– Кстати, мне будет гораздо проще выбраться, если на суше у меня останутся неоконченные дела, – добавил Ян, – например, кое-кому я одолжил одну вещь… Очень важно за ней вернуться. – Он криво усмехнулся. – В общем, я оказался бы очень вам признателен, если бы вы подождали меня на берегу.

– А что ты скажешь Морскому царю? Как убедишь его отдать гусли? – поинтересовалась Александра.

– Обаяю, и он еще будет умолять меня, дорогого гостя, принять этот скромный дар, – Ян горделиво приосанился, но, наткнувшись на укоризненный взгляд Саши, тут же сбавил обороты. – Что, и пошутить уже нельзя? Да ладно, разберусь по обстановке. Ему явно скучно на своем дне. Вот и Садко на гуслях заставил играть от скуки, а потом, заметим, сам же пожалел. Вот и я его заболтаю. В общем, на чем-нибудь договоримся!

– Главное, не женись там на морской царевне! – хихикнула Динка. – Обаятельный ты наш!

– Очень она мне нужна! – Ян многозначительно покосился на Александру, а та сохраняла совершенно невозмутимое выражение лица. Динка ей даже позавидовала. Ей бы самой такое самообладание!

– Так что с отправной точкой? – поспешил вернуться к предыдущей теме обсуждения Глеб.

– Конечно, подойдет любое побережье, – продолжил Ян, – но лучше бы какое-нибудь сильное место. Ну, если где-то на берегу было, например, языческое святилище, капище там или что-то подобное. Наверняка жрецы народов, живших на побережье, не только приносили жертвы Морскому царю, но и просили у него взамен для себя всякие блага. А лучший способ быть услышанным – это подойти и попросить. В таких местах как бы тропинка натоптанная. По ней идти проще.

Саша с Глебом переглянулись и почти одновременно выдохнули:

– Аркона!

Дина вопросительно посмотрела на товарищей.

– Может, кто-нибудь объяснит темному невежественному технарю, что это такое?

– Группа есть такая, – сказал Северин.

– Это место на острове Рюген, как раз в Балтийском море, – начала рассказ Александра. – Там было крупнейшее и наиболее важное славянское святилище. Языческое, разумеется.

– Священное место, как Иерусалим для христиан, – дополнил Глеб, – туда ездили в паломничество или за советом в трудной ситуации. Славянские племена Германии, Польши и Прибалтики платили дань на содержание святилища. Жители Арконы были так богаты, что не занимались земледелием, а жили собранной данью, рыболовством и военными походами. Хотя пахать на острове, действительно, не очень, он довольно болотистый, а тогда еще и был весь покрыт лесом. Святилище построили грандиозное. В него входило несколько храмов. Основным считался храм Световита, которого славяне считали главным из богов. Они молились его кумиру[6], у которого было четыре головы. Святовита символизировали разные знаки, в частности, резные орлы и знамена, главное из которых называлось Станица… В то время власть этого небольшого куска полотна была сильнее княжеской власти.

– Жалко, что все это не сохранилось, интересно бы посмотреть, – заметила Динка. – Похоже на фэнтези. И почему сейчас такого нет? Четыре головы – это круто.

– Считается, что это символизировало власть бога над четырьмя сторонами света и четырьмя сезонами года, – ответила Саша.

– Кстати, что стало с идолом потом? – вмешался Ян. – Жрецы и жители в едином порыве приняли христианство?

– Не совсем так, – снова вступил в рассказ Глеб, – святилище было очень богато, а в то время это вызывало повышенный интерес соседей. Руяне, или руги, так называлось славянское племя, населявшее остров, славились своей воинственностью и долгое время не только давали отпор всем желающим ограбить святое место, но и ходили в ответные походы. Однако со временем все больше окрестных племен и правителей принимали христианство. Аркона оказалась окружена по сути враждебными землями. Конечно, славяне не посягнули бы на святилище, но не только их манили эти земли. В тысяча сто шестьдесят восьмом году датский король Вальдемар Первый, предшественники которого платили дань Арконе, собрал огромное войско и высадился на остров. Яромар, местный князь не стал сражаться с захватчиками, а напротив, признал себя его вассалом.

– Чего это он?! – удивился Северин.

