Берег Живых. Наследники Императора

Староста охнул и осел, но был вовремя подхвачен ближайшими к нему крепкими крестьянами. «Да, он прекрасно понимает возможные последствия, – с грустью подумал Нэбвен. – Что говорить о маленьких, пусть и процветающих селениях, если война сокрушает целые города?..»

Среди местных прокатился тревожный шёпоток.

– Клянусь, господин, мы ничего об этом не знали!

– Кто-то на границах должен об этом знать, – жёстко возразил Ренэф. – Пошли гонцов к градоправителю. Сообщи, что прибыл сын Императора Таур-Дуат, да будет он вечно жив, здоров и благополучен.

Нэбвен одобрял решение Ренэфа призвать градоправител в свой лагерь. Не пристало рэмейскому царевичу приходить к людям как просителю, тем более что устами царевича сейчас говорил сам Император. Кроме того, имперским отрядам не стоило удаляться от границы, по крайней мере, до получения более точных сведений об обстановке в этой области Лебайи.

– Господин царевич… – испугано выдохнул староста и простёрся ниц перед Ренэфом.

Его примеру последовали и остальные крестьяне. Царевич поморщился и нетерпеливым жестом велел людям подняться. Он ценил почтение, льстившее его самолюбию, но до отвращения не любил, когда перед ним так откровенно унижались.

– Я и мои солдаты разобьём лагерь недалеко от твоей деревни, – сказал он и возвысил голос так, чтобы слышал каждый. – Я пробуду на вашей земле не больше месяца. За это время вы должны найти виновных. Те, кто укрывает убийц, будут наказаны по всей суровости и справедливости закона Таур-Дуат. Поспешите разнести эту весть – для вашего же блага.

Крестьяне продолжали испуганно перешёптываться. Даже когда подоспел небольшой патруль, это не вызвало у них видимого облегчения. Разве могли несколько стражников, способных разве что отпугивать зверьё да случайных воров, противостоять прекрасно обученным имперским воинам? Командир отряда отсалютовал Ренэфу, а потом староста отозвал его в сторону и о чём-то коротко переговорил – по всей видимости, о том, как лучше уведомить градоправителя о нежданных гостях и их требовании. Вернувшись к отряду, командир склонился в глубоком поклоне перед царевичем.

– Мы исполним твою волю, сиятельный господин, как можно скорее, – тихо заверил он.

– Надеюсь на то, – спокойно ответил Ренэф, но в его голосе, и без того не самом дружелюбном, зазвенели нотки скрытой угрозы.

Нэбвен одобрительно кивнул своим мыслям. Царевич справлялся достойно.

Гонцы были отправлены. Ренэф – нужно отдать ему должное – отдал приказ имперским воинам поменьше контактировать с местными и не вредить посевам и имуществу крестьян. Солдаты разбили шатры у реки, по другую сторону от глинобитных сельских хижин, аккуратно выбеленных, с выстеленными чистой соломой крышами.

К вечеру по приказу старосты люди поднесли царевичу и командирам угощения – сыр, свежее пиво и ароматный хлеб. Ренэф принял дары благосклонно, но к еде не притронулся – отдал всё воинам.

Нэбвен внимательно наблюдал за людьми. Что бы ни думал царевич, похоже, селяне действительно ничего не знали о трагедии. Едва ли эти простые люди могли так хорошо сыграть недоумение и страх. Скорее всего, заговор крылся где-то глубже в Лебайе. Ренэф принял мудрое решение не углубляться на эту территорию, а остаться ближе к границам, откуда, в случае чего, можно было позвать подмогу.

Военачальник молился всем Богам, чтобы их поход увенчался успехом.

⁂

Анирет старалась держаться с достоинством, несмотря на всё внутреннее волнение. Это была её первая самостоятельная миссия – прибыть куда-то и донести волю Владыки. Причём не просто куда-то, а в Обитель рода столь же древнего и прославленного, как и род Эмхет. О Таэху среди рэмеи ходили легенды. Сколько Знаний сберегали и приумножали они с самого времени Первых Договоров! Древнее величие Таур-Дуат зиждилось на них в не меньшей степени, чем на потомках божественного Ваэссира.

