bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 5

«Редеет облаков летучая гряда…»

    Редеет облаков летучая гряда;Звезда печальная, вечерняя звезда,Твой луч осеребрил увядшие равнины,И дремлющий залив, и черных скал вершины.Люблю твой слабый свет в небесной вышине;Он думы разбудил, уснувшие во мне.Я помню твой восход, знакомое светило,Над мирною страной, где всё для сердца мило,Где стройны тополы в долинах вознеслись,Где дремлет нежный мирт и темный кипарис,И сладостно шумят полуденные волны.Там некогда в горах, сердечной думы полный,Над морем я влачил задумчивую лень,Когда на хижины сходила ночи тень –И дева юная во мгле тебя искалаИ именем своим подругам называла.

1821

Муза

    В младенчестве моем она меня любилаИ семиствольную цевницу мне вручила.Она внимала мне с улыбкой – и слегкаПо звонким скважинам пустого тростникаУже наигрывал я слабыми перстамиИ гимны важные, внушенные богами,И песни мирные фригийских пастухов.С утра до вечера в немой тени дубовПрилежно я внимал урокам девы тайной;И, радуя меня наградою случайной,Откинув локоны от милого чела,Сама из рук моих свирель она брала.Тростник был оживлен божественным дыханьемИ сердце наполнял святым очарованьем.

«Я пережил свои желанья…»

    Я пережил свои желанья,Я разлюбил свои мечты;Остались мне одни страданья,Плоды сердечной пустоты.    Под бурями судьбы жестокойУвял цветущий мой венец;Живу печальный, одинокийИ жду: придет ли мой конец?    Так, поздним хладом пораженный,Как бури слышен зимний свист,Один – на ветке обнаженнойТрепещет запоздалый лист!..

Война

    Война!.. Подъяты наконец,    Шумят знамены бранной чести!Увижу кровь, увижу праздник мести;Засвищет вкруг меня губительный свинец.    И сколько сильных впечатлений    Для жаждущей души моей!    Стремленье бурных ополчений,    Тревоги стана, звук мечей,    И в роковом огне сражений    Паденье ратных и вождей!    Предметы гордых песнопений    Разбудят мой уснувший гений!Всё ново будет мне: простая сень шатра,    Огни врагов, их чуждое взыванье,Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра       И смерти грозной ожиданье.Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?Венок ли мне двойной достанется на часть,Кончину ль темную судил мне жребий боев?И всё умрет со мной: надежды юных дней,Священный сердца жар, к высокому стремленье,Воспоминание и брата и друзей,И мыслей творческих напрасное волненье,И ты, и ты, любовь!.. Ужель ни бранный шум,Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,Ничто не заглушит моих привычных дум?    Я таю, жертва злой отравы:Покой бежит меня; нет власти над собой,И тягостная лень душою овладела…    Что ж медлит ужас боевой?Что ж битва первая еще не закипела?..

«Умолкну скоро я!.. Но если в день печали…»

   Умолкну скоро я!.. Но если в день печалиЗадумчивой игрой мне струны отвечали;Но если юноши, внимая молча мне,Дивились долгому любви моей мученью;Но если ты сама, предавшись умиленью,Печальные стихи твердила в тишинеИ сердца моего язык любила страстный…Но если я любим… позволь, о милый друг,Позволь одушевить прощальный лиры звукЗаветным именем любовницы прекрасной…Когда меня навек обымет смертный сон,Над урною моей промолви с умиленьем:Он мною был любим, он мне был одолженИ песен, и любви последним вдохновеньем.

«Мой друг, забыты мной следы минувших лет…»

     Мой друг, забыты мной следы минувших летИ младости моей мятежное теченье.Не спрашивай меня о том, чего уж нет,Что было мне дано в печаль и в наслажденье,     Что я любил, что изменило мне.Пускай я радости вкушаю не вполне;Но ты, невинная, ты рождена для счастья.Беспечно верь ему, летучий миг лови:Душа твоя жива для дружбы, для любви,    Для поцелуев сладострастья;Душа твоя чиста; унынье чуждо ей;Светла, как ясный день, младенческая совесть.К чему тебе внимать безумства и страстей    Незанимательную повесть?Она твой тихий ум невольно возмутит;Ты слезы будешь лить, ты сердцем содрогнешься;Доверчивой души беспечность улетит,И ты моей любви… быть может, ужаснешься.Быть может, навсегда… Нет, милая моя,Лишиться я боюсь последних наслаждений.Не требуй от меня опасных откровений:Сегодня я люблю, сегодня счастлив я.

