Свидетельницы зла

– Да. Я так сказал. – Рябов неожиданно приосанился перед перепуганной девушкой и даже опустил воротник, в котором прятал озябшие уши. – Пять тел, если быть точным. Четверо мужчин. Одна женщина.

– Это не может быть Кира! Не может. – Она покосилась на руку Рябова, которой он взялся за ее локоть и потащил к пожарищу. – Она совершенно точно должна была улететь к родителям. И еще не вернулась. А если вернулась, то у нее наверняка украли сумку в аэропорту. Она такая растяпа!

– Мы сейчас это выясним. Вы убедитесь, что это не она. И спокойно уедете отсюда, – пообещал Рябов, подводя ее к месту, где лежали погибшие, накрытые уцелевшей в огне ветошью. – Вы готовы?

Он остановился возле крайнего тела справа. Из-под мешковины торчали носы грязных от сажи, замшевых женских сапог. Даже цвет угадывался – темно-зеленый, болотный.

– Вы готовы? – Рябов оторвал свою руку от ее локтя, присел, ухватился за край ветоши. – Ольга, вы готовы?

– Погодите! Погодите! – закричала она, ее взгляд остановился на обгоревшей обуви. – А как же паспорт, телефон? Как это все могло уцелеть, если сапоги… Если сапоги обгорели? Ее сапоги…

Рябов с Вишняковым переглянулись. Сомнения почти отпали. Одной из погибших, одной из расстрелянных жертв, была Кира Новикова. Украсть в аэропорту сумку – да, могли. Но вот снять с нее обувь, пока она еще была жива, это вряд ли.

– Все сумочки и пакеты были сложены в террасе. Ее огонь почти не коснулся. Пожарные вовремя приехали, – объяснил Вишняков.

Рябов резким движением сорвал с мертвого тела холстину. Обернулся на Ольгу, сидя на корточках, спросил:

– Она?

Королёва выгнулась дугой, склонившись над погибшей девушкой. Ее руки с трясущимися пальцами странно заходили, словно пытались разогнать воздух над телом мертвой подруги.

– Этого не может быть… – шептала она и шептала. – Этого не может быть… Кира! Зачем ты здесь? Как ты здесь, Кира?!

– Она.

Со вздохом подполковник Рябов вернул мешковину обратно. Выпрямился, вытер руки влажной салфеткой. У него всегда имелся запас в кармане. Взял Королёву за локоть и потащил подальше от страшного места. Странно, но она достаточно быстро пришла в себя. Заплетающиеся поначалу ноги вдруг обрели силу, походка сделалась пружинящей, и от руки Рябова она отделалась метра за два до своей машины.

– Вам нужно будет потом подъехать в отдел, чтобы оформить все, – произнес Рябов, озадаченный такими быстрыми переменами в Королёвой.

– Что оформить? – Она глянула на него холодно, отстраненно.

– Ваши показания.

– Я еще ничего такого вам не сказала, что бы вы могли приобщить к делу.

Ее губы сложились кривой ухмылкой, снова превращая Ольгу в дерзкого избалованного подростка.

– Надеюсь, что скажете. – Ноздри Рябова гневно раздулись, он глянул на Вишнякова. – Майор, займитесь свидетельницей.

И подполковник Рябов ушел встречать группу. Они как раз подъехали. Вишняков достал блокнот, раскрыл его на чистой странице. Занес над ним авторучку.

– Вы узнали в погибшей вашу подругу Киру Новикову? – задал он дежурный вопрос.

– Да.

– Вас удивило, что она оказалась именно в этом месте?

– Да.

– Почему?

– Потому что, как я уже говорила ранее, она должна была улететь на праздники к своим родителям.

Она отвечала спокойно, без истеричных вздохов или слез. И не сводила взгляда с того места, откуда ее только что привел Рябов.

– Мы, конечно, проверим, но в ее сумочке не было найдено никаких намеков на авиаперелет. – Вишняков глянул на Ольгу исподлобья. – А имелась входная контрамарка в один из ночных клубов, контрамарка трехдневной давности. И скомканный чек из того же клуба.