Царевне пока ещё не приходилось бывать в Обители. И тем более никогда она не думала, что прибудет сюда с такой целью. Таэху выбирали себе спутников жизни лишь по собственной воле либо по божественному указанию, выраженному устами их Верховного Жреца. Владыка не имел права приказывать им, и в этом была их удивительная привилегия даже перед высочайшими вельможами из самых древних родов. Таэху служили Владыке, как и все рэмеи, но волю Богини Аусетаар они получали почти настолько же напрямую, как Владыка – волю Ваэссира. Их Обитель была центром культа Владычицы Таинств, дочери Амна Великого Зодчего.

История династии Эмхет знавала тяжёлые времена. Если род угасал, Таэху вливали в него свою кровь, чтобы правящая династия поднималась с новой силой. Не могло быть в Империи союза сильнее и прекраснее, чем между представителями двух величайших рэмейских родов. И всё же Таэху покидали род неохотно, предпочитая вводить своих избранников к себе, а не наоборот. Это было связано в том числе и с верованиями рэмеи о перерождениях. Души рэмеи перерождались в других рэмеи, но душа Эмхет или Таэху всегда возвращалась в свой род. Никто не был уверен, переродится ли Таэху, ушедший в род Эмхет, среди своих или впредь будет связан с родом Ваэссира. Божественный Замысел можно было трактовать по-разному, но сами Таэху в основном предпочитали оставаться Таэху.

Как удалось отцу договориться с ними, Анирет не представляла. Их согласие на союз одного из своих наследников с царевной было величайшим даром, в котором она к тому же отчаянно нуждалась, учитывая хрупкость её нового положения. Пусть ей не дано было выбрать себе супруга по любви – на право такого выбора она уповала ещё совсем недавно – но спутник из рода Таэху действительно способен был оказать всю поддержку, необходимую… Императрице. Думать о своём будущем девушке по-прежнему было странно и страшно. У неё захватывало дух, и вместе с тем она трепетала.

Власть и ответственность… Анирет никогда не желала этого для себя, но теперь она принимала волю отца не только разумом, но и сердцем. Эмхет вели свой народ и приносили ради него величайшие жертвы. Разве сам Ваэссир из любви к рэмеи не стал одним из них, отказавшись от своего божественного существования? Так что в сравнении с этим значила её жертва?..

Обо всём этом думала Анирет, когда ей помогли сойти с паланкина. Царевна расправила плечи и направилась к полуразрушенной крепости, стоящей среди песков. Девушка не была удивлена увиденным: отец предупреждал – именно так выглядит Обитель Таэху для непосвящённых.

Одинокий страж, охранявший ложные врата, склонился перед ней в глубоком поклоне.

– Вас ожидают, госпожа моя царевна Эмхет, – почтительно проговорил воин прежде, чем она успела что-либо спросить.

В следующий миг на ближайшем бархане показался мужчина-рэмеи в светлых одеждах. Его волосы цвета отполированного красного дерева были обриты на висках и уложены вокруг рогов в сложную ритуальную причёску. Взгляд тёмно-синих глаз, казалось, пронзал до глубины естества. Анирет узнала в его лице черты, характерные для рода Таэху, и приветливо улыбнулась. Невольно девушка подумала: «А кем будет он? Жрецом или посвящённым воином? А может быть, учёным или мастером какого-нибудь прекрасного ремесла?..»

– Привет тебе, царевна Анирет, и да укроет Владычица Таинств тебя своими ночными крыльями, – приветствовал её жрец, почтительно, но вместе с тем почти как равную.

Подойдя к девушке, он окинул приближённых царевны проницательным взглядом, задержав его на Павахе. Анирет и бровью не повела, хотя пребывала в сильнейшем волнении.

– И тебе привет, достойный сын Таэху и служитель Аусетаар.

Воины царевны отсалютовали жрецу, Павах – чуть запоздало в силу не то своих увечий, не то волнения.

Жрец тепло улыбнулся гостье и протянул руку. Неуверенно царевна вложила свою ладонь в его и ощутила вдруг, что пребывала на своём месте. Это было удивительное чувство духовной гармонии, некой внутренней целостности. В тот миг она совершенно точно знала: что бы ни ожидало её впереди, всё ей будет по силам.

Вместе с жрецом Анирет вступила в трепещущий воздух Каэмит, пересекая невидимую границу.

