не был. Всегда готов был поделиться последним, даже с теми, кто явно его обижал и презирал. Мы с ним относились друг другу хорошо, Цыган часто повторял, что я "друг". По крайней мере я точно не боялся поворачиваться к нему спиной.

Самым неприятным в нём – были глаза. Он не просто косил, он косил обоими глазами! Один глаз всегда смотрел вправо-вверх, почти закатываясь, второй смотрел или влево-в сторону или влево-вниз.

Соответственно, он никогда на собеседника не смотрел. Наверное, не мог физически. Менее жутко от этого не становилось. Вообще, как будто со слепым общаешься, при этом "слепой" может упрекать тебя, что ты ему в глаза не смотришь, и такое бывало.

Он был из кочевого карпатского клана. С его слов – последний неоседлый клан в Карпатах.

Во время Первой мировой, в Австро-Венгрии, один из предков Цыгана забрался ночью на конюшню 42-го кавалерийской бригады, по своим каким-то делам, был пойман, нещадно бит плетьми, едва выжил. Его выхаживали при военном госпитале. Где-то рядом был фронт, конечно, много раненых. И вот, главное наблюдение, которое он вынес оттуда и передал потомкам: солдат кормят хорошо, бинтов и хлороформа не жалеют. Вроде как сам император велел: не жалеть бинтов для победы! В мозгу родственников Цыгана так и отпечаталось: служивых штопают за счёт государства, так было и будет впредь, во веки веков, аминь. Пройдёт почти сто лет, а бесполезное (для кочевых и не признающих службу цыган) знание предка, наконец, пригодится!

Откочевали заранее, похлопотали о документах.

Тогда самая сильная глазная клиника была в Одессе. Офтальмологический военный госпиталь, Приморский район, улица Пригова – как заклятие повторял Цыган.

Медкомиссию парень прошёл без проблем. Никому и в голову не пришло, что с ним что-то не так.

Но мало оказаться в армии, в госпиталь тоже нужно как-то попасть.

Начнём, пожалуй, с того, что госпиталь в первую очередь для генералов и офицеров. Впрочем, солдатика, наверное, тоже подлечат. Больного.

Так начались многолетние мытарства Цыгана:

– Если у тебя ничего не болит, не отваливается, строевой подготовке не мешает, записей в личном деле о показаниях к операции нет – не еби мозги, служи, воин!

– Медкомиссия в военкомате тебя не завернула, значит здоров! Иди занимайся строевой подготовкой!

– Не вижу никаких показаний к дополнительному обследованию! У вас через неделю смотр по строевой подготовке, ты в курсе?

(Такое ощущение,что строевая подготовка – это самое главное, зачем нас всех призвали на эту грешную землю)

– Ничего не болит? Шагом марш, обратно строй!

– Ещё раз придешь, я тебя переебу, понял?

Через два года, будучи в дисбате, я снова встретил Цыгана.

– А-а-а, Гарик! – надтреснутый голос – Помнишь? Смотри, мне всё-таки глаза исправили! Видишь? Так гораздо лучше!

Господи, ну и ужас! Один глаз как косил вправо-вверх, так и косит, а вот второй – теперь дергался и метался по всему глазному яблоку, как шарик в игре "арканоид" на максимальной сложности.

Я не стал его огорчать, как и не смог спросить, за что отъехал Цыган на "дизель". Он был жалок на вид, грязен, как-то пришиблен, но радовался знакомому лицу вполне искренне. Сам же я на "дизеле" задерживаться надолго не собирался…

Но это в финале, а пока я ещё даже присягу не принял.

Очень скоро выяснится, что когда бьют кого-то из тех, кого Цыган звал друзьями, он молча и абсолютно безучастно будет стоять рядом, не вмешиваясь. Вскорости и я окажусь в ситуации, где мне нужна будет помощь. Буквально в следующей главе мне сломают нос. Цыган так и не поможет. Но пока мы ещё друзья и едим зелёные абрикосы на берегу Дуная.

Глава седьмая, не продвигающая сюжет, полная абсурдных размышлений, прямых перечислений, абстрактных сравнений, намёков, скрытых и прямых, с пасхалками, толстыми или тонкими, с цитатами и перекрестными ссылками.

