Полная версия
Точка отсчета
Ника в очередной раз упрекнула себя за импульсивность и начала судорожно придумывать причины для своего прихода. Сергей встал с небольшого пластикового кресла, стоявшего возле тумбочки, на которой за неимением в комнате рабочего стола, высился ноутбук.
– Еще раз здравствуйте, Ника. Рад вас видеть, – произнес он.
– Здравствуйте. Я тут задумалась над выполнением задания и хотела задать вам несколько вопросов, если, конечно, не отвлекаю, – Ника покосилась в сторону невозмутимо стоящей рядом Киры.
– Нет, ну что вы. Я здесь, чтобы оказать нужную помощь, – с улыбкой ответил Сергей.
– Вы знаете, я с детства любила лепить из пластилина, – на ходу выдумывала Ника, – и хотела бы поработать именно с этим материалом.
– Да, конечно, вы не ограничены в выборе.
– Но вот о чем я еще подумала. Мне сложно представить себя в детстве одну. Вокруг всегда были друзья, родные. Можно ли мне вылепить целую сцену из своих воспоминаний?
– Хм… Да, почему бы и нет. Если вы видите себя в детстве только в окружении других людей, значимых для вас, то пусть они присутствуют и в композиции.
– Спасибо… Знаете, что-то еще хотела спросить… Но не могу вспомнить, к сожалению.
– Если вспомните, приходите. Я с радостью помогу, – он продолжал учтиво улыбаться, но в глазах мелькнул какой-то холодок. Видимо, Ника все-таки им помешала.
– Да-да, спасибо.
Ника направилась в сторону двери, но Кира опередила ее и открыла замок, сыграв роль дворецкого, выпроваживающего незваного посетителя.
Когда Ника очутилась на улице, к глазам подступили слезы, но она не дала им скатиться с густо накрашенных тушью ресниц. Она привыкла, что нужно всегда выглядеть великолепно и не позволять эмоциям портить внешний вид. Обида застряла где-то в горле. Ей скоро будет тридцать два. Ни один мужчина из тех, с кем она сегодня познакомилась, не проявил к ней интереса, не дождался ее, чтобы составить компанию вечером. Вокруг есть другие девушки – не такие красивые, как она, но молодые. Неужели ее судьба оставаться разведенкой с ребенком до конца дней?
Она в первый раз в жизни поехала на море одна. Странно, непривычно. Всегда на курортах одинокие женщины вызывали у нее сочувствие. Хотя нет, это неправильное слово. Правильно будет сказать – презрение. Ведь им не хватило мозгов найти себе хоть какого-нибудь мужика, который свозил бы их на юг. И вот сама стала такая же. Всем знакомым соврала, что полетела в Турцию, – боялась выглядеть глупо. А на самом деле оставила ребенка со свекровью и бывшим мужем, чтобы поехать на тренинг. Бывший муж. Как сложно было произнести это словосочетание. Разве муж может быть бывшим? Разве бывшим может быть сын или отец? Смешно ведь – бывшая мать, а бывшая жена – это норма. Нет, она не будет плакать о прошлом. Игорь ушел, но она найдет себе другого, еще лучше. Того, кто действительно будет ее достоин.
Сама не заметив как, Ника оказалась на террасе. Там было все так же серо и неуютно. Нет, одиночеству в ее жизни места не будет, нужно срочно добавить красок. Взгляд Ники упал на коробку с пластилином. Она потянулась к липким разноцветным пластинкам, которые мгновенно прилипли к великолепному маникюру. Ника уже пожалела, что не смогла придумать иного вопроса, кроме как про этот противный материал. Но отступать было некуда. Она села за стол прямо на террасе, положила перед собой все, что нужно для творчества, и начала лепить. День медленно клонился к вечеру.
***
Саша с Альбертом сидели на берегу моря, прямо на скалистом уступе, и пили вино. Москвич оказался прав: действительно было холодно. Но Саша не расстроился. Накатило какое-то детское ощущение, которое он давно не мог вернуть.