– Да? – Ольга наморщила лоб. – Что за клуб? Что за чек? Что в нем? Сразу скажу: ее это или нет.

– Клуб «Соломея», в чеке два коктейля «Манхэттен», пиво и…

– И луковые колечки, – закончила за него Ольга, прижимая кончики пальцев к вискам. – Это ее стандартный набор. Она всегда это брала, если посещала клуб.

– И луковые колечки. – с кивком подтвердил Вишняков. И продолжил записывать. – Стало быть, три дня назад Новикова была в городе.

– Стало быть. – Оля глянула на него сердито. – Но этого не может быть!

– Проверим.

– Этого не может быть, потому что три дня назад в «Соломее» зависала я. И Киры там не было.

– Проверим. – Вишняков насторожился, прикусил кончик авторучки. – А с кем вы там… зависали?

– В смысле?

– Кто может подтвердить, что вы были там три дня назад и не виделись с вашей подругой?

Вишняков поморщился. Приехавшие сотрудники рассредоточились по пожарищу. Растревожили птиц. Отвратительное карканье сделалось еще громче.

– Все, кто был там, могут подтвердить, майор. А я не пойму, – она вставила кулаки в бока, подняла подбородок, резанула по нему взглядом, – вы это куда клоните?! Вы считаете, что это я…

– Да ничего я не считаю, гражданка Королёва, – вздохнул он. – Просто отрабатываю версии, возможных участников, свидетелей. Если вы были там в одно и то же время с вашей подругой, то могли видеть, с кем она там была. С кем пришла. С кем ушла.

– Да не было ее там! Точно не было! Это не такой уж большой клуб, чтобы в нем можно было затеряться. Танцпол человек на пятьдесят. Двадцать с небольшим столиков, – принялась перечислять Ольга, – освещение вполне себе. Никаких колонн и кабинетов. Не было там Киры.

– А она могла просто не подойти к вам?

– Как это?

– Зашла с кем-то, увидела вас. Вы вроде хвастались, что перебрали там. И она как-то так… В общем, решила не показываться вам на глаза. Могло такое быть?

– Нет. Вряд ли, – добавила она, немного подумав. И возмутилась: – Да с какой стати? С какой стати ей от меня прятаться? Она что, меня пьяную ни разу не видела? Видела. Я не буйная. Я веселая.

– Ну, а если она была с кем-то?

– И что?

– И этот человек, что был с ней, не захотел показываться вам на глаза. Могло такое быть? Подумайте, Ольга, подумайте.

Он что-то еще написал в своем блокноте и остановился в ожидании ее ответа.

– Вы имеете в виду, что ее парень, то есть мужчина, мог не пожелать со мной познакомиться? Вы это имеете в виду?

– Примерно.

– Ой… ну не знаю! – Она прикусила нижнюю губу. – Вообще-то Кира нас со своими мужчинами никогда не знакомила. Что было, то было.

– Почему? – удивленно округлил глаза майор.

– Потому что почти всегда это были разведенные неудачники. Ноющие, требующие сочувствия. Я таких на дух не переношу. Люсенька тоже.

– А Люсенька – это?…

– Это наша третья подруга. Она сейчас со своим парнем за границей. – Оля покосилась на ряд мертвых тел, укрытых мешковиной. И со вздохом добавила: – Должна. Должна быть за границей.

– Полное имя вашей третьей подруги и координаты, пожалуйста, – приготовился записывать Вишняков. – А заодно и ее парня.

Оля продиктовала номер телефона и адрес Люсеньки. Говорить об Алексе отказалась наотрез.

– Все вопросы к Люси! Я его видела три раза, – соврала она. – Но их точно нет в стране. Я звонила ей. Телефон отключен.

– Проверим, – повторил в который раз Вишняков.

