Но мне и так подтверждений не требовалось. Я все поняла по расположению раны. Над виском. Повыше, так, что жизни опасность не угрожает, но целились-то явно не сюда! Парнишка хотел убить.

– Я-то пойду. А вот куда отправишься ты, если его жизни лишишь?

Задавая этот вопрос, я успела уже достать ножницы и принялась выстригать место вокруг раны. Надо обработать, проглядеть. Да и заноз от табуретки… Даже странно. Плотник – и такое занозистое дерево?

– Не ваше дело.

– Не мое. Только и твоя сестра с малышкой не выживут, окажись ты на каторге.

Мальчишка насупился.

– Это вы Мелли не знаете. Она сама отцовские заказы до ума доводит.

Вот оно, значит, как? Что-то такое я и подозревала. Только…

– А ты представь, что о ней говорить будут? Репутацию ты ей создашь такую, что только на панель идти. И то – не примут. Какая уж там работа, какие табуретки! Сейчас вы хоть что-то получаете, можете выжить, а потом? Или ты в чудеса веришь?

Парень насупился, но крыть было нечем.

– А что? Ждать, пока он меня зароет? Или Мелли?

Ждать определенно не стоило. Печально, но факт. Если папа имеет привычку швыряться табуретками, однажды ты обнаружишь себя в гробу. Потому как ему надо попасть один раз, а тебе уворачиваться – постоянно. И у кого везение кончится раньше – не вопрос. И так ясно.

– Я сейчас, конечно, ему помогу. Но… ты ему вино доставляешь?

– Я.

– Вот, возьми.

Я вытащила из сумки флакончик.

– Яд, что ли?

– Нет. Слабительное. Очень советую подливать, начиная с третьей бутылки. Опасности нет, но в сочетании с вином появятся у него и боли в животе, и рези, и понос на сутки. Не до табуреток окажется.

Мальчишка злобно усмехнулся.

– Спасибо.

Снотворное или что-то посильнее я давать не решилась. А вот слабительные капли в самый раз. Можно хоть весь пузырек выхлестать – ничего страшного не случится. Разве что из туалета дней пять не вылезешь. Пусть пьет.

– Если что – я к вам еще обращусь?

– Твоя сестра знает, где я живу.

Закончила промывать рану, и теперь шила. Наживую. Все равно у мужика состояние бревна обыкновенного.

Я получила свою плату, попрощалась с ребятами и отправилась домой. Да, теперь это мой дом. Мой. Дом. И как же приятно это звучит!

Я дома…

* * *

Приближенный Фолкс готов был убить. Знать бы только – кого именно? Легко ли найти в Алетаре мага жизни? Сначала казалось – да. Шантр обещал, что-то сделал… И пропал! Вот и гадай теперь: то ли нашел мага жизни и сбежал с ним, обеспечив себя на всю оставшуюся жизнь, то ли нашел мага жизни и его убрали хозяева последнего? Не может ведь такое ценное имущество, как маг жизни, быть бесхозным? Не может, правда?

Или?..

Логика помочь не могла. Сведений было слишком мало. А остальное… Шантр Лелуши все же был почти гением. Ни один из отирающихся при Храме магов не мог не то что повторить его творения – даже просто использовать по назначению! Скандальный, сварливый, склочный, но Шантр творил такое, что оставалось лишь завистливо вздыхать. А сейчас…

Что толку, если одно устройство крутится и взблескивает синими огоньками, второе чертит спирали на песке, а третье показывает волны в хрустальном шаре? Результат-то где?

Ученики?

Да, есть такие при Храме. Но безмозглые. Шантр ведь толком их ничему не учил. Казалось, еще успеет. Жизнь распорядилась иначе. А делать-то теперь – что? Куда идти, где искать?

Лекарей вроде как проверили. Кто-то умирает, кто-то выздоравливает. Все нормально. Магов проверили. И где эта тварь прячется? Проверять по второму кругу?