Наполеон

    Чудесный жребий совершился;Угас великий человек.В неволе мрачной закатилсяНаполеона грозный век.Исчез властитель осужденный,Могучий баловень побед,И для изгнанника вселеннойУже потомство настает.    О ты, чьей памятью кровавойМир долго, долго будет полн,Приосенен твоею славой,Почий среди пустынных волн…Великолепная могила!Над урной, где твой прах лежит,Народов ненависть почилаИ луч бессмертия горит.    Давно ль орлы твои леталиНад обесславленной землей?Давно ли царства упадалиПри громах силы роковой;Послушны воле своенравной,Бедой шумели знамена,И налагал ярем державныйТы на земные племена?    Когда, надеждой озаренный,От рабства пробудился мирИ галл десницей разъяреннойНизвергнул ветхий свой кумир,Когда на площади мятежнойВо прахе царский труп лежалИ день великий, неизбежный,Свободы яркий день вставал, –    Тогда в волненьи бурь народныхПредвидя чудный свой удел,В его надеждах благородныхТы человечество презрел,В свое погибельное счастьеТы дерзкой веровал душой,Тебя пленяло самовластьеРазочарованной красой.    И обновленного народаТы буйность юную смирил,Новорожденная свобода,Вдруг онемев, лишилась сил;Среди рабов до упоеньяТы жажду власти утолил,Помчал к боям их ополченья,Их цепи лаврами обвил.    И Франция, добыча славы,Плененный устремила взор,Забыв надежды величавы,На свой блистательный позор.Ты вел мечи на пир обильный;Всё пало с шумом пред тобой:Европа гибла; сон могильныйНосился над ее главой.    И се, в величии постыдномСтупил на грудь ее колосс.Тильзит!.. (при звуке сем обидномТеперь не побледнеет росс) –Тильзит надменного герояПоследней славою венчал,Но скучный мир, но хлад покояСчастливца душу волновал.    Надменный! кто тебя подвигнул?Кто обуял твой дивный ум?Как сердца русских не постигнулТы с высоты отважных дум?Великодушного пожараНе предузнав, уж ты мечтал,Что мира вновь мы ждем, как дара;Но поздно русских разгадал…    Россия, бранная царица,Воспомни древние права!Померкни, солнце Австерлица!Пылай, великая Москва!Настали времена другие,Исчезни, краткий наш позор!Благослови Москву, Россия!Война по гроб – наш договор!    Оцепенелыми рукамиСхватив железный свой венец,Он бездну видит пред очами,Он гибнет, гибнет наконец.Бежат Европы ополченья!Окровавленные снегаПровозгласили их паденье,И тает с ними след врага.    И всё, как буря, закипело;Европа свой расторгла плен;Вослед тирану полетело,Как гром, проклятие племен.И длань народной НемезидыПодъяту видит великан:И до последней все обидыОтплачены тебе, тиран!    Искуплены его стяжаньяИ зло воинственных чудесТоскою душного изгнаньяПод сенью чуждою небес.И знойный остров заточеньяПолнощный парус посетит,И путник слово примиреньяНа оном камне начертит,    Где, устремив на волны очи,Изгнанник помнил звук мечей,И льдистый ужас полуночи,И небо Франции своей;Где иногда, в своей пустынеЗабыв войну, потомство, трон,Один, один, о милом сынеВ уныньи горьком думал он.    Да будет омрачен позоромТот малодушный, кто в сей деньБезумным возмутит укоромЕго развенчанную тень!Хвала! он русскому народуВысокий жребий указалИ миру вечную свободуИз мрака ссылки завещал.

