bannerbannerbanner
Эксклюзивное право на любовь
Эксклюзивное право на любовь

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 5

– Давай, сынок, давай, – мать ласково улыбалась ему. – А мы пока картошечки натушим.

Жена, чистившая картошку, тоже улыбнулась, потом поднялась, подошла, обняла любимого, стараясь не запачкать грязными руками.

Он наклонился и легко поцеловал её, краем глаза заметив, как недовольно поджались мамины губы, тихонько вздохнул. Нежно чмокнул жену в нос, посмотрел, как она возвращается к столу, берёт в руки следующую картофелину. Живота ещё совсем не было видно…

– Детка, ты бы платок накинула? – обратилась мать к невестке. – А то пока не протопили, зябко, не застудилась бы…

– Нет, спасибо, мне не холодно, – улыбнулась та в ответ.

«Наверное, я просто придираюсь» – думал он, замахиваясь топором на здоровенный чурбак. – «Мать вон чуть ли не из кожи лезет, так хочет показать, как она хорошо относится к нам. Мало ли что когда было, но теперь, кажется, она поняла, что я не буду вечно привязан к её юбке. Да вроде и приняла Ниточку мою нормально, вон как заботится о ней…».

Основания переживать у него были, ведь не первый же раз он пытался построить семью. Была у него девушка…

Давно, шесть лет назад. Ему самому-то тогда только-только двадцать исполнилось. Влюбился он, как говорится, по уши. Пылинки готов был сдувать, на руках носить! Привёл домой, сказал: «Женюсь, мама!». Не спросил, а перед фактом поставил. Ведь мужчина должен жену в дом приводить, а у него только этот дом был, с мамой. Ну и началось…

Скандалы, слёзы, ссоры, бесконечные упреки… Началось сразу, чуть ли не с первого дня. Каждая из них по отдельности холила его и лелеяла, но стоило им оказаться втроём, как обе женщины превращались просто в змей, кусались и жалили друг друга, да и ему доставалось.

Как он старался их примирить! Говорил: «Вы же обе меня любите, и я вас люблю, ну что вам делить?».

– Знаешь, сынок, – сказала ему мама однажды, – та авария у меня мужа забрала, отца твоего, так рано… И пожить-то с ним толком не успели… А как любили мы с ним друг друга! И сыночка моего старшего, братика твоего… Мне когда сказали, что убило их, я чуть с ума не сошла… В тот же час за ними была готова… Только ты меня на этом свете и удержал. А теперь… Не могу я смотреть, как эта зараза тебя от меня уводит! Ладно, была бы девка хорошая, но она ж дрянь, мразь первостатейная!

Никакой дрянью та, конечно, не была. Нормальная девушка из нормальной, вполне интеллигентной семьи, вежливая, воспитанная… Но маму было не переубедить, и склоки продолжались. Как он ни просил обеих женщин пойти на уступки – ни одна не соглашалась. Они были готовы просто разорвать его на кусочки – так Андрею казалось. И ему в этих ссорах тоже доставалось немало.

Сколько было упрёков: «Ты родную мать готов на эту… променять!» с одной стороны, и: «Всю жизнь за мамашину юбку держаться будешь? Зачем на мне женился, если тебе только она нужна?».

В итоге случилось неизбежное – его поставили перед выбором: «Или я – или она!!!». Причем поставили обе, в один и тот же день.

Честно признать, он не выдержал такого давления. Собрал вещички, покидал в чемодан и уехал на две недели – подумать. Все две недели проторчал у друга и сломал всю голову, пытаясь найти выход. И решился.

Ехал обратно, как на крыльях летел. Они с женой уедут. Будут жить отдельно. Пусть будет тяжело, пусть будет не хватать денег, это всё устроится со временем! Он хотел, чтобы его милая ни в чем не нуждалась, но понял, что дальше жить под одной крышей все вместе они точно не смогут…

Приехал. Мама встретила ласково, обнимала, целовала. Она аж светилась от счастья.