Впервые на черноморское побережье он приехал отдыхать еще школьником в «Орленок», детский лагерь под Туапсе. Его отцу, тогда еще офицеру, выделили путевку. И из далекого военного городка рядом с Новокузнецком он впервые в жизни на самолете полетел к морю. Да еще и один, без родителей, с другими счастливчиками из их области. Были далекие и тяжелые 90-е. Он чувствовал себя безумно счастливым, потому что впервые отдыхал на море, да еще в таком известном месте. Но на этом радость заканчивалась. Он был одним из немногих детей в их отряде, кто попал туда по бесплатной путевке, и это очень бросалось в глаза. Вокруг отдыхали дети богатых родителей, новоявленных бизнесменов, менеджеров и юристов. Там он впервые почувствовал себя бедным. Последние годы денег семье совсем не хватало, но родители всегда старались оберегать его от ощущения нищеты своей заботой. Дружил он в основном с детьми отцовских сослуживцев. И денег у всех было примерно одинаково. То есть практически не было. В «Орленке» же ребята жевали импортные жвачки, носили модные джинсы и обсуждали, что море здесь намного холоднее, чем в Турции или в Тунисе. Хорошо хоть днем все ходили в одной форме, зато вечером он лишний раз не хотел идти на какую-нибудь дискотеку, чтобы не смеялись над его дешевыми футболками и простыми черными брюками. На Черное море с тех пор он не ездил. Как только появились деньги, он начал отдыхать исключительно в Турции или Египте.
– О чем задумался? – спросил Альберт.
Саша только сейчас заметил, что тот очень внимательно на него смотрел. Этот взгляд что-то ему напомнил. Что-то из прошлого. Уже не в первый раз за сегодня он подумал, что Альберт кажется ему смутно знакомым. Но откуда? В памяти так ничего и не всплыло. «Показалось», – вновь подумал он.
– Да так… О детстве вспомнил, – сказал Саша и, улыбнувшись, добавил: – Хорошо сидим.
– Да, хорошо, – вздохнул Альберт. – Даже не хочется о чем-то разговаривать.
– Тоже ушел в себя?
– Есть немного, – ответил Альберт, и, отвернувшись от Саши, внимательно посмотрел в сторону горизонта. Темнело. Солнце уже было низко.
– Странно вот так сидеть рядом с незнакомым человеком, – сказал Саша.
– Эффект попутчика, когда рассказываешь о себе незнакомцу вещи, в которых даже друзьям иной раз не признаешься, потому что знаешь, что путешествие кончится и ты никогда его больше не увидишь, – сказал Альберт. – Часть нашей психотерапии.
– Не, не говори это слово. Неприятно звучит. Чувствуешь себя психом каким-то. Лучше уж – тренинг личностного роста.
– Ох, как! Думаешь, это словосочетание красивее?
– Ну, одна моя знакомая обычно так это называла.
– Знакомая? – в вопросе Альберта мелькнуло напряжение.
– Да, странно, конечно, так про нее теперь говорить.
– Что, неудачная лавстори?
Саше почему-то захотелось выговориться. Возможно, вместо него говорил алкоголь, или вечер на берегу моря располагал к откровенности, но он ответил правду.
– Да, неудачная. Сам дурак. Хотя тогда казалось, что все делаю правильно. Но вдруг сейчас мелькнуло в голове, что она единственная была, с кем я хотел бы сейчас вот так сидеть вечером и смотреть на море. Я все испортил.
– Может, стоит попытаться все вернуть? Поработаешь сейчас над собой и попробуешь все исправить, – Саше на миг показалось, что в голосе Альберта мелькнули нотки сарказма, но он списал это на алкоголь.