– В Арконе власть князя была сильно ограничена жрецами и вечем, народным собранием, по сути, князь был просто верховным военачальником. А он хотел править единолично, потому и пошел на сговор с врагами и предательство. Многие жители острова встали на защиту родных богов, и у святилища был свой отряд воинов, но не слишком большой. Силы оказались неравны, и Аркона после тяжелой осады и нескольких штурмов пала. Многие жители тогда погибли или бежали с острова. Но, несмотря на это, память о священном месте осталась. Славяне называли остров Рюген Буяном или Руяном, по названию местного племени. Именно к нему, как месту сосредоточия священной силы, обращались в заговорах колдуны и знахари. Слышали зачин: «На море-океане, на острове Буяне»? Есть гипотеза, что под названием священного белого камня Алатырь[7] имелся в виду янтарь, которого на Рюгене немало и которому паломники, увозя его с собой из святилища, приписывали магические свойства.

– Сволочь он, а не князь, – сказал Северин с чувством. – А на месте святилища небось выстроили церковь?

– Тогда был такой обычай, – подтвердил Глеб, – и действительно построили, однако простояла церковь недолго – ее поглотило море.

– Морские боги – они такие, чужого не потерпят! – хихикнула Динка.

– Возможно, это как раз подтверждает то, что место для нас подходящее. Сейчас это что-то вроде исторического памятника под открытым небом. Хотя остался только изрядно заплывший вал. А род князей Арконы пресекся позднее. Остров попал под власть немецких императоров, и население со временем онемечилось. Сейчас это территория Германии.

– Чувствую, место подходящее, – кивнул Ян, поднимаясь из кресла. – Ну что, попросим нашего дорогого директора сделать нам визы?..

* * *

Над Москвой разливалось зарево заката. Свет солнца окрасил город в красноватые тона, заставил полыхать огнем реку. Глеб и Ольга стояли на Большом Каменном мосту.

– Как красиво и, вместе с тем, страшновато, как будто весь мир горит. – Девушка покрепче прижалась к своему спутнику.

– Да, древние верили, что мир может погибнуть от огня, но потом обязательно возродится. Я вот тоже думал, что навсегда тебя потерял. Какой же я был дурак, что не рассказал тебе все сразу. – Глеб посмотрел на нее.

Это правда: есть люди, которым ты можешь и должен рассказать все, потому что они поймут и не обманут, не предадут. Это так же абсурдно, как если бы ты сам себя предал. Ведь вы единое целое. Две половинки.

– Я тоже думала, что никогда тебя не увижу. Это было… – она задумалась, подбирая слова, – так страшно. Ладно, давай не будем об этом. Ты скоро уедешь?

– Да, но не очень надолго, я думаю. На несколько недель, может, на месяц. Но как бы то ни было, я обязательно к тебе вернусь. Я никогда больше тебя не оставлю.

Они неспеша двинулись в сторону Яузы.

– Ты будешь звонить? – спросила она.

– Обязательно! Как только смогу.

Ольга доверчиво вложила свою руку в его, и Глеб заметил, что в ее пальцах что-то блеснуло. Парень быстро подхватил руку девушки. Она многозначительно посмотрела на него.

– Ты помнишь?

– Как я мог забыть! – Небольшая монетка уютно устроилась в переплетении их пальцев. – Наше счастье с нами, когда наши руки соединены.

У входа на Болотную площадь расположился лоток под полосатым зонтом.

– Хочу мороженого, – немного капризно сказала Ольга.

И Глеб бегом бросился к прилавку.

Мороженщица, немолодая усталая женщина, уже закрывала палатку и складывала большой, вылинявший на солнце зонтик, расписанный какими-то пляжными мотивами и рекламой популярного напитка.

– Закрыто, закрыто, – ворчливо сказала она. Но, видно, заметила что-то в лице Глеба. Она бросила взгляд на него, на хрупкую фигурку Ольги неподалеку и протянула два вафельных стаканчика. Морщины на ее лице разгладились, и Глеб понял, что когда-то она была очень красива.

– Счастья вам, ребята, – сказала женщина.

– Спасибо, – с чувством поблагодарил Глеб.

Он шел, и ему казалось, что стоит чуть подпрыгнуть, и он взлетит. В теле ощущалась необычайная легкость. Закатный свет не только не опалял его, но как будто наполнял силой и энергией.

Влюбленные до поздних сумерек гуляли по городу. Ели мороженое, украдкой целовались среди цветущих кустов жасмина, потом сидели в кафе. И Глеб замечал, как глаза Ольги, когда она обращается к нему, будто наполняются светом.

