Полная версия
Чем дальше в лес…
Светлана Багдерина
Чем дальше в лес…
Ха-ха-ха! Конь на обед – молодец на ужин!
Комар.Ближе к полудню, когда солнце добралось почти до самого зенита, Иван подъехал к развилке. Между разбегающимися дорогами на коврике из пыльной травы самодовольно развалился огромный валун. Даже не спешиваясь, царевич мог разглядеть, что на поверхности его было что-то высечено, причем очень давно, потому что от времени надпись поистерлась, и кроме того, что она существовала, ничего более различить с высоты спины Бердыша было невозможно.
– Это он! – радостно, словно при виде давно пропавшего и внезапно нашедшегося родственника, воскликнул Иванушка, – Я читал! Здесь должно быть сказано, куда ехать дальше, и что на каждой из дорог должно случиться! В «Приключениях лукоморских витязей» королевич Елисей встретил как раз такой же в шестнадцатой главе, когда он поскакал в Караканское ханство чтобы спасти королевну Хвалиславу из лап хана Чучума!
И он осторожно сполз с седла, довольный в глубине души, что нашелся наконец более-менее благовидный предлог снова почувствовать под ногами землю.
Переступая так, будто седло все еще оставалось у него между ногами, царевич приблизился к камню, бережно стер колючую придорожную пыль и, прищурившись, постарался разобрать, что там было написано.[1] При других обстоятельствах ученый вьюноша мог бы с удовольствием припомнить словечко «эвфемизм», но сейчас он смог только густо покраснеть и попятиться назад, часто-часто моргая белесыми ресницами.
«Но это же неправильно!» – смущенно недоумевал бедный Иванушка, тщетно стараясь изгнать из памяти прочитанное и чувствуя, что начинают пылать не только щеки, но и уши. Во всех историях о героях и приключениях, которыми он зачитывался при свете лучины под одеялом,[2] все без исключения витязи на распутье всегда находили большой камень,[3] а на камне том[4] были указания герою, куда двигаться дальше.[5]
Может быть, в настоящей жизни не всегда все бывает так, как написано в книгах?…
Но нет, такая крамольная мысль не могла прийти в голову нашему царевичу. По крайней мере, не сейчас.
Иван неуклюже взгромоздился на Бердыша, равнодушно пожевывавшего удила, повторяя заученные с детства строки из «Приключений лукоморских витязей»: «… и прочел Елисей-царевич на камне таковы слова: «Направо поедешь – убитому быть, налево поедешь – коня потеряешь…» – но всё без пользы. Хулиганские рифмовки не желали уходить из головы, а жар смущения заглушал даже боль в определенном месте, порожденную четырьмя часами езды в непривычном жестком седле на непривычном тряском коне по непривычной колдобистой дороге.
Вообще-то, непривычно было все: слишком горячее солнце, слишком тяжелый меч, слишком широкая спина коня, слишком однообразная дорога, в то время как у остальных витязей, пустившихся в дальнее опасное странствие, приключения начинались сразу с третьей страницы, самое позднее, с первого абзаца четвертой. Ни о боли в перенапряженной спине, ни о мозолях на уже упоминавшемся месте, ни о раскаленной кольчуге, немилосердно обжигавшей щеки и подбородок при малейшем прикосновении, ни о забитых густой дорожной пылью легких в «Приключениях» не говорилось, а о том, что делать, если на развилке дорог не окажется указателя, даже не упоминалось. Казалось, такая возможность просто не приходила в голову автору этих «Приключений», а также авторам прочих «походов», «странствий», «подвигов», «одиссей», «похождений» и прочих «путешествий», когда-либо побывавших в Ваниных руках.
Дабы утвердиться в вере, Ваня достал из переметной сумы любимую книгу и нашел нужную главу. С гравюры на него самоуверенно глянул розовощекий здоровяк в блестящей кольчуге и замысловато изукрашенном шеломе – королевич Елисей, о приключениях которого и повествовалось на четырех тысячах страниц этого фолианта. «Уж он-то бы знал, как поступить», – уныло подумал Иван, бережно сдул с картинки конский волос, закрыл книгу и осмотрелся.