– А где?..

– Ушла! – отрезала мать, не давая ему даже спросить. – Уехала. Заявила, что не хочет всю жизнь с маменькиным сынком жить. Наговорила мне тут всего… Дрянь такая! И про тебя такое говорила – сказать стыдно!

Это было ударом. Он уже напредставлял себе их новую счастливую жизнь, а тут как ушат холодной воды…

Конечно, он ездил за ней. Умолял вернуться, попробовать заново, сначала, на новом месте, только вдвоём… Но что-то сломалось в ней за те две недели… а может и раньше.

– Хочешь своё счастье найти – живи один. Или с матерью живи, но тогда девушкам голову не морочь. Она жизни никому не даст. Она же чокнутая у тебя! Так что решай сам, как тебе дальше быть. Будь счастлив!

И всё. Закрыла перед ним дверь.

Этот стук закрытой двери, такой окончательный и бесповоротный, долго ещё преследовал Андрея. Нет, он бы не сдался так просто, он бы боролся, если бы не прочитал в её глазах так ясно – это конец! Абсолютный. Черта, из-за которой нет возврата.

Как же плохо ему тогда было!

Несколько дней потом он старался с матерью совсем не общаться. Боялся, что если хотя бы просто заговорит с ней, то не выдержит: сорвётся, нагрубит… И мать ходила вокруг него кругами, тихая, грустная, в глаза заглядывала, ластилась к нему. Потом однажды не выдержала – схватила его за руку, когда он собирался выйти из дома воздухом подышать.

– Андрюша, сыночек, ну за что ты так со мной? – и разрыдалась. Да так горько и так искренне, что он растерялся… И растаял. Это же была его мама.

– Ты прости меня, сын, – говорила она потом, чуть успокоившись. – Может я и не права была, что так поступаю. Не хотела тебе говорить, это ж всё-таки тяжело так… Только понимаешь, не один раз я уже замечала, как твоя жёнушка другим глазки строит.

– Мама! Ну что ты такое говоришь?

– Знаю я, что говорю! – оборвала его женщина. – Это тебе любовь глаза застила, а мне со стороны всё ой как видно было! Как она, не стесняясь, из-за твоего же плеча другим авансы делала!

– Мама!

– Да, сын, так и было! – горячо воскликнула она. – Не веришь мне, вон, соседей спроси – Марью Юрьевну там, или Петра Васильевича… Да хоть кого! Ты один как слепой ходил, а так-то вся округа в курсе!

Андрей совсем сник. Спрашивать он, конечно, никого не стал, и в глубине души ну никак не мог поверить, что бывшая его жена могла ему изменить! Нельзя же, в самом деле, притворяться такой влюблённой, а потом быть ещё с кем-то? Да и зачем?

Но ведь и мама врать не станет! Не может такого быть, чтобы она всё это просто придумала!

– Я тебя люблю, сынок, – говорила мама. – Я так хочу, чтобы ты у меня был счастливым! И я уверена, что ты обязательно встретишь девушку, хорошую, достойную тебя! И когда ты такую в дом приведёшь, поверь, я её встречу как дочку!

Сбежавшая жена была далеко, и возразить на эти обвинения ничего не могла, а мама, родная, любящая, заботливая, была рядом, и постепенно мысль, так настойчиво внушаемая ею, всё же укоренилась в его душе. Воспоминания о первом браке отдавались в душе смесью боли, обиды и разочарования.

В следующий раз он был более осторожен. Долго присматривался, анализировал – всё боялся снова повторить ошибку – слишком уж дорого обошёлся ему прошлый раз. Наконец решился. Маму предупредил заранее, девушку долго водил к ним в дом, они пили чай по вечерам, ужинали все вместе… Но скоро ему стало ясно, что история повторяется. Мать не могла сдержаться, начинала упрекать, задевать, язвить… На его возмущение отвечала, что никак не может удержаться, когда видит рядом с ним ту, которая его не достойна. Ведь он такой замечательный – её сын! И у него должна быть такая же замечательная спутница. И не надо на маму обижаться. Мама всегда желает своему любимому мальчику только добра! Только добра!