А может, это и есть награда за все наши дела. Да! Лучшая из возможных! Если ты живешь достойно, делаешь все правильно, то и сама жизнь идет к тебе навстречу. И сияющие глаза любимой гораздо лучше всех похвал, всех пышных и, в сущности, бестолковых слов.

Уже почти стемнело, когда Глеб довез Ольгу до подъезда.

– Погоди, а твои родители? Они теперь не против, что ты встречаешься со мной? – спросил парень.

– Папа сначала ужасно злился. Но потом к нему приехал один из его друзей, дядя Вася. На самом деле он Василий Александрович, и генерал. Но я его с детства знаю. Они говорили на кухне, наверное, час. Говорили о тебе. Я не слушала, конечно, но из обрывков разговора кое-что поняла. Вы что-то вроде агентов «007»? Надежда и опора, и все такое. В общем, теперь папа не против.

– Я… – начал Глеб.

Но Ольга улыбнулась и прижала палец к его губам:

– Не можешь – не говори, я понимаю, что это такое, папа ведь тоже служит. Но знай, я рада, что ты делаешь настоящее и важное дело. И я горжусь, что у меня такой парень.

Они снова поцеловались. Проводив Ольгу, Глеб долго стоял во дворе глядя на ее окна. Вот загорелся свет, вот за шторой мелькнул стройный силуэт девушки. На душе было удивительно легко и спокойно.

Он посмотрел на часы. Пора возвращаться в школу. Его ждут дела, и стоит поторопиться. Поторопиться уехать, чтобы скорее вернуться.

Глава 4

От горизонта до горизонта

На получение шенгенских виз ушла неделя. Все это время ребята усиленно готовились к путешествию. Александра и Глеб почти все время проводили в библиотеке. Правда, каждый вечер Глеб садился на мотоцикл и ехал в Москву. Все знали, куда, вернее, к кому он ездит, но раз уж Евгений Михайлович позволил это фактически официально, кто же возразит.

Динка в эти дни тоже занималась сбором информации и вяло отбивалась от Саши, которой вдруг вздумалось заняться ее культурным образованием. А начиналось все совершенно безобидно.

Динка сидела в любимом WarCraft’е, когда в ее комнату постучали.

– К тебе можно? – послышался из-за двери голос Александры.

– Проходи, не заперто, – откликнулась девочка, даже не потрудившись закрыть окно с игрой. Все равно Саша, во-первых, и так знает о Динкином увлечении, а во-вторых, не поймет тайного смысла производимых Динкой операций. Понять их может только тот, кто знает секретный код, а знает его, кроме Дины, лишь один-единственный человек, сидящий сейчас за компьютером в одном из спальных районов Москвы.

Тем не менее гостья неодобрительно взглянула на монитор.

– Я поняла, что мы не правы в отношении тебя, – сказала Александра, подойдя к столу и загородив от девочки экран.

Динка напряглась. Ей очень не понравилось начало и прозвучавший в нем намек.

– Ты о чем? – спросила она беспечно, инстинктивно немного отъехав на своем кресле от стола.

– О том, что у тебя выходит очень однобокое образование. Конечно, ты превосходный специалист, и Евгений Михайлович позволяет тебе делать что угодно. И ты целыми днями сидишь в виртуальном пространстве, а когда не занимаешься делами, то играешь.

Ну, это не страшно. Динка с облегчением перевела дух.

– Каждый отдыхает как ему нравится, – заявила она, накручивая на палец кончик косички. – Даже в казармах можно выбирать для себя занятие в свободное время. А у нас, надеюсь, не казарма и не концлагерь. Ты вот тоже читаешь, вместо того чтобы тренироваться на беговой дорожке или упражняться в стрельбе.

– Ну, этим я тоже занимаюсь…

Динка мысленно приняла боевую стойку: Саша начала оправдываться, а значит, находится в слабой позиции. Это хорошо. И, конечно, приятно.

– И вообще, – продолжила девочка, желая ошеломить собеседницу и одержать окончательную сокрушительную победу, – как у тебя с математикой? Мне кажется или для всестороннего развития твоей личности тебе нужно больше времени уделять точным наукам?

Она ожидала, что Александра смутится, но та вдруг улыбнулась.

