Полная версия
Пока не видит солнце
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я! Таким способом ты решил переманить дочь на свою сторону?
– Нет никаких сторон. Мы должны переехать, нравится нам это или нет.
– Я не хочу переезжать. Мы с Полей останемся в Сочи.
– А мне что прикажешь делать?
– Езжай в Элисту. Вступай в новую должность.
– Я тебя правильно понимаю, ты хочешь развода?
Полина выбежала в новом платье, чтобы покрасоваться перед мамой, но увидев лица родителей, воскликнула:
– Вы опять ругаетесь?!
– Детка, иди к себе, – попросил дочь Аркадий.
Полина обиженно надула губки и убежала в свою комнату.
– Ты сейчас принимаешь неверное решение, Клара. Разрушаешь семью!
– Я разрушаю?! – закричала от возмущения Клара. – Я открыла магазин с твоего согласия, а ты принял предложение о работе, не посоветовавшись со мной! Ты просто пришел и сказал: «Мы переезжаем»!
– У меня не было выбора! – в тон ей закричал Аркадий. – Этой возможности я ждал два года. Если я выведу филиал компании на новый уровень, мою кандидатуру предложат в совет директоров, и я получу пять процентов акций. Ты имеешь представление, о каких суммах мы говорим?
Немного смягчившись, Клара села на диван и задумалась. К стремительной карьере Аркадия она давно привыкла и воспринимала ее как нечто само собой разумеющееся. Сейчас муж занимал должность начальника отдела крупного предприятия, торгующего оборудованием газотранспортных систем, головной офис которого находился в столице.
– Я предлагаю поступить следующим образом: мы останемся здесь, а ты вступай в новую должность. Потом езжай в Москву. Если у тебя все получится, через три месяца я закрою салон, и мы переедем в Элисту. Если нет, то ты вернешься.
– Я знаю, что у меня все получится, – твердо выдал Аркадий. – Меня возмущает тот факт, что моя жена не верит в мои способности. Вопрос решен. Завтра утром начнем собирать вещи и поедем в Элисту всей семьей. Я закажу машину на пятницу.
***
Клара расположилась на диване в гостиной и укрылась пледом. Спать не хотелось, она решила отвлечься от неприятного разговора чтением дневника Тамары.
«Одна из подруг мачехи надела на мою голову саукеле – свадебный головной убор невесты в виде конуса. Я посмотрела на отражение в зеркале и не узнала себя. Такой красивой и чистой я не была со дня смерти мамы.
С восходом солнца меня посадили со сватами в повозку и запретили оглядываться. Но я то и дело вертела головой, чтобы найти возлюбленного. Когда свадебная процессия двинулась вперед, я совсем потеряла терпение. На глаза навернулись слезы. Сваха обняла меня и сказала: «Плачь, девочка, плачь по своей прошлой, невинной и беззаботной жизни». Знала бы она, какая жизнь у меня была!
К обеду все, кто ехал со мной в повозке, разомлели под палящим солнцем и уснули. Когда мы въехали в ущелье, со всех сторон на нас бросились какие-то люди. Потом я узнала, что это была шайка беглых уголовников, промышляющих в этих краях грабежами. От их грозного вида жених и его друзья развернули лошадей и пустились галопом.
Грабители вывели всех женщин из повозки, забрали все ценное, посадили меня на лошадь и привязали к седлу. Сначала я кричала и сопротивлялась, но мы стали подниматься высоко в горы, и я затихла.
Уже стемнело, когда меня привезли на пастбище. Похитители развязали мне руки. На вершине я увидела три юрты и поняла, что мне нужно идти туда. Навстречу мне выскочил Тихоня! Я бросилась к нему, и мы долго не размыкали объятий. Как же я была счастлива в тот момент!
Первую ночь любви мы провели под крики пьяных грабителей и блеяние отары овец. Но несмотря на весь этот колоритный антураж, таких сильных чувств, как в ту ночь, я больше никогда не испытывала.
Удивительно, но именно в этом месте, в горах, я получила знак от моей мамы – благословение нашего союза. Тихоня нашел старый проигрыватель и смахнул с первой попавшейся пластинки пыль. Первой же песней, которую мы услышали, была любимая песня моей мамы:
На крылечке твоем каждый вечер вдвоем
Мы подолгу стоим, и расстаться не можем на миг,
«До свиданья», – скажу, возвращусь и хожу,
До рассвета хожу мимо милых окошек твоих.