– Проверяйте. А мне… Мне-то что делать? – Она широко развела руки, глаза наполнились слезами. – Надо ее родителям сообщить, наверное. Как-то что-то делать. Я не могу!

– Сообщим, не переживайте. И не уезжайте никуда из города. – Он подумал и добавил: – Пожалуйста.

Она отвернулась и пошла к машине. А он зачем-то пошел за ней следом. Чтобы поддержать? Помочь сесть за руль? Да ерунда! Эта Королёва была не из тех, кто вцепится в протянутую руку помощи. Процедуру опознания выдержала, как не всякий сильный духом мужик выдержит. Крепкий орешек. Очень крепкий орешек – эта Ольга Королёва, выкупившая себе место на стоянке, которое он так неосмотрительно несколько раз занимал.

– Вам чего, майор? – удивленно округлила она глаза, обнаружив его за своей спиной. – Какие-то еще вопросы ко мне имеются?

– Да, но это позже. Когда сможете заехать в отдел, чтобы подписать протокол?

– А когда надо?

Она снова прикусила губу, а он некстати подумал, что ей, возможно, от этого больно. И захотелось тронуть ее за подбородок, чтобы вернуть ее зубки на место.

– Чем быстрее, тем лучше, – тряхнул он головой, отгоняя шальные мысли прочь. – Не затягивайте с визитом.

– Вы их найдете? – Голова опустилась, плечи дрогнули. – Вы их найдете, майор Вишняков?

– Их? Вы считаете, что это не один человек?

– А вы считаете иначе?! – Со злобным фырканьем она уселась за руль, потянула на себя дверь. – Как мог один убийца справиться с группой из пяти человек? Если только…

– Если только что?

Он придержал дверь, не давая ей закрыться. Стало интересно, что она скажет – эта дерзкая красивая девушка, временами напоминавшая избалованную старшеклассницу.

– Если только он не собирал их несколько дней, держал тут связанными, а потом убил. Всех… Сразу…

Глава 3

Люсенька смотрела на свое отражение в зеркале и не узнавала. Ее белоснежная нежная кожа покрылась отвратительным бронзовым загаром, местами шелушилась, местами вздулась волдырями. Ее личико напоминало маску. А шикарные рыжие волосы – ее гордость, предмет зависти всех знакомых девочек – сделались сухими и ломкими.

Как она не хотела лететь на этот отдых! Как просила Алекса поменять направление. Выбрать курорт с более умеренным климатом и щадящим солнцем. Видимо, ее доводы оказались не такими убедительными, раз он не сделал так, как она просила. Они изжарились на этом отдыхе, подхватили инфекцию, провалялись в номере почти четыре дня. Ничего не ели и не пили. И часто скандалили.

А еще Люсенька поймала Алекса за ужасным занятием, попыталась остановить его, была изгнана из душевой и проплакала оставшиеся дни отдыха. Плакала она и в самолете при посадке. Расплакалась, когда они выходили из аэропорта. И от этого, разумеется, ее внешность совсем не выиграла. Лицо сделалось совершенно неузнаваемым. Именно поэтому Алекс отказался ехать к ней. Усадил ее в такси, заплатил щедро водителю и сказал, что позвонит вечером.

Вечером он не позвонил. Она решила, что он отсыпается после длительного перелета, и занялась собой. Маски, примочки, кремы, все строго по инструкции, в строгой последовательности. Немного помогло. Кожа лица и шеи немного посветлела. Люсенька даже порадовалась эффекту и спать легла в относительно хорошем настроении. Но утром, когда, не дождавшись звонка от Алекса, она сама ему набрала, настроение ее снова было испорчено. И слезы снова хлынули из глаз, сведя на нет все ее вечерние усилия.

– Люси, я не приеду, – скороговоркой пробормотал Алекс, когда она до него дозвонилась, и странно хихикнул.

– Почему? – Сердце упало в пятки, ей уже знаком был этот смех. – Алекс, ты опять?! Ты же мне обещал!