– Вижу, наш психолог Светлана может быть тобой довольна, – Саша осторожно присела на край стола. – Но не старайся, со мной этот номер не пройдет. Я решила, что сама возьмусь за тебя. Завтра же, пока еще есть время до отъезда, идем в музей.

Лицо у Динки вытянулось.

– В какой это музей? Зачем? – подозрительно спросила она.

– Для начала – в Музей изобразительных искусств имени Пушкина. Для воспитания в тебе художественного чувства.

Динка присвистнула.

– Ну, чтобы воспитывать это самое чувство, не обязательно куда-то идти. Ну-ка подвинься, – велела она Александре.

– Зачем? – удивилась та.

– Сейчас увидишь!

Динка пару раз щелкнула мышью и загрузила новую страницу.

– Вот! – заявила она с гордостью. – И зачем куда-то идти в наш век прогрессивных технологий? Все музеи давным-давно обзавелись виртуальными галереями. Вот тебе, пожалуйста, 3D-моделирование. Виртуальная прогулка, как будто на самом деле по залам ходишь. Хочешь ты, скажем, посмотреть искусство Италии семнадцатых-восемнадцатых веков – пожалуйста! Вот тебе «Мадонна со святыми ангелами» Андреа Бонаюти, вот «Бичевание Христа»! Иди куда угодно, смотри что хочешь, приближай и разглядывай каждую картину сколько тебе влезет. И при этом не вылезая из кресла, не платя за вход и не толкаясь в толпе! По-моему, сплошные достоинства!

– Ты не права, – Саша упрямо покачала головой. – Смотреть с монитора вовсе не то же самое, что видеть вживую. У таких шедевров есть мощная энергетика, ее не передадут никакие фотографии.

– Подумаешь! – Динка засмеялась. – «Энергетика»! Это ты у Яна таких словечек набралась? Какой энергетики тебе захотелось? У Софии Китежской тоже была своя мощная энергетика. Вещей с такой энергетикой мало, они называются артефактами, и мы за ними охотимся для Евгения Михайловича!

– Не для Евгения Михайловича, – строго поправила ее Александра. – Помнишь, мы смотрели передачу, где президент сказал спасибо молодым и отважным исследователям и изыскателям за их работу, важную и полезную для всего государства?

– Как же не помнить! – хмыкнула девочка. – Вы все после нее едва коленки не порасшибали – так носы задирали, что и вовсе перестали под ноги смотреть. И вовсе не факт, что он говорил именно о нас! Ты слышала свое имя? А может быть, имя Северина или Глеба?..

– Дина! – Саша от возмущения встала. – Ты знаешь, что мы работаем под большим секретом и никто не стал бы называть наши имена в эфире!

– Конечно, под большим секретом, – Динка закинула косу за спину. – О котором все, кто хочет, и без того знают! А что мы знаем о том, что в действительности происходит с найденными нами предметами? Давно ты видела Велесову книгу? А секиру Перуна? А Брюсов календарь? Вот их-то ни в каком виртуальном музее не увидишь!

– Ты болтаешь чушь, – проговорила Саша очень сухо.

– И что? Пойдешь доложишь директору? Скатертью дорожка! – Динка скорчила рожу.

Саша не ответила. Только смерила ее внимательным взглядом и вышла из комнаты.

«Так, первый раунд сыгран», – подумала девочка.

Она встала из кресла, подошла к полке и достала из-за книг маленькую плюшевую собачку, очень старую, со свалявшейся грязной шерстью. Эта игрушка – единственное, что сохранилось у нее из детства. С той поры, когда у Дины еще было детство. Эта игрушка оказалась с ней и в тот день, когда произошла катастрофа, ее Динка прижимала к груди, лежа в больнице и оправляясь от посттравматического шока. О, эта собачка знала очень, очень много.

Сейчас Динке уже пятнадцатый год, пора позабыть про игрушки. Но в том-то и дело, что Щенок не был игрушкой – он давным-давно стал символом. Того, что она потеряла… Нет, не так. Того, что у нее жестоко отняли.

– Мы с тобой сильные, – Динка поцеловала своего самого близкого друга в потертый кожаный нос. – А еще умные и умеем ждать.

Все еще прижимая игрушку к себе, девочка запустила программу, подключилась к записывающей камере и аккуратно заменила кусок разговора с Сашей на другой, совершенно безобидный. Все школьные системы записи и охраны она знала лучше чем свои пять пальцев, даже те хитрые ловушечки, что появились здесь уже после того, как Евгений Михайлович давал ей повозиться с системой.