Приближенный подумал и решил, что стоит подождать немного. Вот если будет еще всплеск активности… Надо выяснить, в Алетаре еще маг жизни или нет? Активность приборы установить могут, с этим ученики справятся. А там уж…

Храмы, если кто думает иначе, – это не просто место, куда можно прийти поплакаться и очистить душу. Это место, где из очистков души выуживают иногда настоящие жемчужины. Дать задание всем холопам – пусть расспрашивают прихожан. О лекарях, о чудесах, о магах. И как только что узнают – тут же проверять! Сразу и всенепременно! Иначе-то уже никак не получится!

Чтоб Шантра Темный лично драл, скотину такую!

* * *

На новую работу я шла с опасением. И зря. Стоило найти Карнеша, как все страхи развеялись дымом. Для начала меня проводили в большую свободную комнату. В ней имелся шкаф во всю стену, со множеством вертикальных секций. На дверцах были написаны имена лекарей. Также стояли большой стол, несколько кресел, топчан, застеленный пледом сомнительной чистоты, а на окне – даже несколько горшков с цветами.

– Смотри, Вета. Это лекарская. Здесь мы отдыхаем, переодеваемся, пьем взвар, обедаем. Одним словом, все для лекарей. Вот свободный шкафчик. Теперь твой. – Несколькими меловыми штрихами на дверце было быстро написано мое имя, и шкаф показал свои внутренности. Не пустые. – Здесь лекарская форма, два комплекта. Советую не стирать самой, а договориться с прачкой. Сюда каждый вечер приходит госпожа Лаури. Платишь шесть серебрушек в месяц – и она стирает твою форму. Оставишь грязное на скамейке, через день получишь чистое.

– А… не перепутается?

– Прикрепи на форму ярлычок со своим именем. Или просто имя вышей, мы все так поступаем.

– Понятно. Спасибо. А…

– Советую в лечебнице хранить запасную обувь. Скоро осень начнется, зима, в сапогах будет тяжко. Да и грязь…

– Я принесу.

– Здесь в шкафчике сладости, вино, заварник, мед, варенье, травы… Обычно сюда идет благодарность от больных. Или если сама захочешь что-то принести.

Подумала, покачала головой.

– Я готовлю плохо, да и времени нет.

– Хорошо ли, плохо ли, а проставляться придется.

– Проставляться?

– За углом есть лавочка. Купишь там пирогов, несколько бутылок вина, и принесешь сюда. Скажешь – для коллег по работе. Пироги бери с фруктами. Не знаю, чье мясо туда пихают, но…

Меня передернуло.

– Ладно. Когда?

– Сегодня вечером. Сможешь?

Смогу, куда я денусь.

– С коллегами я тебя по дороге познакомлю. А пока давай проведу по лечебнице. Младшему составу покажу.

– Младшему?

– Уборщицы, служительницы. Учти, с ними лучше не допускать панибратства. Командуй, а иначе на шею сядут. Они здесь не просто так работают.

– А…

– Сама увидишь. Пошли.

Меня подхватили под руку и повели по лечебнице, комментируя окружающее.

– Здесь перевязочная. Все бинты, все материалы хранятся здесь. Здесь кабинет для процедур. Мало ли, клизму поставить, не на глазах же у всех. Здесь комната для служительниц. Пошли.

Не успела я и «мяу» сказать, как меня втолкнули внутрь. И я захлопала глазами перед кучей народа. Это пару секунд спустя я поняла, что их всего семь человек. Но с первого взгляда показалось – толпа. И вся эта толпа воззрилась на меня недружелюбными взглядами.

– Доброе утро. Знакомьтесь, дамы, это госпожа Ветана. Она теперь здесь работает.

«Дамы» отозвались бурчанием разной степени недовольства. Я вглядывалась в их лица.