Мелодия разносилась по всей округе и эхом отражалась в горах, а из моих глаз катились слезы. Слезы радости и свободы. Это ночь навсегда объединила наши сердца и души. В тот момент я осознала, что больше не будет старой жизни, злой мачехи и вечно преследующего меня сводного брата. Тогда я еще не знала, какую цену буду платить за каждую ночь, проведенную с любимым».
Глава вторая. Первые испытания
В почтовом отделении Клара с сожалением подумала, что современная почта стала бездушной, больше похожей на банковский автомат. Не хватает знакомого с детства запаха горячего сургуча, упаковочных столиков с бобинами шпагата и фанерных посылок. Теперь ее окружали банкоматы, стойки с рекламой и люди, не поднимающие глаз от телефонов и айпадов. Чтобы скоротать время, Клара тоже решила почитать и открыла дневник Тамары.
«Вместе мы провели два дня и две ночи. Наши тела и души слились воедино. Я чувствовала жар его тела, видела, как горели желанием и любовью его бездонные глаза. В отблесках огня они переливались всеми цветами радуги. Я была на седьмом небе от счастья, хотелось продлить это единение как можно дольше.
Через два дня я узнала об уговоре, который заключил Тихоня со своими новыми друзьями. Оказывается, он должен был навести их на крупную добычу. Это была расплата за мое освобождение. Под покровом ночи они умчались в ближайший город, а мне приказали к их возвращению приготовить еду.
За скотом и пастбищем присматривал Жанабай – неразговорчивый здоровенный пастух лет сорока. На его шее виднелся безобразный шрам, по его словам, оставшийся на память после схватки с волком. Он зашел в юрту и положил передо мной мясо, велев приготовить бешбармак. К моему удивлению, он не ушел, а стал наблюдать за мной. Я сразу почувствовала от него угрозу. Пока разводила огонь и нагревала казан, его маленькие сальные глазки цепко впивались в разрез на моей груди. Я запахнула чапан, но все равно чувствовала себя перед ним раздетой. Как только я накрыла крышкой казан, он повалил меня и начал срывать одежду. Я кричала, отбивалась, но вокруг не было не единой души.
В юрте я пролежала много часов, избитая, поруганная, сломленная. Любое движение приводило к невыносимой боли. Я чувствовала грязь на своем теле, которую невозможно смыть водой и отскоблить мочалкой. Начало светать, когда я услышала лошадиный топот. Сердце забилось так быстро, что казалось – еще мгновение, и оно, как птица, вырвется из груди.
Тихоня спрыгнул с лошади и зашел в юрту. Мне был слышен каждый его шорох. Я запылала от стыда и свернулась калачиком, прикрывая ладонью синяк на лице. Зашелестел бумажный сверток. Он подошел ко мне и лег рядом, хотел обнять за талию, но я со стоном дернулась и заплакала. Тихоня спросил, что случилось, но мой плач перешел в рыдания. Он повернул меня и увидел кровоподтек под глазом. Вскочил на ноги и спросил, кто это сделал. Мне стало страшно: впервые я поняла, насколько мы беззащитны и уязвимы в этой ситуации. Мы оказались среди людей, у которых нет ни чести, ни принципов, ни совести.
В горячке Тихоня выскочил из юрты и побежал искать Жанабая, но того и след простыл. Он сбежал сразу после содеянного, прихватив с собой всю награбленную добычу. С этой поры Жанабай преследовал нас многие годы: меня во снах, а Тихоню – в желании отомстить.
Через несколько часов Тихоня успокоился, вернулся в юрту, аккуратно распахнул мой чапан и осмотрел тело. В полном молчании нагрел воду, снял с меня разорванную одежду, промокнул полотенце и стал осторожно прикладывать его к синякам и ссадинам. Его соленые слезы периодически капали на мое тело, а лицо то и дело искажалось в злобной гримасе. После этого он надел на меня новое платье и заставил подняться. Платье было красивым, а его прикосновения – нежными и родными, на мгновение я забыла о разыгравшейся драме и улыбнулась. Тихоня посмотрел на меня и твердо сказал: «Больше никто не посмеет тебя обидеть».
– Ваша очередь.
Клара поспешила к окошку оператора, пряча на ходу дневник в сумку.