Дорога, ведущая направо, терялась в поле, где, насколько хватало глаз, скучная желтоватая растительность покрывала всё пространство от края до края. Другая, попетляв среди холмов, скрывалась в лесу в полуверсте от перепутья. Никакого преимущества одного направления перед другим царевич не находил, кроме одного: лес обещал некоторое разнообразие и прохладу.
Это и оказалось решающим. Царевич сурово нахмурился, сделал и оставил попытку выпрямиться, вместо этого просто подбоченился и резко пришпорил коня, как Елисей делал это раз по пять на каждой странице. Флегматичный Бердыш, разморенный жарой и не ожидавший столь внезапного пробуждения от своих лошадиных грез, встал на дыбы – и понесся стрелой, поднимая тучи пыли, которые долго еще не оседали и после того, как конь и вцепившийся ему смертной хваткой в гриву всадник[6] скрылись в стене леса.
Через полверсты природное миролюбие скакуна взяло верх, и он снова перешел на размеренную трусцу. Иван выровнял себя в седле, морщась и вздрагивая от боли в натруженных ягодицах. Постепенно ему становилось ясно, что час конных прогулок с матушкой вокруг дворца[7] и настоящее путешествие отличаются как деревянная лошадь от настоящей. Конечно, он и раньше подозревал об этом, но говорить на эту тему с маменькой у него не было никаких сил. Поначалу он, конечно, пытался, и даже настаивал, чтобы ему позволялось скакать на коне, рубить лозу, метать копьё и обучаться фехтованию вместе со старшими братьями, но после первых синяков, рассеченной брови и вывихнутой лодыжки[8] все разговоры с царицей на эту тему заканчивались одинаково. Со слезами на глазах она заламывала руки и твердила, что он не любит свою мать, что хочет, чтобы она зачахла от горя, если с ним что-нибудь случится, что с ним просто не может ничего не случиться, так как он родился восьмимесячным, всегда в детстве болел, что он гораздо слабее своих братьев, и вообще он всё еще ребенок.
Но так как тайком заниматься ратным делом не получилось,[9] после заступничества отца сошлись на недолгих прогулках верхом на самой смирной лошади и на еще более коротких уроках фехтования один раз в месяц. В оставшееся время младший царевич находил себе утешение в библиотеке дворца в обществе летописей, записок путешественников и книг о захватывающих дух приключениях и опасных походах и грезил, грезил, грезил…
Как послушный сын, он старался не огорчать родителей, но решимость его испытать себя в настоящем деле тихо росла прямо пропорционально количеству запретов, налагаемых на младшенького заботливой царицей Ефросиньей. А когда таинственный супостат повадился портить золотые яблоки[10] в царском саду, Иван просто не мог не выследить вредителя. Когда же царь Симеон загорелся желанием послать сыновей на поиски жар-птицы, Иванушка сурово поставил родителей в известность, что в понятие «сыновья» он входит тоже, и что нет, никакого дядьки ему в попутчики не надо, и охраны тоже, и дружина пусть займется своим делом, а я сам всё знаю и умею. Я читал.
И на следующий день, опасаясь, что стань он выслушивать ужасные упреки, пригоршнями бросаемые ему в лицо безутешной матушкой, решимость его растает, он с братьями поутру покинул дворец.
Распрощавшись с ними на первом перепутье, сопровождаемый последними братскими советами и наставлениями,[11] Иванушка вдруг понял, что впервые в жизни оказался совсем один в незнакомом месте, и действительно почувствовал себя маленьким заблудившимся ребенком. Как страшно и одиноко сразу стало ему! И только звеневшее еще в ушах «Вань, ей-богу, вернись, мы сами справимся» не дало ему тут же развернуть коня и помчаться во весь дух обратно во дворец. А потом первый испуг прошел и, подбоченясь и горделиво озирая окрестности, Иванушка почувствовал себя сразу королевичем Елисеем, Рыцарем в Слоновой Шкуре и путешественником Геоподом Трилионским в одном лице. И ему сразу стало немножечко лучше.