Так же было и с третьей, и с четвёртой…

Потом он перестал их приводить. Да и вообще выбросил из головы мысль о женитьбе, как-то переболел этой идеей. И новые отношения – легкие и ни к чему не обязывающие, стали ему даже нравиться. Хорошо ведь – встретились, весело и приятно для обоих провели время, и разбежались каждый в свою сторону… Ни тебе обязательств, ни нервов лишних – красота!

Так шло до тех пор, пока он не познакомился с ней. Поначалу было всё как обычно. Они встречались, вместе веселились – чаще всего у неё. Анна была сиротой, потеряла родителей в шестнадцать лет. Братьев или сестер у неё не было, вообще не было близкой родни, жила она одна, в комнате в коммуналке, и это было очень удобно.

Иногда оставались и у него, когда матери не было дома. С ранней весны она ездила на дачу и проводила там иногда по нескольку дней подряд. Андрей заботливо ехал с мамой, пёр на себе сумки с продуктами, колол дрова, чтобы хватило надолго… А потом летел обратно в город, и на несколько дней квартира превращалась в оазис любви.

Андрей называл Аню Ниточкой, это как-то сразу получилось. Она была худенькой, стройной, гибкой, как ивовый прутик, и он, чуть ли не с первого дня их знакомства звал её почти всегда только так.

У неё был лёгкий и солнечный характер, и он сам не заметил, как успел сильно привязаться к хорошенькой девушке. Он не строил серьёзных планов и сразу предупредил об этом, а так же в порыве откровенности рассказал и про свою маму, и про сложности в общении с ней. Ниточка всё это слушала спокойно, с милой улыбкой и так, словно к ней это не имело отношения.

А потом…

Они лежали в постели, счастливые, довольные друг другом. Она тихо перебирала его пальцы, он курил, глядя в потолок.

– Я беременна, – девушка сказала это так спокойно и буднично, что он поначалу и не отреагировал.

По мере того, как новость просачивалась в сознание, у него наступал шок. Он вздрогнул, резко сел на постели и уставился на неё во все глаза.

– Что?!

– Ну что ты так задёргался? – засмеялась она, сладко потягиваясь. – Так уж получилось. Как мы с тобой встречаемся, так это должно было случиться рано или поздно.

– Но… Как?.. Что делать? Как мы теперь?.. – Андрей никак не мог собрать мысли в кучу.

– Я буду рожать, – всё так же спокойно сказала Ниточка, потом встала на колени, обняла его сзади, прижалась горячим телом. – Милый мой, я тебя очень люблю. Я знаю, что тебе это не нужно, что ты не собираешься на мне жениться. Я ничего не требую и не жду от тебя. Наверное, это последний раз, когда мы с тобой видимся… Потому, что я ни за что не избавлюсь от твоего ребенка! Я рожу его и выращу, и я буду самой счастливой мамой. Потому, что у меня будет ребёнок от тебя! Мой ребёнок!

В тот раз Андрей сделал то, за что ему всегда было страшно стыдно перед ней – он оделся и ушёл…

Да, у него был шок, да, он растерялся, да, его мир встал с ног на голову… Но всё же, он сам себе не мог простить, что ушёл тогда от неё! Она не плакала. Не просила его ни о чём, вообще ничего не сказала. Только молча сидела на разворошённой постели и смотрела на него огромными глазами, в которых вперемешку были счастье и отчаяние. И горько, нежно улыбалась.


***


Целых три дня понадобилось Андрею, чтобы всё осознать. Осознать и принять решение.