Десятая заповедь

   Добра чужого не желатьТы, Боже, мне повелеваешь;Но меру сил моих ты знаешь –Мне ль нежным чувством управлять?Обидеть друга не желаю,И не хочу его села,Не нужно мне его вола,На всё спокойно я взираю:Ни дом его, ни скот, ни раб,Не лестна мне вся благостыня.Но ежели его рабыняПрелестна… Господи! я слаб!И ежели его подругаМила, как ангел во плоти, –О Боже праведный! простиМне зависть ко блаженству друга.Кто сердцем мог повелевать?Кто раб усилий бесполезных?Как можно не любить любезных?Как райских благ не пожелать?Смотрю, томлюся и вздыхаю,Но строгий долг умею чтить,Страшусь желаньям сердца льстить,Молчу… и втайне я страдаю.

Друзьям

   Вчера был день разлуки шумной.Вчера был Вакха буйный пир,При кликах юности безумной,При громе чаш, при звуке лир.   Так! музы вас благословили,Венками свыше осеня,Когда вы, други, отличилиПочетной чашею меня.   Честолюбивой позолотойНе ослепляя наших глаз,Она не суетной работой,Не резьбою пленяла нас;   Но тем одним лишь отличалась,Что, жажду скифскую поя,Бутылка полная вливаласьВ ее широкие края.   Я пил – и думою сердечнойВо дни минувшие летал,И горе жизни скоротечной,И сны любви воспоминал.   Меня смешила их измена:И скорбь исчезла предо мной,Как исчезает в чашах пенаПод зашипевшею струей.

Песнь о вещем Олеге

Как ныне сбирается вещий ОлегОтмстить неразумным хазарам,Их села и нивы за буйный набегОбрек он мечам и пожарам;С дружиной своей, в цареградской броне,Князь по полю едет на верном коне.Из темного леса навстречу емуИдет вдохновенный кудесник,Покорный Перуну старик одному,Заветов грядущего вестник,В мольбах и гаданьях проведший весь век.И к мудрому старцу подъехал Олег.«Скажи мне, кудесник, любимец богов,Что сбудется в жизни со мною?И скоро ль, на радость соседей-врагов,Могильной засыплюсь землею?Открой мне всю правду, не бойся меня:В награду любого возьмешь ты коня». –«Волхвы не боятся могучих владык,А княжеский дар им не нужен;Правдив и свободен их вещий языкИ с волей небесною дружен.Грядущие годы таятся во мгле;Но вижу твой жребий на светлом челе.Запомни же ныне ты слово мое:Воителю слава – отрада;Победой прославлено имя твое:Твой щит на вратах Цареграда;И волны и суша покорны тебе;Завидует недруг столь дивной судьбе.И синего моря обманчивый валВ часы роковой непогоды,И пращ, и стрела, и лукавый кинжалЩадят победителя годы…Под грозной броней ты не ведаешь ран;Незримый хранитель могущему дан.Твой конь не боится опасных трудов;Он, чуя господскую волю,То смирный стоит под стрелами врагов,То мчится по бранному полю,И холод и сеча ему ничего…Но примешь ты смерть от коня своего».Олег усмехнулся – однако челоИ взор омрачилися думой.В молчаньи, рукой опершись на седло,С коня он слезает угрюмый;И верного друга прощальной рукойИ гладит и треплет по шее крутой.«Прощай, мой товарищ, мой верный слуга,Расстаться настало нам время:Теперь отдыхай! уж не ступит ногаВ твое позлащенное стремя.Прощай, утешайся, да помни меня.Вы, отроки-други, возьмите коня,Покройте попоной, мохнатым ковром,В мой луг под уздцы отведите;Купайте, кормите отборным зерном,Водой ключевою поите».И отроки тотчас с конем отошли,А князю другого коня подвели.Пирует с дружиною вещий ОлегПри звоне веселом стакана.И кудри их белы, как утренний снегНад славной главою кургана…Они поминают минувшие дниИ битвы, где вместе рубились они…«А где мой товарищ, – промолвил Олег, –Скажите, где конь мой ретивый?Здоров ли? всё так же ль легок его бег?Всё тот же ль он бурный, игривый?»И внемлет ответу: на холме крутомДавно уж почил непробудным он сном.Могучий Олег головою поникИ думает: «Что же гаданье?Кудесник, ты лживый, безумный старик!Презреть бы твое предсказанье!Мой конь и доныне носил бы меня».И хочет увидеть он кости коня.Вот едет могучий Олег со двора,С ним Игорь и старые гости,И видят – на холме, у брега Днепра,Лежат благородные кости;Их моют дожди, засыпает их пыль,И ветер волнует над ними ковыль.Князь тихо на череп коня наступилИ молвил: «Спи, друг одинокий!Твой старый хозяин тебя пережил:На тризне, уже недалекой,Не ты под секирой ковыль обагришьИ жаркою кровью мой прах напоишь!Так вот где таилась погибель моя!Мне смертию кость угрожала!»Из мертвой главы гробовая змияШипя между тем выползала;Как черная лента, вкруг ног обвилась,И вскрикнул внезапно ужаленный князь.Ковши круговые, запенясь, шипятНа тризне плачевной Олега;Князь Игорь и Ольга на холме сидят;Дружина пирует у брега;Бойцы поминают минувшие дниИ битвы, где вместе рубились они.