«Я ее обязательно найду, – сосредоточенно рассуждал Иван под мерный шаг Бердыша. – Третий и младший сын царя обязательно возвращается домой победителем, об этом везде говорится, а ведь люди, писавшие книги, наверняка в этом кое-что смыслят. Конечно, Дмитрий и Василий сильней, ловчей и опытней меня, но я ведь третий и младший, а это значит, что повезет только мне. По правде, это даже нечестно по отношению к брательникам – но увы, никуда от этого не деться. Так в мире заведено, авторы всех книг это в голос твердят. Не знаю как, но я обязательно разыщу жар-птицу, сколько бы времени и сил у меня это бы ни отняло. Я докажу, что я не ребенок! Деточка!.. Я тоже кой-чего стою, между прочим!»
Вспоминая старые обиды, Иванушка сердито мотнул головой, поднимая с шелома тучи пыли, прочихался – и снова погрузился в приятные раздумья.
«Надо придумать какой-нибудь план. Да. Точно. Во всех книгах главный герой всегда придумывает план. Например, надо начать расспрашивать людей, кто-нибудь, да знает, не может же быть так, чтобы никто и никогда о ней больше не слышал!»
Довольный собой, царевич нетерпеливо огляделся, готовый приводить свою идею в исполнение – и насупился. Людей вокруг было не слишком много, чтобы не сказать совсем никого. Может, в поле, куда он не свернул, он уже доехал бы до деревни? Может, вернуться?…
Иванушка фыркнул. Кто и когда слышал про лукоморских витязей, возвращающихся только потому, что поехали не туда?! И подумаешь, деревня! Наверняка эта дорога ведет в какой-нибудь город, или даже в другое государство! Уж там-то всем наверняка известно про жар-птицу, ибо наставник Олигархий всегда цитировал Демофона, приговаривая: «Нет пророков в своем отечестве». Но если их нет в отечестве своем, значит все они собрались в оте…»
Если бы поводья не были намотаны на руки царевича, он был бы навзничь сброшен на землю взвившимся вдруг Бердышом. Ошалевший, ничего не понимающий Иван вдруг повис между небом и землей, не успев даже испугаться. Под ногами у скакуна мелькнула и пропала серая тень волка, конь с места рванулся в карьер и понесся, не разбирая дороги, в лес, волоча Иванушку за собой.
Словно обезумевший, перескакивал он через валежник, ломился напролом сквозь кусты, давил муравейники и ломал нависавшие сучья, и, казалось, даже не чувствовал веса поверженного всадника. Оглушенный, избитый о коряги царевич не мог даже крикнуть. Небо, деревья, земля слились воедино, закружились в бешеной карусели, замелькали, как будто захотели поменяться местами, но не могли остановиться. В разорванном платье, с разбитой головой и разодранным в кровь лицом, Иванушка зажмурился и обмяк, даже не пытаясь уже освободить руки…
Если собрать в единое целое осколки (вернее, обломки) мыслей и ощущений Ивана в тот момент, то после тщательной и продолжительной судебно-медицинской экспертизы можно было бы с изрядной долей вероятности предположить следующее: «Лучше бы он затоптал меня на дороге.»
Милосердное беспамятство охватило Ванюшу задолго до того, как не выдержали очередного рывка и лопнули поводья, и взбесившийся иноходец унесся в лесную глушь, оставив беспомощного неподвижного хозяина на произвол леса.
* * *Больно.
Как больно!
Почему так больно?…
И холод.
Где я?
Что случилось?
Мама!
Что со мной?
Мама!..
Мама. Мама здесь.
Мама! Почему так сыро кругом?!
Что это?!
Мама? Почему оно такое холодное? И скользкое? Мама!..