Отец говорил, что она ощутит некое сопротивление пространства, прежде чем окажется в настоящей Обители Таэху, невидимой простому глазу. Анирет не почувствовала ничего неприятного. На несколько мгновений она как будто погрузилась в прохладный источник, но в следующий миг уже стояла на мощёной дорожке, вдыхая свежий, наполненный запахами акаций и тамарисков воздух.

Сердце царевны замерло от открывшейся перед её взором красоты. Девушка стояла на берегу Священного Озера – прозрачная индиговая вода так и манила если не вступить в неё, то хотя бы прикоснуться к ней. Вокруг росли высокие раскидистые плодовые деревья, даровавшие драгоценную тень. На противоположном берегу возвышался величественный храм, напоминавший те, что Анирет видела в Апет-Сут, столице Империи. Высокие главные врата-пилоны[23] выходили к Озеру, как и требовала традиция, – это символизировало собой выход земли из вод вселенского небытия. В большинстве храмов было по три святилища и три основных молельных двора, посвящённых Владычице Таинств Аусетаар, Владыке Мёртвых Ануи и их сыну Ваэссиру, божественному Владыке Таур-Дуат, чья Сила воплощалась в Императорах. В каждом из дворов устанавливался высокий – выше храмовых стен – обелиск с покрытой электрумом[24] вершиной, отражавшей благословенные лучи Ладьи Амна. В этом храме было только два обелиска и два молельных двора. Как помнила Анирет по рассказам отца, святилища здесь принадлежали только самой Богине, ведь Обитель Таэху была Её городом-культом. Одна часть храма была отдана её ипостаси Владычицы Таинств, другая – Ей как Госпоже Очищающей Боли, преодолевающей пределы и закаляющей клинок своего существа бесконечно. Не увидела Анирет здесь и привычных тронных статуй Ваэссира, охранявших врата. Вход украшали два обелиска – ниже, чем те, которые отмечали святилища, но тоже испещрённые иероглифами и ритуальными изображениями. На стенах пилонов были высечены искусные рельефы, повествовавшие о времени Первых Договоров и рождении расы рэмеи.

Оазис Обители представлял собой небольшой город, обнесённый стенами из белоснежного камня, покрытыми сложным узором из иероглифических надписей и рельефными сценами из древних мифов. С внутренней стороны к стенам лепились жилые помещения и амбары. То, что извне представало взгляду непосвящённых как развалины в пустыне, существовало лишь для отвода глаз. Реальность была иной, но проникнуть в неё не мог никто без воли на то хозяев – наверное, даже Владыка Таур-Дуат.

Сама земля здесь пела Силой, защищавшей её обитателей. От этой Силы душа Анирет рвалась из клетки тела, распахивая крылья навстречу храму.

– Здесь так хорошо… – выдохнула девушка и тотчас же устыдилась, что для всех переполнявших её чувств у неё нашлись лишь эти простые слова.

– Добро пожаловать в Обитель Таэху, Анирет Эмхет, – сказал жрец, глядя на неё так, словно сейчас она была самым важным здесь. – Мы давно ждали тебя.

– И я… мне кажется, я тоже очень долго ждала возможности оказаться здесь… – тихо ответила царевна.

Так странно было понимать это, но… она была дома.

⁂

Павах был сам не свой с самого начала путешествия, да и пеший переход по пескам Каэмит дался ему нелегко. Но когда они достигли наконец развалин в пустыне, воину стало совсем тяжело. Нечто подобное он испытывал, когда оказался в храме Стража Порога и чувствовал на себя взгляды статуй этого божества.

Потом появился рыжеволосый жрец Таэху с этим своим пронзающим взглядом, холодным, как у царицы Амахисат, только каким-то более… нездешним. Воину казалось, что Таэху выделил его среди остальных – как будто прочёл мысли – и бывший телохранитель почувствовал себя донельзя уязвимым. Что ж, сама Аусетаар, супруга Ануи, мать Ваэссира, наблюдала за живущими здесь, в Обители древнего жреческого рода. От Владычицы Таинств ни у кого не могло быть секретов.

Когда жрец провёл прибывших сквозь невидимый портал, Паваху показалось, что он захлебнулся воздухом, словно само пространство отторгало его. Рёбра стиснуло как между мельничными жерновами, а ноги отказались слушаться. Обитель Таэху отталкивала его, выплёвывала… но потом ощущения истаяли, как предутренний морок, и он обнаружил себя рядом с царевной в огромном внутреннем дворе, точнее в небольшом городке, возведённом вокруг храма.