Гречанке

Ты рождена воспламенятьВоображение поэтов,Его тревожить и пленятьЛюбезной живостью приветов,Восточной странностью речей,Блистаньем зеркальных очейИ этой ножкою нескромной…Ты рождена для неги томной,Для упоения страстей.Скажи – когда певец ЛеилыВ мечтах небесных рисовалСвой неизменный идеал,Уж не тебя ль изображалПоэт мучительный и милый?Быть может, в дальней стороне,Под небом Греции священной,Тебя страдалец вдохновенныйУзнал иль видел, как во сне,И скрылся образ незабвенныйВ его сердечной глубине?Быть может, лирою счастливойТебя волшебник искушал;Невольный трепет возникалВ твоей груди самолюбивой,И ты, склонясь к его плечу…Нет, нет, мой друг, мечты ревнивойПитать я пламя не хочу;Мне долго счастье чуждо было,Мне ново наслаждаться им,И, тайной грустию томим,Боюсь: неверно всё, что мило.

Послание цензору

Угрюмый сторож муз, гонитель давний мой,Сегодня рассуждать задумал я с тобой.Не бойся: не хочу, прельщенный мыслью ложной,Цензуру поносить хулой неосторожной;Что нужно Лондону, то рано для Москвы.У нас писатели, я знаю, каковы;Их мыслей не теснит цензурная расправа,И чистая душа перед тобою права.Во-первых, искренно я признаюсь тебе,Нередко о твоей жалею я судьбе:Людской бессмыслицы присяжный толкователь,Хвостова, Буниной единственный читатель,Ты вечно разбирать обязан за грехиТо прозу глупую, то глупые стихи.Российских авторов нелегкое встревожит:Кто английский роман с французского преложит,Тот оду сочинит, потея да кряхтя,Другой трагедию напишет нам шутя, –До них нам дела нет; а ты читай, бесися,Зевай, сто раз засни, а после подпишися.Так – цензор мученик; порой захочет онУм чтеньем освежить; Руссо, Вольтер, Бюффон,Державин, Карамзин манят его желанье,А должен посвятить бесплодное вниманьеНа бредни новые какого-то враля,Которому досуг петь рощи да поля,Да, связь утратя в них, ищи ее с началаИли вымарывай из тощего журналаНасмешки грубые и площадную брань,Учтивых остряков затейливую дань.Но цензор – гражданин, и сан его священный;Он должен ум иметь прямой и просвещенный;Он сердцем почитать привык алтарь и трон;Но мнений не теснит и разум терпит он.Блюститель тишины, приличия и нравовНе преступает сам начертанных уставов,Закону преданный, отечество любя,Принять ответственность умеет на себя;Полезной истине пути не заграждает,Живой поэзии резвиться не мешает;Он друг писателю, пред знатью не труслив,Благоразумен, тверд, свободен, справедлив.А ты, глупец и трус, что делаешь ты с нами?Где должно б умствовать, ты хлопаешь глазами,Не понимая нас, мараешь и дерешь;Ты черным белое по прихоти зовешь;Сатиру – пасквилем, поэзию – развратом,Глас правды – мятежом, Куницына – Маратом.Решил – а там поди, хоть на тебя проси.Скажи, не стыдно ли, что на святой Руси,Благодаря тебя, не видим книг доселе?И если говорить задумают о деле,То, славу русскую и здравый ум любя,Сам государь велит печатать без тебя.Остались нам стихи: поэмы, триолеты,Баллады, басенки, элегии, куплеты,Досугов и любви невинные мечты,Воображения минутные цветы.О варвар! кто из нас, владельцев русской лиры,Не проклинал твоей губительной секиры?Докучным евнухом ты бродишь между муз;Ни чувства пылкие, ни блеск ума, ни вкус,Ни слог певца «Пиров», столь чистый, благородный, –Ничто не трогает души твоей холодной.