М-да…

Две девушки – явно «подвижницы». Из тех, кто стремится приносить пользу людям, но быстро перегорает. Еще четверо – дамы разного возраста, но одинаковой эмоциональной усталости. С печатью безразличия на серых от усталости лицах. И одна… Кажется, я поняла, о ком вчерашний лекарь сказал «шалава». Юбка с разрезом, кофта в обтяжку, грудь напоказ, волосы в прическу, краски на лице – соскабливай и стены штукатурь…

Зря вчера мужчина разорялся. Таких не выгоняют. Даже в нашем поместье была парочка. Очень, очень полезны, если знают свое место. Мало ли кто случится: гости, друзья, сына просветить надо, хозяин с женой поссорился, напряжение снять придется…

Все я понимаю, но… не одобряю. Лицемерие?

Да, наверное. Тем более девица смотрела прямо на меня и нахально морщила нос. Ага, все крестьянки, а я дворянка? Так, что ли? Я в ответ прошлась по девице пристальным взглядом, но даже хмыкать не стала. Просто отвела глаза, как от кучи навоза на дороге. Есть – и ладно, чего там рассматривать?

Не укрылось это и от Карнеша.

– Тамира, я кому вчера сказал!

– А что не так?

Темного крабом! У нее и голос глубокий, грудной, с придыханием. Тренировалась она, что ли?

– Сиськи закрыть, краску смыть, волосы убрать под платок. У тебя пять минут, потом сам тебя за дверь выволоку, поняла?

Поняла. Не поверила, но решила не нарываться. Медленно прошла мимо нас, выписывая бедрами непонятные фигуры, сильно хлопнула дверью. Оскорбленное достоинство. Неоцененное. Интересно, ей не приходит в голову, что активнее всего зазывают на гнилой товар?

Потом мне представили оставшихся шестерых дам. Я старательно запоминала имена – по старой привычке аристократов. Это простонародью позволительно спутать знакомых. Мы же держим в голове не просто списки лиц и имен, но и родословные.

И опять повели по лечебнице, показывая кладовые, кухню, палаты… Представили больным в трех палатах и объявили, что теперь я их личный лекарь. Палата с женщинами, с мужчинами, с детьми. Беспризорники с улиц, такие же мальки, как Шими. Всего четверо. Двое в беспамятстве, один со сломанной ногой, один после порки.

Ребенок. Десяти лет. Пойман на воровстве, выпорот, отдан в приют. Раны воспалились, и его отвезли в лечебницу. Лежит теперь на животе, лоб огненный. Жалко их. Взрослых – не так, а эти-то в чем виноваты? В том, что родители идиоты? Разные бывают обстоятельства, но…

Хотя какие, к крабам, «но»? Вот если я сейчас рожу ребенка, а потом со мной что-то случится, где окажется малыш? Да там и окажется. В приюте или на улице. И не факт, что выживет.

От таких мыслей даже слегка замутило. Но я продолжала обход вслед за Карном. Меня познакомили еще с двумя лекарями. Дорт Рональ и Терсан Лиртель со мной знакомиться не пожелали, ибо были – в хлам. От одного разило винищем, от второго – смолкой. Им сейчас что я, что королева – одинаково. С третьим лекарем мы тоже столкнулись, но в коридоре. Бертен Сенар как раз выходил из палаты.

– А, Карн?

– Берт…

Мужчины пожали друг другу руки. И Бертен (да, тот самый, который требовал уволить некую шалаву) перевел взгляд на меня.

– А это еще кто?

– Госпожа Ветана. Будет здесь работать.

– Ты зачем соплюшку тащишь на нашу живодерню?

Я оскорбилась сразу за все. И за «соплюшку», и за «тащишь», и даже за «живодерню».

Хам! Портовый!

– Выражения выбирай, – осек его Карн. – госпожа Ветана – можно Вета – будет работать здесь, чтобы получить раденорское гражданство.

– Понятно. А сами вы откуда?

– Из Миеллена.