Украдкой Павах посмотрел на других воинов Анирет. Они озирались и перешёптывались с изумлением и восхищением, но, кажется, никто из них не чувствовал той тревоги и муки, которую ощутил при переходе он сам.

Потом со всех сторон к ним начали стекаться рэмеи – Таэху с волосами цвета запёкшейся крови и холодными глазами оттенка лазуритовой синевы, а также простые мужчины и женщины: местные слуги, послушники, гости храма и паломники. В честь прибытия царевны Эмхет по воле Верховного Жреца Джети Таэху, ожидавшего Анирет в храме, был объявлен пир на всю Обитель.

Рэмеи ликовали и радостно обсуждали новость, и только Павах чувствовал себя осколком, выпавшим из общей мозаики, до конца не принадлежавшим происходящему. Мысль же о разговоре с жрецами о возможном исцелении стала вызывать у него всё больше священного трепета, граничащего со страхом. Если бы Павах мог, то сбежал бы скорее, чем встретился с кем-то из целителей Таэху! Но он так хотел поддержать Анирет… К тому же, ему предстояло ещё узнать о целях царевны, чтоб хоть что-то рассказать Владычице и не вызвать у Амахисат ненужных подозрений.

⁂

2-й месяц Сезона Всходов

Здесь пахло холодом… и смертью. Смерть царила здесь повсюду, тихая, шепчущая, напоминавшая о хрупкости плоти и всего видимого. Впрочем, видел он не дальше своей руки – слишком уж глубоким был мрак. Да и не на что было смотреть. Ладонями он чувствовал прохладные каменные плиты стен и пола, не сырые, как в темницах, а сухие и холодные. Из таких камней наследники демонов вытёсывали саркофаги для своих мёртвых. В Данваэнноне не было принято поклоняться смерти. Там не строили некрополей, похожих на целые города. Мёртвых уносили реки, впадавшие в Малахитовое Море, – уносили далеко, в Страну Вечного Лета, к новой жизни. Неупокоенные призраки селились лишь на местах сражений или убийств, и вотчина их внушала не почтение, но ужас. Понять рэмейскую любовь к мертвецам и жуткому Псоглавому Богу эльфу было трудно, но он уважал их культуру – в меру своего разумения.

Уже не раз он ощупью исследовал место своего заточения, пытаясь прикинуть его размеры. Он был слеп во мраке, глух в шелестящей мертвенной тишине, запертый, как в огромном саркофаге. Здесь не было даже двери – лишь задвигающаяся плита. Его голос охрип от криков, на которые никто не отзывался. У него забрали оружие – оставили только флягу с водой и немного еды. Но ведь не могли же его замуровать здесь заживо! Или могли?..

Эрдан Тиири, младший сын Ллаэрвин Серебряной Песни, Пресветлой королевы Данваэннона, сел посреди темницы и опустил голову на руки, обдумывая своё положение. Посольство было встречено доброжелательно, однако рэмеи ничего не спросили и не объяснили. Принца отвели от остальных, попросили разрешения завязать ему глаза. Эрдан не удивился – эльфы тоже предпочитали хранить свои секреты – и доставили сюда. Его провожатые были учтивы и молчаливы… мертвенно молчаливы. Он помнил, как вошёл, как за его спиной раздался тихий скрежет камня о камень… и он остался один. Сдёрнув повязку с глаз, принц не ощутил разницы – так темна была окружающая его пустота. Сколько часов он провёл здесь, эльф не знал. «Время измеряется чувствами», – говорили в его народе, самом долгоживущем из всех рас земного плана бытия. Эльфы как никто знали: дни могли течь словно столетия, а годы – промелькнуть ничтожными мгновениями. А когда вокруг лишь смерть и тёмная пустота, когда не знаешь своей участи, и несколько часов могли обернуться неделями. Сыну зачарованных чащоб и полян, залитых пробивавшимися сквозь ветви солнечными лучами, тяжело было находиться в каменных застенках. Он был точно зверь в ловушке. Эта живая, дышащая темнота была так непохожа на колдовскую тьму звёздной ночи! Его, эльфа, привычного к свободе лесных чертогов, к воздушной архитектуре городов Данваэннона, эта темница, так похожая на гробницу, пугала и угнетала особенно.