На всё кидаешь ты косой, неверный взгляд.Подозревая всё, во всем ты видишь яд.Оставь, пожалуй, труд, нимало не похвальный:Парнас не монастырь и не гарем печальный,И, право, никогда искусный коновалИзлишней пылкости Пегаса не лишал.Чего боишься ты? Поверь мне, чьи забавы –Осмеивать закон, правительство иль нравы,Тот не подвергнется взысканью твоему;Тот незнаком тебе, мы знаем почему, –И рукопись его, не погибая в Лете,Без подписи твоей разгуливает в свете.Барков шутливых од тебе не посылал,Радищев, рабства враг, цензуры избежал,И Пушкина стихи в печати не бывали;Что нужды? их и так иные прочитали.Но ты свое несешь, и в наш премудрый векЕдва ли Шаликов не вредный человек.Зачем себя и нас терзаешь без причины?Скажи, читал ли ты Наказ Екатерины?Прочти, пойми его, увидишь ясно в немСвой долг, свои права, пойдешь иным путем.В глазах монархини сатирик превосходныйНевежество казнил в комедии народной,Хоть в узкой голове придворного глупцаКутейкин и Христос два равные лица.Державин, бич вельмож, при звуке грозной лирыИх горделивые разоблачал кумиры;Хемницер истину с улыбкой говорил,Наперсник Душеньки двусмысленно шутил,Киприду иногда являл без покрывала –И никому из них цензура не мешала.Ты что-то хмуришься; признайся, в наши дниС тобой не так легко б разделались они?Кто ж в этом виноват? перед тобой зерцало:Дней Александровых прекрасное начало.Проведай, что в те дни произвела печать.На поприще ума нельзя нам отступать.Старинной глупости мы праведно стыдимся,Ужели к тем годам мы снова обратимся,Когда никто не смел отечество назвать,И в рабстве ползали и люди, и печать?Нет, нет! оно прошло, губительное время,Когда невежества несла Россия бремя.Где славный Карамзин снискал себе венец,Там цензором уже не может быть глупец…Исправься ж, будь умней и примирися с нами.«Всё правда, – скажешь ты, – не стану               спорить с вами:Но можно ль цензору по совести судить?Я должен то того, то этого щадить.Конечно, вам смешно, а я нередко плачу,Читаю да крещусь, мараю наудачу –На всё есть мода, вкус; бывало, например,У нас в большой чести Бентам, Руссо, Вольтер,А нынче и Миллот попался в наши сети.Я бедный человек; к тому ж жена и дети…»Жена и дети, друг, поверь – большое зло;От них всё скверное у нас произошло.Но делать нечего. Так если невозможноТебе скорей домой убраться осторожно,И службою своей ты нужен для царя,Хоть умного себе возьми секретаря.

«Наперсница волшебной старины…»

Наперсница волшебной старины,Друг вымыслов игривых и печальных,Тебя я знал во дни моей весны,Во дни утех и снов первоначальных.Я ждал тебя; в вечерней тишинеЯвлялась ты веселою старушкойИ надо мной сидела в шушуне,В больших очках и с резвою гремушкой.Ты, детскую качая колыбель,Мой юный слух напевами пленилаИ меж пелен оставила свирель,Которую сама заворожила.Младенчество прошло, как легкий сон:Ты отрока беспечного любила,Средь важных муз тебя лишь помнил он,И ты его тихонько посетила;Но тот ли был твой образ, твой убор?Как мило ты, как быстро изменилась!Каким огнем улыбка оживилась!Каким огнем блеснул приветный взор!Покров, клубясь волною непослушной,Чуть осенял твой стан полувоздушный;Вся в локонах, обвитая венком,Прелестницы глава благоухала;Грудь белая под желтым жемчугомРумянилась и тихо трепетала…