– Вроде тоже неплохое место. И какими судьбами к нам?

– Простите, но я предпочла бы не распространяться об обстоятельствах моей жизни, – поставила я наглеца на место.

Получилось плохо.

Бертен покачал головой.

– Карн, ты с ума сошел. Ее тут сожрут наши бабы.

– Приглядим…

– Это ты за себя говори. Мне и без сопливых девчонок работы хватает.

– Берт…

– Все, я пошел. Работы много.

Мужчина скрылся в следующей палате, хлопнув дверью. Карн посмотрел на меня.

– Вета, вы не злитесь. Берт хороший человек и лекарь отличный, просто он душой за дело болеет. Тяжело здесь работать. Ни лекарств в достатке, ни денег – ничего. А людям-то помочь хочется.

Вот именно. Хочется.

Но я и пришла сюда, чтобы научиться лечить. Все же Марта была хоть и замечательной, но только травницей. Я знаю многое о растениях, могу правильно их собрать, высушить, приготовить, могу принять роды, разобраться с переломами, ранами… А вот так, как Карнеш с тем парнем, – не смогу. Умения не хватит.

Тут ведь и сила не поможет, тут сначала руками нужно поработать. Что толку затянуть рану, если в ней щепки и осколки останутся? Нагноение гарантировано, горячка, вскрывать придется…

Не хватает мне опыта, ой не хватает.

Сила выручает, но ведь на силе не все сделать можно! Так что… Кому живодерня, кому школа жизни. Я буду учиться, и учиться усердно. И лекарскому делу, и распределять силы правильно. Чтобы никогда не терять больного по своей глупости!

* * *

Вечером я «проставлялась». Купила вина, купила пирогов, перезнакомилась со всеми лекарями и даже сама выпила пару глотков. Хотя магам не рекомендуется, дар становится сложнее контролировать. Чем более ты пьян, тем активнее он рвется из-под контроля. Я бы и это не пила, но отвертеться не получилось. А остаток вина из бокала перекочевал в горшок с цветком. Авось выживет.

Начальник зашел на пару минут, похлопал меня по плечу, выразил надежду, что я приживусь на работе, и отправился домой. На этом торжественная часть была закончена, и все принялись за вино и пироги.

Лекари отнеслись ко мне по-разному. Бертен смотрел насмешливо и хмуро. Дорт Рональ и Терсаль Лиртен вино пили, но, по-моему, им что я, что свинья. Вот была б я ящиком с вином или комом смолки – дело другое.

Своих учеников Карн не пригласил – сказал, молоды. Приглашения не удостоились и служительницы. В их комнату для отдыха отнесли бутылку вина и несколько пирогов, и тем закончилось.

– Излишнее панибратство ни к чему, – поучал меня Карн. – Ты отдаешь приказы, они повинуются. Дай только волю, мигом на шею сядут и учить начнут. Они-то тут не первый год, а ты новичок, да девушка, да молоденькая.

Я не была с этим согласна, но и спорить не спешила. Карн здесь работает давно, ему виднее. А я пока послушаюсь, но пригляжусь сама, тогда и решу. Все же моя практика была проще, куда как проще. Я одна, наедине с больным, за мной только Светлый. Я и лечу, и убираю, и отвары готовлю, и белье стираю. А здесь куча народа, которым требуется командовать.

Похоже ли это на поместья?

Меня ведь учили быть женой, то есть строить прислугу в две шеренги, и чтобы никто не чихнул без разрешения. У меня неплохо получалось, но сработает ли это – здесь? Там-то я была априори главной. Меня бы слушались, потому что в моей власти было карать и миловать. А как здесь? Но занять свое место необходимо. Только вот как это сделать? Ничего, разберусь.

С этими мыслями я попрощалась и отправилась домой. Ушла недалеко. В десятке шагов от лечебницы меня нагнал Бертен.

– Я вас провожу.