Тяжелым прыжком компресс переместился со лба на грудь. Царевич с усилием разлепил веки, или ему только показалось, что он это сделал, и обнаружил, что глядит прямо в глаза огромной лягушке. На голове у лягушки что-то блестело.
– Иван? – строго спросила лягушка.
– Иван, – скорее подумал, чем выговорил, он.
– Царевич? – продолжила допрос лягушка.
– Царевич, – как завороженный подтвердил Ваня.
– А стрела где? – не отставала лягушка.
– Во дворце Стрела. У меня Бердыш был.
Казалось, лягушка засомневалась.
– Это что еще за новая мода? Стрела должна быть, как испокон веков заведено. Ну, ничего, я еще изменю эти легкомысленные порядки в вашем царстве!
Несмотря на всю нелепость положения, Ивану представил лягушку авторитетно насаждающей свои земноводные правила в Лукоморье наперекор отчаянным протестам папеньки с маменькой, и ему стало смешно. Пересохшие губы сами собой растянулись в ухмылке. Какой дурацкий сон!..
Иванова улыбка лягушку рассердила.
– Ишь, лыбится! – недовольно квакнула она. – Под венец пойдем, я посмотрю, как ты лыбиться будешь!
– Под какой венец? – не поняв, переспросил Иван, все еще блаженно улыбаясь.
– Не крути, не крути! Свадьба наша на завтра должна быть назначена, я всё знаю!
– К-какая свадьба? – улыбка медленно сползла с лица царевича.
– Известно какая. Вставай, женишок, – безапелляционно скомандовала лягушка.
Иван почувствовал, как вопреки воле руки и ноги его зашевелились, предпринимая попытки оторвать от земли и всё остальное, несмотря на мгновенно проснувшуюся боль во всем изломанном теле.
– Пошли во дворец. Батюшка, поди, нас уж заждался.
– Т-твой… батюшка?
– Твой! – гневным эхом квакнула лягуша и добавила: – Шевелись, шевелись, чай, не красна девица. Подумаешь, шишку набил. До свадьбы заживет.
– П-погоди… До чьей свадьбы? – гудящая голова царевича соображала плохо, но тревожные огоньки где-то в глубине его сознания уже начинали зажигаться. Сон явно выходил из-под контроля. – Лягушки не могут… То есть, у лягушек не бывает… То есть, с лягушками нельзя… – но все это не представлялось Иванушке достаточно увесистым оправданием перед наглой амфибией.
– Несовершеннолетний я! – выпалил он наконец.
– Как – несовершеннолетний? – не поверила лягушка.
– Никак! – радостно доложил Иван. – Совсем никак не совершеннолетний! И поэтому мне замуж… тьфу, то есть жениться на лягушках нельзя!
Лягушка подозрительно прищурилась.
– Что-то ты хитришь, Иван-царевич, – покачала она головой. – Ведь ты точно Иван? – как будто что-то вспомнив, спохватилась она.
– Иван.
– Царевич?
– Царевич. Да ведь ты уже спрашивала.
– А какой державы?
– Лукоморья.
– Как – Лукоморья? А разве не царства Переельского?
– Нет. Мы соседи с ними. Но это не я! – поспешно добавил он.
– Надо же, как вышло, – покачала головой лягушка и, Иван мог бы поклясться, хлопнула себя лапками по бокам. – Ну, извиняй, Иванушка, обознатушки получились, – тон лягушки сразу сменился на смущенный, и она сокрушенно развела наманикюреными перепончатыми лапками. – Эко, сама виновата, не спросила сразу, да и бердыш вместо стрелы тоже… А как тебя потрепало-то, сердешный ты мой… – неожиданно переменила она тему, как бы пытаясь загладить произведенное неблагоприятное впечатление, и жалостиво запричитала:
– Да страдалец ты наш страстотерпный, соколик ты мой разнесчастненький, солнышко красное… Ну ничего, Василиса тебе сейчас поможет, бедненькому, потерпи, миленький, потерпи, сейчас легче будет, – и лягушка принялась творить в воздухе замысловатые пассы передними лапками и что-то бормотать еле слышно себе под нос. Черные влажные очи ее, казалось, заглядывали в самое нутро Иванова черепа и еще глубже. Все поплыло перед глазами Иванушки, завертелось, закружилось, он почувствовал, что проваливается в мягкую, теплую, бездонную пропасть – и всё вдруг пропало.