– Мама, я женюсь, – сказал он решительно за завтраком. Мать от неожиданности выронила кружку с горячим чаем, осколки и капли разлетелись по всей кухне, но она даже не обратила на это внимания.

– Что-о-о?

– Я женюсь, мама. И это не обсуждается! – не сознавая, что делает, он встал, и говорил, нависая над ней. – У меня есть женщина. Я её люблю. У нас будет ребёнок, – он произносил это уверенно и грозно. – Сейчас я поеду и привезу её, а по дороге мы подадим заявление. И ты, запомни это хорошо мама, ты не посмеешь портить нам жизнь! Ты не будешь делать ей замечания и ругать её. Ты поняла меня? Она хорошая, очень хорошая! И ты это поймёшь, когда с ней пообщаешься. Ты будешь хорошо к ней относиться и уважать её! А если только я узнаю, что ты её обижаешь, мы с ней уедем! Ты всё поняла? Ты поняла меня, мама?

Он никогда так с ней не разговаривал! Он даже сам не знал, что может так говорить с матерью, и для неё это явилось полной неожиданностью. Она сидела на табуретке, смотрела на него, как кролик на удава и кивала в такт каждому его слову. На последнюю реплику она тоже не ответила, а только кивнула, но он понял это как согласие. Встал, оделся и поехал.


***


– Я знала, что ты придёшь! – Ниточка бросилась ему на шею, как только увидела.

– Прости меня, прости, – шептал Андрей, целовал её, обнимал. Он был как пьяный от счастья и любви. Подхватил её на руки, закружил… Потом опомнился, бережно поставил, опустился перед ней на колени и с благоговением прижался лбом к её животу.

Ей хватило часа, чтобы собраться. Чемодан и две сумки мужчина тащил на себе, заявив, что ей нельзя поднимать ничего, тяжелее дамской сумочки, и при этом ему казалось, что он не идёт, а летит над землей. И он ещё как-то умудрялся обнимать её, прижимать, чувствовать её рядом. О том, как их встретит мама, он не волновался. Он был уверен, что достаточно ясно ей всё объяснил.

Но мама превзошла сама себя. Не успел Андрей вставить ключ в замок, как она уже распахнула дверь. Захлопотала, помогая ему сгрузить сумки, потом взяла Ниточку за руки, вывела на середину комнаты, пристально посмотрела в глаза… И обняла. Обняла со словами: «Ну, здравствуй, доченька!». От неожиданности мужчина растерялся, да и девушка из-за маминого плеча поглядывала с недоумением – ведь он столько рассказывал о матери, о том, как та избавлялась от его пассий… И тут такой приём!

Квартира была чисто прибрана, в вазе стояли цветы, а в духовке уже подходила курица, наполняя соблазнительным ароматом весь дом…

«Что ж», – подумал Андрей, – «времена меняются!». Может и мама поняла наконец-то, что нельзя всю жизнь держать сына при себе?

Сидя за первым семейным ужином, глядя как мило общаются между собой две самые дорогие ему женщины, он чувствовал себя невероятно счастливым.


***


Наши дни


Из-за этой вонючей крысы у Кристины всё же началась истерика, причём, как и следовало ожидать, в самом неподходящем месте, а именно – на перекресте, когда загорелся зелёный сигнал, и нам надо было ехать. Сигнал загорелся, а мы стоим и стоим… Я глянула на подругу – а у неё губы дрожат, и слёзы тихо-тихо так текут. Ну и, понятное дело, нервные граждане тут же принялись сигналить, кто во что горазд.

Я не растерялась и первым делом включила аварийку. Потом велела ей:

– А ну давай, перелезай на пассажирское! – а сама тут же выскочила из машины, обежала её, плюхнулась на сиденье, потеснила Кристинину попу и практически выпихнула её на другое кресло. Кристина не сопротивлялась, вяло пытаясь пристегнуться.

– Обезьяна! – вякнул мне какой-то особенно морально неустойчивый козёл прежде, чем я успела захлопнуть дверь.