***
Со стороны моря на город стремительно надвигалась огромная, отливающая медью туча. Клара вышла из почтового отделения и с опаской посматривала на небо: вот-вот должен начаться дождь, а она не взяла с собой зонт. Обычно, прежде чем выйти из дома, она предусмотрительно интересовалась погодой, но сегодня напряженная домашняя обстановка выбила ее из колеи.
Кто-то ее окликнул, Клара обернулась и увидела Уварова, деловито идущего по аллее. На ходу он пригладил волосы и дружески воскликнул:
– Физкульт-привет!
Клара поздоровалась и тут же поинтересовалась:
– Есть новости о Тихонове и утопленнике?
Он помрачнел и покачал головой:
– Трупов не нашли. Дело теперь ведет мой напарник, а меня перебросили на убийство. Честно говоря, я этому очень рад, – он бросил мимолетный взгляд на здание почты и спросил: – Вы были на почте?
– Да. Переоформляла подписку на новый адрес.
– Переезжаете поближе к магазину?
– Нет, мы уезжаем в Элисту.
– Куда?! – Юрий непроизвольно дернулся, улыбка мгновенно сошла с лица, он нервно переступил с ноги на ногу.
– В Элисту, – повторила Клара, не ожидая такой реакции.
– Что вы там забыли? – почти угрожающе спросил он.
– Мужа переводят на другую работу.
– Вы же недавно открыли цветочный павильон! Вы не можете уехать!
С каждой фразой лицо Уварова мрачнело и серело. Казалось, что новость об ее отъезде потрясла его до глубины души. Реакция была такой красноречивой, что он почувствовал себя неловко, а Клара, сама не зная почему, начала оправдываться.
– Мне придется. Нашу квартиру займет другая семья. – Клара решила перевести тему: – Почему вы сказали, что рады тому, что вас перебросили на другое дело?
Почесав затылок, Уваров признался:
– Чертовщина какая-то творилась вокруг этого Тихонова.
– Расскажите, мне очень интересно.
Уваров тут же сообразил, что может воспользоваться ситуацией, и предложил:
– Не хотите пообедать? Заодно я расскажу о своих подозрениях.
Любопытство взяло вверх, Клара согласилась, и они прошли два квартала вверх.
Зал ресторана был совершенно пуст. Пышная блондинка лет сорока с ярко накрашенными губами посадила их за столик в углу и предложила меню. Приняв заказ, она поспешно удалилась.
– Я снял отпечатки в квартире Тихонова и пробил по базе. Выяснилось, что почти десять лет назад Тихонов был замешан в крупном ограблении. Были украдены сразу три картины, которые позже всплыли в частных американских коллекциях.
– Тихонов был вором? – Клара не могла в это поверить. В памяти всплыл его образ: элегантный, статный и солидный.
– Первоклассным вором. Держался в тени, производил обманчивое впечатление, располагал к себе жертву и незаметно крал, поэтому в воровской среде у него была кличка Тихоня. О нем в свое время ходили легенды. У него была одна ходка и то по малолетке. Начинал как майданщик – воровал чемоданы и сумки на вокзалах, но после отсидки переквалифицировался и стал клюквенником – специализировался на кражах икон и драгоценностей. Кражи проворачивал один. Следов не оставлял, короче, работал чисто.
– А что еще было странного?
– Нестыковка в документах. По паспортным данным, Тихонов родился в 1957 году. До встречи с вами на пляже был живым и здоровым. А вчера из Казахстана ответили, что Тихонов Петр Иванович умер в 1969 году в возрасте двенадцати лет. Но мы-то знаем, что он в России в криминальных кругах сделал себе имя на грабежах.
Клара предположила, что ответы наверняка есть в дневнике, но пока она до них не добралась. Если Тихонов представился Венере как Тихоня, значит, воровать он начал с детства. Вспомнив об описании Тамары своего возлюбленного, Клара спросила:
– А вы можете уточнить у коллег из Казахстана, была ли на руке Тихонова родинка в виде полумесяца?
Уваров замер, изучая лицо собеседницы. Личные чувства отступили, и наружу вырвался дотошный следователь:
– А с чего вы взяли, что у него была родинка?
Клара прикусила губу, понимая, что проговорилась, и начала судорожно придумывать ответ.
– Я ее видела.
– Когда?
Голос Уварова стал жестким и напористым. Между бровей залегла глубокая складка. Он сверлил свидетельницу пристальным взглядом, отчего она начала ерзать и прятать глаза.