Пришло забытье.
* * *Иван проснулся, и еще не открывая глаз, счастливо улыбнулся. Какой хороший был сон!.. Что же снилось? Вот ведь, е-мое, забыл! Но что-то доброе, веселое, чудесное…
И вдруг воспоминания прошедшего дня как ведро холодной воды выплеснулись на него – и побег из дома, и развилка с камнем, и волк, и сумасшедшая скачка по лесу, и… и… А что было потом?
Царевич напряг память.
Падение, боль, удар, а потом… потом…
На этом воспоминания как топором отрубало. Как Иван ни силился, никакого «потом» в памяти найти не мог. Пусто. Провал.
Пожав плечами, Иван потянулся и осмотрелся. Под ним было ложе из сухого мха. Под головой, вместо подушки – куча листьев. Меч и кольчуга лежали рядом, а от всего Иванова платья исходил тонкий аромат чистоты и лаванды. Бегло осмотрев себя, Иван не обнаружил на одежде ни единой дырочки, ни одного, пусть даже самого крошечного, пятнышка. Прислушавшись к ощущениям, он пришел к выводу, что никогда в жизни не чувствовал себя лучше. И это привело его в полнейший тупик, да там и оставило.
Воспоминания о семи-восьми сломанных ребрах и паре-тройке вывихов у него, несмотря ни на что, сохранились вполне явственно. И если чистоту и целость одежды можно было при изрядной доле выдумки объяснить таинственной лесной прачкой-альтруистом или феей-белошвейкой (эко загнул-то!), то отсутствие тяжких телесных повреждений никаким объяснениям не поддавалось. Точка.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Он был еще слишком молодым и неопытным путешественником, а в книгах и свитках этого, конечно никогда не упоминалось, так что Иван не мог знать всемирного закона, касающегося того, что люди пишут, писали и будут писать во все времена и во всех мирах мелом на заборах, краской на стенах или, при отсутствии таковых, зубилом на булыжниках, и что лишь отдаленно можно было внести в рукописное произведение как указание направления движения и последствия оного.
2
Его наставник, Олигархий, относился к ним неодобрительно и всегда говорил, навивая на палец при этом жиденькие усишки, что благонравному отроку царской фамилии не пристало читать праздные опусы, мда-с, пустое бумагомарательство, доложу я вам, и непреклонно отбирал и книжки, и светильник. Но надо ли говорить, что к наступлению следующей ночи увлеченный воспитанник троекратно восполнял запасы и того, и другого – и снова читал, читал, читал…
3
С этим было все в порядке.
4
И тут начинались расхождения.
5
Хотя, в принципе, на сей бесстыже разлегшейся каменюке, позорящей честь и достоинство приличных указательный камней, именно они и были высечены.
6
Судя по позе и выражению лица, явно не предвидевший такой бурной реакции на свое, казалось ему, безобидное телодвижение.
7
«Нет-нет, мальчики, Ванечка с вами на охоту не поедет, вы просто не понимаете, какой он слабенький, с его здоровьем себя нужно беречь, а вы уезжаете слишком далеко и надолго…»
8
Все это случилось в один день и, естественно, самый первый.
9
Нескрываемая шишка на лбу, перелом ребра и материнская истерика в 10 баллов по шкале Цугцвангера.
10
Червонное золото, высшая проба, шли прямо на монетный двор.
11
Среди которых был и вернуться, пока не поздно, Ванюша, это не трусость, это здравый смысл, ну сам подумай, какой из тебя витязь, ты ж тяжелее «Приключений лукоморских витязей» в руках ничего не держал…