– Люси, нам надо некоторое время побыть врозь. Понимаешь, я устал.

– От чего? От кого? От меня? Но мы же пара, Алекс!

– Я устал от нашей пары, Люси. Все, пока, пока, позвоню.

Кто бы после этого не расплакался? Так мало этого, Алекс выключил телефон. Она же попыталась перезвонить, как-то объясниться самой. Попросить его объясниться. Так же нельзя – взять и оборвать все на самом пике. Но его телефон был вне зоны.

Она не позавтракала. Снова завалилась в ванну с тремя слоями марли на лице, пропитанной специальным средством по уходу за кожей. Потом осмотрела результат в зеркале и расстроилась. Результата не было. Может, и к лучшему, что Алекс и она пока поживут раздельно. Не нужно ему смотреть на такую уродину, в которую она превратилась. Отсидится дома дня три-четыре, потом уже можно будет и в люди выйти. Надо будет позвонить девочкам, встретиться, обсудить все. Они так давно не виделись. Целую вечность, кажется.

Неожиданно ее телефон зашелся хриплым голосом любимого Ольгиного шансонье. Надо же! Оля сама позвонила. Небывалый случай. Сегодня же…

Люсенька скосила взгляд на стену, на вечный календарь из слоновой кости – подарок отца Алекса к ее двадцатой годовщине. Ну да, все верно. Сегодня рабочий день. А Оля, когда на работе, не то, что не звонит, на их звонки никогда не отвечает.

– Да, дорогая, привет. С Новым годом! Прости, что не позвонила, как прилетела, – защебетала Люсенька, не давая подруге рта раскрыть.

– И тебя с Новым годом, Люси, – вздохнула Оля. – Ты дома?

– Да.

– Алекс у тебя?

– Нет, он вышел за продуктами. Собирался еще к родителям заскочить, – принялась врать Люсенька, жутко страдая в глубине души от того, что лжет любимой подруге.

– Вот и хорошо, что его нет, – оборвала ее вранье, а заодно и муки совести Оля. – Я сейчас приеду.

– Куда? – переполошилась Люсенька. – Ко мне?!

– Да. К тебе. Есть серьезный разговор.

– Но сейчас разгар рабочего дня, Оля. Ты же никогда… – Люсенька замотала головой в разные стороны.

– Из всяких случаев бывают исключения, Люси, – снова перебила ее подруга. – Никому не открывай. Поняла?

– Даже тебе? – попыталась пошутить Люсенька.

– Мне откроешь. Больше никому. Даже Алексу!

– Но что?! Что такое случилось, Оля?!

– Я же сказала, есть серьезный разговор, детка. Все. Жди.

Если она сейчас начнет снова говорить ей гадости об Алексе, то она…

То она, честно, уже не знает, как реагировать! Она ведь сама узнала о нем такое! А Оля и Кира неоднократно делали намеки на то, что Алекс балуется кокаином, но Люсенька предпочитала их не слушать. И когда на отдыхе пару раз заметила в ноздрях любимого белую пыль, то решила, что это от цветочной пыльцы. Алекс любил гулять по саду их отеля. А там все так буйно цвело, что она даже ни о чем таком не подумала.

Но когда вошла в душ и обнаружила Алекса стоящим на коленях перед унитазом… перед унитазом с закрытой крышкой… То все сразу и поняла. И тут же вспомнила девочек. Как они пытались открыть ей глаза на правду. И от этого ей было больнее вдвойне.

Они знали, а она нет! Они ужасались, а она предпочитала ничего не замечать. Дурочка такая. Так же нельзя!

Люсенька переоделась из домашнего шелкового костюма в трикотажный, цвета спелой вишни, и пошла в кухню что-нибудь приготовить им с Оленькой. Ни она ничего не ела уже много времени, ни Ольга. Это она знала наверняка. Подруга вспоминала о еде, лишь когда ей об этом напоминали. А если учесть, что вчера закончились затяжные выходные дни, то страшно подумать, как Оля питалась все эти дни. Наверняка в холодильнике пусто.