– На себя посмотри… – пробурчала я себе под нос, снимая тормоз с ручника, который Кристина, видимо, автоматически вытянула на максимум, пристегнулась и на следующий "зелёный" уже преспокойненько стартовала. Слава Богу – у нас с ней одинаковые машины!

– Кшиська, ты не расстраивайся, – попыталась я её утешить. Мы с Анькой часто звали Кристину на польский манер, ей так нравилось. – Придурок какой-то пошутил… Точнее, очень мерзко прикололся… Это, правда, ужасно… Но ты не бери в голову!

Мои слова звучали неубедительно, и я и сама не верила как-то в то, что говорю. Ну что значит "не бери в голову"?

– Ага, не бери! – всхлипывала она. – Так страшно, ты себе не представляешь!

Эта фраза меня несколько обескуражила. Я думала, она ревёт от отвращения, а оказывается, она испугалась!

– А чего ты боишься-то? – спросила я, одновременно раздумывая над тем, в какой бы магазин заехать по дороге.

Кристина провела пальцами под глазами, в надежде стереть поплывшую тушь, но лучше не стало – сама того не ведая, подруга нарисовала себе суровые серые подглазники.

– Как это чего? – изумилась она, и снова всхлипнула. – Там же было написано: «Убирайся!».

– А, и в самом деле! – вспомнила я. – А откуда убираться-то?

Фиг с ним, заскочим в подвальчик возле дома. Там на внешность внимания вообще не обращают, хоть и знают всех в лицо.

– А я знаю?! – вскрикнула она, и расстроено всплеснула руками. – Знала бы, так может и убралась… – и с горечью добавила: – Чтобы ещё раз такое не получить!

И тут Кристина вовсю заревела. Самозабвенно так, по-детски, с воем и веньганьем. Чем ее утешить я не знала, да не была уверена, надо ли. У неё явно стресс, и сейчас он выходил, а если я её успокою, то он может до конца и не выйти…

Как и следовало ожидать, минут десять спустя фонтан немного иссяк, и я украдкой перевела дух. Хоть мне и было очень жалко Кристину, но вести машину под такой аккомпанемент – ну просто каторга!

Пока она приходила в себя, я думала – как бы я себя на её месте чувствовала? И ещё: кому и зачем понадобилось устраивать такую гадость? Ошибки быть не могло, курьер спрашивал именно Кристину. Кто же это такая сволочь?


***


Оказывается, Аньку терзал тот же вопрос. Устроившись в кресле и потягивая пиво, которое мы с Кристиной купили в подвальчике возле дома, она красила ногти на ногах и рассуждала вслух:

– Я думаю, это бабских рук дело! Ни одному мужику такое просто в голову не придет! У них мышление по-другому устроено.

– Ага, а бабе, значит, такое может в голову прийти? – повернулась в её сторону Кристина.

– Не вертись! – велела я и вернула её голову на место. Я делала ей причёску, а она, паразитка, ёрзала, крутилась и никак не могла посидеть спокойно. – Бабе и не такое в голову может прийти. Положа руку на сердце, у женщин ведь и в самом деле на такие штучки фантазия не знает границ.

– Вот-вот! – поддержала меня Анька, глотнула пива, энергично кивнула и, конечно же, подавилась и закашлялась. – Представь себе, что какая-нибудь крыса на твоего Виталика глаз положила, – просипела она, и, увидев, как Кшиська изменилась в лице, торопливо добавила: – Оу, извини! Это я не подумав!

– Твою ж мать! – Кристина снова повернулась к ней всем корпусом. – Да ведь…

– Ты сядешь прямо или нет? – разозлилась я. – Я тебе сейчас гнездо на голове сделаю, и будешь так ходить!!

– Рыжуха, не шипи! – отмахнулась она. – Слушайте!