– Нет, времени прошло уже много, – ответил он. – Да она и тогда не хотела. Отрубила все телефоны, чтобы я не смог связаться. Она была гордая, а я был идиотом – все пытался ее гордость под себя подмять, показать, кто в доме хозяин.
– Что ж у тебя, и адреса ее не осталось?
– Да нет, куда там. Она ж с Москвы была. Мы познакомились, когда она к нам на работу тренинг приехала проводить. Ради меня перебралась в Воронеж, а я… Нет, не хочу об этом. Хватит. Про себя лучше расскажи. Ты-то почему здесь, один, а не где-нибудь на Кипре?
– А что, москвичи только на Кипре отдыхают?
– Ну да, наш юг им не по статусу.
– Статус. Смешно. Думаешь, мы там миллионы зарабатываем?
– Ну, уж побольше нашего. Ты говорил, что квартира у тебя своя, на аренду не тратишься.
– А тебя прям вопрос денег сильно заботит? – огрызнулся Альберт.
– А кого он не беспокоит? Деньги дают тебе если не все, что нужно, то очень многое. Вот тебе денег на все, что хочется, хватает?
– То, чего мне хочется, за деньги не купишь.
– Что, тоже безответная любовь? – Альберт хотел что-то ответить, но как будто проглотил слова и вместо этого вновь внимательно посмотрел на Сашу через линзы своих очков.
– Нет, не любовь. Пока это не моя тема. Не встретил еще, страдать не по кому.
– Э, а ты часом не… – мелькнула у Саши мысль, от которой его сразу покоробило.
– Не гей? Ты про это? – расхохотался Альберт. – Нет, не волнуйся. А то напрягся уж весь.
– Да мало ли, что там у вас в Москве, – немного смутился Саша.
– Нет, я ге-те-ро-сек-су-ал, – демонстративно по слогам произнес Альберт. – У меня периодически бывают отношения, но сейчас я один. По-честному, мне кажется, я ни разу еще не влюблялся. Так, как про это в фильмах или книгах рассказывают. Ну, влечение, чисто физическое, ну интересы общие. Не знаю, может, мне это и недоступно. Я математик, всю жизнь все по полочкам раскладываю. Не знаю, как так можно, чтобы раз – и голова отключилась, а только эмоции, страсти.
– Ты из-за этого здесь?
– Нет, – после небольшой паузы ответил Альберт. – Так допрашиваешь, а сам-то не рассказал. Таких, как ты, редко можно на подобных мероприятиях встретить.
– Откуда знаешь? Часто бываешь?
– Нет, кажется так. По-моему, ты из тех людей, для которых психология – это лженаука и развод на деньги.
Саша усмехнулся.
– Да, раньше я и вправду так считал, но жизнь вносит коррективы. Я сам не знаю, зачем сюда приехал. Но есть смутное ощущение, что здесь произойдет что-то, что изменит мою жизнь. И я должен при этом присутствовать, – усмехнулся он.
– Вот и я должен, – глядя вдаль, произнес Альберт. – Жизнь покажет, к чему все это приведет.
Глава 3
Следующим утром Лика проснулась очень рано, когда солнце едва поднялось над морем. Она еще долго лежала в постели, пытаясь заснуть. До завтрака было далеко, а из приоткрытого окошка веяло осенним холодом. Но не получилось. Сон так и не вернулся, вместо него нахлынули разные дурные мысли. Спустя пару часов она перестала с ними бороться и, увидев за окном проблески солнца, решила спуститься к завтраку. К своему удивлению, Лика обнаружила за столом Галена, в столь раннее время методично чистившего вареное яйцо.
– Доброе утро! А я и не надеялась кого-то здесь застать в такую рань! – с улыбкой поздоровалась она.
– Доброе! – почти не глядя на нее кивнул он в ответ. – Поздно вставать – не в моих привычках. Это крайне вредно для здоровья.
– Успеваете выспаться за короткое время? – стараясь поддержать разговор, спросила Лика.