Звонок в домофон прозвенел, когда она уже успела взбить блендером овощную пюрешку – вкусную, красивую, воздушную.

– Да, да, – пропела Люсенька нежно в трубку.

– Открывай, это я, – скомандовала Оля. – Квартиру пока не открывай. Пока я не позвоню в твою дверь.

Люсенька послушно нажала кнопочку. И недоуменно уставилась на свою входную дверь.

Да что происходит-то, что?! Что такого могло случиться с ее подругой за эти дни? Она же никого и никогда не боялась. Она даже в машине никогда не пристегивалась, хотя гоняла с бешеной скоростью по дорогам. Она не опасалась вступать в перепалки с серьезными парнями в барах и клубах. Хотя их мышцы и оттопыренные пиджаки намекали на то, что парни сильны и, возможно, даже вооружены. Ольгу это никогда не смущало. Она была вздорной и конфликтной. Но это, конечно, же только с посторонними. С ними – с ней и с Кирой – она была совершенно другой. Она была спокойной, доброй, могла позволить себе быть слабой и не выпендриваться.

– Люси, это я, – крикнула Оля с лестничной клетки и тут же скомандовала: – Посмотри в глазок!

Люсенька послушно припала к дверному глазку. Перед дверью корчила рожи Оля. Она отперла.

– Входи, дорогая. – Она обняла подругу, звонко расцеловала ее в обе щеки, позавидовала. – Боже, какой цвет лица! Какая ты умница, что никуда не полетела. А посмотри, что со мной!

– А что с тобой? – Как-то равнодушно или устало – не понять – откликнулась подруга и принялась раздеваться.

– Я вся обгорела! – воскликнула Люсенька с обидой.

И пошла хвостиком за Ольгой, которая сразу прошла в кухню. Остановилась возле стола, где зеленым холмиком на блюде красовалось овощное пюре. Ткнула в него пальцем:

– Что за дрянь, Люси?

– Это овощи. И это мы с тобой сейчас будем кушать. – Люсенька поджала губы. – И о чем ты хотела со мной поговорить? Что-то серьезное? Подождет до после обеда?

– Очень, очень, очень серьезное, Люси. И это не подождет.

Ольга полезла за стол, на свое любимое место у стены. Даже руки не помыла! Безобразие! Люси не стала спорить. Положила перед ней упаковку влажных салфеток. Заставила протереть руки. Выбросила использованные. И затараторила:

– Если ты пришла мне открыть правду об Алексе, то не старайся, дорогая. Я все знаю.

– Что ты знаешь? – Оля откинулась назад, уперлась макушкой в стену.

– Что он нюхает кокаин. – Люсенька поставила на стол тарелки, принялась размазывать по ним пюре. – Застукала его в душе. Сначала подумала, что ему плохо. Стоит человек на коленях перед унитазом. А потом смотрю, а крышка-то закрыта. А на ней белая пыль. И нос его тоже в пыли.

– Его ноздри постоянно были в этой пыли, – отозвалась ворчливо Оля, с подозрением рассматривая зеленую массу, размазанную по ее тарелке. Ткнула пальчиком. – Это что, серьезно можно есть?

– Можно и нужно. – Люсенька села напротив подруги, взяла в руки ложку, зачерпнула, съела, блаженно зажмурилась. – Только попробуй. Очень вкусно.

– Не могу, Люси. – Оля решительно двинула тарелку по столу. – Я тут не за этим. И я не из-за Алекса приехала. Мне на него… Ладно, проехали. Если ты с ним рассталась, то большая молодец.

– Кажется… – Голубые глаза Люсеньки наполнились слезами. – Кажется, это он со мной расстался.

– Тоже молодец. Вовремя, – перебила ее Оля – Я здесь не за этим, Люси. У нас большие проблемы.

– Да? Какого плана? – Люсенька осторожно промокнула пальчиком глазки. – Что за проблемы?