Узник

Сижу за решеткой в темнице сырой,Вскормленный в неволе орел молодой,Мой грустный товарищ, махая крылом,Кровавую пищу клюет под окном.Клюет, и бросает, и смотрит в окно,Как будто со мною задумал одно;Зовет меня взглядом и криком своимИ вымолвить хочет: «Давай улетим!Мы вольные птицы; пора, брат, пора!Туда, где за тучей белеет гора,Туда, где синеют морские края,Туда, где гуляем лишь ветер… да я!..»

1823

Царское село

Хранитель милых чувств и прошлыхнаслаждений,О ты, певцу дубрав давно знакомый гений,Воспоминание, рисуй передо мнойВолшебные места, где я живу душой,Леса, где я любил, где чувство развивалось,Где с первой юностью младенчество сливалосьИ где, взлелеянный природой и мечтой,Я знал поэзию, веселость и покой…Другой пускай поет героев и войну,Я скромно возлюбил живую тишинуИ, чуждый призраку блистательныя славы,Вам, Царского Села прекрасные дубравы,Отныне посвятил, безвестной музы друг,И песни мирные и сладостный досуг.Веди, веди меня под липовые сени,Всегда любезные моей свободной лени,На берег озера, на тихий скат холмов!..Да вновь увижу я ковры густых лугов,И дряхлый пук дерев, и светлую долину,И злачных берегов знакомую картину,И в тихом озере, средь блещущих зыбей,Станицу гордую спокойных лебедей.

Ночь

Мой голос для тебя и ласковый, и томныйТревожит поздное молчанье ночи темной.Близ ложа моего печальная свечаГорит; мои стихи, сливаясь и журча,Текут, ручьи любви, текут, полны тобою.Во тьме твои глаза блистают предо мною,Мне улыбаются – и звуки слышу я:Мой друг, мой нежный друг… люблю… твоя… твоя!..

«Надеждой сладостной младенчески дыша…»

Надеждой сладостной младенчески дыша,Когда бы верил я, что некогда душа,От тленья убежав, уносит мысли вечны,И память, и любовь в пучины бесконечны, –Клянусь! давно бы я оставил этот мир:Я сокрушил бы жизнь, уродливый кумир,И улетел в страну свободы, наслаждений,В страну, где смерти нет, где нет предрассуждений,Где мысль одна плывет в небесной чистоте…Но тщетно предаюсь обманчивой мечте;Мой ум упорствует, надежду презирает:Ничтожество меня за гробом ожидает…Как! ничего? – Ни мысль, ни первая любовь!Мне страшно!.. И на жизнь гляжу печален вновь,И долго жить хочу, чтоб долго образ милыйТаился и пылал в душе моей унылой.

Демон

В те дни, когда мне были новыВсе впечатленья бытия –И взоры дев, и шум дубровы,И ночью пенье соловья,Когда возвышенные чувства,Свобода, слава и любовьИ вдохновенные искусстваТак сильно волновали кровь, –Часы надежд и наслажденийТоской внезапной осеня,Тогда какой-то злобный генийСтал тайно навещать меня.Печальны были наши встречи:Его улыбка, чудный взгляд,Его язвительные речиВливали в душу хладный яд.Неистощимой клеветоюОн провиденье искушал;Он звал прекрасное мечтою;Он вдохновенье презирал;Не верил он любви, свободе,На жизнь насмешливо глядел –И ничего во всей природеБлагословить он не хотел.