– Нет, просто ложусь пораньше. Если, конечно, нет никаких причин для обратного. Вот вчера явно не было повода.
– А я вот очень плохо сплю не на своей постели. Еле заснула вчера. Да и с утра проснулась с рассветом. Все лежала-лежала, но никак больше не могла уснуть.
Гален взглянул на нее с недоумением. По его глазам Лика прочитала, что он не ждет рассказов о том, как она провела ночь. Девушка немного стушевалась. «Ну вот, опять говорю что-то не то…»
– Нервы бы вам проверить, – после небольшой паузы сказал Гален. – Нарушения сна – не очень хороший показатель.
– Не знаю, – промямлила Лика. Она уже жалела, что заговорила с ним. Вот так всегда в ее жизни. Все время говорит невпопад, особенно с мужчинами. – Может, впечатлительная очень, – добавила она. – От новых эмоций не спится, хоть снотворное пей.
– Можно и пить, только не злоупотреблять.
– А вы не врач, случайно? Так много знаете… и имя выбрали как у древнегреческого лекаря.
– Да, врач, – Гален взглянул на нее уже чуть с большим интересом.
– А в каком направлении?
– Офтальмолог.
– То есть окулист?
– Да, можно и так сказать. Но в дипломе пишут офтальмолог.
– Интересно, никогда не задумывалась на эту тему. Так все-таки есть разница между офтальмологом и окулистом? – Лика вновь сделала попытку продолжить разговор.
– Ох… – Гален недовольно оторвался от разрезания на мелкие кусочки лежащей у него на тарелке сардельки и, брезгливо сморщив нос, добавил: – «Окулус» – глаз по-латыни, а «офтальм» – по-гречески. Отсюда два названия. Кто поумнее, на вывеске в больнице напишет офтальмолог, а кому попроще надо – тот назовет окулистом.
– Ага, спасибо за разъяснение, – все-таки разговор следовало закончить. Она подошла к столу с блюдами, положила тарелки на поднос и присела на противоположную от Галена сторону обеденного стола.
Следующей к завтраку спустилась Ника. О ее приближении возвестил стук каблучков по лестнице и легкий аромат дорогих духов. Приветливо поздоровавшись, она попыталась завести светский разговор о погоде и море, который Анжелика охотно поддержала. Погода, в отличие от вчерашнего дня, радовала солнечным светом уже с утра. День обещал быть теплым. Следом за нею к столу спустились Саша и Альберт. Саша выглядел довольно помятым. Альберт смотрелся получше, но по обоим было заметно, что вчерашний вечер они посвятили знакомству с продукцией крымских винзаводов.
– А не сходить ли нам всем вместе на пляж? Погода разгуливается – думаю, вполне можно поплавать, если нет волн, – предложила Ника, когда все расположились за столом.
– Очень хорошая идея, – улыбнулся ей Саша. – Холодная ванна с морской пеной мне не повредит, – хохотнул он и переглянулся с Альбертом.
– А вы хотите пойти на ближний дикий пляж? – спросила Анжелика. Было заметно, что эта идея не очень понравилась. – Я вчера гуляла там – вокруг очень большие валуны, – пояснила она, – а я плохо плаваю. Тем более могут быть большие волны, это же очень опасно. Может, лучше дойти до дальнего пляжа в бухте? – робко и с надеждой спросила она.
– Анжелика, не бойтесь воды. Зато море там должно быть гораздо чище, да и людей будет меньше. Мы вчера вечером с Сашей тоже туда ходили. Замечательное место, – ответил ей Альберт.
– Полностью согласен, – кивнул Саша. – Если что, мы будем вас спасать, – снова засмеялся он. – Ника, а вы хорошо плаваете?
– Да вроде неплохо, тонуть пока не приходилось. Я стараюсь ходить в бассейн хотя бы раз в неделю. Это позволяет держать себя в тонусе.
– Да, по вам видно, – заметил Саша.