– Кира… – выдохнула Оля.

И побледнела невероятно. Побледнела до такой степени, что могла бы цветом своих щек посоперничать с мраморной столешницей, а она была белоснежной. И Люсенька тут же вспомнила о своих загорелых щечках. И потрогала их ладошками и пробормотала:

– Господи, я так обгорела!

– Это не ты обгорела, Люси, – грубо крикнула Оля, сжимая кулачки. – Это наша Кира обгорела!

– Да? Она тоже была на отдыхе? И что, прямо обгорела до состояния большего, чем я?

Люсенька едва заметно, удовлетворенно улыбнулась. Представить себе смуглую Киру загорелой ей было сложно.

– Она обгорела до состояния трупа, Люси, – очень гневно, очень безжалостно, с болезненным нажимом крикнула Оля.

– До чего, до чего?!

Люсенька вдруг почувствовала, что ее овощное пюре забивает ей горло, нос, легкие. Оно расползается по всему ее организму, мешая дышать, думать, жить.

– До состояния трупа обгорела наша Кира! – Оля поймала трясущуюся нижнюю губу зубами и покусала. И тут же вытянула в ее сторону руки. – Только не голоси, ладно? Не реви! Хотя бы пока! Мне и так нелегко. Мне пришлось ее опознавать.

– Опознавать? – ахнула Люси и тут же медленно поползла со стула.

Оля еле успела ее поймать. Иначе грохнулась бы о мраморный пол и разбила голову. Оля поймала. Усадила на пол, тряхнула, как следует. И даже пару раз щелкнула по щекам.

– Соберись, девочка! Соберись! Нам с тобой не до соплей! Люси! Ну! Посмотри на меня.

Люсенька приоткрыла глаза, поймала взглядом расплывающийся образ Оли, жалко улыбнулась.

– Мне плохо, Оленька. Дай воды, – попросила она жалобно.

– Ох уж мне эти кисейные барышни, – проворчала Оля.

И поволокла ее по полу к стенке. Прислонила. Кинулась к холодильнику. Достала бутылку воды. Налила в стакан, поднесла Люси под нос.

– Пей.

Не вышло у Люси взять стакан. Руки совершенно не слушались. Пришлось Оле ее поить. И в лицо брызгать. Напившись, Люси запросилась на диванчик. С Олиной помощью она поднялась и, семеня, дошла до дивана в гостиной. Рухнула на подушки, уложила руки себе на живот, зажмурилась и произнесла:

– Рассказывай, Оленька.

– Что рассказывать? – Оля сидела у нее в ногах.

– Все. Как так вышло, что тебе пришлось опознавать Киру? Где она обгорела? Где случился пожар?

– Ты готова все выслушать?

– Готова, – кивнула едва заметно Люсенька и сжалась. – Говори…

Она не перебила ее ни разу. Ни словом, ни всхлипом. В некоторых местах ее рассказа лицо Люси словно превращалось в маску, с такой силой она стискивала зубы.

– Вот и все, Люси, – закончила Оля со вздохом.

– Вот и все, – эхом отозвалась Люсенька. – Где ее похоронят?

– Родители должны приехать, забрать тело. Когда разрешат. Собираются отвезти ее на родину.

– Боже, мы даже не сможем с тобой к ней сходить на кладбище, – плаксивым, слабым голосом воскликнула Люсенька.

– Не начинай! – прикрикнула Оля.

Она встала и заходила по гостиной своей подруги. Натыкалась на мебель, морщилась. Она всегда считала, что Люси слишком захламила свою квартиру добром. Всего так много, все так дорого. Сама она придерживалась минимализма. Пусть не дешевого, но минимализма. В ее просторной квартире было немного вещей. Только лишь самое необходимое.

– Что же нам теперь делать, Оленька? – Люсенька приподнялась на локтях, а потом и вовсе села. – Что? Как жить дальше?

– Не знаю. – Оля остановилась возле окна, уставилась на занесенный снегом двор сквозь стекло. – Одно ясно: так, как жили раньше, не получится.