«Простишь ли мне ревнивые мечты…»

Простишь ли мне ревнивые мечты,Моей любви безумное волненье?Ты мне верна: зачем же любишь тыВсегда пугать мое воображенье?Окружена поклонников толпой,Зачем для всех казаться хочешь милой,И всех дарит надеждою пустойТвой чудный взор, то нежный, то унылый?Мной овладев, мне разум омрачив,Уверена в любви моей несчастной,Не видишь ты, когда в толпе их страстной,Беседы чужд, один и молчалив,Терзаюсь я досадой одинокой;Ни слова мне, ни взгляда… друг жестокий!Хочу ль бежать: с боязнью и мольбойТвои глаза не следуют за мной.Заводит ли красавица другаяДвусмысленный со мною разговор, –Спокойна ты; веселый твой укорМеня мертвит, любви не выражая.Скажи еще: соперник вечный мой,Наедине застав меня с тобой,Зачем тебя приветствует лукаво?..Что ж он тебе? Скажи, какое правоИмеет он бледнеть и ревновать?..В нескромный час меж вечера и света,Без матери, одна, полуодета,Зачем его должна ты принимать?..Но я любим… Наедине со мноюТы так нежна! Лобзания твоиТак пламенны! Слова твоей любвиТак искренно полны твоей душою!Тебе смешны мучения мои;Но я любим, тебя я понимаю.Мой милый друг, не мучь меня, молю:Не знаешь ты, как сильно я люблю,Не знаешь ты, как тяжко я страдаю.

1824

«Зачем ты послан был, и кто тебя послал?..»

Зачем ты послан был, и кто тебя послал?Чего – добра иль зла ты верный был свершитель?Зачем потух, зачем блистал,Земли чудесный посетитель?Вещали книжники, тревожились цари,Толпа пред ними волновалась,Разоблаченные пустели алтари,Свободы буря подымаласьИ вдруг нагрянула… Упали в прах и в кровь,Разбились ветхие скрижали.Явился муж судеб, рабы затихли вновь,Мечи да цепи зазвучали.И горд и наг пришел разврат,И перед ним сердца застыли,За власть отечество забыли,За злато продал брата брат.Рекли безумцы: нет свободы,И им поверили народы.И безразлично, в их речах,Добро и зло – всё стало тенью, –Всё было предано презренью,Как ветру предан дольный прах.

На гр. М. С. Воронцова

Полу-милорд, полу-купец,Полу-мудрец, полу-невежда,Полу-подлец, но есть надежда,Что будет полным наконец.