– Когда он укладывал вещи на пляже.
– Как это вы смогли разглядеть родинку с такого расстояния? Вы были от него за двадцать, а то и тридцать метров.
– Возможно, я ошиблась, – растеряно произнесла Клара и, поднявшись со стула, поспешно проговорила: – Извините, я только что вспомнила, мне срочно надо домой.
Не дав следователю опомниться, она схватила сумку, выскочила из ресторана и помчалась в сторону салона.
– Ох, уж эти женщины, – послышался тяжелый вздох за соседним столиком.
Уваров обернулся и увидел мужчину, сидевшего к нему спиной. Он был в черном длинном пальто, на лоб надвинута фетровая шляпа с широкими полями, прикрывавшая лицо. На руках кожаные перчатки. Следователь подметил, что не видел, чтобы мужчина заходил в ресторан, и предположил, что он вышел из кухни, либо из служебного помещения.
– Н-да, – протянул Уваров, как бы соглашаясь.
– Хочешь им признаться в своих чувствах, а они играют с тобой в ищейку, да еще так неумело, – продолжил мужчина, выпуская клубы сигаретного дыма.
Следователь бросил пытливый взгляд на соседний столик, пытаясь разглядеть лицо мужчины.
– Скрывает она от вас что-то.
– Возможно.
Уваров подозвал официантку, попросил завернуть заказ с собой и принести счет. Когда девушка удалилась, мужчина за соседним столиком снова заговорил:
– Загадочные существа эти женщины. Можно прожить с ними всю жизнь, но так и не познать.
Уваров хотел пересесть за соседний столик и наконец-то разглядеть назойливого собеседника, но никого не увидел. Он вскочил, огляделся по сторонам и стоял в недоумении, пока в зал не вышла официантка с упакованной едой.
– Вы видели здесь мужчину в пальто?
– Нет. Вы были сегодня первым посетителем, – ответила она и с опаской отступила от него на два шага.
– Здесь, за соседним столиком только что сидел мужчина в черном пальто и шляпе. Он курил сигарету.
– Не было здесь никого, а курить у нас запрещено, – возмутилась официантка, но принюхавшись, уловила запах сигаретного дыма и смутилась. Пересчитала протянутые деньги и надменно спросила: – Сдачу вам нести?
– Не надо, – сконфуженно выдавил из себя Уваров и, взяв пакет с едой, вышел из ресторана.
***
Дождевые облака заволокли небо. Ветер усилился. Молния прорезала облака, следом ударил гром такой силы, что Клара вздрогнула и с опаской посмотрела на небо. Ускорила шаг и после очередной сотрясающей все вокруг канонады перешла на бег. Темнота выиграла схватку у света, и все вокруг погрузилось в полумрак. Запыхавшись, она подбежала к магазину, восстановила дыхание и только потом распахнула дверь. Стряхнула с волос сухие листья, зашла в тесную подсобку и с облегчением опустилась на табурет. В следующее мгновение на ее коленях уже лежал дневник.
«В ту же ночь мы сбежали с пастбища. К утру добрались до автобусной станции, денег хватило только на билеты. Хотелось есть, все тело ныло, а на душе скреблись кошки. Автобус довез нас до Усть-Каменогорска. По словам Тихони, его тетка жила рядом со швейной фабрикой и могла нас приютить на несколько дней, пока мы не решим, что делать дальше.
Уже стемнело, когда мы подошли к фабрике и отыскали дом. Тихоня постучал, залаяла собака, и на шум вышла его тетка. Она не знала, как на нас реагировать, во взгляде читался страх. Это было, по меньшей мере, странно. Тихоня, как ни в чем не бывало, улыбнулся, обнял тетку и поздоровался, сказал, что в городе проездом и ему нужен ночлег. Она перевела взгляд на меня и еще больше ужаснулась, но это меня не удивило. Левый глаз заплыл, и, как бы я ни маскировалась, синяк все равно был виден.
Ночь мы провели в гостиной, а наутро она попросила меня помочь ей с завтраком. Поинтересовалась, что со мной случилось. Я сказала, что на меня напали грабители. Мой ответ ее не удивил, и она, многозначительно покачав головой, прошептала мне на ухо: «Беги от него, пока не поздно». Конечно, я ничего не сказала Тихоне – и без того на нас свалилось много проблем.