– Благодарю, но я не нуждаюсь в провожатых.

– Женщине не стоит одной ходить ночью по Желтому городу. Все.

– Мне можно. Я лекарь.

Бертен посмотрел на меня уже раздраженно.

– Вета, либо вы соглашаетесь, чтобы я вас проводил, и мы идем вместе и быстрее, либо вы идете вперед, а я за вами. Одну я вас все равно не отпущу.

Я поморщилась, но согласилась. Пусть провожает.

Бертен так и сделал. Взял меня под руку так, что даже самая строгая компаньонка не нашла бы, к чему придраться, довел до дома, распрощался на крыльце и быстро ушел. Просто проводил.

Странный он все-таки. Неплохой, но странный.

* * *

Следующие десять суток слились для меня в один бесконечный день. Я поднималась с третьими петухами, завтракала, одевалась, шла в лечебницу. Там меня ждал Карнеш и остальные лекари. Сначала – обход, потом мои личные больные. Их было много, очень много, так что я не могла помочь всем сразу. И это тоже оказалась учеба.

Вот лежит больной ребенок с жаром. Лечить его силой? Или просто прощупать, что намного легче, приказать растереть винными выморозками, закутать теплее и дать малинового взвара?

Первое проще и быстрее, второе требует усилий, но результат одинаков. Я же знаю, что вреда не нанесу, просто выздоравливать мальчик будет дольше. А дар лучше употребить на ком-то другом. Например, вот больной с гангреной. Получил рану, вовремя не обратился к лекарю, денег не было, грязь попала, рана загноилась, жар начался, а там и гангрена. Если она пойдет выше и сильнее, то ногу придется отнять. А если я осторожно, едва-едва касаясь своим даром, придам человеку сил, это и не заметят. Но выше болезнь не пойдет. И опухоль спадет. А силы у меня еще останутся.

Я старалась не выплескивать все сразу. Сдерживала себя, как могла, жестко контролировала, и все равно из лечебницы выходила, словно на мне сутки рыбу возили. Дар вычерпывался до дна. Людей было искренне жалко.

Вот лежит проститутка с громадным животом. Ребенок – обычный риск в их работе, но эта совсем еще девочка. Не как Лита, моложе лет на десять. Забеременела, но не стала избавляться от малыша. Пока могла – работала, есть любители на беременных, потом случилось кровотечение, и она оказалась здесь.

А где еще?

Вообще, проститутки и нищие составляли бо́льшую часть клиентуры. Первых целители лечить брезговали, вторым банально не хватало денег на лекаря, вот и… Раненые, которые не могли о себе ничего сообщить, моряки, приезжие…

В лечебнице было несколько видов палат. Общие, на десять-пятнадцать коек, для вовсе уж безденежных, и элитные, на одну, на две койки. Для тех, кто мог заплатить. Разное ведь в жизни случается.

Вот в одной палате лежит проститутка, а в другой рядом с ней оказался младший сын маркиза. Ненадолго, правда. Служители его на улице подобрали, парень в таверне подрался, ну и получил как следует. В грязной драке на титулы не глядят, а дубинка не разбирает, кто твой папа. Да хоть бы и король! А отоварят по хребту, так вмиг про титулы позабудешь.

Если приглядеться, больные в лечебнице также делились на две категории. Те, кому помощь нужна срочно, вот сию секунду, и те, кто ее уже получил и теперь лежал, выздоравливал. А вот с кем больше проблем?

Не знаю.

Те, кого приносили с улиц, как правило, находились в очень тяжелом состоянии. Требовалось мгновенно принимать решения, часто – резать наживую, зашивать, вправлять вывихи и переломы, принимать роды и лечить тяжелые состояния.

Те, кто уже лежал в лечебнице… Мало вылечить, нужно вы́ходить. А вот с этим большие проблемы. В лечебнице попросту господствовала грязь. Больные лежали на нечистом белье. Если служительница была занята – так и в луже собственной мочи. Это все пахло, пачкало, вызывало пролежни и воспаления. А заняты служительницы были постоянно.