Собрав всю волю и гордость высокорождённого аристократа, Эрдан поднялся, расправил плечи и хрипло воскликнул:

– Я должен доставить послание Её Величества Владыке Секенэфу Эмхет, да будет он вечно жив, здоров и благополучен!

Тишина шелестяще рассмеялась за спиной. Ей не было дела до письма, которое её пленник принёс с собой – того, что было написано рукой самой королевы, его матери, в знак уважения к союзнику и высочайшей поддержки. Не было ей дела и до даров, призванных хоть сколько-нибудь развеять печаль Императора – до заключённых в волшебные ларцы сладких голосов фейских птиц, до светильников, наполненных светом звёзд, хранивших в памяти след всех виденных небом, до чудесного, почти живого портрета потерянного наследника Эмхет, вытканного дворцовыми чаровницами на тончайшем гобелене. Как мать, королева Ллаэрвин, разделяла скорбь Императора. И всем сердцем она хотела развеять жуткие слухи, что могли пошатнуть или даже разрушить тридцатилетний союз.

Эрдан глубоко вздохнул. Он не верил, что смерть ожидала его здесь. Как бы ни глубока была скорбь Владыки Таур-Дуат, он не мог не выслушать сына своей союзницы, плоть от плоти, кровь от крови той, с которой он заключил такой желанный им обоим договор. Секенэф Эмхет был справедливым правителем. Он бы не казнил высокопоставленного посла, тем более без суда. А на поддержку и защиту Великого Управителя Хатепера, старшего царевича Эмхет, брата и первейшего советника Императора, Эрдан, как сказала королева, мог рассчитывать, даже если остальные рэмеи встретят его недоброжелательно.

«Но тогда в чём причина моего нахождения здесь?» – в очередной раз спросил себя эльф.

Смерть и тишина обнимали его тёмными крыльями. Во мраке мерещились призрачные голоса, и от них становилось ещё холоднее. В плену этих голосов эльф с трудом различил столь долгожданный звук отодвигающейся плиты-двери. Свет казался ослепительно ярким. Эрдан прикрыл глаза ладонью, а когда отвёл её, увидел перед собой рэмеи в тёмных одеждах, чьи руки были обтянуты льняными перчатками, а лицо скрыто тенью капюшона. На его груди висел знак Псоглавого Бога.

«Бальзамировщик…» – содрогнулся принц.

Как и все эльфы, он не мог понять этой магии: копание в трупах, их вяление и консервирование… или что там бальзамировщики делали в своих храмах, чтобы сохранить мертвецов на долгие века. Поговаривали, что жрецы Псоглавого умели даже поднимать мёртвых – точно так же, как маги-осквернители гробниц. Всякая магия, связанная со смертью, в Данваэнноне каралась смертью же. Но в Таур-Дуат эти жрецы занимали высокое положение, хоть их и опасались и даже иной раз избегали.

– Ваше Высочество, – учтиво поклонился жрец, и голос его был подобен шелестящей тишине. Говорил он на чистом эльфийском. – Приветствую вас в нашем храме. Прошу простить за то, что пока условия не вполне подходят для долгого пребывания. Это скоро изменится. Воспримите это как своего рода… покой подготовки.

Последние два слова были сказаны уже по-рэмейски. Эрдан помнил, что покоем подготовки наследники демонов называли помещение, в котором трупы омывали, освобождали от внутренностей и высушивали. Его лицо осталось непроницаемым, как и подобает высокорождённому, но внутри него всё сжалось от жуткого предчувствия.

– Я бы хотел объяснений, мудрый, – не менее учтиво ответил принц на языке рэмеи. – Если Владыка по каким-то причинам не может или не желает принять меня, я готов ждать. Могу я встретиться с Великим Управителем Хатепером? Или с кем я могу говорить прежде?

– Со мной. И с вечностью, для которой будет сохранена часть Вас, – тихо ответил бальзамировщик – снова по-эльфийски.

– Я не вполне понимаю тебя, мудрый.