Тихоня ушел, сказав, что ему нужно немного подзаработать, и мы с его теткой остались одни. Ее звали Светлана. Это была симпатичная женщина с курносым носом и заводным характером. Домик, в котором она жила, был маленький, но уютный и состоял из трех комнат: кухня-прихожая, гостиная, в которой еле помещался диван с обеденным столом, и спальня. Светлана работала на швейной фабрике бригадиром. Давно развелась, детей у нее не было.
Тихоня вернулся поздно ночью, когда я уже засыпала. От него пахло спиртным и табаком. Он сказал, что ему нужно уехать на пару дней. От страха его потерять я настойчиво просила не уезжать, но тщетно. Он был упрямым, как осел. Всю ночь мы проговорили. Под утро я заснула, а когда проснулась, его уже не было. Тетка сказала, что он уехал на такси на железнодорожную станцию.
Через пару дней он вернулся, при нем была большая по тем временам сумма денег и чемодан с разными ценными вещами. На вопросы, откуда вещи и деньги, он многозначительно ответил: «Заработал». Его тетка стала мрачнее тучи. В отличие от меня она понимала, что происходит.
Не прошло и недели, как он снова засобирался в поездку, поэтому ночь была тревожная и бессонная. Я боролась с предчувствием беды, а он строил грандиозные планы, хотел скопить денег на собственный дом. Мечтал о большой семье и чтобы мы никогда не разлучались. Говорил, как он меня любит, как много я для него значу, что ради меня готов горы свернуть. На следующий день он опять уехал.
В судьбоносный воскресный день произошли два знаковых события. Первое – благодаря Светлане я научилась шить. Взяв в руки ткань и иглу, я почувствовала, что хочу заниматься этим всю жизнь. Второе событие было не таким радужным. Когда солнце начало опускаться за горизонт, в ворота забарабанил участковый. После разговора с ним Светлана, бледная и растерянная, вошла в гостиную. «Петра арестовали за кражу на рынке», – сказала она и, плача, опустилась на диван. Помню свою реакцию: я не поверила ее словам, сказала, что это какая-то ошибка. Светлана приказала мне остаться дома, чтобы не привлекать внимание к своей персоне, а сама пошла в милицию. В отчаянии я два часа металась от одного окна к другому.
Светлана вернулась за полночь и сказала, что Тихоня украл сумочку жены партийного чиновника. Ситуация была безнадежной, ему грозил тюремный срок. Она вынесла из спальни чемодан с вещами, который принес Тихоня, и мы поспешили отнести его на помойку».
– Так вот чем ты занята! – грозный голос Аркадия эхом отразился от стен подсобного помещения.
От неожиданности Клара вздрогнула и вскочила с табуретки. Дневник скатился с колен на пол.
– Тебя не было дома полдня, я думал, ты занята чем-то важным, а ты сидишь в подсобке и читаешь записки какой-то незнакомой бабы! – лицо мужа раскраснелось от гнева.
За его спиной Клара увидела испуганную дочь и вспомнила, что она должна была сегодня забрать ее из школы.
– Прости, я совсем забыла про Полю, – попыталась успокоить она мужа.
– Забыла?! – заорал Аркадий. – Ребенок прождал тебя в вестибюле целый час! Ты не брала трубку! Мне пришлось срываться с совещания и бежать в школу! Мы думали, с тобой что-то случилось. Обзвонили все больницы. В последнее время от тебя можно ожидать чего угодно.
– Не надо сгущать краски. Не кричи. Ты напугаешь ребенка.
– Она и так напугана! Она битый час бегает по городу с отцом и ищет свою мать! – выпалил Аркадий с деланным драматизмом.
– Вы могли сразу приехать сюда, зачем бегать по городу?
– Мы приезжали! Здесь было закрыто!
– Мы посмотрели через окно, тебя не было видно, и мы уехали, – пояснила Полина дрожащим от волнения голосом.
Послышалось нервное покашливание Лили, она выглянула из-за спины Аркадия и с виноватым видом оправдалась:
– Я выходила на обед, о чем тебя предупредила, но ты была так занята чтением, что не ответила.
Клара обомлела. Она не слышала звонки мобильника и как подруга заглядывала в подсобку. Читая дневник, она словно погружалась в вакуум, ограждающий ее от остального мира.
– Хорошо, признаюсь, что немного переборщила. Прошу прощения.
Аркадий метнул на нее гневный взгляд.