– Может быть, стоит перейти на «ты»? Вроде бы все уже познакомились, да и общаться нам придется довольно тесно, – предложила Ника, обведя всех взглядом. – Гален, вы не против? – уточнила она, услышав возгласы одобрения со стороны других участников.
– Ну, давайте на «ты». Раз уж мы вынуждены проводить столько времени вместе, – с некоторым неудовольствием вздохнул Гален.
– Ты пойдешь с нами на пляж? – несколько неуверенно спросила у него Анжелика.
– Нет, спасибо. Такие развлечения не для меня. Не люблю море и воду. Сплошное пристанище для бактерий.
– Ну а хотя бы просто посмотреть на волны?
– Нет, – жестко ответил Гален. – Возможно, позже прогуляюсь. Еще же нужно идиотское задание выполнить.
– Точно! – вскрикнул Саша. – Совсем про него забыл. Надо будет после прогулки заняться.
– Да-да… Вместо обеденного сна, – засмеялся Альберт. – Девушки-то наши наверняка уже все сделали?
– Ну, кое-что готово. Надо будет подумать, не доработать ли, – кокетливо произнесла Ника.
– А мне нравится, что получилось. На группе наверняка придется показывать, так что еще похвастаюсь, – искренне и довольно сказала Лика.
– Ну что, тогда пойдемте на пляж? – поднялся из-за стола Альберт. – Давайте соберемся здесь же через пятнадцать минут. Хватит времени?
– Да, вполне, – ответила за всех Анжелика. – Что тут собираться-то.
Почти одновременно все, кроме Галена, до сих пор сидевшего с чашкой чая, поднялись со стульев и, оставив грязную посуду на мойке, разошлись по комнатам.
– Гален, не скучай, – обернулся на выходе Саша.
– Да уж постараюсь…
***
Когда Гален вернулся в свою комнату, все уже разошлись. Ему так хотелось тишины, и вот она наступила. Мысли роились в голове, будто кто-то встряхнул улей с пчелами и все они начали безуспешно пытаться то ли выбраться наружу, то ли найти прежнее место. Он сел, прислонившись к спинке кровати.
Море… Почему все так много говорят про него? Вчера, подъезжая к гостинице, по дороге вдоль обрыва он видел восторженные взгляды остальных, когда в правом окошке микроавтобуса мелькнула эта огромная водяная масса. Чему тут радоваться? То, что предстало перед его глазами, напомнило громадную серую лужу, в которой разыгравшиеся собаки взмутили всю грязь, и она стала выплескиваться на дорогу, заставляя проходящих мимо людей обходить ее, дабы не испачкаться. Море – это удовольствие для животных, в том числе для двуногих, а он себя к ним не причислял. Пусть другие мажутся в этой грязи. Пачкаться ему не хотелось. Он вспомнил, с каким трудом пережил ожидание поезда на вокзале. Холодная вода из старенького крана в туалете, кафель, забрызганный ошметками осенней грязи, отвратительный запах людей, стоящих рядом. И уйти нельзя, он должен был дождаться этого проклятого поезда.
Гален ненавидел поезда, автобусы, маршрутки. В них постоянно собиралось грязное и вонючее быдло. Бесили его и самолеты, где тебя запирают в старую железную машину и ты полностью зависишь от пилота, который мог вчера напиться, а сегодня сесть за штурвал. Он ненавидел от кого-то зависеть. Только за рулем машины ему становилось хорошо. Ему хотелось мчаться вперед, нестись по трассе на скорости двести пятьдесят километров в час. Ощущая сотни лошадиных сил под ногами. Вдавить педаль в пол и полететь. И ничего не страшно. В горах люди часто разбиваются насмерть. Смерть! Как щекотало нервы это слово. Как же он любил с ней играть. Иногда казалось, что она несется за ним, но он еще сильнее прибавляет скорость и смерти снова его не догнать.