Разговор книгопродавца с поэтом

КнигопродавецСтишки для вас одна забава,Немножко стоит вам присесть,Уж разгласить успела славаВезде приятнейшую весть:Поэма, говорят, готова,Плод новых умственных затей.Итак, решите; жду я слова:Назначьте сами цену ей.Стишки любимца муз и грацийМы вмиг рублями заменимИ в пук наличных ассигнацийЛисточки ваши обратим…О чем вздохнули так глубоко?Нельзя ль узнать?ПоэтЯ был далеко:Я время то воспоминал,Когда, надеждами богатый,Поэт беспечный, я писалИз вдохновенья, не из платы.Я видел вновь приюты скалИ темный кров уединенья,Где я на пир воображенья,Бывало, музу призывал.Там слаще голос мой звучал;Там доле яркие виденья,С неизъяснимою красой,Вились, летали надо мнойВ часы ночного вдохновенья!Всё волновало нежный ум:Цветущий луг, луны блистанье,В часовне ветхой бури шум,Старушки чудное преданье.Какой-то демон обладалМоими играми, досугом;За мной повсюду он летал,Мне звуки дивные шептал,И тяжким, пламенным недугомБыла полна моя глава;В ней грезы чудные рождались;В размеры стройные стекалисьМои послушные словаИ звонкой рифмой замыкались.В гармонии соперник мойБыл шум лесов, иль вихорь буйный,Иль иволги напев живой,Иль ночью моря гул глухой,Иль шепот речки тихоструйной.Тогда, в безмолвии трудов,Делиться не был я готовС толпою пламенным восторгомИ музы сладостных даровНе унижал постыдным торгом;Я был хранитель их скупой;Так точно, в гордости немой,От взоров черни лицемернойДары любовницы младойХранит любовник суеверный.КнигопродавецНо слава заменила вамМечтанья тайного отрады:Вы разошлися по рукам,Меж тем как пыльные громадыЛежалой прозы и стиховНапрасно ждут себе чтецовИ ветреной ее награды.ПоэтБлажен, кто про себя таилДуши высокие созданьяИ от людей, как от могил,Не ждал за чувства воздаянья!Блажен, кто молча был поэтИ, терном славы не увитый,Презренной чернию забытый,Без имени покинул свет!Обманчивей и снов надежды,Что слава? шепот ли чтеца?Гоненье ль низкого невежды?Иль восхищение глупца?КнигопродавецЛорд Байрон был того же мненья;Жуковский то же говорил,Но свет узнал и раскупилИх сладкозвучные творенья.И впрямь завиден ваш удел:Поэт казнит, поэт венчает;Злодеев громом вечных стрелВ потомстве дальном поражает;Героев утешает он;С Коринной на киферский тронСвою любовницу возносит.Хвала для вас докучный звон;Но сердце женщин славы просит;Для них пишите; их ушамПриятна лесть Анакреона:В младые лета розы намДороже лавров Геликона.ПоэтСамолюбивые мечты,Утехи юности безумной!И я средь бури жизни шумнойИскал вниманья красоты.Глаза прелестные читалиМеня с улыбкою любви;Уста волшебные шепталиМне звуки сладкие мои…Но полно! в жертву им свободыМечтатель уж не принесет;Пускай их юноша поет,Любезный баловень природы.Что мне до них? Теперь в глушиБезмолвно жизнь моя несется;Стон лиры верной не коснетсяИх легкой, ветреной души;Нечисто в них воображенье:Не понимает нас оно,И, признак Бога, вдохновеньеДля них и чуждо, и смешно.Когда на память мне невольноПридет внушенный ими стих,Я так и вспыхну, сердцу больно:Мне стыдно идолов моих.К чему, несчастный, я стремился?Пред кем унизил гордый ум?Кого восторгом чистых думБоготворить не устыдился?..КнигопродавецЛюблю ваш гнев. Таков поэт!Причины ваших огорченийМне знать нельзя; но исключенийДля милых дам ужели нет?Ужели ни одна не стоитНи вдохновенья, ни страстейИ ваших песен не присвоитВсесильной красоте своей?Молчите вы?ПоэтЗачем поэтуТревожить сердца тяжкий сон?Бесплодно память мучит он.И что ж? Какое дело свету?Я всем чужой!.. душа мояХранит ли образ незабвенный?Любви блаженство знал ли я?Тоскою ль долгой изнуренный,Таил я слезы в тишине?Где та была, которой очи,Как небо, улыбались мне?Вся жизнь, одна ли, две ли ночи?………………………И что ж? Докучный стон любви,Слова покажутся моиБезумца диким лепетаньем.Там сердце их поймет одно,И то с печальным содроганьем:Судьбою так уж решено.Ах, мысль о той душе завялойМогла бы юность оживитьИ сны поэзии бывалойТолпою снова возмутить!..Она одна бы разумелаСтихи неясные мои;Одна бы в сердце пламенелаЛампадой чистою любви!Увы, напрасные желанья!Она отвергла заклинанья,Мольбы, тоску души моей:Земных восторгов излиянья,Как божеству, не нужно ей!..КнигопродавецИтак, любовью утомленный,Наскуча лепетом молвы,Заране отказались выОт вашей лиры вдохновенной.Теперь, оставя шумный свет,И муз, и ветреную моду,Что ж изберете вы?ПоэтСвободу.КнигопродавецПрекрасно. Вот же вам совет;Внемлите истине полезной:Наш век – торгаш; в сей век железныйБез денег и свободы нет.Что слава? – Яркая заплатаНа ветхом рубище певца.Нам нужно злата, злата, злата:Копите злато до конца!Предвижу ваше возраженье;Но вас я знаю, господа:Вам ваше дорого творенье,Пока на пламени трудаКипит, бурлит воображенье;Оно застынет, и тогдаПостыло вам и сочиненье.Позвольте просто вам сказать:Не продается вдохновенье,Но можно рукопись продать.Что ж медлить? Уж ко мне заходятНетерпеливые чтецы;Вкруг лавки журналисты бродят,За ними тощие певцы:Кто просит пищи для сатиры,Кто для души, кто для пера;И признаюсь – от вашей лирыПредвижу много я добра.ПоэтВы совершенно правы. Вот вам моя рукопись. Условимся.
На страницу:
4 из 5