Нетерпеливый читатель может смело пропустить главу. Как и описание встречи князя Андрея Болконского с дубом – решительно никакой полезной информации не несёт.

Охота на тигра

(ариозо в прозе, Или лирически-аллегорическое)

Каждому, кто хоть раз смотрел "в мире животных", известно, что рёв тигра – самый громкий звук в живой природе. Сразу после слона, детского "купи-и-и!" в магазине, соседа с перфоратором и ночных скрипов у соседки через стенку.

В дикой природе рык тигра слышно за 8 км. Кто раз его услышит – не забудет, звук будто исходит из самой дикой глубины звериной сущности и словно разрывает его изнутри.

Опытные охотники расскажут ещё об одном удивительном феномене. О нём писал Луи Буссенар в "Похитителях бриллиантов"; и у подножия горы Килиманджаро, окрашенной багровым на закате, узнал однажды Хемингуэй: невозможно определить место, где находится тигр. Как и направление с расстоянием до зверя.

Ещё хуже, если тигров больше одного в округе завелось. Их рёв, клокочущее рычание и булькающий рокот – накладываясь друг на друга, перекатываются, дробятся и множатся, отражаясь вновь и вновь. Спать спокойно не дают никому – имеющему уши, да услышавшему!

Разумеется, не только вам не спится, и рядом с вами, может даже за спиной, азартно крадётся в ночи такой же охотник, расхититель гробниц, джентльмен удачи, следопыт, заражëнный древней жаждой крови. И горе той жертве, к которой одновременно с двух сторон устремились звероловы!

•••

Для охоты на тигра в армии нужна лишь подушка.

Важно подобрать правильную, тут нельзя ошибиться.

Она не должна быть очень мягкой, но и не должна быть слишком твёрдой.

Наполнитель для подушки бывает разный: перо, лебяжий пух, овечья шерсть, верблюжья, шерсть альпаки, ламы, мериноса, вискоза, хлопок, кашемир. Мех, пряжа, мелиссы листья, шишки хмеля, поролон, солома, сено, синтепон, лузга гречихи, конский волос, полиуретана пена, койра кокоса, велюр, бамбук, вспененный латекс, вставки геля, холлофайбер, комфорель, волокна эвкалипта. Морские водоросли, сатин, полиэстер, ещё раз поролон и снова синтепон, жаккард, шёлк синтетический и натуральный… Да, много всяких! Вот только – есть у нас лишь перьевая, не более того. Зато из пера ку́ры, не гагары там какой-то! От родины гагарьих перьев не дождались. Ни синтепонов, поролонов, ни прочих мериносов. Не водится такое в армии, на флоте тоже не бывает. Что есть, то есть, наш выбор прост и очевиден!

Взять за уголок, встряхнуть, зажать в кулак. Готово! На охоту!

О, сколько раз я падал жертвою невинной этих негодяев, что следопытами зовутся! Юкагир, лесник, выжлятник, зверобой и траппер – им имя легион.

В коллективе, где две сотни человек, из них храпят – стодевяностодевять…секрет лишь в том, чтоб первому уснуть. Одна проблема – как пóходя не стать невольной жертвой ночной забавы идиотов?

– Ведь я же не храпел, не я был "тигр"! Да блядь, Валера! Ответить за базар? "Пойдем за баню разберемся", скажешь тоже… Ты что, серьёзно?

Ай, больно!

Лазарет.

•••

С тех пор мой по-римски орлиный профиль, с благородной горбинкой, стал похож на обычный куриный греческий. Просто по-викториански выпуклый, безо всякого античного благородства.

Не норманно-тевтонский, а кельтско-франконский.

Из барокко Микеланджело к романтизму Гойя. От истинного вождя апачей к Гойко Митичу.

Впрочем, некоторые утверждают, что мне идёт мой нос, а ночной храп я хитро списываю на искривленную перегородку, а не лишний стакан коньяка вечером, милостиво разрешая будить меня, если начну храпеть. Чем иногда я и пользуюсь, не с благородными целями. Все довольны.

Единственная разница – меня перестали иногда принимать за араба или еврея, и вообще, иностранца, а вот не за кавказца как не принимали, так и не принимают.