Вновь подумав о смерти, Гален потянулся к тумбочке, решив еще раз проверить. Да, он был на месте. Внизу под нижним бельем, аккуратно завернутый в полотенце, лежал пистолет. Как хорошо, что на том маленьком вокзале рано утром никого не проверяли. Пистолет был тогда спрятан глубоко в рюкзаке. Подарок к окончанию института, о котором он всегда мечтал. Все-таки деньги и связи – это хорошо. Гален с трудом нашел пистолет после той истории. Родные постарались, боясь, что он выполнит угрозу. Как хотелось сейчас достать его, подержать в руке, а, может, поднести к виску и нажать на курок. Ему уже не шестнадцать лет. Если решится, в этот раз он все сделает как надо. Пистолет гораздо надежнее пачки таблеток. Но нет, не здесь. Для своего финала он выберет другие декорации. Ведь он уникален. Ни у одного человека на земле нейроны не сплетались в такую последовательность и не создавали еще одну такую же машину, называемую безмозглыми людишками душой. Ему не придется больше изображать из себя обычного человека, серость. Соблюдать правила, фальшиво улыбаться. Не нужно будет ничего.
Полежав немного в тишине, Гален все-таки поднялся и отправился вниз, чтобы взять что-нибудь для выполнения «идиотского задания». Карандаши и пластилин были отвергнуты им сразу же, как нечто примитивное и чересчур детское. А вот лоскуты ткани невольно привлекли внимание. Он взял ножницы и отрезал кусочки разного материала, как блеклых, так и ярких тонов. Также прихватил с собой нитки, набор иголок, и разноцветные пуговицы, сложив все в небольшой пакет. Невольно вспомнилось, как в детстве его вместе с сестрой бабушка водила на кружок, где учили делать тряпичных кукол. Он очень обижался, когда у сестры, которая была на год моложе, что-то получалось лучше, чем у него. Память нарисовала образ уже не маленькой девочки с длинными косами, а красавицы, в которую она превратилась после. Высокая (наверно, почти на голову выше, чем он сам), с тоненькой фигуркой, большими карими глазами и густыми каштановыми волосами. Нет, красивее ее не было на всем свете. Не было и не будет.
В размышлениях Гален не заметил, как вышел за территорию гостиницы. Пройдя немного по дороге, он свернул в небольшой проулок, похожий на зеленый туннель из-за нависающих с обеих сторон деревьев, чьи густые кроны никак не хотели оставаться на огороженных высокими заборами хозяйских участках. Там стояла деревянная скамейка. Гален присел на нее, спрятавшись от солнца, которое неуклонно стремилось к зениту. Место, где он оказался, больше всего напоминало заброшенный фруктовый сад. Прямо над ним свешивался инжир, а в густоте сплетенных листьев можно было разглядеть плоды граната и грецкого ореха. Гален разложил принесенные предметы на скамейку, пытаясь вспомнить, что же с ними можно сделать. В этот момент он услышал шорох. Гален оглянулся, пытаясь найти источник звука.
Среди деревьев промелькнула чья-то тень и, как ему показалось, блеснули глаза, наблюдавшие за ним. Повинуясь рефлексу, он резко поднялся и быстро начал складывать лоскуты обратно в пакет. Но тут из-за деревьев выскочила девочка лет семи-восьми. Ее худенькое тело почти полностью скрывали серые брючки и фиолетово-розовая футболка, лицо с огромными водянисто-голубыми глазами обрамляли светло-русые волосы, едва доходившие до плеч. Девочка замерла в нерешительности перед Галеном. Его первой мыслью было встать и уйти, но потом он подумал, что ему незачем это делать. Он никому не мешает, и ребенок в его делах не помеха. Почти минуту они находились в тишине. Девочка смотрела на него, не решаясь подойти ближе, а он не готов был уйти отсюда, но и начать что-то делать то же не решался.
Наконец Гален прервал молчание.