Из темноты в круг света вступили ещё несколько фигур. Они учтиво взяли принца под руки. Пара жрецов внесла большой ларец, ещё пара – небольшой переносной стол и чашу с водой. Они двигались почти бесшумно, точно тени, – только одежды их чуть шелестели, касаясь плит пола.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Эпиграфы выбраны неслучайно. В обеих цитатах говорится о земных расах, предшествовавших человеческой. (Здесь и далее – прим. авт.)

2

Как и древние египтяне, жители Таур-Дуат начинают отсчет лет с начала правления каждого нового правителя. Год включает три сезона: сезон Половодья, сезон Всходов, сезон Жары. В каждом сезоне – по четыре месяца, в каждом месяце по три декады, итого 360 дней. Последние пять дней года и несколько часов не относятся ни к одному из сезонов и посвящены Богам.

3

Пояснения к именам, названиям и терминам, специфическим для мира повествования, можно найти в Глоссарии в конце книги.

4

Зверь ша – чудовище из древнеегипетской мифологии с условно собачьей головой и раздвоенным хвостом. Иероглиф зверя ша был связан с понятиями «свирепый», «злой».

5

Военачальник – здесь и далее: воинский чин, аналогичный понятию «офицер». Соответственно, старшие и младшие военачальники – старший и младший офицерский состав. Так, Нэбвен из рода Меннту – один из старших военачальников (генералов), подчиняющихся лично Императору. Данная иерархия основывается на военной иерархии Древнего Египта времён Нового Царства: фараон – Главнокомандующий, Верховный Военачальник; Генералы, подчиняющиеся фараону, – старшие военачальники (делились по роду войск или по регионам); командиры полков (около 1000 воинов); командиры гарнизонов (размер варьировался в зависимости от размера гарнизона); командиры рот (250 воинов); командиры взводов (40–50 воинов); десятники (в Египте младшие командиры руководили отрядами не из десяти, а из семи воинов). Номархи (здесь – управители сепатов) могли иметь своих генералов в войске, принадлежащем определённому ному. Существовали также «функциональные» титулы, близкие по смыслу к офицерам снабжения и прочим.

6

Диорит – горная порода, тяжело поддающаяся обработке. Диорит, как правило, имеет очень тёмный цвет – чёрный, тёмно-зелёный, коричнево-зелёный.

7

Пектораль – вид нагрудного украшения. В данном случае имеется в виду древнеегипетская модель: с рельефным изображением на металлической пластине, инкрустированной камнями или покрытой эмалью.

8

Бальзамировщики – здесь: жрецы, отвечавшие за мумификацию.

9

Сикомора – вечнозелёное плодовое дерево, известное с древнейших времён, видом, размером и прочностью напоминающее дуб. В Древнем Египте считалась священной.

10

Тамариск – изящное декоративное растение, небольшое дерево или кустарник. Тамариски так же известны с древнейших времён.

11

Ибекс – козерог, один из подвидов горных козлов.

12

Великий Управитель, или джати/чати (егип.) – правая рука фараона (здесь – Императора), в Древнем Египте – аналог визиря.

13

Время Первых Договоров – Эпоха легенд, к которой рэмеи и эльфы относят появление своих рас на земном плане бытия.

14

Цератония – вечнозелёное дерево, известное с древности.

15

Традиционный для жрецов цвет чистоты – белый – использовался во время ритуалов и, соответственно, на изображениях, на которых каждая деталь должна была быть символичной. Повседневная одежда могла быть любой.

16

Хопеш (хепеш, кхепеш) – разновидность клинкового оружия серповидной формы, применявшаяся в Древнем Египте. Хопеш произошёл не от меча, а от топора, а потому в основном предназначался для рубящих ударов, но при должном мастерстве владения им можно было наносить и колотые раны. Считался оружием элитных подразделений. Также его использование носило церемониальный характер. Из-за двоякоизогнутой формы хопеш не подразумевал ношения в ножнах: его закрепляли на поясе или – как в данном случае – за спиной.

17

Калазирис – слово греческого происхождения, относящееся к традиционной женской одежде Древнего Египта. Используется чаще в научно-популярной литературе, в научной называется просто платьем или одеянием. В ранние периоды был распространён более простой вид этого одеяния – платье с широкими бретелями, прикрывавшими (а иногда и не до конца прикрывавшими) груди. В более поздние периоды наряды стали усложняться накладками, драпировками и плиссировками.