– Домой! – он взял дочь за руку и, чеканя шаг, направился к машине.
***
Вечером Клара помогала мужу собирать вещи и раскладывать их по коробкам. Настроение Аркадия осталось прежним, он ходил по квартире угрюмый и отстраненный, а Клара не предпринимала попыток объясниться. Сбор вещей вызвал у нее приступ депрессии. Душа разрывалась на части. Еще эта история Тамары и Тихони не давала ей покоя.
Послышался настойчивый звонок в дверь. Полина уже спала, Клара испугалась, что незваный гость разбудит дочь. Дверь открыл Аркадий. Клара вышла за ним следом в коридор и увидела Уварова. Рядом с ним стоял напарник.
– Добрый вечер, у нас есть к вам несколько вопросов, вы не возражаете, если мы войдем? – спросил официальным тоном следователь.
– Все, что знала, – я рассказала. Мне нечего добавить, – Клару разозлил поздний визит.
Аркадий отступил в холл, пропустил Уварова и его коллегу в квартиру и юркнул на кухню.
– Клара Владимировна, это следователь Коваленко, ему передали дело Тихонова, – деловито представил коллегу Уваров.
– А до завтра это не может подождать? У нас дочь только что уснула.
Коваленко был полной противоположностью напарника: заляпанный кетчупом костюм, сальные волосы и дурные манеры; его голос звучал с вызовом и надменностью, а реакция свидетельницы вызывала подозрение, которое он даже не пытался скрыть.
Аркадий выглянул из кухни, пригласил следователей войти и протянул по бутылке пива:
– Служителям закона тоже нужно время от времени расслабляться.
Гости не стали возражать и расположились за столом.
– Так чем обязаны? – спросил у следователей Аркадий.
Коваленко прочистил горло и объяснил:
– Мы получили новую информацию, поэтому решили повторно допросить вашу супругу.
– Какую информацию? – насторожился Аркадий и поставил недопитую бутылку пива на стол.
Уваров открыл ноутбук и показал запись с камеры наблюдения. Клара увидела, как Тихонов подошел к таможенному посту аэропорта и предъявил паспорт. Затем прильнул к окошку, вслушиваясь в вопрос таможенного офицера, и что-то ответил. Далее ему вручили проштампованный паспорт, он поднял сумку с пола и направился к выходу в город.
– Это Тихонов! Посмотрите, как он делает левой рукой, – показала Клара на характерный жест Тихонова и повторила движения. – Так же он делал на пляже, когда входил в воду.
Коваленко разложил перед ней стопку фотографий.
– Вот эти фотографии мы сделали на пляже, а вот эти – в морге при оформлении покойного.
На фото был запечатлен лысый мужчина лет сорока с одутловатым лицом.
– При первичном осмотре патологоанатом установил, что тело пролежало в воде минимум шесть часов, что сразу не вязалось с показаниями вашей жены, – язвительно произнес Коваленко, глядя на Аркадия. – В связи с чем у нас возникает вопрос: с какой целью гражданка Афанасьева дает показания о самоубийстве бывшего зэка?
Клара испуганно посмотрела на мужа.
– Но ведь она не одна его видела. На пляже были еще двое свидетелей, – напомнил Аркадий.
– Алкаши, которые не могут толком вспомнить, что было до того, как они попали в воду. Но точно помнят, кого вытащили, – Коваленко ткнул пальцем в фото утопленника.
Уваров не сводил взгляда с Клары. В этом взгляде одновременно читались подозрение, и любопытство, симпатия, и желание защитить.
– Кроме того, что я уже говорила, мне нечего больше добавить.
Коваленко хотел возразить, но Уваров сжал его плечо и сказал:
– Давайте продолжим наш разговор в Следственном управлении. Послезавтра вас устроит?
– Послезавтра мы уезжаем, – уведомил Аркадий.
– Жаль вас разочаровывать, но это невозможно. Ваша жена является важным свидетелем в расследовании и не может уехать из города.
У Клары затеплилась надежда, что у нее будет повод остаться, но Аркадий тут же опустил ее с небес на землю:
– Она не подозреваемая, а как свидетель, показания уже дала. У вас есть наши контакты, при случае вы сможете задать ей любые вопросы. Если же вы намерены чинить нам препятствия, то будете иметь дело с моим адвокатом, – он жестом указал на дверь и надменно добавил: – Спокойной ночи.