– Что ты здесь стоишь и смотришь на меня? Где твои родители?
– Мне очень понравились ваши лоскутики, – тихим высоким голосом ответила девочка. – Я хотела посмотреть, что вы будете с ними делать.
Галена очень напрягало ее присутствие.
– Почему ты ходишь здесь одна? Не знаешь, что это может быть опасно?
– Я живу рядом, в детском санатории, – вновь пролепетала девочка. – Нам разрешают гулять поблизости. Здесь обычно никого не бывает и совсем не страшно.
– На самом деле, детям очень опасно гулять одним, и надо бы напомнить про это вашим воспитателям.
Девочка испуганно отступила назад, и в ее глазах блеснули мокрые предвестники слез. Гален заметил, что она готова была уже убежать, но что-то заставило его попросить ее вернуться.
– Не убегай, я ничего плохого не сделаю. Но тебе надо быть аккуратнее со взрослыми. Хочешь посмотреть? – он протянул ей пакет с лоскутами.
– Да, очень хочу.
– Мне дали задание сделать куклу из тряпочек и ниток. Вот я и пытаюсь с ним справиться.
– Разве взрослым кто-то дает такие задания? – удивленно спросила девочка.
– Да, бывает. Человек учится всю жизнь, и, если тебе кажется, что после школы тебе никогда не придется учиться, то ты очень сильно ошибаешься. Ты ведь уже ходишь в школу?
– Да, конечно. Я закончила первый класс. Но в этом году еще не была в классе. Пока здесь, в санатории. Но как только родители за мной приедут, я сразу пойду учиться. А можно я вам помогу? Я умею шить, меня мама учила.
Гален с недоверием посмотрел на нее, но все-таки ответил:
– Давай попробуем. Я вот что-то никак не вспомню, как это делается.
Так они просидели вместе на лавочке больше часа. Что-то странное было в этой ситуации, Гален чувствовал. Он никогда не любил детей, и те немногие люди, которых он мог бы назвать друзьями, пока не обзавелись потомством. Да и как врач он работал исключительно со взрослыми.
Когда после института нужно было выбирать специализацию, он выбрал офтальмологию. Было что-то удивительно опасное и чарующее в том, чтобы работать с глазами, самым важным из органов чувств. И самым хрупким. Мама оплатила дорогостоящее обучение, и теперь Гален делал операции по коррекции зрения в одной из самых престижных клиник города. Здесь царили чистота, аккуратность, и не было бедных клиентов. Работать в бесплатной муниципальной больнице он никогда бы не согласился. Сейчас Гален не жалел о выборе профессии, как раньше. Мать хотела, чтобы он стал юристом, как и она сама. С ее связями найти работу в Тамбове не составило бы труда. Но ему так не хотелось вновь делать все по ее указке. Поэтому успешную карьеру адвоката он оставил сестре Милане. А сам стал врачом.
Мать злилась, она вообще не умела признавать поражения. Он вновь оказался плохим, как всегда в детстве. Идеальной для всех оставалась Милана. Но никак не он. Гален всегда был на втором месте, хоть и был старшим. Мамина хорошая дочка выполнила все, что от нее требовалось. Поступила в юридический институт и уехала учиться в Москву, где и жила до сих пор. От него же, как всегда, откупились деньгами, в которых в его семье никогда не нуждались.
Мать до сих пор помогала ему. Но заставила все-таки, когда Гален стал врачом, получить заочно и юридическое образование. С этим он смирился. Даже сейчас, после той истории, Гален первым делом обратился к матери. Кто еще мог помочь? Он помнил, в каком бешенстве она была. Но ничего не поделаешь. Гален все равно оставался ее ребенком. Пусть и не любимым, как Милана, зато принимавшим вместо любви ее дорогие подарки. Видимо, мать испытывала чувство вины – даже в той истории она собралась и решила все его проблемы. Но в ответ заставила поехать сюда, чтобы «подлечиться».