* * *

За остающееся до отъезда время Александра еще пыталась повлиять на Динкино саморазвитие, но так же тщетно. Однажды даже подослала к ней Яна, и, когда тот не вернулся с этого ответственного задания через два часа, обеспокоенная, заглянула в комнату и застала воистину ужасное зрелище: Динка и Ян самозабвенно резались в Lineage[8].

– Саша?.. – с явным неудовольствием оторвался от компьютера Ян. – Будешь с нами?

– Не понимаю, что с Диной, – жаловалась потом Александра Глебу. – Ей уже почти пятнадцать, пора бы повзрослеть, а она ведет себя словно маленькая девочка. Как специально!

– Синдром младшего в группе, – пробормотал Глеб, не отрываясь от разглядывания карты – Саша нашла его в библиотеке, где Глеб, подходивший ко всему ответственно, проверял маршрут движения группы и изучал Балтийское побережье.

– Что ты сказал? – переспросила девушка, остановившись перед ним и загородив другу свет.

Глеб с некоторой досадой поднял на нее взгляд.

– Ну как ты не понимаешь, – он пожал плечами, – она привыкла быть среди нас младшей – спонтанной, безответственной – и это ей очень нравится. То есть Дина, конечно, возмущается, кричит, что она не маленькая, а на деле… Ты же видишь!

Александра задумалась. Похоже, Глеб совершенно прав. Динка культивировала роль младшей и вела себя как девчонка, несмотря на собственное возмущение и крики про возрастную дискриминацию.

– Она не желает принимать решения. Хочет казаться маленькой и безответственной, – сообщил Глеб. – Мол, с меня взятки гладки.

– И зачем она это делает? – Саша подвинула тяжелый деревянный стул и села рядом с Глебом.

– Затем же, зачем и ты старательно держала себя в руках. Потому что, несмотря ни на что, еще не могла доверять людям. А еще она почти демонстративно боится ответственности. Но я надеюсь, что со временем это пройдет. У тебя же проходит.

Александра усмехнулась. Чтобы измениться, ей пришлось пройти через смерть. Оставалось надеяться, что Динке не придется столкнуться с подобными испытаниями.

– Она, на самом деле, сильная. Она справится. И все эти игры, инфантилизм пройдут. Я знаю, надо только дать ей время, – произнес Глеб, глядя на Сашу.

Она кивнула. Дай бог. И дай бог, чтобы случилось это как можно безболезненнее.

* * *

Тем временем Глеб серьезно готовился к экспедиции. Наверное, в сотый раз перечитывал уже отобранные материалы, проверял и перепроверял списки необходимых вещей и оборудования. Он обещал Евгению Михайловичу и, что самое главное, себе, и не должен допустить промаха.

Как-то вечером он вернулся в свою комнату едва не падая с ног от усталости и сразу повалился на кровать, но вздрогнул от деликатного покашливания, доносящегося из угла комнаты.

Парень поспешно вскочил и, наконец, заметил темный силуэт. Старый шаман! Вот уж не ждали! Что-то его давно не было!

– Ай-ай-ай, – покачал головой старик, и Глеб услышал, как стукнулись костяные фигурки у него на косичках… странно, призрак стал как будто еще более материальным, – не жалеешь ты себя, молодой шаман, совсем не жалеешь! Так и все, пока живые, спешат, бегут куда-то. А куда бегут? Свое дело ли делают? Тех ли слушают? Нет времени! Бегут, бегут…

Философствования призрака – это, наверное, последнее, что был готов слушать сейчас Глеб.

– Это все? – спросил он, зевая.

– Кто закрывает свой слух, тот не слышит, сколько ему ни говори, однако, – сказал шаман, поднимаясь с корточек. – Попрощаться я пришел.

– То есть как попрощаться? – удивился Глеб. Он уже привык к появлениям старого шамана, порой едва выносимого из-за вечного брюзжания и непонятных полунамеков, однако иногда весьма полезного.

– А так, молодой шаман, что не дело мне за тобой все время ходить-бродить. У тебя своя дорога, и сейчас стоишь ты прямиком на развилочке. Сам и решай, куда путь держать.