Конфликты начались уже на третий день пребывания в лечебнице.

* * *

Служительницы старались со мной лишний раз не спорить и не сталкиваться, я и так ходила раздраженная. Лечебница мне не нравилась. Я очень не люблю грязь. Она вызывает заражения, больные хуже выздоравливают в грязи. Собственно, грязь – первый враг любого лекаря. Но в лечебнице она царила повсеместно. Проще сказать, что не было грязным.

Потолок. И то побелить бы не мешало. Все остальное…

Выскрести дочиста углы не озаботилась ни одна уборщица, максимум – размазать грязь по полу. Хорошо, если воду в ведре разок поменяют, а то и этого не сделают. Хотя колодец во дворе здания, и тащить ведро – аккурат десять метров. Тут захочешь – не надорвешься.

Я бы и сама выскребла, но тогда не останется времени на больных. И так день забит до беспредела. На рассвете я прихожу в лечебницу. Там мы встречаемся с Карнешем и его командой, идем на обход. Это примерно на два часа.

Больные, раненые, в сознании и без сознания, одинокие и с родными… Все сливалось в единое пятно. Я и не думала, что их в Алетаре – столько. Моя практика – это даже не капля в море, это капля в мире.

Потом я шла к своим больным. У меня было пока три палаты. Самые маленькие и самые простые. В одной лежали пятеро беременных, в другой – семь раненых и в третьей – шестеро мужчин. Из них трое без сознания, трое – в тяжелом состоянии. Пока я обходила всех, выслушивала, проверяла состояние, в том числе и своей магией, наступал полдень. И я уходила, вымотанная вчистую.

Дома требовалось навести порядок, приготовить лекарства, да и люди заходили по-прежнему. Надо было оказывать помощь… Два дня так и прошли, на третий мне выпало ночное дежурство. Карнеш предложил заранее попробовать, привыкнуть, и я решила, что это правильно.

Это был кошмар.

Дежурство началось с того, что служители приволокли пьяного матроса. Подрался, получил десять сантиметров стали в бедро, теперь лежал и грязно ругался. При виде меня мужчина оживился, протянул руки, попытался схватить меня за попу и потребовал вина.

Бить больных нельзя, даже если очень хочется. Поэтому я протянула стакан с винными выморозками, который тот осушил одним залпом и впал в пьяное оцепенение. Осталось привязать его покрепче и заняться раной. Извлечь нож, пережать сосуды, почистить, зашить, оставив дренаж…

Служительница по имени Сиента ассистировала, подавая зажимы, иглы, скальпели. Эта усталая хмурая женщина с громадными кругами под глазами была настоящим профессионалом. Даже просить не приходилось, она сама отлично знала, что нужно. Надеюсь, и я не ударила в грязь лицом, потому что смотрела она на меня без прежней неприязни.

Матроса отвязали и потащили в палату.

Я перевела дух ровно на три минуты, потому что в комнату влетела женщина с ребенком двух лет на руках.

– Мой малыш умирает!!!

Малыш выглядел подозрительно здоровым. Орал он так, как ни один больной не сможет. Видимо, из солидарности с мамой.

Я ловко выдернула его у женщины и пристроила на стол, который сноровисто протерла та же Сиента.

– Что с ним?

– Ему плохо!!!

– А почему?

– Он монету проглотил!!!

Как оказалось, малыш дождался, пока мама отвлеклась, и нашел себе игрушку – папины штаны. Вытащил из них серебряную монету и слопал. А что – смотреть на нее, что ли?

Я невольно фыркнула. Прощупала мелкому грудь, живот…

Нет, в пищеводе монета не застряла. Значит, через пару дней есть хороший шанс увидеть ее в горшке. Кормить ребенка кашами погуще и ждать результата. Только если я это скажу его мамаше, она скандал устроит. Как же! Ребенку лекарства пожалели!