– Пр-р-рямо сядь! – рявкнула я, потеряв терпение. Кристина вздрогнула, Анька взмахнула кисточкой с лаком, прокрасив себе палец до середины, а я сама обалдела от своего вопля.

– Кать, ты чего? – тихонько спросила Кшися.

– Ничего, – пробурчала я, ужасно смущённая своим выступлением. – Час тебя уже причёсываю, ты всё крутишься и крутишься, мы так никогда не соберёмся.

– Ну, ты даёшь, мать! – возмутилась Аня, – Надо ж было так заорать! Мне теперь из-за тебя стирать и всё перекрашивать.

– Девочки, извините меня! – мне и самой было страшно неловко за эту вспышку. – Сама не знаю, что нашло. Тоже, видать, понервничала.

– А теперь-то успокоилась? – с подозрением спросила Аня.

– Да. Извините. Кристина, что ты хотела сказать?

Кристина от возбуждения даже встала.

– Анька, ты гений! Все сходится!

– Да что у тебя сходится-то?

– Что ты насчёт крысы сказала? Что если бы мне кто-то дорогу перебежал, я бы тоже много чего могла бы придумать. Ведь так и есть! Сами же знаете, я не из тех, кто будет сидеть, сложа лапки. Я бы боролась за своё счастье! – посмотрев на наши заинтересованные лица на всякий случай добавила: – Ну, до такого бы я, конечно, не дошла… Короче! Я думаю, что это бывшая Виталия!

– О, как! – я, пользуясь паузой, тоже приложилась к пиву. – Слушай, а это мысль!

Анька задумчиво посмотрела за окно. Протянула:

– А что? Ведь и правда все сходится! Кшись, слушай, а у него ж до тебя по любому был кто-то?

– Так я о чём и говорю! – Кристина в возбуждении принялась раскачиваться с пятки на носок, опираясь на спинку стула – Была!

– Интересно как! А мы и не знаем ничего… – заметила я, впрочем, не сильно удивляясь. Дело в том, что Кристина, не смотря на всю нашу дружбу, своими любовными историями делилась крайне неохотно. В этом отношении она совершенно нетипичная девушка. Я сначала удивлялась, а потом привыкла, что подруга готова обсуждать любые темы, кроме собственных отношений.

– Ну да, – сморщилась она, – сами же знаете, я не люблю такое перетирать… Но, в общем, дело в том, что у него раньше была другая. Так, ничего серьёзного, но… Можно сказать, что я его у неё отбила…

– О-о, ну ты даёшь! – развеселилась Анька. – Тихая-тихая, а палец в рот не клади!

– Да-да, я такая, – улыбнулась Кшиська. – Вижу цель – верю в себя! Но суть в том, что у этой тёлки точно есть причина меня ненавидеть! Ей-то казалось, что жених почти что у неё в кармане!

– Ни фига себе! – удивилась я. – Да ты опасная штучка! Я бы на её месте тоже тебя возненавидела… Только странно…

– Что тебе странно, солнышко ты наше? – Анька, неизвестно почему, пришла в шикарное настроение.

– Ты с Виталием сколько уже? – вместо ответа спросила я Кристину.

– Э-э… общаемся мы с ним года полтора… – она сдвинула брови, подсчитывая в уме. – Год назад он её окончательно бросил, до этого всё сомневался. Так что год мы встречаемся, последние полгода серьёзно.

– А до этого что, несерьёзно было? – удивилась я.

– Ну, он думал, что несерьёзно, – усмехнулась она.

– Кшиська у нас стратег! – Анька развалилась в кресле, свесив руки и ноги для просушки, и покачивая в руке бутылку пива. – Правильно сделала, не стала раньше времени мужика пугать! Сначала приручила его, чтобы с руки ел, а теперь уже и ошейник надела.

– Не надела ещё, – фыркнула Кристина, – но если всё пойдет, как я хочу, то надену уже очень скоро.