По крайней мере, манера изъясняться у старика осталась прежняя. Только нарочитого косноязычия поубавилось.

– Не хочешь объяснить нормально, не объясняй, – пожал плечами парень. Если старик хочет, чтобы Глеб принялся его умолять, то он просчитался. – Но как же ты сам? Ян говорил, что тебе моя энергия нужна для существования.

– Эх! – Шаман хлопнул себя по коленям, закрытым длинной вышитой бусинами и сложными узорами паркой[9]. – Сильный он шаман, но еще молодой, глупый, раз не знает, что течет, течет себе река, а потом, глядишь, и морем станет.

– В общем, – подвел итог Глеб, опять зевнув, – тебе больше моя энергия не требуется, и ты решил сам по миру поскитаться.

– Решил, однако, – хитро прищурился старый шаман. – Надо мир смотреть. Большой он, широкий, однако! Всегда глаза открытыми держать стоит. И молодому шаману тоже!

Сказал – и пропал, словно его и не было.

Ну вот, навел мути, усердно намекал на что-то, а на что – непонятно.

Ладно, не в этом сейчас дело. Сперва – задание, а потом, может, и прояснятся странные намеки. Нет, сперва – спать!

* * *

И вот, наконец, пришло время собирать чемоданы.

Динке особо и собирать было нечего – инструменты и всякие примочки, в отличие от одежды, всегда хранились в идеальном порядке – бери и пользуйся, «take&play» называла эту систему сама Динка. Из сменных вещей ей потребовалась одна футболка, белье и купальник. Оглядев огромный рюкзак с техникой и крохотный полиэтиленовый пакет с вещами, помещенный наверх этого рюкзака, девочка осталась довольна. Единственной вещью без ярко выраженного функционального назначения в ее багаже была все та же плюшевая собачка.

– Посмотрим, что за Аркона такая, – сказала девочка плюшевому другу, поудобнее устраивая его в рюкзаке. – Забавно, если там и вправду прямая линия с богами. Звонишь какому-нибудь богу на мобильник и говоришь ему все, что тебя не устраивает.

Щенок не ответил, глядя на Динку разноцветными пуговичными глазками. Была у него такая особенность – один глаз из светло-коричневой пуговицы, другой из черной. Когда Динка заметила это, после того как Щенок был вручен ей в качестве дополнения к плейстейшену, мама порывалась отнести игрушку обратно в магазин. Девочка ее остановила, но не потому, что сразу привязалась к смешному и немного ущербному существу, скорее из равнодушия. Игрушка не произвела на нее никакого впечатления и некоторое время пылилась на полке.

– Ты меня не любишь, гав-гав? – спрашивала мама за собачку дурашливым голосом. – Я такая хорошая, умная собачка! Правда? Гав-гав!

Динка, поднимая взгляд от очередной игры, смотрела на это представление со сдержанной снисходительностью.

– Мам, – не выдерживая, напоминала она наконец, – я уже большая.

В тот день, когда произошла авария, собачка оказалась в салоне машины случайно. Вернее, благодаря особенности своей конструкции – большому мягкому брюшку. Оно послужил подушечкой в Динкиной сумке при перевозке хрупких деталей.

Уже потом, в больнице, девочка, глядя на игрушку, вдруг с пугающей ясностью осознала: этот щенок – единственное, что связывает ее с прошлой жизнью. Именно он дает ей силы открывать глаза, потом вставать, есть безвкусное больничное пюре, выполняя строжайшее предписание врачей. Именно он давал ей силы жить.

У щенка не было имени. Сначала Динка не считала его достойным этой чести, вернее, она даже не задумывалась о необходимости дать имя, затем стало уже слишком поздно. В общем, он так и остался Щенком.

В последний день перед выездом Динка заглянула в кабинет к Евгению Михайловичу.

– Входи, – директор улыбнулся и сделал приглашающий жест.

– Я бы хотела отлучиться из школы. Ненадолго… – попросила она.

– И куда же? Наверное, по магазинам? Всякие сарафаны-купальники? Все-таки на море едете. – Он понимающе подмигнул.

– Нет, – девочка покачала головой. – Хочу побывать на могиле. Можно?

Евгений Михайлович сразу стал очень серьезным.

– Конечно. Давай отвезу тебя. – Он встал из-за стола и потянулся за пиджаком на спинке стула.

<1 2 3 4 >

На страницу:

Перейти

3 из 4