– Разумеется, Оленька! Разумеется! Мы должны найти и призвать к ответу этого… – Она громко всхлипнула.

– Я не об этом, Люси. Я не о мести. – Оля поморщилась, потерла глаза. – Я о том, чтобы стать незаметными.

– Как это? – вытаращилась на нее Люсенька. – Исчезнуть, что ли?

– Почти угадала.

– Но как так, Оленька? Как так?! – Ее голубые глазки снова наполнились прозрачной слезой. – Кто же, если не мы, отомстит за Киру? Это предательство!

– Нет, дорогая. Это осторожность.

Оля заходила по гостиной, сцепив руки за спиной. Это напомнило Люсеньке их детскую смешную игру в графа Монте-Кристо, и она чуть не хихикнула. Тут же сделалась серьезной и спросила:

– И как мы будем проявлять эту самую осторожность? Как, по-твоему?

– Никаких публичных мест – раз. – Оля расцепила руки и загнула на правой руке указательный палец. – Никаких клубов, магазинов, работающих ночью, никаких ресторанов. Все под запретом! Максимально держаться этих вот стен. Никому не открывать, никого не впускать.

– О, господи! А как же жить-то, Оленька?! – выпалила Люсенька с неподдельным ужасом. – Ладно я, а ты ведь работаешь. Как же ты?

– Уже не работаю. – опечалилась Оля. – Взяла бессрочный отпуск за свой счет.

– Ой! А жить на что станешь?

– Отец поможет. Обещал, – соврала Оля. Рассказывать о щедрой ежемесячной помощи отца она не желала. – Я все рассказала ему. Он тоже разволновался. И счел мои меры предосторожности верными.

– Ой, какой Всеволод Игнатьевич молодец, – мягко улыбнулась Люсенька, поглаживая себя по коленочкам, обтянутым домашними трикотажными штанишками. – Заботится о тебе. Переживает.

– Ой! – поморщилась Оля и замахала руками. – Не обольщайся, дорогая. О репутации своей он заботится, а не обо мне. Он пришел в ужас, узнав, как погибла наша подруга. И знаешь, что сказал?

– Что? – замерла Люсенька с открытым ртом.

– Что такой подлости, случись это со мной, ни он, ни его бизнес точно не переживут. Хватило за все прошлые годы всякого. Только, мол, успевал очищаться. Но вот такого…

– Может быть, ты как-то не так его поняла? – Люсенька смутилась и опустила голову.

– Правильно я его поняла, Люси. Очень правильно. Мой папаша тут же бросился звонить каким-то своим высокопоставленным знакомым. Начал узнавать, кто еще погиб в том пожаре. Нет ли среди погибших еще каких-то моих друзей.

– И что?

– Нет там моих друзей. И быть не могло. Кира, думаю, попала случайно.

– А как? Как случайно?

Люсенька тут же резко подобрала на диван ноги, будто страшная правда, растекшись грязной лужей по ее полу, могла их запачкать.

– Еще не знаю, Люси. Может, раньше времени вернулась от родителей и поймала попутку по пути из аэропорта. Тогда где ее вещи? Где ее чемодан, любимая дорожная сумка? Нету! Может, в магазин поехала, и снова на попутке. Или снова спуталась с кем-то, о ком мы не знали. И чек из клуба трехдневной давности… Откуда он?! Ее же не было в клубе! Точно не было. Хоть я и набралась прилично, но все помню. А ее – нет, не помню. И бармен Вова подтвердил, что Киры не было в тот вечер в клубе. Откуда этот дурацкий чек? С ее постоянным заказом!

– А что Вова говорит? Он помнит кого-то, кто так же заказал?

– Нет. Не помнит. Ему в тот вечер девушка-студентка помогала. Народу было много. Толчея, если честно. Если она и пробивала кому-то такой же заказ, то точно не вспомнила. Но он обещал с ней поговорить.