– Да ты что? – Анька аж вперед подалась от этой новости. Я тоже застыла с расческой в одной руке и бутылкой в другой, глядя на неё во все глаза. Вот ведь тихоня!

– Дело, оказывается, к свадьбе идёт, а она нам ни полслова! – возмутилась я.

– Вот-вот! – поддержала меня Анька. – Совсем стыд потеряла! Давай, рассказывай, что к чему! – подруга так размахивала руками, что пиво всё-таки выплеснулось из бутылки. Она автоматически дернулась, пытаясь увернуться, и свалилась с кресла на пол. И уже оттуда продолжила:

– Мы жаждем деталей!!

– Будут вам детали! – сквозь смех выговорила Кристина, – Только потом, ладно? А то Виталий вон сообщение прислал – будет через полчаса, а у нас еще конь не валялся! Катюха, давай, доделай мне голову поскорее! – она уселась на стул, воткнула мне в руку баллончик с лаком. – И тебе ещё причесаться надо!! Девки, поторопимся!!

У неё так сияли глаза, что лично мне было очевидно, что хоть она и старалась казаться хладнокровной и спокойной, но голым расчётом тут и не пахло. Наша птичка и сама увязла по самое горлышко.


***


Старая история…


На дачу они переехали спустя неделю. Мама настояла. Она утверждала, и очень решительно, что девушке в её положении надо больше дышать свежим воздухом. Вообще-то, ни Андрей, ни Ниточка не стремились менять уют городской квартиры на быт дачного домика, старенького и неблагоустроенного, но мама настаивала, причитала и давила на сына.

– Ты посмотри, какая она бледненькая! У неё же уже синева под глазами! Да и малышу свежий воздух тоже необходим, подумайте о ребёнке!

Наконец постоянное давление сыграло свою роль. Молодые люди согласились с мамой, не столько вняв её доводам, сколько в надежде, что она наконец-то оставит их в покое. Договорились, что попробуют пожить на даче, но если не понравится, то вернутся.

Ниточке там не нравилось. Дом старенький, дует изо всех щелей. Правда, место красивое, вокруг поля, озеро в двух шагах. Тут бы всё переделать…

Воду нужно было таскать из колодца, водопровода не было и в помине. Для готовки использовали газ в баллонах, или, в холодную погоду, топили небольшую печку. И не помыться толком. Каждый вечер ведь баню топить не станешь, и ей, привыкшей в городе ежедневно принимать душ, было совсем неудобно бегать с кастрюлькой, греть воду, ополаскиваться, стуча зубами. Банька тоже была старая, ветхая, протопить её было делом долгим, а остывала она быстро.

Тем более что ни дров натаскать, ни воды принести девушке самой не позволяли. Стоило ведро взять в руки, как свекровь поднимала шум: «А ну поставь! Тебе нельзя тяжести таскать! Ты такая худенькая, мало ли что!».

Вроде бы и забота, да только через неделю ей уже на стенку впору было лезть от такой заботы. Всегда чувствовала себя прекрасно, а тут, при таком уходе и в самом деле стало казаться, что от ведра воды переломится.

В общем, дело шло к тому, чтобы ехать обратно в город. Ниточка уже пару дней обдумывала, как сказать это, не хотелось обижать пожилую женщину, ведь та старалась из лучших побуждений.

Вот и в тот раз, пока Андрей на улице колол дрова, Ниточка автоматически чистила картошку и размышляла, что как раз вечером и скажет, что уже достаточно надышалась… Свекровь, которая тоже возилась насчет ужина, неслышно подошла, встала за спиной.

– Ну что, потаскушка, думаешь, победила? Ничего у тебя не выйдет! Думаешь, ребёночком его к себе сможешь привязать? А вот фиг тебе, сучка проклятая!

Это было так неожиданно, что девушка сначала замерла. Потом медленно повернулась и уставилась на свекровь во все глаза.

На страницу:
2 из 5