Я поманила пальцем Сиенту и шепнула ей пару слов на ухо. Та послушно убежала, чтобы через пару минут вернуться с небольшим синим пакетиком. Проверяю содержимое. То?

Очень даже то.

– Это надо добавлять ребенку в кашу. Три раза в день.

– Его что – одними кашами кормить?! – скандальным тоном возмутилась мамаша.

Понятно. Ответственность спихнули на других. Ребенок вроде как не умирает, в себя она пришла… Теперь надо на ком-то сорваться. Это не на мне. А то сделаю малыша сиротой.

– Будете кормить, пока монету в горшке не увидите, – надавила я голосом. – Вам что – нужно, чтобы сыну плохо стало?

– Да как вы можете такое говорить?!

– Значит, три раза в день варите ему кашу. Что-нибудь обволакивающее и густое, вроде пшенки или овсянки. И добавляйте в нее лекарство. Оно сладкое, так что слопает, никуда не денется.

– Хорошо.

– Через три дня ко мне на осмотр, горшок проверять каждый раз на предмет вышедшей монеты. Ясно?

– Д-да…

– Сиента, проводите маму к выходу.

Я с радостью сгрузила малыша в руки его родительницы. Наверное, я люблю детей, но не когда они пытаются вырвать мне пуговицы, волосы и глаз – по очереди.

Заботливая родительница сунула пакетик с лекарством поближе к сердцу и ушла, не попрощавшись. Я фыркнула. Синий пакетик содержал смесь из сахара, растертого в порошок, молотого имбиря и сушеных листьев малины и черники. Тоже измельченных.

Ничего страшного с ребенком не будет, слопает в каше и не поморщится. А монетка и сама выйдет через пару-тройку дней. Тут главное – мамашу нейтрализовать, чтобы дел не натворила.

Сиента вернулась, кивнула мне.

– Проводила.

Я посмотрела на серое от усталости лицо, на мешки под глазами женщины…

– Отлично. Вы одна сегодня дежурите?

– Нет. Еще Тамира.

– Где она? Пусть придет, подменит вас. А вы сходите, взвара попьете, передохнете.

– Ее нет.

– То есть?

– Ее пригласили.

Слово за слово я вытянула из Сиенты всю историю.

Тамира действительно была шлюхой. Из тех, кто вроде бы как по любви, но обязательно за деньги. Сегодня один из вылечившихся больных пригласил ее посидеть в таверне. Она согласилась и помчалась, наплевав на работу.

Я скрипнула зубами. Ну погоди ж ты у меня… нахалка! Хм-м… А что я могу с ней сделать? Уволить? Вряд ли, у нее такая степень близости с руководством, что мне и не снилась. Да и слышит она эти угрозы по шесть раз на день, то-то испугалась?

Заставить что-то делать?

А вот это ближе. Но как и что? Если я сейчас прикажу хотя бы полы помыть, пошлет она меня далеко и витиевато. Я ведь ей не начальство, да вообще никто. Чем я могу угрожать? Поркой, как мать нерадивым слугам?

Смешно. Хотя…

Смешно?

А вот это идея. Что мне надо от Тамиры? Да чтобы она осталась в лечебнице. Ситуации разные бывают, иногда шлюха нужнее трех лекарей. Но чтобы она меня боялась, со мной не связывалась и слушалась. И поможет мне в этом – смех.

Вы знаете, на какие ухищрения идут девушки, чтобы выставить соперницу в смешном виде? Вы этого не знаете. А вот мама у меня бывала при дворе, и рассказывала нам с сестрой… разное. И об этой проделке – тоже. Сейчас и пригодится. Я злобно усмехнулась. Ты у меня, шлюха дешевая, заречешься больных ради хахаля бросать.

<1 2 3 4 5 6 >

На страницу:

Перейти

3 из 6